Иван с интересом посмотрел на французского бульдога.
– Хочется посмотреть, как Роки будет возить языком по своим ушным раковинам. Если ему это удастся, собаку с данным трюком надо демонстрировать в цирке за большие деньги.
Ирина Леонидовна вдохнула.
Моя свекровь почти никогда не теряет своего терпения и хорошо относится ко всем окружающим ее людям. Она очень редко сердится, а в состоянии злобы я ее за годы брака ни разу не видела. Рина всегда оправдывает тех, кто поступил в отношении ее некрасиво. Толкнул ее в магазине нетрезвый мужик и обматерил в придачу? Жаль беднягу, у него какая-то беда случилась, вот он и залил ее алкоголем. На улице встретилась вредная бабка, которая нарочно проехала по ногам Ирины Леонидовны, обутым в светлые замшевые лодочки, грязными колесами своей сумки, да еще и возмутилась:
– Ходють тут всякие. Понаехали со всех краев, нам, москвичам, жить не дают. Ишь! Вырядилась! Поживи, как я, на пенсию, тогда новые туфли не купишь, гордиться не станешь.
Услышит Ирина сей спич и ответит:
– Ой, простите, помешала вам идти с тяжелой сумкой. Давайте помогу ее дотащить, вам куда надо?
Терпению моей свекрови позавидуют многие китайцы, а ее дружелюбию все плюшевые зайки. Но иногда даже у Ирины Леонидовны выдается плохой день. И по тому, как изменился взгляд матери Ивана, я поняла: она сейчас изо всех сил борется с собой, чтобы не схватить веник и не отлупить им Ваню, который во время лечения бульдожки проявил крайнюю нерасторопность.
Я подошла к Рине и забрала у нее собаку. Если вы думаете, что Иван решил поиздеваться над матерью, ведя себя наиглупейшим образом, то ошибаетесь. Сын любит и уважает маму. Просто мы работаем в такой структуре, где каждое слово имеет значение, а приказы начальства должны исполняться добуквенно. Велено вылить содержимое флакона? И его выльют. Произнесут: «Намочите диски», – и на вату накапают небольшое количество жидкости. Приказы не обсуждают, их исполняют, даже если они кажутся глупыми. Спорить, высказывать свое мнение можно и нужно на совещании. А уж когда принято решение и приказано его выполнять, то изволь подчиниться. И согласитесь, глаголы вылить и смочить вовсе не синонимы.
– Почему даже самые умные, состоявшиеся мужчины, придя с работы, превращаются в существ, не способных ничего сделать? – осведомилась Рина. – Никифор открывал холодильник, вытаскивал батон колбасы… Я его останавливала: «Милый! Лучше поешь по-человечески. Суп, второе, чай с пирогом». Супруг оборачивался, на его лице появлялась улыбка: «Дорогая, у нас есть суп? Где он?» Можно подумать, что я годами не готовила еду, а потом вдруг один раз в жизни отварила курицу, поэтому Никифор сейчас изумлен до крайности! И в каком месте может находиться кастрюля? В холодильнике, конечно! По какой причине супруг никогда не видел трехлитровый горшок ярко-красного цвета на полке? Мне неведомо. Но упомянутая сцена с колбасой повторялась каждый вечер. Один раз у меня выдался трудный день, я устала, потеряла самообладание и на очередное: «Где суп?» – ответила: «В прихожей, в подставке для ботинок». Никифор заулыбался, отправился в холл, открыл шкаф…
– Ну, я бы так не поступил, – вздохнул Иван, – папа должен был попросить: «Подогрей мне супчик», а не выяснять, где он находится.
С этими словами муж подошел ко мне и начал гладить Мози по голове, потом втянул в себя воздух.
– Пахнет чем-то таким… хорошо знакомым. Таня, ты ладони лекарством измазала. Между пальцами коричневые пятна.
– Лекарство вытекло, – вздохнула я и поставила бульдожку на пол. – Думаю, это не страшно, я щедро намазала уши собаки и…
Рина приблизилась к нам, наклонилась над Мозесом, потом провела ладонью по его ушам и лизнула лекарство, которое попало ей на пальцы.
– Что ты делаешь? – испугалась я. – Препарат не для внутреннего употребления. На нем написано большими буквами: «Наружное».
Ирина Леонидовна быстрым шагом подошла к «острову» и схватила пузырек, из которого я накапала Мози в уши.
– Ага. Танюш! Ты считаешь, что сей препарат нельзя пить?
– Конечно, нет! – воскликнула я.
– Но здесь нигде нет ни слова о том, что им надо обмазываться, – продолжала свекровь.
Потом она посмотрела на строй флаконов и бутылочек, взяла крайний пузырек и прочитала:
– «Средство для ушей. Наружное. Не употреблять внутрь». Танюша, ты перепутала, взяла вовсе не капли для Мози.
Я похолодела:
– Ужас! Чем же я намазала бульдожку?
– Шоколадным соусом для мороженого, – заявила Рина и расхохоталась.
– Так вот почему Роки проявил беспредельную любовь к брату и принялся его вылизывать, – осенило Бровкину.
Рина схватила бульдожку.
– Дорогой, мы сейчас опять протрем тебе уши. Какой хлоргексидин брать?
– Один процент, – уверенно ответил Иван Никифорович.
– Ноль, ноль, пять, – почти одновременно с ним произнесла Надежда.
– Два, – возразила я.
Рина схватила инструкцию.
– Таня права! Ваня, повторяем! Танюша, смотри не перепутай бутылочки.
– Честное слово, я не виновата, – начала я оправдываться. – Странно, что кому-то в голову пришло выпустить соус в белой пластиковой таре. Обычно все, что связано со сладким, наливают в разноцветную упаковку.
