Не только «Спартак» – весь наш футбол оказался в полосе безвременья…
Вот как охарактеризует царившие тогда настроения Лев Филатов в своей книге «Ожидание футбола», увидевшей свет в 1977 году, заметим, как раз в те вполне бесконфликтные и осторожные годы: «В каждом матче, как известно, разыгрываются два очка. Те команды, которым ничего особенного не нужно, успели выработать собственный взгляд на вещи, им достаточно одного очка. Вот и собирают потихонечку. Для этого разрабатываются всякие ухищрения. Прежде всего, унылая оборонительная игра в половине матчей – на выезде. То и дело, хоть и не каждый раз, она подкидывает желанное очочко. Раздувание сверх меры „судейского вопроса“, старание свои потери отнести за счет „несправедливых пенальти“, „голов из явного офсайда“. Делается это не без расчета: другой судья, узнав о таком натиске, приехав в этот город, подумает, прежде чем свистнуть „вне игры“… А бывают и попытки умаслить, задобрить судей… Наконец, в трудный момент можно условиться о „договорной ничьей“, с тем, чтобы в другой раз „отдать долг“ невысокой договаривающейся стороне. Можно изыскивать неправедные подачки игрокам для подъема их настроения. Можно под благовидным предлогом затруднить тренировку приезжей команды… Да мало ли обходных путей!..»268.
Метастазы, поразившие тогда наш футбол, не изжиты и по сей день. Ну, а тогда футбол как игра все больше уступал место совсем другим, закулисным играм. И в истории его болезни тех лет главное место, безусловно, занимают так называемые «договорные» матчи. Еще раз процитируем Филатова, опубликованное в 1976 году: «Ни ничья, ни гол – единственный в матче не могут дискредитировать игру, если она ведется честно, что есть духу, изо всех сил. Даже начинающий любитель футбола это прекрасно знает. И не крупный счет привлекает людей на стадион, их влечет туда желание стать сопереживателями неотступной полуторачасовой борьбы. Опасность для футбола не в ничьих и не в будто бы недостаточно крупном счете, а в том, что иногда из футбола устраняют его душу – борьбу. Уже мелькали в прессе сообщения о постановочном футболе, о договорных ничьих. Такие „режиссеры“ исходят из соображений об экономии сил футболистов, о желательности приобретения дефицитного очка без риска. То, что эти люди пренебрегают интересами футбола в целом, – это ясно. Дельцы есть дельцы, и таковы они всюду, не только в футболе. А вот защищать футбол от браконьеров надо гораздо строже, чем пока это делается. Мне уже приходилось однажды, скорее в шутку, чем всерьез, писать о создании добровольного „Общества по охране футбола“. Чувствую, что доля шутки в этом предложении уменьшается…»269.
Народная молва прочно связала в 70-е понятие «договорный» матч с именем Валерия Лобановского. Не оспаривая величия тренерского таланта и достижений Валерия Васильевича, нельзя не признать, что, увы, основания к тому, несомненно, были. Однако неоспоримо и другое – авторство «договорных» встреч принадлежит отнюдь не тренеру Лобановскому, и достаточно широкое распространение порочной практики далеко не спортивных игр на футбольных полях ведет свой отсчет еще из 60-х, когда он сам еще выходил на зеленый газон стадионов. А уж зародились они задолго до того, как Лобановский вообще избрал футбол своей стезей…
Первый в советском футболе случай попытки подкупа соперников – пресеченной и потому ставшей, несмотря на отсутствие огласки, достоянием истории, датируется 1946 годом. Право пополнить на следующий год компанию сильнейших команд страны оспаривали победители Южной и Восточной зон второй группы – столичные «Пищевик» и ВВС. Летчиков тренировал тогда не кто иной, как будущий хоккейный мэтр Анатолий Тарасов. Команду ВВС, как известно, пестовал генерал Василий Сталин, а их соперников «курировал» наркомат пищевой промышленности. К криминалу для обеспечения успеха в переходных матчах решили прибегнуть пищевики, причем на достаточно высоком уровне – на скамье подсудимых в итоге окажется целый ряд высокопоставленных чиновников. Как засвидетельствует в своей книге известный арбитр Марк Рафалов, «…осуществление грязной сделки пищевики возложили на администратора команды широко известного в те годы футбольному миру Якова Цигеля. Он провел переговоры со своим бывшим однополчанином, защитником ВВС Андреем Чаплинским, которому посулил пять тысяч рублей. Тот было согласился, но в последний момент передумал и обо всем рассказал Тарасову. Анатолий Владимирович сразу же проинформировал о готовящейся махинации руководителя союзного футбола Сергея Александровича Савина. Тут же к делу были подключены оперативные работники МУРа. В результате заговорщиков задержали на месте преступления под Северной трибуной стадиона „Динамо“. Мосгорсуд приговорил дельцов к различным срокам заключения. Цигель благодаря умелой защите адвоката отделался условным осуждением…»270.
К 1964 году далекие от спортивного соперничества явления достигнут в футболе такого масштаба и разнообразия форм, что в январе того года удостоятся впервые специального обсуждения на пленуме Федерации футбола. Причем представители Москвы и Украины в тот момент выступят единым фронтом: «На том же пленуме впервые был поднят вопрос о матчах, которые чуть позже назовут „договорными“. В частности, Андрей Старостин заявил следующее: „Надо упорядочить вопрос расчетов с судьями, чтобы наши судьи не были зависимы от посторонних факторов, и чтобы это не влияло на качество судейства“. Об этом же сказал и председатель Федерации футбола Украины Ф. Мартынюк…»271.
Открыто же впервые напишет о вскрытых махинациях в футболе газета «Правда» спустя двадцать с лишним лет после памятной истории с «Пищевиком» и ВВС. Как отметит историк отечественного футбола Аксель Вартанян: «24 ноября 1967 года А. Суконцев и И. Шатуновский опубликовали в „Правде“ фельетон под заголовком „Чужой в воротах“. Краткое содержание. Киевский СКА, чьи ворота защищал Гурбич, вместе с карагандинским „Шахтером“ и кировабадским „Динамо“ оспаривали в двухкруговом турнире единственную в элитный санаторий класса „А“ путевку. Ко второй встрече „Шахтера“ со СКА киевляне лишились шанса на первое место. Перед игрой представители карагандинской команды передали Гурбичу 600 рублей за содействие в получении двух очков. Стороны остались довольны друг другом, „Шахтер“ победил – 3:1. Эту закулисную махинацию и разоблачала газета. <…> Гурбича, как лишнего в советском футболе человека, дисквалифицировали до конца дней его (по логике вещей и результат матча следовало аннулировать, но этого не сделали). Остались без работы и два деятеля из Караганды…»272.
Таким образом, к 1968 году явление достигло такого размаха, что появились уже и первые пострадавшие. Увы, не только в сплоченных рядах любителей решить исход матча за пределами футбольного поля. Жертвой начальственного гнева стал замечательный спортивный журналист, фронтовик, на тот момент – специальный корреспондент «Советского спорта» Аркадий Романович Галинский. А поводом – его материал, опубликованный даже не в главной спортивной газете страны: «Статья моя называлась „Странные игры“, и ее напечатала газета „Советская культура“. Почему „Советская культура“, а не „Советский спорт“? Потому что в „Советском спорте“ (где я тогда, кстати сказать, работал спецкором) противился ее публикации, причем без всяких объяснений, главный редактор Н. Киселев…»273. Реакция была скорой: «Статья была опубликована 2 ноября 1968 года, в субботу, а в понедельник, 4 ноября, меня вызвали из дома экстренно к Киселеву (спецкоры „Советского спорта“ обычно не ходили каждый день в „присутствие“). Когда я вошел в кабинет „главного“, там уже находились оба его зама, а также секретарь парторганизации. А поскольку человек я всегда был беспартийный, то и подумал, что в редакции, видно, стряслась какая-то беда, причиной которой стал именно я. И правда: Киселев, хмурясь, объявил, что моей статьей в „Советской культуре“ крайне недоволен заместитель заведующего Отделом (тогда это слово писалось с большой буквы) пропаганды ЦК КПСС Александр Николаевич Яковлев. Больше того – Яковлев звонил Киселеву самолично и велел довести свое недовольство до моего сведения…»274.
Что же такого крамольного вынес на газетные страницы Аркадий Галинский? Обратимся к первоисточнику и позволим себе процитировать на этих страницах достаточно пространный фрагмент статьи «Странные игры». Многие соображения журналиста, как ни прискорбно, звучат актуально и сегодня:
«В декабре прошлого года присутствовал я на одном из последних матчей сезона. Хозяева поля были уже чемпионами и принимали своих одноклубников из Минска. Для гостей исход этого матча был необычайно важен. Выиграв, они занимали в чемпионате страны четвертое место, сделав ничью или проиграв, – шестое.
«Судьбу встречи решил отличный удар Мустыгина», – прочитал я на следующий день в газетах. Действительно, чемпионы проиграли 0:1, и Мустыгин, лучший бомбардир прошлогоднего первенства, сильным ударом послал в сетку свой девятнадцатый мяч. Но мне подумалось, что вряд ли ему когда-либо легче было забить гол, чем на этот раз. Посудите сами. Подают угловой. Прочертив в воздухе дугу, мяч опускается в центре штрафной площади – на землю. Часто ли вы видели, чтобы мячу удавалось здесь приземлиться? И полежать еще спокойно секунды две, пока Адамов и Мустыгин не выяснили, кто именно должен бить?
Мои соседи по трибуне чувствовали себя обманутыми. Тем более, что, пропустив гол, чемпионы и не думали отыгрываться. К слову сказать, они послали на этот матч нескольких дублеров, как бы взяв пример у московской команды «Динамо», которая несколькими днями раньше, обеспечив уже себе второе место (и не имея шансов дотянуться до первого), не выставила в своем последнем матче четырех сильнейших игроков. В результате легкая победа над ними принесла их соперникам третье место.
Я мог бы привести еще немало таких примеров, да и любители футбола из разных городов тоже могли бы, покопавшись в памяти, поделиться сходными воспоминаниями. Но так же, как и я, они не осмелились бы, полагаю, заявить публично, что странное течение этих матчей было следствием чьей-то закулисной договоренности. Ведь все это, в конце концов, сугубо личные впечатления: была на поле настоящая борьба или не было ее?.. <…>
Допускаю, что кто-нибудь из футболистов и тренеров рассуждает по наивности: «Нам это очко (или два очка) не нужны, пусть берут себе на здоровье! Что ж, само по себе это рассуждение лишь неспортивно, не более. Но куда прикажете девать вытекающий отсюда обман публики, которая, прямо скажем, билеты приобретает на совершенно другое зрелище? Ведь платное зрелище – это тоже товар, и он должен соответствовать своей цене.
