4
Уже в самолете, подпирая пластиковую стену и вдыхая запах лосьона после бритья своего соседа, Шон вспомнил, как Том мрачно предрекал, что Шпицберген станет северной Ибицей. Белые ночи, местный колорит и осведомленность публики о хрупкости этой экосистемы породили самый мощный приток туристов в истории Арктики. Теперь в Лонгйирбюэне даже появилась своя клубная жизнь, и наиболее популярным местом был танцевальный бар «Исчезающие виды» – Мекка для золотой молодежи, любящей путешествия и уставшей от горнолыжных курортов.
Шон смотрел, как к нему приближается стюардесса с тележкой. Звяканье кубиков льда пробудило в нем чувство ожидания. Пусть ужасное, но разрешение. Теперь можно было в буквальном смысле отметить этот рубеж, водрузив тяжелый камень, а точнее надгробие над найденным телом Тома, над его могилой и над надеждой на его возвращение. Или, если его кремируют, можно установить какой-нибудь монумент вроде каменной пирамиды, что-то строгое и долговечное. Он поморщился от пошлости своих мыслей. Арктику невозможно трансплантировать.
– Сэр, напитки или закуски? – повторила стюардесса с улыбкой эконом-класса.
Она передала ему две маленьких бутылочки водки, банку тоника и пластиковую чашку с одним кубиком льда и быстро двинулась дальше, пока он не попросил чего-нибудь еще. Шон не стал открывать тоник, просто залил в себя две порции водки и откинулся в кресле, глядя на облака. Нет. Что бы там ни говорил Кингсмит и Мартина, в глубине души он понимал, что ничего не разрешилось. Он давно свыкся с мыслью о том, что Том пропал в бездне неизвестности – так заканчивали жизнь многие герои-полярники. Обнаружение его тела стало полной неожиданностью, словно сам ледник восстал против него.
Еще одно омрачило мысли Шона – фраза Гейл о его давно ожидаемом рыцарстве. Раздача титулов и орденов на Новый год и День рождения монарха прошла уже трижды, но всегда находились веские причины, чтобы Шон Каусон еще немного подождал, – бюрократические проволочки, конфликты интересов – не стоило из-за этого волноваться.
Нет, нет, он вовсе не волновался, он умел ждать. Он знал, как оставаться славным малым, не быть выскочкой, как надо принимать награды – имелось устное соглашение, и он более чем выполнил свою часть, – и все же это не означало, что ему были неведомы нетерпение и досада, оттого что его водят за нос, хотя он держался молодцом и терпеливо ждал. Он даже не знал, когда начал желать этого, но теперь, когда ему пообещали…
Он догадывался, в чем могла быть причина задержки: имелись вопросы относительно того случая. Двое заходят в ледниковую пещеру, но выходит только один. Он выглянул в проход и окинул взглядом удаляющуюся стюардессу – ему был нужен боевой задор. Ну хорошо, пусть над ним так и висит дамоклов меч дознания, хотя это намного хуже, чем прямое обвинение, которое он мог бы опровергнуть. Что произошло? В деталях. Он бы рассказал все, что требовалось, и убрал тень со своего имени, а заодно напомнил миру о том, что полярные исследования немыслимы без риска и опасности, и даже в наше время самые способные и подготовленные авантюристы-полярники полюса иногда погибают. Но выжить – это не преступление.
Однако Шон сделал больше, чем просто выжил, – он припеваючи жил за счет виллы «Мидгард», где нашел смерть драгоценный Том Хардинг. Какой-то недовольный журналист, которому отказали в членстве в одном из закрытых клубов Шона, назвал в своей статье «Мидгард» «грязным Давосом». И в этом была своя правда. Закрытые клубы Шона Каусона, разбросанные по всему миру, были созданы в угоду мировой элите, но вилла «Мидгард» предназначалась для другого. Самый северный в мире постоялый двор, переоборудованный из старой китобойной базы, надежно охранял покой своих постояльцев, ценивших конфиденциальность, и пусть у многих репутация была не самой безупречной, они желали упрочить свое место в мире, как и свои доходы. Это были люди, к которым организаторы Мирового экономического форума относились с некоторой брезгливостью, их не желали приглашать в Давос, несмотря на то, что их решения имели большой вес в экономике и политике. Но если их не принимали в высшем деловом сообществе – по крайней мере, официально, – они могли спокойно встречаться и обсуждать всевозможные бизнес-модели в восхитительной атмосфере виллы «Мидгард». Шон полагал, и Том соглашался с ним, что ни к чему учить ученых, или, говоря иначе, ласковый теленок двух маток сосет. Шикарный ретрит в уникальном и самом благоприятном окружении с надежной охраной – вот что выбирали те, кто ценил политический прагматизм эпохи экологического прогресса.
