Глава 5
Первые дни новости о том, что происходит в городе, Агата получала исключительно от мадам эр Кебба, а также из разговоров других постояльцев, исправно спускавшихся к ужину за своей порцией вареной или тушеной капусты.
Именно от них девушка узнала, что враги заняли все ключевые здания города, перекрыли авиодромы и станции, сорвали флаг Арамантиды с ратуши, на здании Министерства полетов растянули свой флаг и убрали с площади Первых Полетов авион. Они же ошарашили ее как-то вечером, рассказав, что армия Арамантиды взята в плен.
– Как? – ахнула Агата. Она-то надеялась, что, когда их войска ступят на землю врага, армия Третьего континента бросится обратно, защищать свою страну.
– Сдали союзники. Так что нет у нас больше армии.
– А это точно? Может, просто дезинформация? – цеплялась за соломинку последней надежды Агата.
– Может. Но проверить все равно не выйдет. И узнать неоткуда, ведь все газеты закрыли.
– Все? – снова ахнула Агата. Мир, в котором больше нет газет, – это нечто немыслимое! Невообразимое!
– Не совсем. Оставили «Вестника Сириона», но переименовали в «Голос Новой Арамантиды», разогнали старый штат, заменили своими репортерами и сейчас публикуют сплошную агитацию за Третий континент и громкие разоблачения грязных преступлений Империи.
– Так, может, все эти разоблачения правда? – подала голос одна из постоялиц.
– Может, и правда, но только как узнать? Кто же нам теперь скажет правду?
Последние слова Агата приняла особенно близко к сердцу. Неправильно это, когда люди не могут узнать, что происходит на самом деле! И когда не находится никого, кто готов это сделать.
– Говорят, все наши министры в тюрьме, а двадцать первого февраля их всех казнят на главной площади, – делились жильцы новыми сплетнями, а Агата слушала – и ей становилось стыдно.
Конечно, вовсе не она виновата в падении Сириона. И все же отчасти девушка приложила к этому руку. Не будь она такой трусихой, пошла бы в Жандармерию, невзирая на ордер об аресте, и сдала бы вражеских агентов. И возможно, от Сегрина и остальных жандармы узнали бы о планируемом вторжении, и тогда Империя смогла бы его предотвратить.
Но нет, собственная шкура оказалась Агате дороже! И благодаря ее малодушию шпионы спокойно продолжали свою разрушительную деятельность. А она им даже помогала! Получала и передавала сообщения, написала разжигающий недовольство репортаж о летных камнях и даже участвовала в атаке на Конструкторскую. И пусть лично она взрывчатку не клала, а просто стояла рядом, но порой бездействие – это такое же преступление, как действие.
А теперь Сирион пал, и Агата чувствовала себя виноватой перед своей страной за то, что верила в худшее о ней и помогала врагам. Она должна искупить свою вину! Должна помочь освободить Арамантиду!
Эта мысль полностью захватила ее. Впрочем, масштаб поставленной цели обескураживал даже такую бесстрашную девушку, как Агата. Что могла сделать она, когда даже авионеры потерпели поражение? Как вообще могла пасть – да еще и так быстро, практически без борьбы – великая Арамантида? Разве их военно-воздушные парады не демонстрировали беспримерную мощь Империи? Разве на страже границы не стоит мыс Горн и отважная, способная на любые подвиги героиня Эва лин Монро? Разве одна авионера не стоит двадцати авиолетчиков? Разве покорившие небо не правят миром?
Ответ напрашивался сам собой: все эти парады, лозунги и стоящие двадцати авиолетчиков героини-авионеры – лишь блестящая мишура, яркая обертка, призванная пустить пыль в глаза соседей. Только жертвой этой пыли, как ни печально, пала и сама Арамантида, поверившая в созданный собственными руками образ и не сумевшая остановить врага… Что теперь со всеми ними будет?
Нет, не так – что же теперь делать?