Вы желаете где-то там, на задворках, на «дикой» площадке, кому-то проиграть – ваше дело, проигрывайте, хотя этим тоже уважения ни у кого не вызовешь. Ваша подачка в виде проигрыша кому-то нужна – что ж, пусть берут ее, если не ведают, что такое спортивная честь и достоинство. Но на стадионы, матчи чемпионата, состязания мастеров люди приходят смотреть честную борьбу. И отдают себе отчет иные тренеры, футболисты, руководители клубов или нет, а возня такого рода приносит обществу немалый вред и разлагающе действует на самих спортсменов…»275.
Как позже расскажет сам Галинский: «Я вчитывался в текст своей статьи – и ничего не понимал! Материалы о договорных матчах появлялись на страницах многих газет и прежде. Да и вскоре после яковлевского реприманда Киселеву <…> была помещена в том же «Советском спорте», причем на довольно видном месте, беседа с Константином Бесковым, в которой известный тренер сокрушался в связи с тем, что результаты некоторых матчей на финише чемпионата страны можно было предсказать заранее…»276. Недоумение Галинского можно понять. Бесков говорил прямо и открыто: «Я не могу привести точных фактов и доказательств, но впечатление складывается такое, что в конце сезона некоторые результаты матчей чемпионата были достигнуты благодаря «договорным» началам. К чему же придет наш футбол, если такую тактику не пресекут вовремя?..»277.
У Галинского нашлась собственная версия подоплеки начавшихся на него гонений: «Из „Советского спорта“ я, разумеется, ушел, но вот о том, какая все-таки в моей статье гнездилась крамола, временами задумывался. Ведь от всех других публикаций на темы мошенничества в футболе моя отличалась, в сущности, только одним – пропозицией создать наконец для борьбы со „странными играми“ (как одним из видов уголовщины) государственные правовые основы…»278.
Дальнейшие круги ада журналист подробно описал в статье «Как меня превратили в «Солженицына советского футбола» (интересующихся адресуем, например, к подшивке еженедельника «Футбольный курьер», №№1—4 за 1994 год). Сперва Галинского вынудили уйти с Центрального телевидения, где он вел передачу «Спортивная панорама». Затем, после выхода книги «Не сотвори себе кумира», в которой он вновь осудил практику «договорных» матчей, в феврале 1972 года уволили из журнала «Физкультура и спорт» как «не соответствующего занимаемой должности». Как выяснилось позже, принципиальная позиция Галинского даже удостоилась специального приказа «председателя Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР №148 от 17 марта 1972 года «О материалах по футболу на страницах журнала «Физкультура и спорт», поручившего главному редактору журнала Тарасову рассмотреть вопрос о дальнейшем использовании на работе в журнале старшего редактора Галинского, «…ответственного за футбольный раздел журнала, материалы которого содержали крайний субъективизм, тенденциозность, способствующие разжиганию ажиотажа и нездоровых страстей вокруг футбола»…»279.
Увы, были активно вовлечены в кампанию травли и коллеги-журналисты – за подписью Мартына Мержанова 4 марта 1972 года в газете «Советский спорт» появилась статья о книге Галинского с одноименным его книге названием «Не сотвори себе кумира», где тот был «…охарактеризован как идеалист-метафизик, идеологический и политический отщепенец, радующийся поражениям советских футбольных команд и преследующий в своих писаниях лучших советских специалистов футбола…»280. После серии судов, где Галинский пытался оспорить увольнение, «…запрет на профессию вошел в силу, и в течение семнадцати лет мне не удалось напечатать ни единой строки ни в одном из изданий страны. А уж о том, чтобы устроиться на штатную журналистскую работу «Солженицын советского футбола» и помыслить не мог…»281, – вспоминал он.
Сам Галинский позже выдвинет небезосновательное предположение, что его выступления и призывы ввести уголовное преследование за «договорные» матчи вызвали столь бурную реакцию власть предержащих по той простой причине, что система махинаций в футболе вышла далеко за рамки собственно футбола: «А ведь подавляющее большинство любителей футбола и поныне свято верят, что результатами матчей манипулируют футболисты и тренеры. К надувательству публики, конечно, те и другие причастны, но в основном как участники инсценированных матчей, а не как их организаторы. Ибо в девяноста девяти случаях из ста турнирные очки уступали, дарили, одалживали, продавали и покупали начальники, причем порою самых высоких рангов…»282.
И в качестве примера такого сановного вмешательства в футбольные дела приведет историю, имевшую место задолго до описываемых им в его материалах событий, из далеких уже послевоенных лет: «В 1948 году я был командирован редакцией в один промышленный центр. Там работал заместителем председателя горисполкома мой фронтовой товарищ. Вечером я пришел к нему в гости, а он вдруг начал ругать футбол, на чем свет стоит. Выяснилось, что из-за футбола он уже несколько месяцев не знает покоя. В 1947 году команде этого города грозил вылет из класса „Б“, в связи с чем первый секретарь горкома партии поручил руководству горисполкома раздобыть во что бы то ни стало спасительные четыре очка. Задание было выполнено, но теперь за добытые очки надо было расплачиваться. Уже и дочку начальника милиции того города, команда которого уступила два очка, приняли в местный медицинский институт без экзаменов, уже и партию зимних ондатровых шапок переадресовали в другой „футбольный город“, а теперь (жаловался мой приятель) вынь да положь кому-то квартиру в центре…»283.
К концу 60-х подобная практика стала обычным делом…
Футбол к концу 60-х окончательно стал делом «государственным», не в лучшем смысле этого слова. Так, по воспоминаниям арбитра Марка Рафалова, в том же 1968 году, когда начались гонения на Галинского, произошло еще одно знаменательное событие, положившее начало существовавшей впоследствии на протяжении десятилетий системе искусственного перераспределения очков между украинскими командами, имевшими традиционно заметное представительство в элитном дивизионе советского футбола: «В марте 68-го мы с Сергеем Алимовым поводили в Сочи всесоюзный сбор судей и парились вместе с украинскими тренерами Олегом Ошенковым и Юрием Сергиенко (он потом стал судьей международной категории). После бани выпили немножко, и Ошенков сообщил: недавно проходило закрытое совещание украинских тренеров, всем сказали, что в Киеве их команды должны проигрывать, а у себя дома играть вничью…»284.
Спустя год с этой практикой в действии столкнулся работавший в Донецке Виктор Ворошилов: «Что такое „солидарность“ (в кавычках) на футбольном поле, я узнал, только став тренером, в 1969 году поработав в донецком „Шахтере“ помощником Олега Александровича Ошенкова. <…> Дармовые очки киевскому „Динамо“ – вот что это тогда было. В Москве мне с этим сталкиваться не приходилось, здесь каждая команда за себя. А на Украине тогда еще председатель Совета Министров, а потом первый секретарь республиканского ЦК партии Щербицкий позвонит перед матчем с киевлянами секретарю Донецкого обкома Дегтяреву, и нам по инстанциям „спускается“ установка: отдать очки. И никуда не денешься. <…> Дегтярев был шефом команды, мы понимали, что, насолив киевлянам, мы подставим его, за невыполнение указаний его в Киеве по головке не погладят. А он – нас. <…> Для тренеров „партийные директивы“ были настоящей головной болью. Готовили игроков к поражению постепенно, начинали с тех, кто попокладистее. <…> Когда турнирная задача ими (киевлянами – прим. автора) бывала решена, и от них перепадало особо „нуждающимся“ украинским командам. Считаю, что тогда и распространилась повсеместно эта зараза – договорные матчи…»285.
Авторство этой системы также нередко приписывают Валерию Лобановскому, однако, как подчеркивает Рафалов, «…в те времена Лобановский тренировал «Днепр»…»286. Много лет спустя Валерий Васильевич будет, впрочем, отрицать сам факт существования на Украине такой практики, ссылаясь при этом на статистические выкладки по одному сезону: «Меня всегда забавляют досужие домыслы о том, что, дескать, с украинскими командами киевское «Динамо» набирает столько очков, сколько ему нужно, оставляя соперникам жалкие крохи. Свои изыскания авторы подобных утверждений иногда публикуют в виде статистических сведений, так, между прочим, под видом «неофициального чемпионата Украины». Странно, но после сезона 1987 года, когда «Шахтер», «Днепр», «Металлист» отобрали у нас восемь очков из двенадцати возможных, информация об этом факте на страницах печати не комментировалась. Легко, между прочим, подсчитать, что, если эти восемь очков приплюсовать нам, место наше в турнирной таблице было бы следующим за «Спартаком». Поиски несуществующего точно так же отравляют жизнь футбола, как и случающиеся еще неспортивные моменты реальные…»287.
Однако существует множество свидетельств того, что на деле украинские команды обменивались очками по принципу – пусть получит тот, кому нужнее, как еще до воцарения Лобановского в киевском «Динамо», так и после. Об этом неоднократно говорили тренеры, работавшие на Украине, игроки украинских клубов, и их былые соперники. Приведем слова Манучара Мачаидзе: «…Договорных матчей было много. И знаете, эти договорные игры зачастую били по нам очень чувствительно. Если бы велась чистая борьба, то успехов у „Динамо“ (тбилисского – прим. автора) в союзных соревнованиях было бы куда больше. <…> При острой борьбе, скажем, за первое место или просто призовое те же киевские динамовцы или „Шахтер“ могли рассчитывать на „лояльность“ земляков. У нас же подобных поблажек не было. Вот и получалось, что иная команда имела „гарантированные“ 7-8 очков. А исход чемпионата иногда решали 1-2 очка. Нам для достижения успеха нужно было, что называется, прыгнуть выше головы…»288. Тренер чемпионской ворошиловградской «Зари»-72 Герман Зонин полностью соглашался с футболистами: «Завершая украинскую тему, отмечу, что в свое время Евгений Ловчев верно заметил: киевское „Динамо“ начинало чемпионат, уже имея на своем счету от 8 до 10 очков. Таков был ежегодный взнос украинских команд в дело грядущей победы флагмана в чемпионате. И в ЦК Компартии Украины были люди, которые курировали этот вопрос. Главное, чтобы Киев взял золото, а уж украинские команды как-нибудь разберутся между собой…»289.
А Валентин Бубукин уверен, что именно неповиновение в подобной ситуации стоило ему тренерского места в львовских «Карпатах»: «В конце сезона 1973 года даже вышел такой случай. Киев боролся с Ереваном за золото. Вызывает меня Падолко (второй секретарь львовского обкома партии Анатолий Захарович Падолко – прим. автора) и говорит:
– Мы должны проиграть «Динамо». Нам звонили из ЦК. Я отвечаю:
– Знаете что, я буду давать установку на победу. Я не могу так. Я их заставляю биться, наказываю – и вдруг сам начну. Могу сказать им: с вами хотел поговорить второй секретарь обкома. И уйти. А вы тогда им говорите, что хотите.
Не знаю, что там было, наверное, предупредил их, что надо сделать так, чтобы и народ ничего не понял. Потом подошли ко мне мужики: Гена Лихачев, Броварский, Поточняк и сказали:
– Валентин Борисыч, не переживайте, они нам в том сезоне обещали по тысяче рублей, а дали по семьсот, обманули. Мы им сказали, ну, смотрите, настанет время, як мы будем играть.
