– Да чушь это! – отмахнулся кузен.
Ульяна только что рассказала ему о стуке в окно и предположила, что оставаться в ретрите небезопасно. Она напомнила, что здесь собрались не простые туристы, а проблемные подростки. К тому же, Ульяна и Харри ничего, вообще ничегошеньки о них не знают. Возможно, тут затесался самый настоящий психопат. Потенциальный убийца. И он уже выбрал жертву.
Она говорила вполголоса, хотя хотелось кричать – чтобы заглушить стук страха в груди.
А кузен не воспринял её слова всерьёз.
– Во-первых, – поднявшись на крыльцо, он принялся обтряхивать снег с ботинок, – единственная опасность, которая нам тут угрожает, это волки. В том числе красные. – Поймав удивлённый Ульянин взгляд, Харри усмехнулся. – Да-да, на том семейном ужине я не сёрфил в инете под столом, а слушал тёть Сашин рассказ про эндемиков. Ох и разошлась она… – Кузен покачал головой. – А во-вторых, думаю, всё это просто шутка.
– Шутка? – Ульяна почувствовала, что закипает. Ещё немного, и из неё самой можно будет делать якутский салют. – Про твою смерть?
– Ну оки, не шутка. Прикол. Пранк. – Харри пропустил Ульяну в дом и зашёл следом. – Не смешной, конечно. Хотя, в общем-то, пранки смешными и не бывают.
– И кто же это сделал, по-твоему?
– Они. – Кузен пожал плечами. – Жень-Женьшень и другие. Мы же тут новенькие. Вот они и решили нас разыграть.
Харри говорил так уверенно и беспечно, что ему хотелось поверить. Но страх, поселившийся за рёбрами, не спешил покидать Ульяну.
– А то, что Нина сказала про этого… ну, прилизанного?
– Либо часть розыгрыша, либо впечатлительность. Заметь, Стёпа про него ничего такого не говорил. Только девчонки. Может, он у них на глазах съел козюлю.
– Фу-у, – покривилась Ульяна.
– Вот-вот. И вообще, Уль, – кузен приобнял её за плечи, – ты сюда приехала отдыхать и избавляться от травм. А не новые зарабатывать. Так что давай-ка… – он выхватил из кармана вилку, – забацаем расслабляющий, успокаивающий и умиротворяющий… – глаза зажглись, – погром.
– Вилкой?
– Да. Гвоздодёр я не нашёл, но стащил у Даримы другой универсальный инструмент.
«Так вот, куда ходил Харри», – подумала Ульяна, и внутри потеплело от благодарности.
– А ты уверен, что получится?
– Нет. Но ты же знаешь моего батю. Он, если надо, и зубами бы вытащил. А во мне его гены. – Кузен похлопал себя по груди.
Ульяна окинула его скептическим взглядом. Харри скорее сошёл бы за детёныша жирафа, чем за сына дяди Кирилла. Тот был приземистым, полным и чернявым. Тётя Юля, мама Харри, однажды обмолвилась, что смешала в Фейсаппе своё селфи с фотографией Криса Хемсворта – и получился вылитый Харитон. Дядя Кирилл после этого дулся на неё целый месяц.
– К тому же, я реально видел, как батя на даче выдирал гвозди вилкой, – добавил Харри. – Попробуем повторить.
Устроившись на полу, они принялись за дело. Ульяна раздвигала пальцами шерсть, а Харри помещал шляпки между зубьями вилки, раскачивал и потихоньку выуживал гвозди из пола. Они поддавались с трудом, но кузен не отступал. Он раскраснелся и погнул вилку, но довёл затею до конца.
Ульяна потянула шкуру на себя. В первый раз она так и не взглянула на морду медведя, а сейчас уставилась на неё, как загипнотизированная. Янтарные бусины глаз, распахнутая в немом крике пасть. Ульяна видела, что клыки, язык, нос – ненастоящие, но они не делали шкуру менее жуткой. Скорее, наоборот. Ей представилось собственное лицо – мёртвое, застывшее. Вместо глазных яблок – стекляшки. Поверх иссохших губ – розовый пластик. По плечам пробежал озноб. Она быстро свернула шкуру рулоном и затолкала под кровать.