«Может, написать репортаж?» – думала Агата. Она уже видела, какой огромной силой – и созидательной, и разрушительной – обладает правильно подобранное слово. Если сказать его в нужное время в нужном месте, оно может сотворить чудеса. И Агате очень хотелось стать творцом этого чуда. Поднять народ в едином порыве – и освободить страну от захватчиков!
Мысль была заманчивой, но, увы, бесполезной. Что толку даже от самого ударного репортажа, если его никто не прочитает? Ведь все газеты закрылись.
Разве только выйти на Либерат… Ему не впервой печатать газеты в подполье. Только где их найти? В первый раз они сами на нее вышли, а потом встречу организовывала шеф. Да даже если и удастся выйти с ними на контакт, не факт, что Либерат рискнет пойти против Третьего континента и выпустить свою «Искру». Или – не захочет. Либерат же всегда был против власти; может, сейчас они считают, что новая власть – это именно то, что решит их проблемы.
Нет, с репортажем ничего не выйдет. Но должны же быть другие способы!
Однако на ум ничего не приходило, и Агата слонялась туда-сюда по тесной комнатушке, сходя с ума от безделья и замкнутого круга, в который попала. А потом накатывала тошнота, она склонялась над тазиком, стоящим в углу, – и вспоминала, что, кроме проблем имперского масштаба, у нее есть одна очень личная и очень серьезная проблема.
Ребенок…
Не так, не так все должно было случиться! И дело вовсе не в том, что Агате еще даже нет полных семнадцати. Юный возраст материнства – не трагедия и не конец света. Собственно, дамы нередко предпочитали становиться матерями в молодые годы, чтобы поскорее расправиться с задачей родить детей и спокойно посвятить себя карьере, оставив младенцев на попечение отцов.
И отсутствие мужа – это тоже не проблема, скорее – досадное неудобство. Империя помогала молодым матерям деньгами, а тем, кто не обзавелся супругом, предоставляла места в детских интернатах, где за детьми присматривали квалифицированные джентльмены-воспитатели, пока матери работали.
Если бы не рухнул привычный порядок, Агата бы и не волновалась по поводу беременности. Чуть раньше, чуть позже – это все равно бы произошло. А так будет у нее дочка. Ну или сын, тоже неплохо.
Но сейчас, когда Сирион пал и дни всей Империи, похоже, сочтены, вопрос о том, что ждет ее с ребенком в ближайшем будущем, становился как никогда актуальным.
Каждое утро Агата начинала с того, что подолгу рассматривала свое лицо в небольшом зеркальце, висящем над рукомойником. Пока она не видела в себе никаких внешних перемен, и это ее изумляло. Грядущее материнство должно ее изменить, не так ли? Во всяком случае, Агата всегда так думала.
И все же, стоя перед зеркалом и разглядывая свое лицо, она видела прежнюю себя. И внутри ощущала себя такой же. И подозревала, что, даже когда у нее начнет раздаваться талия и покруглеют щеки, в душе она останется все той же Агатой, которая любила повеселиться на Ассамблеях и мечтала исправить мир, рассказывая в своих репортажах правду…
«Неужели именно так все и происходит?» – задавалась вопросом девушка. Она всегда думала, что с возрастом и важными жизненными вехами вроде успеха в карьере, свадьбы и появления детей наверняка изменится и она сама: станет мудрее и опытнее и как-то незаметно получит нужные знания, которые помогут идти по взрослой жизни. Но вот она беременна, а ожидаемых внутренних перемен все нет и нет.
Это что же получается – успешная сорокалетняя дама с двумя детьми и высокой должностью в министерстве в душе ощущает себя так же, как когда была шестнадцатилетней девчонкой? Такой же беспечной и легкой, такой же мечтательной и смешливой и такой же неуверенной по поводу своего будущего? И вся разница между нею шестнадцатилетней и ею же сорокалетней – это лишь то, что появились морщинки на лбу и умение делать вид, будто она знает ответы на все вопросы? Поразительно!