Это было еще в первом круге, когда с Полосиным играли, киевляне не хотели рисковать и попросили два очка. Наши ответили: а вдруг выиграем, тогда нам по тысяче официально заплатят. Они им: мы сами вам дадим по тысяче. А потом решили, что слишком жирно, и дали по семьсот.
И вот играем мы с «Динамо» ничью. Хорошо, что еще в серии пенальти проиграли 4:5, но это же лотерея. Падолко был шокирован – звонили оттуда – и до самой серии пенальти хватался за сердце. Тогда-то надо мной и стали сгущаться тучи…»290.
Довольно откровенен был по окончании карьеры и один из лучших бомбардиров донецкого футбола, лучший футболист СССР 1979 года Виталий Старухин. Вот что ответил он на вопрос, доводилось ли ему участвовать в «договорных» матчах: «Разумеется, приходилось. В бытность мою игроком, скажем, все матчи «Шахтера» с киевским «Динамо» можно было отнести к разряду договорных.
– Что значит «можно было»?
– Ну, в том смысле, что сами футболисты в сговоре не участвовали. За нас обо всем договаривались где-то наверху. В Киеве, как правило, ставилась «задача» проиграть, а дома уже по обстоятельствам: кому нужнее очки, тот их и получал.
– И как выглядела установка на проигрыш?
– Обыкновенно. Тренер говорил открытым текстом. Кто не хотел, мог на поле не выходить. Только эта оговорка распространялась не на всех. Ведущие игроки обязаны были участвовать в спектакле, чтобы зрители ничего такого не заподозрили.
– Полагаешь, они ни о чем не догадывались?
– Вообще-то болельщики в массе своей наивны, как дети. А детей обманывать и легко, и скверно. Отсюда мое негативное отношение к договорным матчам…»291.
Подтверждали рассказ Старухина и его былые партнеры по команде – Валерий Яремченко: «Когда я играл, все, без исключения, украинские команды ходили «под Киевом». А «договаривались» просто – следовал звонок «самого главного болельщика» республики товарища Щербицкого, и игроки получали от начальников соответствующую директиву. Что касается тренера, то он в этом вопросе был лицом шестнадцатым, его мнение ровным счетом никого не волновало. Долгие годы в столицу Украины мы ездили «туристами» – за очередной «баранкой», а в Донецке гоняли ничейку. Помню, как-то в середине 70-х плюнули на все и устроили небольшой «бунт на корабле». В итоге – проиграли и в Донецке, зато в 78-м победили киевлян в обоих матчах, то-то было шуму!..»292 и Вячеслав Чанов: «…Не секрет, что из Киева партийные руководители во главе с Щербицким давили на всех. Порой открытым текстом спускали указание первому секретарю донецкого обкома Дегтяреву поделить очки с «Динамо». Тот приезжал в команду, объяснял ситуацию. Игроки отвечали: «Нет! Будем биться!». Дегтярев упрашивал: «Поймите, нет выхода. Если уважаете меня, надо так сыграть…». Что остается?..»293.
Неоднократно сетовал на особое положение киевлян и Бесков. И в 70-е – вот что ответил Анатолий Байдачный на вопрос о «договорных» матчах в его бытность игроком: «В московском «Динамо» эта тема не поднималась. Ни-ког-да! Хотя Бесков ворчал, что под Киев по приказу сверху все украинские клубы ложатся…»294, и в конце 90-х: «…у «Спартака» не было тех условий, которые имел Киев. Все украинские команды преподносили киевлянам очки на блюдечке… <…> Я уверенно могу сказать о том, что украинские команды на своем поле регулярно играли с динамовцами вничью, а в ответной встрече в Киеве, как правило, отдавали им два очка…»295, а на вопрос о московской «солидарности» только всплескивал руками: «Боже упаси! Что вы?! Ни один московский клуб не играл против нас спустя рукава. Победить «Спартак» считалось очень престижным, и все стремились к этому. В Москве не было того, что творилось в Украине…»296.
…Вернемся, однако, в 1968-й. Произошло в том году и еще одно событие, ставшее впоследствии знаковым для всего советского футбола. Началась тренерская карьера 29-летнего в ту пору Лобановского. Предшествовал этому его весьма неординарный поступок. Вот как описывал это известный киевский журналист Дэви Аркадьев в книге «Эра Лобановского»: «В конце июля 1968 года в газете «Советский спорт» появилась публикация «Футболист уходит…», в которой Лобановский, выступавший в ту пору в составе донецкого «Шахтера», заявил на всю страну, что не хочет играть в антифутбол и навсегда оставляет зеленый газон стадиона. «Я не удовлетворен положением дел в команде, – говорил в своем монологе футболист. – Играть так, как мы играем, дальше нельзя. Мне претит антифутбол. А то, во что мы играем, и называется антифутболом. Не в узком – в широком смысле слова. Потому что рассчитывать на удачу, на случай в современном футболе нельзя. Надо найти четкий водораздел между атакой и обороной, ничем не пренебрегая. Надо создавать ансамбль, коллектив единомышленников, подчиненных одной игровой идее. Я давно твержу, пусть кому-то обидно будет это слышать, что в нашей команде неправильный подбор игроков. И еще: футболиста надо уважать. Нельзя требовать, чтобы человек улыбался, когда ему плохо, чтобы больной человек делал вид, будто он здоров. Я больше не хочу пытать счастья в других командах – я больше не играю…»297.
23 октября 1968 года Валерий Лобановский будет назначен старшим тренером «Днепра», выступавшего тогда во второй группе класса «А» (позже получившей название «первая лига»). Пройдет год, и Лобановскому в конце его первого же тренерского сезона придется столкнуться с заклейменным им «антифутболом», причем на сей раз в самом что ни на есть узком смысле этого слова. Его «Днепр» неожиданно уступит в финальной пульке чемпионата-69 путевку в первую группу класса «А» орджоникидзевскому «Спартаку», безвольно проиграв в очной встрече. Как утверждал Дэви Аркадьев: «В футболе, как и в жизни, рано или поздно все тайное становится явным. Уже на следующий день среди специалистов и журналистов, съехавшихся в Симферополь, пошли разговоры о том, что несколько опытных игроков „Днепра“ оказались „пятой колонной“ в том матче: „сыграли“ против своей команды. Разумеется, и – против Лобановского… Он по молодости тренерского стажа, скорее всего, даже не смог предвидеть – а тем более предотвратить! – такой поворот событий. Для него это было первое серьезное испытание игрой в футболе, а не игрой в футбол…»298.
Журналист оправдывает Лобановского за то молчание: «Он наверняка сделал из случившегося выводы, но, как говорится, для себя. Не стал открыто бороться против подобных явлений, не стал их ни с кем обсуждать (и осуждать). Принял это как реальность. Хотя, думаю, внутренне он восставал, возмущался, негодовал. Это ведь тоже был антифутбол. Но почему молчал? Почему не выступил, как год назад в том интервью газете „Советский спорт“? Может, боролся сам с собой: Лобановский против… Лобановского? Не знаю. У меня нет на эти вопросы готовых ответов. Но за это молчание я не осуждаю Валерия, которому в ту пору просто нечего было противопоставить сложившейся системе нашего „любительского“ футбола с ее архинесовершенным аппаратом государственных и общественных органов управления. Начни он тогда борьбу – и кто знает, стало бы сегодня известно всему футбольному миру имя Лобановского-тренера?..»299. В одном нельзя не согласиться с Дэви Аркадьевым – собственные выводы Лобановский, несомненно, из случившегося сделал…
Каждый год, тем временем, приносил все новые образцы «игр в футболе». Спортивная пресса, надо отдать должное, недвусмысленно выказывала отношение к происходящему. Тот же 1969 год, преподавший горький урок Лобановскому, «подарил», например, еще и неприглядную развязку гонки за звание лучшего снайпера первенства. Вот как описывал происходившее Лев Филатов в книге «Ожидание футбола»: «В 1969 году в самом последнем матче сезона встретились в Кутаиси местное „Торпедо“ и ростовский СКА. И получилось у них – 3:3. По три гола забили кутаисец Херхадзе и ростовчанин Проскурин, после чего оба вышли по сумме голов в лучшие бомбардиры чемпионата. На матче присутствовал журналист Геннадий Радчук. У него не было сомнений, что голы забивались по взаимной договоренности. Он об этом так прямо и написал, и его реплика под заглавием „Скачок соискателей“ появилась в еженедельнике „Футбол-Хоккей“…»300. Радчук действительно был прям: «Даже благодушная, немногочисленная аудитория в тот день на местном стадионе почувствовала себя сконфуженной, наблюдая за тем, как шла игра в поддавки… Весь матч наносили удары по воротам лишь эти двое. Больше никто. Оставалось лишь гадать, сколько мячей они забьют при символическом противодействии защиты соперников. Я думаю, что по четыре выглядело бы слишком сенсационно, а по два могло и не хватить. Сошлись на трех…
– А где доказательства? – скажут мне.
В данном случае не нужны свидетельские показания и протоколы допросов. Футбол достаточно открыт и очевиден…»301.
Филатову, главному редактору еженедельника «Футбол-Хоккей», нельзя отказать в смелости: «Когда я посылал ее в набор, то, хоть и полностью доверяя глазу Радчука, понимал, что доказательств у нас с ним нет. Я ждал опровержений от руководителей команд, от „бомбардиров“, от кутаисских и ростовских болельщиков. Ни единого письма с изъявлением несогласия не пришло в редакцию, ни единого устного упрека не услышали мы с Радчуком. Короче говоря, этим ловкачам никого не удалось надуть своей необычайной меткостью. Итогом истории было решение редколлегии газеты „Труд“ вручить приз лучшего бомбардира спартаковцу Н. Осянину, забившему, как и наши герои, шестнадцать голов. Решение обосновывалось тем, что Осянин забил более важные голы, что его клуб стал чемпионом страны, что, наконец, он входил в состав сборной… Но все, кто читал реплику Радчука, понимали истинную подоплеку этого справедливого решения…»302.
