Май
Вот оно. Я готова.
Я сижу у края барной стойки, ожидая Джеймса и знаменитого Рассела с моими наспех нацарапанными заметками, сделанными во время экстренного звонка Хизер. Она была в восторге, когда я сказала ей, что живу у двоюродного брата, и еще больше обрадовалась, когда я сказала, что мне нужна помощь в выборе вина для званого ужина, который он устраивает.
– Наконец-то! – завопила она. – О боже, с чего начать?
Это было ошибкой, подумала я, поклявшись больше не звонить ей, ну, или, по крайней мере, не говорить о том, что я якобы буду делать в Лондоне, пока ее нет. Сложно жонглировать сразу несколькими выдумками. И я определенно не хочу лгать Хизер больше, чем того требуют обстоятельства.
Она протрещала кучу предложений, которые я быстро сверила с винной картой, а затем мягко сказала ей, что мне пора идти, потому что винный магазин скоро закроется.
Я думала, что звонок несколько успокоил меня, но когда из-за барной стойки, словно черт из табакерки, появился Билл, я подпрыгнула. В одной руке у него бутылка красного, в другой – какой-то крепкий спиртной напиток, а щеки стали еще краснее, чем были на улице. Интересно, не пробовал ли он предлагаемые напитки? И если так, как бы и мне поучаствовать в этой афере?
– Ты закончила? – спрашивает он.
– По большей части. Я пошла на кухню, чтобы обсудить результаты с Джеймсом, но Анис сказала, чтобы я дожидалась шеф-повара здесь, – говорю я, с тоской глядя на бутылку виски в руках у Билла и размышляя о том, напивается ли здесь персонал после работы. Вся эта выпивка, все эти молодые официанты на сезонной подработке. Должно быть, в «Лох-Дорне» много секса.
– Ты восхищаешься этим, верно? – говорит Билл, и я решительно киваю и только потом осознаю, что он имеет в виду не виски у себя в правой руке, а вино в левой. – Это очень, очень старое Шатонёф-дю-Пап.
– О-о-о-о, – отвечаю я. – Можно взглянуть?
– Конечно, – говорит он, осторожно протягивая мне бутылку этикеткой вверх.
– Черт возьми, да оно старше меня, – говорю я, неосторожно вступая на дилетантскую территорию. – То есть, я хотела сказать, это был такой хороший год… – Я медленно умолкаю.
– И оно даже не самое старое в нашей коллекции, – гордо отвечает он, поворачиваясь, чтобы поставить спиртные напитки у зеркальной стены в задней части бара. – Между прочим, ты вполне можешь устроить дегустацию. Просто поговори с Расселом, когда он придет. Ты же сомелье. Он не будет возражать.
– Джеймс что-то говорил про униформу? – переключаюсь я на другую тему, ловя свое отражение в зеркале, когда Билл отодвигает бутылку джина. Мой новый шикарный лохматый боб в стиле Хизер выглядит так, словно я только что встала с постели, и я чувствую, что от меня начинает пахнуть. – Одежда на мне не очень-то свежая.
– О, как грубо с моей стороны. – Билл разворачивается, сбивая при этом бутыль бренди с полированной столешницы. Я отшатываюсь, ожидая звука удара, но не слышу ничего, кроме тишины. Он тянется вниз и поднимает бутыль с пола за барной стойкой. – Резиновые коврики, – ухмыляется он. – После того, как Рассел с тобой закончит, я отведу тебя на задний двор, и ты сможешь освежиться в туалете для персонала.
Я делаю глубокий вдох. Я со всем справлюсь.
– А какая будет музыка? – спрашиваю я его.
– Традиционная. Лиры, арфы и тому подобное.
– Слава богу, без волынок.
– Ты не фанат?
– А можно ли быть фанатом волынки? В Гластонбери[3] она точно не бывала хедлайнером, если ты понимаешь, о чем я.