Сидеть взаперти наедине со своими мыслями становилось невмоготу. Надо выйти в город, немного развеяться, заодно и собственными глазами посмотреть на происходящее. Жандармерия ее теперь вряд ли ищет; не факт, что при нынешнем режиме она вообще существует. А насчет Сегрина и остальных – шеф, конечно, могла приказать им разыскать Агату, она дама крутого нрава и вряд ли потерпит, что кто-то пошел ей наперекор. С другой стороны, они сейчас наверняка заняты еще больше, чем прежде: захватить город – это одно, а удержаться в нем и полностью взять под контроль – совсем другое. Так что вряд Сегрин и остальные только и делают, что ходят по улицам в ее поисках… Разве только Кирби – по личным мотивам. Может, он говорил правду и она ему и впрямь небезразлична? И сейчас, когда она пропала, он действительно переживает и страдает?
Ловя себя на этих мыслях, Агата невольно злилась за то, что вообще думает о таких глупостях. Кирби ей врал – с самого начала, холодно и расчетливо. А она – дура, если хоть на мгновение допускает, будто он говорил ей правду!
Все, долой глупые мысли! И депрессию. И заточение в четырех стенах. Она идет в город!
Тристан ждал следующего появления Красного Барона с неподдельным нетерпением, и это несмотря на то, что прошлый и единственный пока визит закончился для авионера болью в ребрах, по которым хорошенько прошлись охранники его врага.
Поговорить не удалось. Когда Тристан, изумленный появлением военачальника Кондора, которого считал мертвым, спросил: «Что значит – мой камень?», Красный Барон только зло процедил: «Не прикидывайся, ты и сам прекрасно все понимаешь!»
Но поскольку Тристан ничего не понимал, а Красный Барон отказывался этому верить, все закончилось побоями, и разозленный военачальник Кондора удалился, а авионер снова остался наедине с темнотой и крысами, а также болью и вопросами без ответов.
Как именно Красный Барон выжил, волновало Тристана меньше всего. Выжил – и выжил. Тем лучше, значит, у него будет возможность самому совершить месть.
Впрочем, сейчас было не до мести, куда больше Тристана волновало, что Красный Барон имел в виду под «Верни мне мой камень». Что за «верни»? И почему «мой»? Он про аэролит? Но это же не имеет никакого смысла!
За Тристаном снова пришли уже на следующий день. Только на этот раз охранники привели его не в комнатушку, где происходил первый допрос, а в просторный обеденный зал. Толстые каменные стены украшали стяги и штандарты красно-белых цветов Кондора, потолок – роспись воздушных батальных сцен, а над огромным камином красовался огромный, в полный рост, портрет Красного Барона. Витиеватая надпись внизу гласила: «Брендаль ферр Лосс, барон Кондора».
«Значит, его зовут Брендаль», – хмыкнул про себя Тристан. Столько лет он преследовал Красного Барона и ни разу не задумался, что не знает его реального имени. Впрочем, зачем знать имя врага?
Сам же Брендаль ферр Лосс, он же – Красный Барон, сидел во главе длинного стола, уставленного яствами в дорогой посуде.
Безмолвные служанки застыли позади. Тристан задержал на них взгляд. Хоть он и знал, что общество Третьего континента отличается от Арамантиды, ему все равно было непривычно видеть дам в роли домашней прислуги; в Империи это был удел джентльменов.
Справа от Красного Барона напряженно выпрямилась на стуле привлекательная русоволосая женщина в нарядном платье. На шее сверкало тяжелое колье, в ушах – массивные серьги, в волосах – диадема, на запястьях – браслеты. Казалось, кто-то задался целью нарядить даму, словно ель на Проводы Года, и теперь главная ее задача состояла в том, чтобы украшать интерьер своим присутствием.
«Неужели жена?» – с удивлением предположил Тристан.