Ульяна не считала себя настоящей экоактивисткой. Так – серединка на половинку. Она не отказывалась от мяса, отлынивала от маминых субботников и не слишком задумывалась об углеродном следе. Но сейчас Ульяна ясно почувствовала: ни с кем, вообще ни с кем нельзя делать такое. Сдирать шкуру, вставлять бусины, а потом любоваться и греть озябшие ступни, зарываясь ими в густой мех. Может, в Средневековье и существовала такая необходимость, но сегодня это не более чем зловещая причуда.
Ульяна решила не отделываться письмом. Она соберётся с силами и поговорит с Мариной. Не потому, что так бы поступила мама. Ульяне действительно нужно это. Самой.
– У меня предложение. – Кузен растянулся на полу. – Давай за ужином шлёпнем на стол записку и посмотрим, как отреагирует общественность? Ты будешь наблюдать за девчонками… хотя не, я буду наблюдать за девчонками, а ты за пацанами. Кто вздрогнет – тот и пранкер.
– А может, лучше каждого по отдельности допросить? Или, – Ульяна почувствовала, как внутри разгорается азарт, – вернуться к следам, сфоткать, а потом сравнить с ногами каждого подозреваемого?
– Сестрёнка, ты перечитала детективов. Во-первых, мы там всё уже сами истоптали. А во-вторых, следы были слишком глубокими. Там же фиг поймёшь, какой размер, какая подошва. Хотя, если разгрести снег по краям… – Харри мотнул головой. – Не, ерунда. Лучше действовать нахрапом.
– Ну давай попробуем.
Они поняли, что идея провалилась, как только зашли в столовую. Зал пустовал – ни постояльцев, ни Марины с Гришаней. Лишь Дарима суетилась у стойки с напитками. На вопрос, где остальные, она с улыбкой ответила: «Да всё они уже, всё» – и выставила на стол две тарелки с буузами.
– Ничего, впереди костёр. Вот там-то мы шутника и прижмём, – подмигнул кузен.
До девяти вечера Харри и Ульяна, предоставленные сами себе, бродили по округе. Ретрит словно вымер. Он походил на хорошенькую деревеньку, из которой в один миг исчезли все жители. Безмолвные дома, тихие тропы. Только ветер свистит.
Выйдя за ворота, Ульяна и Харри спустились к озеру и пошли вдоль берега. Они собирали камни и бросали на лёд – кто дальше. А когда вернулись на территорию, начался закат.
Снег сделался золотым, потом алым, затем сиренево-синим. Когда солнце завалилось за горизонт, на площадке перед теремом распустился огненный цветок. Заплясали рыжие лепестки, затрещала чёрная сердцевина, и Ульяну с Харри поманило к теплу.
Вокруг костра, на брёвнах, сидели обитатели ретрира. Жень перешёптывалась с Ниной, Стёпа жёг длинный прут и щурился на огонь, а Отглаженный, как и во время обеда, сидел в стороне. Гришаня, с компактным топориком в руках, держался поближе к дровам. Заметив Ульяну, он легонько кивнул ей и опустил взгляд на лезвие. По топору медленно двигались оранжево-красные отблески – будто струилось что-то. Рядом, на пне, стоял термос-бочонок и кружки. Пахло горящим деревом и сладковатым дымком.
К Харри и Ульяне подплыла Марина. С её рукавицы свешивались две бечёвки с глиняными кулонами. Ульяне показалось, что на них изображены змеи, но вблизи узор оказался всего лишь буквой «S».
– В девять завтрак. В десять вас заберёт хивус. – Хозяйка протянула Ульяне кулоны и заглянула в глаза. – Это символы тишины. «S» означает «silentium», молчание. Если решитесь на практику, следующие сутки вам придётся обходиться без слов. Не захотите или не выдержите – никто не осудит. Но я рекомендую хотя бы попробовать. Сосредоточившись на слушании, а не на говорении, можно многое понять о себе. Да и от тревожности помогает. – Марина мягко, понимающе улыбнулась. – А теперь присаживайтесь к костру.