Он смеется, с тревогой поглядывая на дверь. Мы оба ждем знаменитого Рассела. Биллу, я полагаю, не терпится представить своего нового сотрудника, и я распрямляюсь на стуле, чувствуя, что хочу, чтобы он и мной мог гордиться.
– Ты не такая, какой я тебя представлял, – тихо говорит он. – И совсем не такая, как на твоей аватарке в соцсетях. – У меня замирает сердце. Я сделала соответствующую стрижку, но это не особо сократило пропасть между красивой, элегантной Хизер и мной.
– Я очень фотогенична. Поэтому мне трудно знакомиться в интернете, – отвечаю я Биллу, стараясь не обижаться. – Мужчины всегда разочаровываются, когда видят меня в реальной жизни – такие шикарные у меня фотографии.
– О, я не это имел в виду, – говорит он, улыбаясь. – У тебя на аватарке кошка.
На мгновение я теряюсь, а потом вспоминаю свой совет Хизер:
– Смени аватар на что-нибудь непримечательное.
– Ах, да, – говорю я, быстро соображая. – Я действительно люблю кошек.
Не заходи в социальные сети. Сделай все настройки приватными. Большую часть лета тебе нужно быть в офлайне. Фотография кошки подойдет. Я смогу изобразить любовь к кошкам на три месяца.
Я кручусь на барном стуле с кожаной обшивкой и осматриваю столовую. Тугая белая ткань покрывает большие квадратные столы и стулья, на спинках завязаны банты. Выглядит немного слащаво, но очень мило.
На каждом столе стоит маленькая свеча в коротком серебряном подсвечнике с лентой в шотландскую клетку у основания. Огромные шторы подхвачены лентами, тоже в клетку. Стены насыщенного бордового цвета, а сверху кое-где видна оригинальная каменная кладка. Здесь висят позолоченные картины с изображением мужчин в килтах, со спаниелями и оружием. В комнате витает слабый запах сигарного дыма, и я не могу представить себе здесь никого, кроме тучных мужчин лет семидесяти, пьющих бренди и рассматривающих старые карты.
– Это единственная комната, которую еще не отремонтировали, – произносит Билл.
– Отремонтировали? – говорю я, сбитая с толку.
– Ах да, конечно, ты же не видела остальной части дома! Мы привели в порядок все, кроме этой столовой. Строители приступают к работе на следующей неделе, так что у нас будет пара спокойных недель, пока они укладывают новый ковер и заново все красят. Обслуживание будет только в баре, и ожидается скромное меню. А затем, в первую неделю июня, начнется все самое главное. Лето, новый отель, новый ресторан. Поехали!
– Ах, – говорю я. – Новый шеф-повар, новая карта вин, да еще и ремонт?
– Видите вон того старика? – говорит Билл, указывая на позолоченную картину на стене. – Это прадед нынешнего владельца поместья Майкла Макдональда.
– Да ладно, – улыбаюсь я Биллу, который сейчас занят полировкой винного бокала.
– Так и есть. И его верная гончая Дюк. Интересно, как бы он отнесся ко всем здешним переменам?
Кухня открытая и занимает половину дальней стены, примыкая к бару. Теперь, когда у меня есть время подумать об этом, я понимаю, как странно, что в таком старомодном месте установлена современная техника. Практически из любой точки обеденного зала видна зона сервировки с тепловыми лампами из нержавеющей стали и массивным дубовым каркасом. Там Джеймс, теперь уже в черной бандане, пробует что-то из маленького серебряного кувшина. Дегустация в его исполнении превращается в очень серьезное занятие.
Он улыбается, когда дверь кухни распахивается, и в нее вваливается огромный мужик – настоящий образчик показной маскулинности. Он одет в пыльный синий твидовый костюм с жилетом, в верхнем кармане которого виднеется ярко-желтый носовой платок. На голове у него грива из темных кудрей, а глаза одновременно темные и яркие. Он выглядит как супермодель сорока с небольшим лет из тех, которых можно увидеть в рекламе роскошных часов в GQ, когда он поднимается из отделанной дубом каюты старинного парусника, небрежно распахнув рубашку, и тянется к безликой женщине в золотом бикини.