До этого момента авионеру ни разу не приходила в голову мысль, что Красный Барон мог быть мужем и даже отцом. Думая о враге, обычно перебираешь в памяти обиды, которые он тебе нанес, и планируешь сладкую месть. Враг для тебя – олицетворение зла, а никак не обычный человек, у которого могут быть семья и дети…
Красный Барон жестом предложил Тристану присесть. Авионер устроился напротив своего врага и, не дожидаясь помощи служанок, наложил себе в тарелку щедрую порцию чего-то аппетитного, ароматного и зажаренного.
– В прошлый раз мы начали наш разговор не с той ноты, – примирительным тоном заговорил Красный Барон. То ли извинялся за последнюю встречу, то ли решил сменить тактику, чтобы добиться своего.
Представить сидящую рядом с ним даму военачальник Кондора даже и не подумал. Такая вопиющая невежливость задела рей Дора; как ни крути, он был воспитан в Арамантиде и просто не мог игнорировать некоторые вещи.
– Мадам, нас забыли представить, – обратился Тристан к даме, – но разрешите мне исправить это недоразумение. Тристан рей Дор, авионер Арамантиды.
Дама подняла на Тристана глаза. Они оказались орехово-зелеными, словно лесное болото, а их взгляд – неожиданно внимательным и проницательным для жены и уж тем более любовницы. Однако уже в следующий миг она снова опустила глаза, и Тристану лишь оставалось гадать, не почудилось ли ему.
Руку для формального поцелуя дама, разумеется, не протянула. Назвать свое имя тоже не решилась, только вопросительно взглянула на Красного Барона.
– Ну же, ответь нашему гостю! – добродушно кивнул тот.
Ровным, ничего не выражающим тоном дама послушно проговорила:
– Камилия.
– Все, с церемониями покончено? – нетерпеливо осведомился Красный Барон. – Тогда вернемся к делу. Я думаю, мы с тобой оба – здравомыслящие люди. Значит, сумеем договориться. Как считаешь?
Авионер не отказал себе в удовольствии откусить огромный кусок мяса, тщательно его прожевал, и только потом ответил:
– После всего, что между нами было, не представляю, как это возможно.
В глубине души Тристан понимал, что разумнее было бы выслушать врага, ведь, как ни крути, на кону стоит его собственная жизнь, но авионер не желал прислушиваться к доводам разума. Что бы там ни стояло на кону, будь он проклят, если станет расшаркиваться и лебезить перед убийцей своей сестры.
– А что, собственно, между нами было? – поднял брови Красный Барон. – Воздушные стычки, где ни ты не смог одолеть меня, ни я тебя? Это лишь показывает, что мы – достойные друг друга соперники…
– Да что ты! – процедил Тристан, тут же закипев. – А как насчет крови моей сестры? Это, по-твоему, тоже ерунда?
– Не понял, – нахмурился Красный Барон. – Чьей сестры?
– Моей сестры! Триссы! Это ты сбил ее авион!
– Когда? – еще сильнее нахмурился Красный Барон, и авионер пораженно уставился на него. Неужели тот и впрямь не знает, что Тристан и Трисса брат и сестра? Не знает, что все эти годы Тристан пытался за нее отомстить и именно потому так упорно преследовал военачальника Кондора?
– Несколько лет назад, во время стычки на границе, – неестественно сухим, безжизненным голосом ответил Тристан.
– Я сбил много авионов, – пожал плечами Красный Барон. – И я почти никогда не знаю, кто сидит за штурвалом… Сожалею насчет твоей сестры. Но, сам понимаешь, это война, и смерти неизбежны.
Тристан почувствовал опустошение. Значит, месть, которой он жил все это время, – его собственная выдумка? Красный Барон вовсе не пытался целенаправленно уничтожить ни его сестру, ни его самого, ни близких ему людей?
– Так ты поэтому столь упорно нарывался на схватки со мной? – сообразил Красный Барон. – Хотел отомстить за сестру?
Тристан стиснул зубы и не ответил. Месть, которой он жил последние годы, месть, которой он лишился после того, как Ника сбила зепеллин Красного Барона, месть, которую он снова обрел, только что потеряла изрядную часть своего смысла.