В том же году тренировавший «Динамо» Константин Бесков, не терпевший сговоры, по воспоминаниям Валерия Маслова, едва не сошелся в рукопашной с лидерами своей команды: «Перед заключительным матчем предварительного турнира в Москве с бакинским «Нефтчи» «Динамо» с 17 очками находилось в подгруппе на четвертом месте. Чтобы продолжить борьбу за медали, нужно было занять место не ниже седьмого… Что мы должны были делать? Играть на победу с риском проиграть, после чего в случае выигрыша «Арарата» заниматься унизительными подсчетами во взаимоотношениях с «Зарей» и «Черноморцем»?.. В таких случаях нужно о своих интересах думать, а не терзаться сомнениями… Наши тренеры ничего в 1969-м не просчитали и никаких шагов не предприняли. Разбираться пришлось игрокам. Договорились с бакинцами, что сыграем вничью. Найти общий язык нам было нетрудно – со многими футболистами «Нефтчи» мы много лет достаточно тесно общались, к тому же за «Динамо» в том году играл приглашенный из Баку Валерий Гаджиев. В Москву, чтобы навести справки, приехал Александр Семенович Пономарев, который тогда возглавлял «Арарат». Накануне матча мы с Аничкиным встретились с ним у Дерюгина (председателя городского совета «Динамо» Льва Евдокимовича Дерюгина – прим. автора) дома, и честно сказали, что существует договоренность с «Нефтчи». Пономарев был, конечно, расстроен. Такой исход оставлял ереванцам только одну возможность попадания в семерку: побеждать в Киеве…»303. По словам Маслова, о договоренности знали в команде «…все, кроме Яшина и Козлова. Льву говорить не стали, решив, что его репутация должна оставаться безупречной, а Володю Козлова посвящать в детали было бесполезно – он бы все равно ничего не понял…»304.
Тренеры, в отличие от игроков, были «…ни сном, ни духом. Даже Юрий Константинович Кузнецов, который вырос в Баку и много лет там играл… Первый тайм мы выиграли 2:0, во втором пропустили два мяча, и к общему удовольствию матч завершился вничью – 2:2. Тренерам, конечно, все ясно стало, к тому же, как рассказывали, в перерыве Пономарев в служебной ложе сообщил все, что ему было известно. Разъяренный Бесков потребовал немедленного разбирательства на базе в Новогорске. Приехал туда, прихватив корреспондента «Советского спорта» Олега Кучеренко. Узнав, что мы с Володей куда-то отлучались, тут же во всеуслышание заявил: «Вы ездили деньги получать!». На самом же деле мы подбросили Зыкова на Белорусский вокзал и вернулись обратно. Константин Иванович начал распекать Витю Аничкина как капитана команды. Смотрю, они друг на друга наскакивают, как два петуха. Пришлось и мне вмешаться. Кончились все тем, что получили пять суток гауптвахты с формулировкой «за оскорбление старшего по званию»…»305. Не после этого ли памятного случая у Бескова появилась почти маниакальная подозрительность в отношении возможных сговоров своих футболистов?..
Репутация Бескова в отношении «договорных» матчей, надо сказать, абсолютно безупречна. Герман Зонин позже выразит общее мнение: «Если знали, что при Алескерове в «Черноморце» готовы «расписать» очки, то знали и другое: с Качалиным, Бесковым, московским «Динамо» и «Спартаком» такой номер не пройдет…»306. Сам Константин Иванович в одном из последних своих больших интервью на прямой вопрос, откуда такая принципиальность, ответит так: «Родился таким. И когда соперничаешь с командами, способными на неблаговидные поступки, это напоминает карточную игру с шулерами…»307.
1970 год только укрепил Бескова в его подозрительности и неприязни к карточному шулерству – причем к последнему еще и в самом прямом смысле этого слова. Возглавляемое им московское «Динамо» в матче за первое место против ЦСКА в Ташкенте умудрилось за 13 минут растерять преимущество в счете в два мяча и отдать армейцам игру, а вместе с ней и «золото».
«Всякое случается в футболе. Но впервые именно перед этим таймом игроки попросили тренера не производить замены и разрешить перестановку на поле, на ключевых направлениях, после чего команда, словно по сигналу, разваливается как карточный домик, как детская игрушечная пирамидка. Поневоле вспомнишь слова песни о Ермаке: «И пала, грозная в боях, не обнажив мечей, дружина…». Остаюсь при своем мнении. И в этом, кстати, я не одинок…»308, – напишет в своей книге «Моя жизнь в футболе» Бесков спустя четверть века.
«Отец был уверен, что с этим матчем дело нечисто. Переубедить его было нереально…»309, – вспоминала позже его дочь Любовь, спустя два года вышедшая замуж за забившего два мяча в Ташкенте в ворота «Динамо» Владимира Федотова. О том же говорила и супруга самого Бескова, Валерия Николаевна: «Костя до конца жизни остался при своем мнении. И в этом был не одинок. К примеру, Лева Яшин, в ту пору уже начальник команды «Динамо», после финального свистка тоже сказал: «Продали!». За столько лет в футболе они научились разбираться в таких вещах. Видели нюансы, которые рядовому болельщику, может, и не бросались в глаза…»310. Подозрения Бескова обрушились, в первую очередь, на полузащитника Валерия Маслова: «Перед игрой Бесков поставил передо мной задание – действуй персонально против Владимира Федотова. Но если будем выигрывать, передай его другому, а сам выдвигайся ближе к атаке. После первого тайма мы вели 3:1. Один из голов забил я. В перерыве Бесков спросил: „Валера, нужны ли замены?“. Я ответил: „Нет, все хорошо“. И не стал плотно опекать Федота, выдвинувшись вперед. В итоге он и забил победный гол после того, как мяч угодил в знаменитую кочку перед нашим вратарем Володей Пильгуем. Уже в раздевалке Бесков стал предъявлять мне претензии: мол, я продал матч картежникам. Действительно, я заметил на трибунах знакомых картежников. Бесков их тоже знал. Но игру я не продавал. И услышав обвинения Бескова, полез в драку. Хорошо, что тогдашний начальник команды, великий в прошлом футболист 30-х годов Сергей Сергеевич Ильин налил мне стакан водки. Потом второй. Я немного успокоился. Но с тех пор отношения с Бесковым испортились безвозвратно. Если он говорил: „Я с тобой не разговариваю“, то это было раз и навсегда. И ничто его не могло переубедить…»311. «Понимаете, Бесков из поколения, воспитанного Михеем. Это своеобразные люди. Если что-то вбили в голову, переубеждать бесполезно…»312, – Маслов сердца на Бескова не держал: «Для меня Бесков – тренер номер один. От Бога. Где-то следом Михей (Якушин) и Валерка (Лобановский)…»313.
По горячим следам тренер обвинил одного Маслова: «В раздевалке только на меня набросился…»314. Маслов объяснял это просто: «Меня он заподозрил, потому что сестра моей жены была замужем за лучшим картежником в той компании, Левой Кавказским. Конечно, я этих ребят знал. Это ж не шулера какие-то – высшая лига! <…> Не путайте с теми, кто по поездам туза из рукава вытаскивал. Это люди с математическим образованием. <…> Футбол они любили, на матчах нередко бывали…»315.
Позже подозрения Бескова распространились еще и на Виктора Аничкина и Геннадия Еврюжихина (Аничкин стал виновником пенальти в ворота «Динамо»): «В перерыве между таймами прихожу в динамовскую раздевалку, и вдруг ко мне обращаются сразу трое – Маслов, Еврюжихин и Аничкин: «Константин Иванович, давайте не будем производить замены». В моей тренерской практике – первый случай, чтобы игроки подошли с такой просьбой. Мало ли кто из них может в данной встрече выглядеть слабее обычного, мало ли кого решат заменить более свежим игроком тренеры… Впрочем, в тот день и час мне, положа руку на сердце, и выпустить на замену было, в сущности, некого. «И позвольте мне лично сыграть против Володи Федотова», – просит Маслов. А до этого против Владимира Федотова играл двадцатилетний инициативный и старательный Евгений Жуков, и претензий к нему у меня не было. Но, подумал я, Маслов тоже словно двужильный, к тому же гораздо опытнее Жукова; разрешаю поменяться. Затем обращаюсь к Еврюжихину: «Геннадий, если атака срывается, непременно возвращайся на свой фланг и там постарайся помешать атакующим действиям Истомина. Его надо нейтрализовать, а сделать это сподручнее тебе…». <…> Выходим из раздевалки: футболисты – на поле, я отправляюсь на скамью динамовского «штаба». Начинается второй тайм. Вижу, как говорится, невооруженным глазом: Володе Федотову просто-таки открыли «зеленую улицу», а по правому краю атаки армейцев систематически проходит далеко вперед Юрий Истомин, с которым также никто не противоборствует… Маслов не участвует ни в наших наступательных действиях, ни в оборонительных, движется вяло, как-то формально. Присутствует, и только. Что происходит, черт побери? И заменить-то некем!..»316.
Маслов излагал логику событий строго наоборот: «На установке перед повторной встречей мы договорились, что если «Динамо» будет проигрывать, то опекой Федотова займется молодой Женя Жуков, а я выдвинусь вперед, в помощь нападающим. После того, как Дударенко открыл счет, так и было сделано. Ход игры удалось переломить. В течение шести минут счет стал 3:1 в нашу пользу… Если игра идет, стоит ли что-то менять? После перерыва Жуков остался при Федотове, а я по-прежнему играл, как сейчас бы сказали, под нападающими…»317. И винил самого Бескова: «Лучше бы Константин Иванович в себе покопался, свои ошибки вспомнил. Во время повторного матча его так трясло, что, приняв с Яшиным в перерыве изрядную дозу коньяка, сначала сигару курил на скамейке, а потом куда-то в сторону подался, оставив Голодца игрой руководить. Тот, естественно, замены сделать побоялся. Хотя, помню, еще в раздевался Бесков у меня интересовался, не нужно ли кого-то менять… В перерыве – нет… Защитник армейцев Истомин практически бросил свое место и стал постоянно подключаться к атакам. Его и должен был держать свежий игрок, но замены Бесков не сделал…»318. Бесковская сигара запомнилась, кстати, и Александру Нилину: «Телевидение, транслировавшее матч из Ташкента, показало всей стране не скрывавших отличного настроения Яшина (он к тому моменту стал начальником команды, закончил играть) и Бескова в одинаковых английских пальто, а Константина Ивановича еще и с сигарой…»319.
Маслов и десятилетия спустя твердо стоял на своем, утверждая, что закулисные игры тут не при чем: «Говорил Бесу: „Вон, у Тайванчика пойди спроси“. Тайванчик, Алик Тохтахунов, – очень солидный человек, работал администратором в Ташкенте и ЦСКА. Джигит! Он бы подтвердил, что картежники в жизни таких вопросов не поднимали – чтобы где-нибудь нахимичить. Ни-ко-гда!..»320. Бесков так и не поверил и, опять же, говорил обратное: «Администратор команды „Пахтакор“ после этого матча мне говорил, будто бы какие-то приезжие дельцы, московские картежники, забавы ради (но и ради прибыли) затеяли многотысячное пари со своими ташкентскими „коллегами“: кто победит в матче 6 декабря? Тем и другим было абсолютно все равно, кто именно победит. Они развлекались, попутно делая бизнес на футболе. Администратор сказал, что те, которые ставили на ЦСКА, проявили больше стараний. Эту же версию услышал от другого жителя узбекской столицы Лев Яшин, который был ошеломлен концовкой финального матча не меньше моего. У меня нет доказательств. Их ни у кого нет. Никого не могу и не стану обвинять. Вполне вероятно, что эта версия – сплетня, „утка“, придумка ташкентских доброжелателей, пытавшихся нас таким образом утешить (хотя подобное „утешение“ может довести до инфаркта). Поэтому предлагаю читателям, как стало модно говорить, информацию к размышлению…»321.