Ульяна глубоко вдохнула. Раз уж завтра ей предстоит весь день молчать, надо прямо сейчас высказаться по поводу шкуры. Если медлить – можно и передумать.
– Марина, можно с вами поговорить?
– Конечно. О чём?
– О медвежьей шкуре в домике. Понимаете, это…
Ульяна говорила тихо, но слова всё равно долетели до чужих ушей.
– Шкура? – вскинулась Нина. – У вас в доме шкура? Натуральная?
– Ну да. – Ульяна бросила на неё недовольный взгляд и снова повернулась к Марине. – Так вот…
Но Нина не дала ей договорить.
– Я думала, все дома оформлены одинаково.
– Не совсем, – сказала хозяйка ретрита.
– Но я… Я смотрела на сайте. У всех домов была одна цена, один дизайн, вообще никаких отличий. Тогда почему у кого-то есть то, чего нет у меня?
Ульяна с недоумением уставилась на Нину. Она говорила так, будто отсутствие шкуры в домике – худшее, что случалось в её жизни.
– В начале года мы решили поработать над дизайном. Какие-то детали добавили, какие-то убрали, – пояснила Марина.
Она сохраняла спокойствие и доброжелательность, но Ульяна заметила напряжение в точёном профиле. Ничего удивительного: Нина вела себя странно, но сама не замечала этого и, похоже, не собиралась успокаиваться.
– Я заплатила. Такие же. Деньги. Как и все. – Она поднялась с бревна. – Я требую… требую, чтобы вы относились ко всем одинаково. Иначе я вас… я вас… засужу!
Всё в Нине ходило ходуном: дёргались брови, дрожал голос, тряслись плечи. Скрестив руки на груди и задрав подбородок, она чеканным шагом удалилась с площадки. Розовый пуховик проглотила тьма. Марина проводила Нину глазами, но следом не пошла.
– Думаю, Нине нужно отдохнуть, – объявила она и мягко подтолкнула Ульяну к бревну. – Сегодня у нас вечер сказкотерапии. Я расскажу вам одну бурятскую историю, а вы поделитесь своими мыслями. Устраивайтесь поудобнее, чувствуйте силу и тепло огня, ловите последние моменты уходящего дня. – Голос стал напевным, тягучим. – Дарима раздаст напитки, и мы начнём. А я пока напомню, что цель костра очищения: поговорить о наших проблемах, не называя их напрямую, а потом позволить огню забрать их.
Дарима, словно шаманка, тихо появилась из тьмы. Наполнив кружки из термоса, она водрузила их на поднос и пошла по кругу. Ульяна вдохнула аромат и зажмурилась от пара и удовольствия. Брусника, мёд и незнакомые травы наполнили лёгкие, а после первого глотка и желудок. Согрели, точно обняли изнутри.
– Не обращай на Нинку внимания, её просто триггернуло, – сказала Жень. – У неё комплекс из-за сестры. Думает, что родители покупают той всё самое лучшее, дорогое и моднявое, а бедняжку-Ниночку обделяют. Она поэтому и психанула. Не терпит, когда её чего-то лишают, даже если ей это на фиг не надо. Из-за таких заморочек Нинка тут и оказалась. Родители отослали. За то, что выдрала у сестры клок волос.
– Ничё се, – присвистнул Стёпа.
– Ага! Драчка произошла из-за того, что сеструхе купили электросамокат. А Нинке отказали, потому что ей ещё нет восемнадцати. Типа опасно.
Ульяна поморщилась. Ей стало неприятно от того, как легко Жень выболтала секрет Нины. Вряд ли та хотела, чтобы о её проблеме знал весь ретрит. Внутри шевельнулось сомнение: смолчать или нет? Скомандовав себе: «Вынь голову из песка!», Ульяна сказала:
– Не надо было рассказывать.