– На самом деле ты ни при чем, – тут же принялась защищать меня Ирина Леонидовна. – На бутылке нет ни слова, только на ее дне приклеена бумажка розово-коричневого цвета, на ней и сообщается про соус к мороженому. Просто странно. Небось не только ты решила, что в таре лекарство. Виноваты те, кто разливает жидкий шоколад в такие упаковки.
– Ну… на подливке для пломбира была яркая бумажка, – забубнила Надежда, – розово-коричнево-зеленая с рисунком: вазочка, а в ней разноцветные шарики, но я ее отодрала.
Мы с Риной одновременно задали вопрос:
– Зачем?
– Эта обертка резала глаза, оскорбляла мое чувство прекрасного, – поморщилась Бровкина, – вот я и избавилась от нее.
– Хватит болтать о ерунде, – спохватилась свекровь, которая стояла за «островом» напротив меня. – Танюша, обрати внимание, я ставлю капли слева от подставки с ножами.
– Слева от подставки с ножами, – повторила я, – отлично.
– Начали, – засуетилась Рина, – Ваня, диски! Намочи! Три уши! Только не свои, а Мозины.
– Спасибо за уточнение, – прокряхтел муж, наклоняясь над собакой, – но я уж не такой идиот, чтобы протирать свои уши.
Иван выпрямился.
– Таня! Вперед, – скомандовала Ирина Леонидовна, – сосредоточься. Слева от подставки для ножей! Слева!
Я повернулась к «острову», увидела черную коробку, из которой торчали ручки резаков. Она находилась между двумя почти идентичными белыми бутылочками.
– Слева от подставки? – на всякий случай уточнила я.
– Да, верно, – зашипела Рина, – ускорься! Мози вырывается.
– Пару секунд, и в его ушах будет лекарство! – обнадежила я мать Ивана.
Потом схватила бутылочку и села около бульдожки. Мози оживился и начал облизываться.
– Ну, нет, дорогой, – пробормотала я, нажимая на мягкие стенки упаковки, – второй раз тебе не повезет. Никакого шоколада в ушах не окажется.
– Танюша, ты опять льешь на собаку соус для мороженого! – воскликнул Иван.
Я ахнула. А и правда! Из носика капает темно-коричневая жидкость.
Рина вскочила, Мози стал слизывать лужицу, которая образовалась на полу.
Я начала оправдываться:
– Я взяла бутылочку, которая стояла слева.
– Нет, вот она, – ухмыльнулась Рина. – Танюша, ты путаешь право и лево.
– Никогда, – возразила я, подходя к «острову» и вставая напротив Ирины Леонидовны, – вот подставка для ножей, справа бутылочка, слева пусто.
– Нет, – возразила в ответ свекровь, – слева лекарство, справа пусто.
Мне стало смешно.
– Рина, это ты не разобралась, где право, где лево.
Иван кашлянул.
– Дорогие мои, вы обе правы.
– Это невозможно, – хором ответили мы со свекровью.
– Вы стоите друг напротив друга… – начал объяснять Иван.
– И что? – спросила я.
– В самом деле: и что? – повторила Ирина Леонидовна.
– Поменяйтесь местами, – попросил мой муж.
– На мой взгляд, это странное предложение, но если тебе хочется, то мне нетрудно, – согласилась Рина.
– Пожалуйста, – кивнула я, и мы с Ириной Леонидовной поменялись местами.
– Ну, и где теперь пусто? – осведомился Иван.
– Слева, – ошарашенно произнесла его мать.
– Справа, – удивилась я.
– Как так получилось? – изумилась Рина.
– Это фокус, – протянула я.
– А-а-а, – осенило Бровкину, – то, где Тане слева, для Ирины Леонидовны справа. Они же напротив друг друга стоят.
– Вы обе правы, – повторил Иван Никифорович. – В споре так часто получается, просто надо взглянуть на ситуацию с точки зрения того, кто с тобой не согласен, и сообразить, в чем загвоздка.
– Попытка номер три! – провозгласила Ирина Леонидовна. – Ваня, протирай уши. Таня, капай лекарство. Бутылочки ставлю слева от подставки с ножами. Не справа. Слева. Теперь точно не перепутаем, мы стоим рядом.
– Разрешите внести предложение, которое резко упростит ситуацию? – попросил Иван Никифорович.
– Конечно, милый, – кивнула Рина.
– Уберите шоколадный соус куда-нибудь подальше, и тогда Танюша не ошибется, – посоветовал руководитель особых бригад.
– Гениально! – подпрыгнула Бровкина.
– Потрясающе, – похвалила я мужа.
– Ваня, ты мозг, – заявила свекровь, – унеси соус.
Иван взял бутылочку и под наши аплодисменты переместил ее на подоконник.
– Начали! – воскликнула Рина. – Ванюша протирает, Танюша капает, мы с Надей зажимаем уши. Раз, два, три!
Иван в одну секунду обработал уши Мози, я стала капать.
– Шоколад! – завопила Рина.
– Он на окне, – напомнила я.
– Нет, у нас опять у Мози уши в шоколаде! – возмутилась свекровь. – Он на пол льется!
Роки взвизгнул и ринулся вылизывать пол. Мози вырвался из рук хозяйки и стал усердно помогать брату. В какой-то момент Мозес затряс ушами, коричневые брызги полетели во все стороны, очумевшие от радости бульдожки стали метаться по кухне.
– Как? Как? Как это получилось? – изумилась Надя. – Как? Бутылочку же отнесли на подоконник!
– Ваня перепутал пузырьки, – нашла подходящий ответ Ирина Леонидовна, – схватил лекарство, а соус оставил. Попытка номер четыре! А еще Мози надо свечку в попу засунуть.
– Лучше начать лечить собак завтра, – вздохнула я, – сегодня нам не везет. Определенно это не наш день.