Позднее Бесков стал еще более категоричен в высказываниях: «Все, что произошло, случайным я назвать не могу. <…> Те, кто в этом был замешан, до сих пор стараются не попадаться мне на глаза. Предательств я не прощаю. Пострадали другие, честные ребята, которые хотели стать чемпионами и отдали для этого все силы. А маленькая группка дельцов отняла у них золотые медали…»322.
Лучший бомбардир в составе ЦСКА в том сезоне Борис Копейкин подозрения Бескова не разделял: «Я второй год был в команде – может, что-то от меня скрыли. Но и Шестернева, и Капличного, и Федотова расспрашивал. Все руками разводят: с чего Бесков взял, что какие-то картежники исход решили? С таким сценарием игры не сдаются. Я до сих пор подробности помню – при счете 1:3 «Динамо» пяток могло забить…»323. Согласен был с ним и Владимир Федотов: «Знаю, как много копий сломано вокруг того, почему Маслов еще в первом тайме перестал меня опекать, передоверив это молодому Жукову. Могу сказать только одно: нарушением игровой дисциплины это не было, иначе Бесков его бы одернул…»324.
Так или иначе, но само появление таких подозрений много говорит о тогдашней ситуации в советском футболе…
Сезон 1971-го года начался с появления любопытного документа, который призван был стать неодолимой преградой на пути всяческого негатива в футболе. История порой повторяется в виде фарса. Современные любители футбола припомнят, что нечто подобное случалось и в недавнем прошлом уже российского футбола. Так вот, тогда, в 1971 году, как и сейчас, ничего более действенного, чем принять «Кодекс спортивной чести советского футболиста», футбольные чиновники не придумали…
«Советский футболист видит в игроке другой команды прежде всего советского человека, товарища по спорту, единомышленника по любимой игре…»325, – заверял «Кодекс», рисуя на бумаге идеальный образ советского футболиста: «Советский футболист считает невозможным оскорблять словами или действиями товарища по футбольной игре… Советский футболист обязан беспрекословно, не высказывая жестами или словами своего неудовольствия, подчиняться решениям арбитра… Советский футболист не может считать дозволенным симуляцию на поле… Он не должен прибегать к умышленной оттяжке времени, откидке мяча… Советский футболист должен постоянно следить за своим внешним видом: быть причесан, побрит, аккуратен в повседневной и спортивной одежде, нельзя плевать и метить нос на поле во время игры перед глазами тысяч зрителей… он должен избегать в общественных местах и на транспорте излишне громких разговоров и смеха…»326.
…Смеха новый сезон принес мало, излишне громких разговоров много. Поведение советских футболистов плохо соотносилось с идеалами, воспетыми в «Кодексе спортивной чести». Скандал следовал за скандалом…
В стартовом туре в Ереване хозяева поля принимали львовские «Карпаты». После назначения на 87-й минуте при ничейном счете второго в матче пенальти в ворота «Арарата» хозяева вместе с высыпавшими на поле зрителями атаковали судью Александра Табакова. Не остались безучастны и гости. По свидетельству известного в прошлом арбитра Марка Рафалова, «…при разбирательстве этого инцидента в верхах говорилось о том, что футболисты обеих команд «исподтишка, за спиной судьи, пинали ногами соперников, а некоторые смельчаки хватали арбитра за руки и за грудки, пытаясь устрашить его…»327. Дело спустили на тормозах, пригрозив «Арарату» переносом домашних матчей в другие города.
Впрочем, защита требовалась не только судьям, но и командам – от судейского произвола. Как отметит в своей книге Марк Рафалов, «…нелицеприятные слова в адрес своих коллег произнес на всесоюзном совещании судей известный в прошлом судья Нестор Чхатарашвили: «Сегодня арбитр выходит на поле и не видит перед собой «красных» и «синих», как должен был бы видеть. Он видит команду, у которой столько-то очков и столько-то заступников, которая претендует на такое-то место, играет на своем (или чужом) поле, перед этим проиграла (или выиграла) и т.д. и т.п. Так разве не влияет на судью обилие подобной «информации»?»…»328.
Поддержали выступавшего и украинские товарищи. Еще цитата, на сей раз из речи начальника отдела футбола Спорткомитета Украины Олега Ошенкова: «Они чаще руководствуются интересами клубов, но не правил. Мы сталкиваемся с фактами криводушия, необоснованного либерализма, иной раз тенденциозности… Я думаю, что наш футбол очень выиграет, если мы поведем наконец самую решительную борьбу с судьями-конъюнктурщиками, приспособленцами»…»329.
Впрочем, Спорткомитету Украины было бы неплохо взглянуть и на вверенное его заботам хозяйство. Работавший в 1971 году в украинской первой зоне второй лиги с «Шахтером» из Кадиевки (ныне – Стаханов) Олег Базилевич посетует позже: «Но скажу откровенно: во многих играх на выезде арбитры нас, как принято говорить на футбольном жаргоне, «убивали». После таких встреч мы с Анатолием Крощенко, в общем-то, молодые еще люди, не утратившие веру в справедливость и в то, что порядок может быть наведен, писали соответствующие рапорты. Единственным результатом наших протестов было то, что в Федерации футбола Украинской ССР нас за глаза, а иногда и прямо в глаза стали иронично называть «писателями». А видавшая виды секретарь председателя Федерации каждый раз укоризненно кивала головой и говорила: «Ну, что вы все время протесты носите! Вы что-то другое принесите. Тогда, возможно, и решится ваш вопрос…». А шел только 1971 год. Похоже, серьезные проблемы в советском футболе начали накапливаться задолго до того, как поднялась шумиха вокруг большого количества ничьих, «договорных» матчей и так далее. И пусть простят меня болельщики, ностальгирующие по временам чемпионатов СССР. Повторюсь, никого лично не хочу обвинять. Но как живой свидетель и непосредственный участник событий тех лет ответственно заявляю: да, уже в те годы все было достаточно неблагополучно…»330.
Апофеозом проявлений «спортивной чести советских футболистов» на поле в том году стал беспрецедентный скандал, произошедший 8 октября в Ростове-на-Дону. Гости, футболисты бакинского «Нефтчи», вели в счете, но в середине второго тайма пропустили два мяча кряду. Дальнейшее живописал на заседании Федерации футбола глава Спортивно-технической комиссии Борис Топорнин: «Крамаренко, пропустив второй гол и недовольный судейством, бросился с кулаками на судью Ю. Балыкина и нанес ему два удара по лицу. Защитник Кулиев демонстративно выбил мяч на трибуны, за что был предупрежден. Защитник Мирзоян плюнул в лицо судье на линии, который во время инцидента с Крамаренко прибежал на помощь арбитру в поле. Капитан команды Банишевский призывал игроков покинуть поле…»331.
Вердикт Федерации футбола был также беспрецедентным – засчитать «Нефтчи» в трех оставшихся матчах поражения, что обрекало бакинцев на расставание с высшей лигой, главных действующих лиц инцидента дисквалифицировать: вратаря Сергея Крамаренко на три года, Рафика Кулиева – на год, Александра Мирзояна (да-да, того самого Александра Мирзояна, в 1979 году ставшего чемпионом страны в составе московского «Спартака») – на полгода.
Спорткомитет СССР утвердил было решение Федерации, однако через несколько дней тихо пошел на попятную. Как стало известно много позже, решило исход дела вмешательство ЦК компартии Азербайджана и лично товарища Гейдара Алиева, обратившегося в ЦК КПСС с просьбой пересмотреть принятое в отношении «Нефтчи» решение, в том числе, в силу того, что «…в связи с решением Федерации футбола СССР о дисквалификации бакинской команды среди части населения республики, особенно молодежи, возникло серьезное недовольство, чреватое нежелательными последствиями. По его сообщению, некоторые рабочие Нефтяных Камней в знак протеста отказались приступать к работе…»332. Такие аргументы не могли оставить равнодушными, и «…в соответствии с рекомендацией ЦК КПСС Комитет по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР разрешил команде «Нефтчи» провести оставшиеся игры чемпионата 1971 года…»333.
…Сезон принес и новые публичные разоблачения околофутбольных «чудес». Хотя, по свидетельству Акселя Вартаняна, тогда «журналисты много знали, но мало говорили», но и не молчали, а уж если говорили, то, как положено, били не в бровь, а в глаз. Мартын Мержанов в еженедельнике «Футбол-Хоккей» в 1971 году совершенно недвусмысленно описал происходившее в матче столичного «Торпедо» с ташкентским «Пахтакором». Автозаводцы сделали в том сезоне 20 ничьих в 30 матчах – абсолютный рекорд, и острой нужды в очках, в отличие от «Пахтакора», не испытывали: «Атаки развивались прихотливо, причудливо, хотя в них участвовали пять форвардов. Они спокойно передавали друг другу мяч в середине поля, но не шли к чужим воротам, словно бы у штрафной площади горел красный свет – сигнал, запрещающий движение вперед. Ворота „Пахтакора“ так и не стали мишенью обстрела. Удары торпедовцев не волновали вратаря Говорова, ибо мяч послушно летел мимо цели. Футбол, как всякая игра, временами подчинена неумолимому закону случайностей. Но когда они часто повторяются, то становятся закономерностью, нарочитостью. Таков был силуэт торпедовского футбола. <…> На кончике пера висят более острые определения, но оставим их в стороне. Невольно вспомнилось, как раньше в дешевых провинциальных цирках „Черная маска“ создавала видимость борьбы с „чемпионом мира, Бухары и окрестностей“. Публика, не понимая внутренней механики борьбы, бурно реагировала на каждый жест цирковых гастролеров. Теперь зрители все понимают, и потому, торопливо покидая трибуны, приговаривали: „Плакали наши денежки“. И это уже не первый раз. В прошлом номере еженедельника было отмечено, как „шел без намека на соревнование“ матч торпедовцев с новыми чемпионами. <…> Не нужно быть Вольфом Мессингом, чтобы понять, что комплекс пассивности у торпедовцев таится не в спортивных, а в моральных показателях коллектива…»334.