– Почему это? – Жень прищурилась.
– А тебе бы понравилось, если б тебя вот так обсуждали? Выдавали твои тайны?
– Нет. Вот поэтому я о себе ничего лишнего не рассказываю. – Жень, состроив презрительную гримасу, отодвинулась от Ульяны. – А ты у нас кто, святоша? Хочешь мозги промывать – с этим не ко мне.
Ульяна почувствовала, как щёки наливаются жаром. На ум, как назло, не пришло ни одного остроумного ответа. Вообще ничего не пришло. Ульяна отделалась фырканьем и пожиманием плеч.
– Чего такая взвинченная, Жень? – спросил Харри. – Может, ты не про Нину рассказывала, а про себя? Ты больше похожа на человека, способного вырвать у кого-нибудь волосы.
– Ошибаешься, долговязый. Причина, по которой меня сюда засунули, гораздо страшнее.
– Так расскажи. Или только о чужих тайнах можешь трепаться?
Жень раздула ноздри и, помолчав, пробурчала:
– Да иди ты, заступничек.
– Это хорошо, – произнесла Марина, и все повернулись к ней. – Выпускать пар – хорошо. Нужно. Трудно, да и вредно держать эмоции под замком. А теперь, если вы не против, займёмся сказками.
Она вышла в центр, к самому костру, и пламя обвело её силуэт. Гришаня подкинул дров в огонь, он затрещал с аппетитом, и Марина начала рассказ.
– Сказка – не просто занимательная история. По крайней мере, так было для наших предков. Мифы, легенды, сказки растут из одного корня, и все они – лишь способ объяснить происходящее. Как жить, чего бояться и, наконец, что ждёт там – за чертой? – Она вгляделась во тьму, укрывшую Байкал. – В давние времена у бурятских и монгольских охотников существовала традиция: они брали с собой в дорогу сказителя. Чтобы развлекал, но… – она сделал паузу, – не только их. Духов – тоже. Нечисть из нижнего мира слетались к костру, чтобы полакомиться кровавой пищей и притащить своему хану свежие души. Однако, заворожённые сказками, духи не трогали путников. Вот только говаривали, если сказитель был слишком хорош, нечисть всё-таки набрасывалась на охотников, убивала всех до одного, а рассказчика утаскивала в свой мир – чтобы вечно развлекал своими историями. Надеюсь, я окажусь не так хороша. – Костёр громко хрустнул, разгрызая полешко. Марина усмехнулась. – Что ж, это была присказка, а теперь будет сказка.
Жил-был на берегу Байкала юноша по имени Хоридой. Слыл он ловким охотником и удачливым рыбаком. Однажды Хоридой, наловив много рыбы, решил отдохнуть у воды. Трубку свою раскурил, вокруг огляделся. Солнце уже на закат пошло. Небо красное и озеро красное – загляденье. Тут, откуда ни возьмись, прилетели три белых лебедя и сели на воду.
Хоридой спрятался в кусты и затаился. А три лебедя вдруг скинули свои крылья и обернулись прекрасными девушками. Стали они в воде резвиться, плескаться да хохотать. Хоридой от их красоты чуть не ослеп. Подобрался он потихоньку к крыльям, что на песке лежали, схватил одну пару и опять спрятался.
Три девушки, накупавшись и насмеявшись, вышли на берег. Тут самая красивая из них закричала: «Крылья! Где мои крылья?!». Принялись девушки искать пропажу, да ничего не нашли. Попричитали, погоревали, но делать нечего. Улетели два лебедя, оплакивая свою сестру. А третья, оставшись одна, прикрылась длинными волосами и сказала громко:
– Если тот, кто мои крылья взял, в отцы мне годится, буду тебе дочерью послушной. Если тот, кто мои крылья взял, в мужья мне годится, стану тебе женой примерной. Только верни мне то, что забрал без спроса.
Вышел тут Хоридой, крылья белые несёт, а сам от радости пляшет. Такая красавица женой его станет! Протянула девушка руки к своим крыльям, но Хоридой не дал, за спину спрятал.