Стюардесса была в задней части салона. Шон повернулся к скучным белым облакам. Сложная задача для гендиректора – восстановить вертикаль управления после столь долгого отсутствия, однако Дэнни Лонг явно притязал на место в высшем руководстве, если все докладывал сначала Кингсмиту. Пусть Кингсмит рекомендовал его, но на вилле «Мидгард» он был только пассивным партнером Шона, а не официальным акционером, как Мартина и ее технически безупречные инвесторы или Рэдианс Янг и ее друзья в Гонконге. Шон всегда улыбался при мысли о Рэдианс и ее прямолинейной настойчивости, с которой она вкладывала только свои собственные юани, а не деньги КНР, стоявшей за ней. Если ее это устраивает, тем лучше. Определенно, она сама «заказывала музыку».
Вероятно, пройдет несколько дней, прежде чем это станет известно прессе, и тогда новостной цикл и причитания начнутся вновь. «Ледник исторг призрака» или более сухо: «Обнаружено тело пропавшего британского эколога». Словно Том Хардинг был из пропавшей экспедиции Франклина[8], давшей повод для многолетнего национального траура. И, конечно же, там будут фотографии. Том жмет руки туземным протестующим на фоне спасенных ими джунглей. Том плавает с жуткой китовой акулой, как будто никто в целом мире больше не делал такого. Том, облепленный актерами, блекнущими рядом с этой глыбой моральных достоинств.
Перспектива возобновления культа Тома была столь же невыносима сейчас, как и при его жизни, тем более что сам Том ничего подобного не любил. Шон даже не мог апеллировать к его эгоизму или его взглядам – в этом не было его вины. Женщины обожали его, мужчины им восхищались, и такая идеализация в значительной степени объясняла, почему Шон столь настойчиво уговаривал его насчет виллы «Мидгард», не желая принять отказ. Но дело было не только в этом. Несмотря на годы, прожитые без Тома, Шон знал, что если тот верил в «Мидгард», значит, он действительно создал нечто, имеющее ценность для мира. Одобрение старого друга было ему действительно важно – и Кингсмит был прав, он должен навести порядок во всем этом. Должен собраться с силами и использовать трагедию во благо.
После того несчастного случая Шон давал интервью, написал отчет о произошедшем и основал Фонд памяти Тома Хардинга, который более щедро финансировал некоторые программы, чем департаменты корпоративной социальной ответственности крупных организаций. Теперь ему придется проделать все это снова, только вместо того, чтобы говорить правду – «Забудьте об айсбергах! Арктика открыта для бизнеса! Правительства выстроились в очередь»! – он должен будет придерживаться экологического благочестия, от которого остекленеют глаза репортеров.
«Не вызывай у людей чувства вины, – настаивал Том. – Это несправедливо и вводит их в ступор. Это главный прием любителей отрицать всё и вся: обвинять во всем тебя, а не власти, которые не могут выстоять против бизнеса, или лживых политиков, заседающих в правлениях компаний по добыче ископаемых». Шон слушал Тома, рассуждавшего в таком духе, и поражался, насколько сильно менялся его друг. Он был полон страсти, такого не остановишь.
«Научился у тебя, – говорил ему Том. – Я не отступаю перед говнюками».
«У нас в стране мы все люди! А раз мы люди, мы помогаем друг другу. И нам не нравится, когда нас благодарят за это. Сегодня что-то есть у меня, а завтра это может оказаться у тебя. Кто-то никогда не поймает добычу, потому что он невезучий или не может так быстро бегать или грести, как другие. Такие люди несчастны, оттого что все время должны благодарить своих товарищей. А большому охотнику совсем не нравится чувствовать, что он принижает других людей. Тогда ему не будет радости. Мы здесь говорим, что подарками воспитывают рабов, как плетью воспитывают собак».