Ташкентской команде миролюбивое гостеприимство торпедовцев впрок не пошло. «Пахтакор» вместе с донецким «Шахтером» покинул высшую лигу. Причем, забегая вперед, концовка чемпионата 1971 года была во многом сродни заключительным турам рокового для «Спартака» осеннего чемпионата 1976 года. В итоговой таблице у четырех команд, занявших с 7 по 11 места, оказалось по 28 очков, еще у четырех, включая «Пахтакор» – по 26. И лишь «Шахтер» пришел к финишу с 24 очками. Борьба за «место под солнцем» велась всеми правдами и неправдами…
Как вспоминал впоследствии вратарь «Шахтера» Юрий Дегтярев, шансов остаться в высшей лиге у его команды не было: «В Алма-Ате мы уступили „Кайрату“ и заняли последнее место в турнирной таблице. <…> Накануне матча с „Кайратом“ ленинградский судья Анатолий Иванов, мой дружище, с которым мы шли по сборной, откровенно сказал: „Юрочка, не дергайтесь! Вопрос решен на уровне ЦК. Вы – область, а это столица республики. Если они не забьют, я подойду и забью“. Нас тренировал тогда Николай Морозов. Правой рукой у него был администратор из московского „Локомотива“ Владимир Козырский, которого он посылал и в одну сторону, и в другую. Он вроде бы со всеми договорился и позвонил: „Все нормально“. Но это не помогло, все решилось на высшем уровне…»335.
А «Пахтакор» был от высшей лиги «отцеплен» в Ростове-на-Дону, где местный СКА в последнем матче сезона принимал минское «Динамо». Ташкентская команда к 12 ноября завершила выступления с 26 очками, отстававшим на очко ростовчанам нужна была хотя бы ничья, чтобы по разнице забитых и пропущенных мячей опередить их в итоговой таблице. У минчан был свой «интерес» – их капитану Эдуарду Малофееву не хватало двух мячей, чтобы довести счет своих голов до сотни и попасть в символический бомбардирский Клуб Григория Федотова.
Марк Рафалов был арбитром встречи: «Казалось, никто на нашей грешной земле не сомневался, что матч завершится ничейным исходом. В этом даже признался еще в самолете летевший с нами из Москвы заместитель начальника Управления футбола Спорткомитета СССР Геннадий Кафанов. Слегка разогревшись в воздухе двумя-тремя стопками коньяку, начальник принялся проводить с нами «воспитательную работу». Он даже успел произнести что-то вроде: «Вы там смотрите у меня…». Его тирада была довольно бесцеремонно прервана нами. Мы заявили, что будем строго блюсти правила игры, а за чистоту отечественного футбола надлежит отвечать Управлению футбола, а не судьям. «А то, что матч закончится вничью, вы и без нас прекрасно знаете», – заключил диалог арбитр Иван Лукьянов…»336. Ростовчане перестраховались: «Встречавший нас в аэропорту администратор СКА Лев Аронов погнал машину каким-то непривычным маршрутом. Черная „Волга“ проскочила ночные улицы спящего города, вырвалась на загородное шоссе и домчала нас до Азовского моря, в город Азов. Утром нас пригласили на фешенебельный катер и вывезли в море. Там же нас и кормили. Сойти на берег мы не могли: нас оберегали от возможных контактов с „неверными“. Тогда же нам пояснили, что в аэропорту и на железнодорожном вокзале ведется тщательное наблюдение за всеми подозреваемыми, прибывающими из Ташкента…»337.
Встреча завершилась вничью – 3:3. Два мяча записал на свой счет Малофеев. О «Кодексе чести советского футболиста», как и 40 лет спустя, благополучно забыли…
Особое место в футбольном календаре занял год 1972-й. Год, когда не замечать очевидное стало невозможно. Год чемпионства ворошиловградской «Зари», о котором, при всем уважении к футбольным талантам подопечных Германа Зонина и его тренерскому искусству, Лев Филатов напишет фразу, которую будут вспоминать потом к месту и не к месту: «Никогда прежде мушиный шлейф сомнительных слухов не сопровождал чемпионов…»338. Любопытно, что при цитировании в большинстве случаев находку Филатова – слово «мушиный», по всей видимости, навеянное Высоцким («Словно мухи тут и там, ходят слухи по домом…») – как правило, редакторы будут заменять на «мышиный»…
Рождение нового чемпиона СССР – случай не ординарный. Как заметит Филатов, «…предшествовало этому сенсационному событию внезапное отстранение с поста начальника Управления футбола Валентина Александровича Гранаткина, человека чрезвычайно авторитетного, большого знатока. Хорошо помню заседание, на котором в мертвой тишине представили нового начальника, которого никто не знал. О нем было сказано: «Имеет большой опыт административной и спортивной работы в Ворошиловградской области». Имеет ли он отношение к футболу, осталось неизвестным. Уже на следующий год при новом начальнике «Заря» и стала чемпионом. Казалось, что он считал это своим главным достижением, словно заплатил долги…»339. Несложно свериться со справочниками – столь иронично главный редактор еженедельника «Футбол-Хоккей» иносказательно отрекомендовал Льва Кирилловича Зенченко, о небезынтересных инициативах в отечественном футболе которого мы еще расскажем…
Начался же сезон с почти сенсационного заявления все того же Гранаткина. То, о чем так долго говорили журналисты, было произнесено вслух чиновником. «Если следовать хронологии, первым из функционеров осудил договорку в апреле 72-го председатель Федерации футбола СССР Валентин Гранаткин: «В других видах спорта (бокс, борьба) прекращение спортивной борьбы рассматривается как трусость и неспортивное поведение. В футболе же эти явления становятся тактическим приемом. И с этим необходимо решительно бороться». («Труд» от 4 апреля 1972 года)…»340, – констатирует позже в своих изысканиях по истории отечественного футбола Аксель Вартанян. Да-да, несмотря на отстранение с поста начальника Управления футбола Спорткомитета СССР Валентин Александрович Гранаткин, в прошлом футболист «Локомотива», хоккеист «Спартака» и член сборной страны по футболу (1 матч в 1932 году) и хоккею с мячом, остался на номенклатурной позиции председателя Федерации футбола СССР.
Здесь следует сделать небольшое отступление и пояснить структуру управления советским футболом тех лет. Собственно, она мало чем отличается от сегодняшней, когда есть Министерство спорта, осуществляющее общее руководство, в том числе, и российским футболом, и есть общественная организация, ныне носящая название «Российский футбольный союз» (РФС), член ФИФА, в ведении которой – практическое управление футбольным хозяйством страны, от проведения внутрироссийских соревнований до функционирования сборных страны, международные связи и развитие отечественного футбола в целом.
В советском футболе общественная организация по управлению футболом – Секция футбола СССР – была создана еще в 1934 году, в 1947 году принята в члены ФИФА, а затем передала свои полномочия созданной 6 мая 1959 года Федерации футбола СССР (правопреемником которой в 1992 года ФИФА признала РФС). Валентин Гранаткин возглавлял Секцию футбола СССР с 1950 года, затем стал и первым председателем Федерации футбола СССР, покинул Федерацию на время в январе 1964 года, а с июля 1968 года вновь вернулся на этот пост.
Параллельно при Комитете по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР (сокращенно – Спорткомитет СССР, де-факто, министерство спорта) существовало Управление футбола, также, со своей стороны, осуществлявшее общее руководство советским футболом. И, так уж получилось, с 1969 по 1971 гг. Гранаткин совмещал руководство Федераций футбола с работой в должности начальника Управления футбола Спорткомитета СССР, оставаясь при этом еще до самой кончины в 1979 году первым вице-президентом ФИФА.
Отстранение Гранаткина, пользовавшегося большим уважением и авторитетом, сопровождалось значительными изменениями во всей структуре управления советским футболом. Все ключевые полномочия были переданы Управлению футболом, которое с таким рвением возьмется за руководство процессом, что в 1976 году вызовет закономерный вопрос читателя еженедельника «Футбол-Хоккей» В. Степанова из Львова: «Расскажите, каковы функции Федерации футбола СССР. Ведь есть же административный руководящий орган – Управление футбола Спорткомитета СССР и его подразделения на местах. Какие между ними взаимоотношения?»341.
Читателю ответит ответственный секретарь Федерации футбола СССР Анатолий Четырко: «Федерация футбола СССР работает под руководством Управления футбола и является общественным органом. Ее высший орган – совет, избираемый на 4 года из представителей федераций союзных республик, Москвы, Ленинграда, секций футбола ДСО и ведомств, профсоюзных и комсомольских организаций, научных работников, журналистов. Рабочий орган федерации – президиум, при котором создан ряд комиссий (СТК, НМС, ВКС, по подготовке резервов, пропаганды, оргмассовая, спортсооружений и спортинвентаря). Федерация оказывает Управлению активную помощь в развитии футбола в стране, осуществляет контроль и направляет деятельность республиканских федераций, секций ДСО и ведомств. Совместно с Управлением организует агитационно-пропагандистские мероприятия по массовому развитию и популяризации футбола, широко использует для этих целей печать, радио и телевидение. Федерация представляет нашу страну в ФИФА и УЕФА, участвует в планировании, разработке положений о соревнованиях и календарей, в проведении соревнований всесоюзного масштаба, в том числе юношеских („Кубок Юности“, „Кубок Надежды“, Спартакиада школьников и т.д.), массовых (Кубок СССР для команд коллективов физкультуры, „Золотой колос“). Члены комиссий федерации разрабатывают организационно-методические материалы (программы, пособия, рекомендации, правила соревнований по футболу); участвуют в обсуждении планов подготовки сборных команд страны и клубов, готовящихся к международным турнирам. Через ВКС федерация организует судейство всех всесоюзных соревнований. В начале сезона определяет пригодность полей для проведения первенства и розыгрыша Кубка СССР, осуществляет общественный контроль за строительством спортсооружений и баз. Через СТК федерация определяет меру вины и наказывает проштрафившихся игроков. Определяет и утверждает списки лучших футболистов и арбитров по итогам сезона…»342.
«Оказывает активную помощь…», «организует агитационно-пропагандистские мероприятия…», «участвует в обсуждении планов и разработке положений…». Не случайно, как заметит Аксель Вартанян, «…действительным членом ФИФА и УЕФА являлась Федерация футбола СССР, ее представители занимали посты вице-президентов в обеих международных организациях. А у себя, в отличие от федераций других стран, Федерация футбола СССР оказалась фактически не у дел. Всю власть постепенно захватило Управление футбола Спорткомитета СССР…»343.
Забегая чуть вперед, с 1973 года Федерация футбола стала и в прямом смысле организацией общественной. В марте 1973 года Валентин Гранаткин оставил пост председателя Федерации, уступив его спортивному обозревателю «Известий» Борису Федосову, автору знаменитого известинского хоккейного Снеговика. Того в 1980 году сменит юрист, в будущем один из авторов Конституции России, Борис Топорнин, которого, в свою очередь, вновь сменит в 1989 году, правда, ненадолго, журналист, спортивный обозреватель газеты «Правда» Лев Лебедев.