– Хм, а я думал, ты просто хотел помериться силой с достойным противником и потому выбрал меня. Что ж, как я уже сказал, мне жаль, что так вышло.
– Угу, – пробормотал Тристан. Жаль ему, конечно! – Зачем я тебе? – в лоб спросил он.
– Все очень просто, – развел руками Красный Барон. – Ты забрал то, что принадлежит мне, и я хочу это вернуть.
Вспомнив про камень, который требовал от него враг в прошлую встречу, Тристан хмыкнул:
– Твои люди забрали у меня мой аэролит еще тогда, когда напали на пиратский жабль.
– Да при чем тут твой аэролит? – отмахнулся военачальник Кондора. – Я говорю про совсем другой камень!
– Про какой такой другой камень? – не понял Тристан.
Красный Барон шумно вобрал в себя воздух, медленно выдохнул и покачал головой.
– Собираешься и дальше делать вид, что не понимаешь?
– Мне даже и не приходится делать вид, я и впрямь не понимаю!
– Хорошо, давай подыграю, раз тебе так этого хочется, – терпеливо произнес Красный Барон. – Ты недавно побывал на Седьмом Небе. И там с тобой произошло кое-что очень необычное. Разве не так?
Тристан непроизвольно вздрогнул. Никому, даже Нике он не рассказывал о том, кого встретил на Седьмом Небе… Не то чтобы то загадочное, похожее на монкула существо на этом настаивало, просто Тристан сам чувствовал, что об их встрече не стоит никому знать. Откуда же тогда об этом известно Красному Барону? Разве только он сам тоже побывал на Седьмом Небе и потому знал, кого там можно встретить…
– Возможно, – коротко ответил авионер.
– Итак, мне нужно то, что ты там нашел.
Тристан понял, что ничего не понимает. Зачем Красному Барону существо с Седьмого Неба? Какую ценность оно представляет? Видимо, немалую, раз Белая Мамба захватила одного такого с собой.
– Я не смог бы отдать тебе это, даже если бы захотел, – наконец произнес Тристан.
– Понимаю, – кивнул Красный Барон. – Я бы тоже не захотел расставаться с таким сокровищем. Я готов к переговорам. И к компенсации. Очень щедрой компенсации. Ты не пожалеешь об обмене.
Тристан молчал. И не потому, что хотел вывести собеседника из себя, а потому, что просто не знал, что сказать.
Красный Барон его молчание понял по-своему.
– Он должен был стать моим! – возмущенно воскликнул военачальник Кондора. – Моим, гром побери! Но ты умудряешься пробраться на Седьмое Небо прежде меня и, разумеется, забираешь его себе!
– Да ничего я не забираю! – вклинился в гневную тираду Тристан. – Я оставил его там, на Седьмом Небе.
Красный Барон уставился на авионера в немом изумлении:
– Ты оставил его там? Как можно было его оставить?
– Ну, для начала, мне не показалось, что он был заинтересован в переезде.
Гневное выражение лица военачальника Кондора превратилось в недоумевающее.
– Ты что, идиот? Показалось ему, вы подумайте! Кто ж его будет спрашивать! Если тебе посчастливилось его найти, ты не раздумываешь, ты хватаешь его покрепче и уносишь с собой!
– Уносишь? Как ты себе это представляешь?
– Как-как… Сунул в карман – и дело с концом.
– В карман? – изумился Тристан.
– А что, он очень большой? – с любопытством спросил Красный Барон.
И тут рей Дор понял, что, кажется, они с врагом говорят о разных вещах.
– Подожди, ты сейчас о чем? – напрямую спросил Тристан. – Что, по-твоему, я нашел на Седьмом Небе?
– Имперолит, конечно!
– Имперолит?
– Да, камень власти! Ты же наверняка его разбудил, когда был на Седьмом Небе!
– Что за камень власти? – не понял рей Дор.