Некуда деваться: вышла девушка-лебедь замуж за охотника. Стали жить в бедной юрте Хоридоя. Всё умела молодая жена. Хорошо хозяйничала, умело готовила, мужу угождала. Радости Хоридоя не было конца-краю. Пошли у них детки, один другого краше да здоровее, и всё сыновья. Что ни скажет жена, Хоридой всё сделает. Только, как она ни просила, крыльев не отдавал. Боялся, что улетит.
Так и жили они, много-много лет. Стал Хоридой старый, седой, одиннадцать сыновей выросли. Девушка-лебедь тоже состарилась, но всё с той же тоской поглядывала на небо. Однажды сказала она Хоридою:
– Время моё ушло, уж не летать мне никогда. Дай напоследок на крылышки мои поглядеть, молодость помянуть да поплакать.
Никуда уж старуха не денется, рассудил Хоридой. Достал крылья белоснежные, протянул жене. А она набросила их и вмиг лебедем обернулась. Схватил её Хоридой, но вырвалась жена. Вылетела из юрты через дымовое отверстие и растаяла в небе, как и не было.
Марина замолчала и уставилась в огонь. Она не призывала высказываться, не пыталась втянуть в дискуссию, но Ульяна не сомневалась: рано или поздно кто-то заговорит. Сказка зацепила каждого. Жень беспокойно ёрзала по бревну и бубнила себе под нос. Стёпа хмурился. Харри, подперев щёку кулаком, задумчиво глядел в одну точку.
– Получается, она бросила своих детей, – произнёс незнакомый голос, похожий на звук тонкой гитарной струны.
Отглаженный.
– Получается так, – кивнула Марина.
– Тебя только это парит? А ничё, что её, по сути, в плену держали? Много лет. До самой старости! – Жень вскипела.
– А дети тут при чём? – прозвенел Отглаженный. – Дети не виноваты.
– Ты рассуждаешь, как отбитый. Как эти, которые против абортов. Женщину изнасиловали, она залетела, но пуская рожает – ребёнок же не виноват!
– Я такого не говорил.
– Такого – нет, но очень похоже!
– Короче, сказка вообще не об этом, – встрял Стёпа. – Она о доме. Типа, где б тебя не носило, всё равно будет тянуть к родным. Только ты этого не понимаешь, пока тебя не лишат условных крыльев. Лебедь-то не просто так хотела улететь. Она рвалась к сёстрам. Ну и к родителям, наверно. Были же у них родители?
– Интересно, если бы Хоридой сразу отдал ей крылья, она бы сдержала обещание? – спросил Харри, обращаясь ко всем сразу. – Стала бы его женой?
– Да уфинтилила бы она со скоростью света, и правильно сделала!
– Я тоже так думаю.
Ульяна отмалчивалась, хотя её не покидало чувство, что сказка рассказана специально для неё.
Вспомнилось, как Лев на втором свидании фантазировал об их совместном будущем – далёком, как чужая галактика. Они сидели в суши-баре, и Лев взахлёб рассказывал, сколько детей родится у них с Ульяной, куда они переедут жить и как будут смеяться, когда по прошествии лет вспомнят этот разговор. Ульяна глядела на него – высокого и широкоплечего, черноволосого и голубоглазого, такого, о ком нет-нет да и подумаешь: «Не верю, что он мой парень» – и хихикала. Она думала, что Лев прикалывается. А когда поняла, что он говорит всерьёз, грудь сдавило от духоты. Захотелось вытащить вспотевшую руку из-под его ладони, но Ульяна побоялась обидеть его. «Лев, ну ты чего? – мягко сказала она. – Мне шестнадцать. Я только забыла, как страшный сон, ОГЭ. Впереди ЕГЭ. Репетиторы, поступление. Какие дом-дети?». Тогда он сам убрал руку и процедил, что современным девушкам не нужны парни с серьёзными намерениями. В голосе слышалось разочарование. Ульяна сама не заметила, как начала разубеждать, оправдываться, а потом извиняться.