Своеобразный итог бурной деятельности Управления футбола Спорткомитета СССР в 70-е годы по руководству советским футболом довольно емко подведет известный тренер, на тот момент председатель Всероссийского тренерского совета Николай Глебов, посетовавший, что Управление «… не прислушивается к здравому голосу ведущих тренеров, специалистов, а также спортивной общественности. За последние годы принято множество „волевых“ решений – срочных мер для крайне срочных побед. Это и отторжение сборной СССР от клубов; более чем сомнительная попытка проведения двух чемпионатов страны в одном; безумный календарь игр с „рваными“ интервалами, большими переездами и затратами средств; отмена в приказном порядке ничьих, введение „лимита“ на ничьи и т.п. <…> Нет четкости, стабильности и в повседневной деятельности Управления. Инструкция о переходах, Положение о чемпионате СССР, утвержденные самим Спорткомитетом, нарушались и до первого официального удара по мячу, и по сей день. Только за последнее время произведено столько „дополнительных“ разрешений на переходы, дозаявки и прочее, что впору юридически результаты игр ряда участников чемпионата отменять…»344.
Однако мы действительно отвлеклись. Несмотря на весь витавший вокруг чемпионства «Зари» «мушиный» шлейф слухов, спустя годы всплыло не так много свидетельств участия ворошиловградцев в «договорных» играх. Точнее, все они касались одного-единственного матча сезона-72, который уже ничего не решал с точки зрения турнирной ситуации.
Слово тогдашнему тренеру «Зари» Герману Зонину: «К ответному матчу в Киеве в чемпионате все уже было ясно: Луганск – чемпион, Киев – серебряный призер. Поэтому я, занятый организационными делами в сборной СССР, в украинскую столицу не приехал. И вот что там произошло. К нашему капитану Саше Журавлеву обратился один из авторитетных динамовцев. Давай, мол, кости не будем ломать, разойдемся миром. И честнейший Журавлев раз в жизни проявил слабость. Ничего лучше они не придумали, как сыграть, словно в цирке, – 3:3. Любопытный факт: чтобы соблюсти предварительное соглашение, Журавлеву даже пришлось пробить с одиннадцатиметровой отметки выше ворот…»345.
Сергей Шмитько, работавший в ту пору в журнале «Физкультура и спорт» и командированный вместе с фотокорреспондентом Юрием Соколовым на ту игру в Киев, недавно поделился некоторыми пикантными подробностями из раздевалки «Зари»: «Вместе с командой переезжаем в Киев на заключительный матч против „Динамо“. До начала встречи мы с Юрой зашли в раздевалку. Вслед за нами появился Александр Севидов, главный тренер хозяев. Он произнес громкие слова, поздравил с чемпионством. Вдруг замечательный футболист Слава Семенов, цыган по национальности, поднимается и говорит: „Ребята, а какой сегодня сценарий?“. „Да ты что, забыл? 1:1“, – произнес кто-то из игроков. „Эй, тихо вы, тут журналисты“, – сказал третий и кивнул в нашу сторону. „Да какие это журналисты! Оба с нами живут, все и так знают“…»346.
Саму же игру Шмитько и Соколов наблюдали у бровки: «Видим, как по флангу набирает скорость Олег Блохин, выходит на рандеву с голкипером Михаилом Форкашем, но как-то неловко выворачивает собственную ногу, ударившись о которую, срезавшийся мяч уходит за бровку прямо к нам. Сам он не удержал равновесия и оказался близ нас через секунду. Мы уже друг друга знали: ездили к Олегу домой, устраивали интервью. „Да ты так себе голеностоп вывернешь. Играть ведь не сможешь!“ – сказал ему Юра. Блохин глянул на нас, тут же вскочил и с криком ругнулся: „Шли бы все они н…й со своими договорняками!“. И убежал…»347.
Наличие сговора в каких-либо других играх Герман Зонин категорически отрицал: «Вспоминая сезон 1972 года, добавлю, что если бы действительно, будучи главным тренером «Зари», шел навстречу «разным ходокам», то золотые медали ушли бы конкурентам…»348. Хотя предложений, по его словам, поступало немало: «Заря» играла по-честному! И по указанию сверху я матчей не сдавал, хотя с завуалированной просьбой об этом ко мне обращался сам всемогущий первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана Шариф Рашидов, личный друг Л.И.Брежнева…»349. Тут, правда, память Зонина подводит – возможно, речь идет о другом сезоне – в 1972 году ташкентский «Пахтакор» играл в первой лиге…
Да и киевляне, как Зонин описывает в своей книге «Вся жизнь – футбол», еще в первом круге безуспешно подкатывали с «интересным предложением»: «Первая игра того сезона была у нас в Луганске с киевским «Динамо». В дверь комнаты на базе, где готовилась команда, постучали два человека. Один – сотрудник обкома, другой – Александр Севидов, главный тренер киевлян – чемпионов страны. «Здравствуй, Герман». – «Рад тебя видеть, Саша. С чем пришел?». Посмотрел он на меня задумчиво и говорит: «Давай, Гера, сыграем вничью. Покажем хороший, красивый футбол, порадуем зрителей. Хочешь, будет 0:0, если надо – 1:1 или 2:2…». Возникает резонный вопрос: почему вдруг наставник чемпионов пришел к коллеге, который вроде бы ему и не конкурент, договариваться о ничьей? Думаю, есть несколько вариантов ответа, которые не взаимоисключают, а дополняют друг друга. Во-первых, киевлянам на Украине почти все команды безропотно платили дань одним «домашним» очком. Поэтому и состоялся такой разговор. Во-вторых, «Заря» сезоном раньше впервые стала четвертой, и Севидов, зная нашу силу, не хотел рисковать. В-третьих, возможно, что у «Динамо» на тот момент существовали проблемы, а у Севидова – основания для тревоги. Скорее всего, так и было. Ведь после того, как я сказал жесткое «нет», мы разбили киевлян, как никто в сезоне, – 3:0. Но вернусь к тому разговору. Я ответил Севидову: «Саша, будем играть честно. Если проиграем, значит, мы слабей. Но учти: «Заря» настроена по-боевому». В общем, ушел он ни с чем…»350.
Зонин в своих мемуарах рассказывает и еще одну историю о «чемпионском» матче ворошиловградцев, искренне не допуская возможной договоренности, хотя сама ситуация представляется достаточно одиозной: «В турнирной таблице накануне матча с „Торпедо“ ситуация сложилась так, что даже в случае ничьей с автозаводцами „Заря“ становилась чемпионом страны. Шли последние приготовления к игре, как вдруг в раздевалку ворвался сияющий Саша Ткаченко, наш вратарь. И с порога закричал: „Мы чемпионы! Мы чемпионы!“ – „Да ты что, нам еще играть и играть!“ – „Да я уже договорился с „Торпедо“ на ничью!“. Все были просто ошарашены. О чем мог договориться вратарь? С кем? Я не успел и слова вставить, как Журавлев – натура прямая, открытая, бескомпромиссная – вскакивает и рубит сплеча: „Если пропустим хоть один гол, клянусь – я с поля уйду“. Кое-как успокоил ребят. И вот игра. Ведем – 1:0. А потом нам забивает „Торпедо“. Гол, правда, был красавец, претензий ни к вратарю, ни к игрокам при всем желании предъявить невозможно. Но Журавлев, верный своему слову, покинул поле. Вот почему его нет на снимке, когда мы сфотографировались сразу после матча, принесшего нам золото…»351.
Зонин убежден: «Я знаю слишком хорошо, что в сиянии той „Зари“ многие до сих пор видят лишь блеск золота, за которое мы, дескать, жетоны чемпионов Советского Союза купили. Сильно же мы тогда царство футбольное советское напугали, коли люди на полном серьезе глупости такие говорят. Но тот, кто обеими ногами крепко на почве нашей футбольной стоит, тот, кто в принцах и нищих всесоюзного футбола побывал, скажет: можно было купить место в высшей лиге, в еврокубках или даже медаль – бронзовую, серебряную, но – не золотую! Медалью чемпиона Советского Союза клянусь!..»352.
Не исключено, впрочем, что Зонин, человек футбола, искренний и увлеченный, мог просто не видеть происходящего. Команда действительно играла, и заслуга тренера, целиком погруженного в свои тренерские заботы, была несомненна. «Мне рассказывали, что главный тренер «Зари» Герман Семенович Зонин еще на предсезонке выгонял своих подопечных с утра пораньше на кросс. Он и сам каждый день преодолевал 16 км в бодром темпе. Футболисты, которых он заставлял бежать вместе с ним, проклинали его по этой причине. Хотя позже кое-кто скажет: во многом по той же самой причине «Заря» и стала чемпионом в тот год…»353, – свидетельствовал Сергей Шмитько.
Любопытной в этой связи представляется история, рассказанная Львом Филатовым, навестившим в 1972 году Зонина в Ворошиловграде: «В тот момент, когда «Заря» лидировала, я поехал в Ворошиловград, движимый репортерским любопытством. Сначала я был озадачен всякого рода предложениями, чересчур смахивающими на откровенное взяточничество, которыми меня осаждали в гостинице неведомые мне лица. Пришлось держать ухо востро. Перед отъездом я навестил на казенной квартире тренера «Зари» Германа Семеновича Зонина, ленинградца, профессионала, человека волевого и увлеченного. За чаем его жена Нина Максимовна, к слову сказать, майор милиции, но не ворошиловградской, а ленинградской, чуть не со слезами на глазах обратилась ко мне:
– Прошу вас, повлияйте на Германа, пусть уезжает, я бы его хоть завтра увезла, нечего ему тут делать, он как слепой, ничего вокруг себя не видит. Это же плохо кончится…
Признаться, в тот вечер страхи Нины Максимовны мне показались преувеличенными. Позже, когда в Ворошиловградской области были вскрыты злоупотребления, и был снят с работы первый секретарь обкома, я не раз вспоминал чаепитие у Зонина и отдавал должное проницательности его жены…»354.
Страхи Нины Максимовны, как и «темные слухи», окружавшие «Зарю»-72, во многом произрастали не только и не столько из чисто футбольных историй, сколько из организации всего футбольного дела вокруг и в самой команде – уж слишком не «по-советски» было все там устроено. Как скажет потом один из лидеров команды Владимир Онищенко: «Это был первый в моей игровой практике случай, когда получилась удивительная гармония – и в подборе и мастерстве футболистов, и в искусстве главного тренера (а им работал, как вы, вероятно, помните, Герман Зонин), и в организаторских усилиях руководителей города и области…»355.
«Презренный металл, здесь скрывать нечего, лежит в основании фундамента, на котором мы победу строили…»356, – признает Зонин и приведет в мемуарах свои условия, которые он выдвинул тогдашнему первому секретарю Ворошиловградского областного комитета Компартии Украины Владимиру Васильевичу Шевченко, принимая «Зарю»: «Владимир Васильевич, если мы уж с вами сошлись на том, что команду стоящую будем строить, то позвольте обнародовать первое условие нашего договора: только решив мирские проблемы игроков, мы можем заставить их сосредоточиться на высокой цели. Никакой роскоши – просто ребята должны жить в нормальных квартирах и получать за свой тяжелый труд сносные деньги…»357.