– Привет, Хизер. Добро пожаловать, – мурлычет он с акцентом непонятно какой части Британии, при этом его голос похож на жженую карамель поверх ванильного джелатто. Он бросает экземпляр газеты «Шотландец» на барную стойку рядом со мной.
– Это я, – говорю я.
– Джеймс! – кричит он, глядя мне прямо в лицо и слегка поджав губы. Как бы он ни был красив, я должна сказать, что его мужественность меня совершенно не привлекает: бедная женщина, которой предстоит выйти за него замуж, обречена на пожизненную эпиляцию зоны бикини, тренировки, а в худшем случае и вагинопластику. Не прошло и доли секунды, как двери снова распахнулись, и появился Джеймс. Он шел, опустив голову и изучая свои записи. Вот он гораздо больше в моем вкусе. Если в Расселе все жесткое и отполированное, то в Джеймсе все мягкое и простое. Например, его волосы выглядят так, будто пахнут шампунем, а не дорогим гелем для волос. Симпатичный, но не настолько, что это пугает, да и яйца вряд ли бреет.
– Добро пожаловать в наш маленький ресторанчик, – продолжает Рассел, отодвигая рукав, чтобы посмотреть на свои огромные серебряные часы. – Осталось всего сорок пять минут до ужина, и я вижу, что вам нужно освежиться после поездки, верно?
– Да, это было бы неплохо…, – отвечаю я, засовывая руки под мышки – мне кажется, что так я меньше пахну потом.
– Хорошо, тогда давайте быстро пройдемся по списку, – говорит он.
Я тоже киваю, бросая быстрый взгляд на Джеймса, который грызет ноготь большого пальца. Я беззвучно шепчу: «Все в порядке», но он не понимает, о чем я, и я делаю мысленную пометку больше так не поступать.
Я пододвигаю табурет к Расселу и достаю свои записи. Глубокий вдох, а затем техника драмкружка в девятом классе: говорю очень громко и четко, немного кося под Клэр Фой из «Короны»[4] для авторитетности.
– Практически невозможно подобрать идеальное вино к блюду без тщательной дегустации погреба, – начинаю я.
– Конечно, – бурчит Рассел, кивая в знак согласия.
– И, очевидно, я не пробовала сами блюда, так что это все лишь предположения.
– Тебе не нужно объяснять, Хизер, – прерывает Рассел, касаясь моей руки. – Я просто рад, что ты здесь, с нами, и что не Билл выбирает вино.
Билл закатывает глаза и ставит экспрессо перед Расселом, который резко прижимает чашку к губам, выпивает одним махом и с одобрительным кивком отодвигает ее обратно к Биллу.
– К цесарке, как видите, я выбрала не обычное Пино Гриджио. Я предположила, – тут я сделала паузу, оглянувшись через плечо на Джеймса, – что сельдерей не обжарен…
– Да, я отметил это в окончательном варианте меню, – тихо отвечает Джеймс, в то время как Рассел поджимает губы.
– Отлично! Что ж, я определенно рекомендую немецкий рислинг. Сухой. А для стейка из лопатки я предлагаю не Каберне – оно слишком тяжелое для всех этих муссов. Думаю, аргентинское Пино хорошо дополнит блюдо и, – я опустила взгляд в свои записи, – смягчит пикантность блюда легким малиновым привкусом.
– Хорошо, хорошо, – кивает головой Рассел, вскидывая брови, и улыбка озаряет его гладкое лицо. – А что к крабу? Черт, про краба я и забыла.
– Ну, тут без вариантов, верно? – Я импровизирую. – Мерло?
Лоб Рассела морщится, и он смотрит на Джеймса, чей рот слегка приоткрыт. В воздухе повисает тишина, которую нарушает удар кастрюли об пол на кухне.