Несколько мгновений Красный Барон изучал Тристана, а затем недоверчиво нахмурился:
– Ты что, действительно не знаешь? Неужели даже легенд не слышал? Хотя… Да, наверное, не слышал – ваша драгоценная Арамантида любит вымарывать из своей истории все, что ее не устраивает. Ну так вот тебе новость: кроме ваших летных камней, в мире существует еще и камень власти. Между прочим, много веков назад его добыл мужчина из наших земель! Но ваша женщина его охмурила, хитростью завладела камнем и забрала его в Арамантиду.
Похоже, выражение лица Тристана было довольно красноречивым, потому что Красный Барон только покачал головой и усмехнулся.
– Неужели ты никогда не задумывался, как вышло, что у вас всем стали заправлять женщины? Ведь когда-то все было по-другому!
– Это и так все знают – из-за аэролитов, – нехотя проворчал Тристан. – Авионеры стали основой военной мощи Империи, и…
– И должны были просто остаться особой, элитной военной кастой. Они не должны были забрать в свои руки все бразды правления и уж тем более не должны были из-за одних только пусть даже трижды важных летных камней повсеместно оттеснить мужчин на вторые роли! Догадываешься, что помогло им захватить власть? Понимаешь теперь, благодаря чему ваши женщины превратили всех ваших мужчин в те жалкие существа, которые сейчас сидят по домам да блеют на танцах?
Тристан молчал. Услышанное было слишком диким и невероятным, чтобы вот так, с ходу, в него поверить.
Военачальник Кондора поднялся и принялся взволнованно ходить вдоль стола и обратно.
– Наше правительство уверено, что имперолит по-прежнему в Арамантиде, скорее всего – в Сирионе. Возможно, именно с его помощью и делают этих ваших монкулов и подавляют малейшее недовольство в народе, стоит ему появиться. Но я считаю, что здесь наши правители ошибаются. Я уверен: имперолита давно уже нет в Империи; будь он у вас на руках, вам не пришлось бы завоевывать провинции, вы бы просто воспользовались камнем власти, который заставляет людей подчиняться своему владельцу. Да что там, будь у вас имперолит, вы бы уже давным-давно пошли на нас войной! И скорее всего, вы бы нас завоевали. – Красный Барон встал рядом с Тристаном и многозначительно покачал пальцем у него перед носом. – Нет, я уверен, что камня власти в Арамантиде нет, просто ваши авионеры его где-то тщательно спрятали. Моя версия – на Седьмом Небе; места надежнее не найдешь. А вот теперь ты там побывал – и разбудил камень.
– Слушай, – устало произнес Тристан, – даже если этот мифический камень власти и впрямь существует и действительно находится на Седьмом Небе, не кажется ли тебе, что я бы, как минимум, заметил такое важное событие, как его пробуждение? И наверное, должен был бы увидеть сам камень?
Красный Барон сложил руки на груди и скептически изогнул бровь.
– А, – понял Тристан, – ты думаешь, что я спрятал имперолит и не хочу им делиться, поэтому и не признаюсь.
– В яблочко! – кивнул военачальник Кондора. – Но, как я тебе уже говорил, в обмен на имперолит я готов тебе дать очень много. Дать тебе то, чего ты никогда не имел и не будешь иметь на своей родине.
– Заманчиво. Только я не будил никакой камень власти.
– Будил-будил! Кроме тебя, это сделать было просто некому! – Красный Барон отошел от Тристана на несколько шагов, а потом круто развернулся и деловито потер руки. – Давай сделаем так. Тебя отведут в покои – нормальные, достойные покои, – ты отдохнешь, расслабишься и хорошенько подумаешь, что бы ты хотел получить в обмен на имперолит. Я могу тебе гарантировать, что выполню ну практически любое твое пожелание. А завтра вечером за ужином назовешь мне свою цену. Идет?
– Идет, – легко согласился Тристан.
Конечно, никакого имперолита у него не было, но не отказываться же от нормальных покоев? Если тебе подворачивается маленькая радость жизни – бери ее и наслаждайся. И не порти себе настроение размышлениями о последствиях.