Позади меня Билл начинает хихикать, а мгновение спустя Рассел тоже фыркает от смеха, и я присоединяюсь к нему, не спуская глаз с остальных, чтобы найти подходящий момент, когда перестать смеяться.
– Шучу, – говорю я, похлопывая Рассела по руке. Я даю себе зарок больше не угадывать.
– Она имеет в виду Шардоне, – уверенно произносит Билл, грозя мне пальцем, и его щеки снова краснеют. – Вот это смешно. Мерло. Боже правый, а я повелся.
– Извините, – говорю я, – просто держу вас в тонусе.
– Отличная работа, Хизер, – говорит Рассел, завершая разговор.
– О, это было не так уж сложно, – отвечаю я, краснея, – мы же все здесь импровизируем?
– Ерунда, – возражает он, снова касаясь моей руки, но на этот раз слегка сжимая ее. – Вы принадлежите к числу самых молодых и ярких сомелье в стране.
Я продолжаю:
– Это мне повезло. Быть под началом шеф-повара с такой невероятной репутацией – это просто сбывшаяся мечта.
Я вижу, что Рассел хочет мне понравиться. Хочет, чтобы я его уважала. Чтобы я запала на него. А что самое лучшее в глубоко неуверенном и самовлюбленном мужчине? Заставь его думать, что у него получилось, и тебе сойдет с рук почти все.
– Вообще-то у меня есть одна мысль насчет сегодняшнего вечера, – говорю я с некоторым трепетом. – Мне бы хотелось сыграть роль наблюдателя, чтобы узнать, как у вас тут все устроено.
Рассел смотрит на меня, качает головой и поглаживает подбородок большим и указательным пальцами, а затем поправляет свой платок в кармане.
– Полагаю, в этом есть смысл. Конечно, вам нужно будет вмешаться, если кто-то попросит что-то не из меню. Но да, идея хорошая.
– Думаю, так будет лучше, – просто говорю я, улыбаясь Расселу, и испытываю облегчение. Я начинаю слегка поглаживать воротник своей рубашки. Это такой шаблонный прием, и я ненавижу себя за свое поведение, но я в режиме выживания, поэтому не останавливаюсь.
– Возможно, Билл, мы могли бы показать Хизер, где она может проинструктировать персонал по поводу вин, пока мы с Джеймсом занимаемся новыми блюдами, а потом дадим ей освежиться? – говорит он.
– Конечно, – отвечает Билл, вытирая руки о свой черный фартук и кивая в сторону двери в конце стойки бара. – Пойдем со мной, Хизер?
– Спасибо, Рассел, – бормочу я, протискиваясь мимо него, пока мощный аромат сандала и перца щекочет мне нос. Одеколона так много, что меня едва не тошнит, хотя едва ли я имею право жаловаться на неприятные запахи.
Я одариваю Билла робкой улыбкой, и мы направляемся вниз через бар.
– Расскажи про презентацию этого проклятого десерта, а потом поговорим про гребаное блюдо из палтуса, – говорит Рассел Джеймсу гораздо менее приветливым тоном, чем тот, который он использовал в разговоре со мной.
– Боже, какой он претенциозный. Держу пари, у него есть и летнее, и зимнее одеяло, – шепчу я Биллу, оглядываясь назад, где вижу Джеймса, оживленно объясняющего, зачем для шоколадного ганаша нужны воздушные шары. Джеймс бесцеремонно ломает глазурь чайной ложкой, а Рассел хмурится. Затем появляется Анис с дегустационной тарелкой, которую я должна была получить сорок пять минут назад.
Я оборачиваюсь к Биллу, пока он открывает дверь в комнату для персонала.
– А где Ирен?
– Наверное, завтра ее увидишь. Кстати, она сказала, что ты всех поразила на винной премии. Какое совпадение, что вы там встретились! – добавил он.
– Да. Потрясающее совпадение, – отвечаю я. А затем, понимая, что мне, вероятно, следует выглядеть более ошеломленной всем происходящим, добавляю: – Быть здесь – это сбывшаяся мечта для меня.