С позиций сегодняшнего дня такие требования кажутся до смешного умеренными и естественными, как же иначе. Но как раз «решение мирских проблем игроков» и было тогда камнем преткновения для всех. Советская система, в которой футболисты считались «любителями», не предусматривала ни идеологических, ни экономически легальных механизмов построения такой системы функционирования футбольной команды: «Ребята получали ставку 180 рублей, остальные деньги – от ста до двухсот целковых – набегало премиальными. И вот эти премиальные, чего скрывать, выплачивались в обход закона. Деньги собирались на шахтах области. А потом совет команды – Журавлев, Ткаченко, Кузнецов – рассовывал их по подписанным конвертам. В какой сколько положить – совещанием определяли. Знаю точно, мы не были, как многие сейчас утверждают, чемпионами по зарплате – середняками. В Киеве, Донецке, Ташкенте платили гораздо больше. Мы же кое-как в награду за ратный подвиг по две тысячи на чемпиона насобирали. Смешно? Мне тоже, зная особенно, какие сокровища Владикавказ приготовил для своих героев. Но тогда ребята были очень довольны и, может быть, больше не радужному сиянию выданных им банковских упаковок, а тому, что деньги эти поделены были по справедливости. Ребята из того состава порознь в одном сходятся: там, в Луганске, отечественный профессиональный футбол начинался…»358.
Разделяет мнение Зонина и Онищенко. Отвечая на прямой вопрос, можно ли считать «Зарю» если не первым профессиональным в современном смысле футбольным клубом страны, то хотя бы его прообразом, он скажет: «В смысле технического обеспечения, решения финансовых вопросов – пожалуй, да. Ставя перед футболистами высокую цель, нам старались создать такие условия, такой уровень экономического благополучия, который позволял бы полностью сосредоточиться на игре и ни о чем другом не тревожиться. Тут мы приближались к профессионалам. А вот по уровню сознания, привычкам, по самоощущению или, как сейчас модно выражаться, ментальности, нам еще было далековато до настоящих профи. Потому, возможно, что не очень-то мы сами верили в реальность происходящего как системы, как правила, а не исключения. Жизнь очень скоро, к сожалению, подтвердила эти сомнения…»359.
Скорый закат «Зари» был предопределен. Как вспоминал Герман Зонин, «…в Киеве уже давно ревностно следили за нашими успехами. Поначалу снисходительно похваливали: ничего, мол, молодцы, так, глядишь, и Большого Брата киевского обгоните. Но когда и в самом деле выяснилось, что Луганск в таблице куда выше Киева окажется, Красный Гетман Щербицкий большое зло затаил на своего приятеля – вассала из краев прироссийских. Футбол – игра державная, здесь требуется уважение к табели о рангах. Шевченко, выведя свою команду в чемпионы, покусился на иерархию. В Киеве официально аплодировали „Заре“, но в душе нисколько не сомневались, что ее следует погасить. И как можно скорее. Киевское будущее Онищенко, Кузнецова и Семенова было уже предуготовано. Через год на всю страну знаменитое „луганское дело“ прогремело…»360.
В январе 1973 года первый секретарь Ворошиловградского обкома Владимир Васильевич Шевченко был отстранен от должности. В области начали работать следователи. По мнению самого Шевченко, которому приписывают выражение «Лучше строить футбольные поля и стадионы, чем тюрьмы», дело было исключительно в футболе: «Я почти уверен, что, если бы не успехи „Зари“, ставшие в Киеве кое-кому поперек горла, не было бы и скандала, приведшего к моему отстранению от должности первого секретаря обкома. Кроме „Зари“, никакого другого „криминала“ обнаружить в моей работе, по существу, не удалось… <…> Почему-то больше всего разговоров вызвал автобус, который мы для команды купили. Сколько стоит, да откуда деньги… Впечатление такое, что, если бы игроки ездили на тренировку в троллейбусе, все было бы в ажуре…»361.
А успехи его «Зари», по словам Шевченко, в Киеве «…просто в штыки восприняли. Я получил столько синяков, что до сих пор с ними хожу. Щербицкий упрекал: «Тебе больше делать нечего, кроме как строить козни киевскому «Динамо». Украинской провинциальной команде обойти киевлян в те годы считалось святотатством…»362.
Яков Погребняк, секретарь ЦК Компартии Украины, один из главных «кураторов» киевского «Динамо», правда, был в своих воспоминаниях не был столь категоричен: «Не совсем так. Ревность к провинциальной украинской команде, посмевшей без одобрения из центра обойти киевское „Динамо“, наверное, присутствовала – тут я могу лишь предполагать. Однако я считаю, что главная причина случившегося – вовсе не футбольная, и „Заря“ просто оказалась среди тех, кому досталось…»363.
История взаимоотношений двух Владимиров Васильевичей – Щербицкого и Шевченко – сама по себе не так проста. Одногодки, они прекрасно знали друг друга, дружили, однако в какой-то момент векторы их политической карьеры разошлись. В 1963 году Щербицкий был низведен Хрущевым с поста главы Совета Министров Украинской СССР в первые секретари Днепропетровского обкома, и та «ссылка» стоила Щербицкому инфаркта; Шевченко, напротив, был в фаворе. С приходом к власти Брежнева годом позже, напротив, в гору пошли дела уже Щербицкого…
Какая кошка пробежала между былыми товарищами, не столь уж важно, но то, что инициатором кампании стал лично Щербицкий, не сомневался и зампрокурора Украинской СССР Степан Скопенко, который вел «ворошиловградское дело»: «…За глаза нас стали называть бригадой киевских мстителей. Я понимал, в чем дело. Щербицкий, который с подачи Брежнева стал в 72-м хозяином Украины, сводил давние счеты с Шевченко. Все знали, что «подснежники» есть в каждой области. Скажем, в том же Днепропетровске, где Щербицкий много лет работал первым секретарем обкома партии, да и киевское «Динамо» получало оклады в МВД. Но следствие направили только в одну область…»364. Неоспоримо и то, что поводом для расследования стал именно спорт: «Толчок к началу расследования дало сообщение из ЦК КПУ о том, что руководство Ворошиловградской области присваивает деньги, которые незаконно собирает с предприятий. Поборы делались якобы для выплат спортсменам, но львиная доля оседала в карманах обкомовцев…»365.
Следователи начали работу с Кадиевки: «Первый секретарь горкома Николай Билым был лучшим другом Владимира Шевченко, он хвалил его без меры и однажды даже назвал „верным ленинцем“. Мы установили, что несколько футболистов местной команды зачислены на ряд предприятий, где их никто никогда не видел, но им выплатили 130 тысяч рублей. <…> В результате нашего расследования по Кадиевке к уголовной ответственности было привлечено 10 человек. Среди них первый секретарь горкома партии Билым, второй секретарь Гнездилов, заведующий отделом пропаганды и агитации горкома Погреба…»366.
Этим дело не ограничилось: «Проверки в других городах области показали, что более 600 предприятий зачислили спортсменов на несуществующие должности. Бывало, что в зависимости от нужности спортсмен „трудился“ на двух и даже трех рабочих местах. „Подснежники“ пользовались путевками на курорты, получали премии и 13-ю зарплату. А ведь, кроме того, они получали зарплату и от Спорткомитета…»367.
Прокурор Скопенко спустя годы довольно подробно рассказал, как работала выявленная в Ворошиловградской области схема подпольного финансирования спортивных команд: «Дважды в месяц сборщики (всего их было 14-16 человек) получали у руководителей предприятий аванс и зарплату в расчете на количество закрепленных за ними спортсменов. Затем деньги передавали заместителю председателя облисполкома. У него оседала примерно половина полученной суммы. Эти деньги обкомовская и облисполкомовская верхушка пропивала вместе с начальником областного КГБ на загородной даче обкома партии в поселке Счастье. По выходным туда съезжались „поиграть в волейбол“ – это так называлось. Хотя, действительно, Владимир Шевченко был заядлым волейболистом…»368.
Воздержимся от предположений, сколько мог «пропить», по определению Скопенко, небольшой круг приближенных «к товарищу Первому» в те небогатые советские времена. Очевидно, спортсменам доставалось немало: «Начальникам спортивных команд отдавали то, что оставалось. Больше всего перепадало футбольной команде „Заря“. Огромные суммы тратились на переманивание лучших игроков из других команд. Искали перспективных игроков везде – вплоть до Дальнего Востока. На командировки деньги тратили, не считая. А когда находили, кого искали, то обеспечивали квартирами, устраивали быт, оформляли на работу жен…»369.
Любопытно и свидетельство зампрокурора Украинской СССР, который вел «ворошиловградское дело», о допросе уважаемого руководителя одного из областных предприятий, Героя Социалистического Труда, рассказавшего, как портфелями привозил деньги в раздевалку «Зари»: «Этот свидетель рассказал и такой случай: идет игра, обо всем, как всегда, договорились, деньги для победы выделили, а «наши» голов не забивают. Тогда игрок противника выручил – забил гол в свои ворота. Как сказал мне орденоносец: «Я переживал, боялся, что не выполню задание обкома партии, и когда счет стал 1:0 в нашу пользу, несмотря на то, что коммунист, перекрестился»…»370. Обращает на себя внимание в свете клятвенных заверений Германа Зонина о «чистоте» его команды прозвучавшая из уст бывшего прокурора, человека от футбола далекого, фраза «обо всем, как всегда, договорились»…
Так неожиданный чемпион СССР 1972 года, ворошиловградская «Заря», канул в футбольное небытие. Как вспоминал Владимир Онищенко, «…даже в том золотом году не были выполнены все обещания, данные игрокам. Естественно, у них стало меняться отношение к делу – не в лучшую сторону. Только закончился победный сезон, как ушел Зонин. Очевидно, он раньше других уловил грядущие катаклизмы, а достойной замены Герману Семеновичу не нашлось. К тому же против „Зари“, которую многие посчитали выскочкой, в 1973 году ощетинились все команды. А потом грянули и разборки в партийных верхах области, закрутилось знаменитое „ворошиловградское дело“ – и начался стремительный закат „Зари“…»371.
Владимир Шевченко лишился должности, тем более что, по свидетельству Степана Скопенко, возглавляемая им следственная бригада установила, что «…все делалось по распоряжению обкома, точнее, по личному распоряжению Шевченко…»372. Но из-под удара его вывели. Как вспоминал зам прокурора республики: «Лично Брежнев не дал разрешения на передачу дела Шевченко в суд, хотя мы инкриминировали ему злоупотребления на сумму свыше 600 тысяч рублей. На первого дал обширные, на 300 листах, показания его заместитель. Ему было легко восстановить все события по дневнику, куда он записывал все указания своего шефа и суммы, которые проходили через их руки. В заключение своих собственноручных показаний этот человек написал: «Я подлежу расстрелу, но прежде надо расстрелять первого секретаря обкома партии Шевченко В.В.». Расстрелять он просил и замешанного в деле председателя облсовпрофа, который был однофамильцем первого секретаря. Щербицкий велел снять копию этих показаний и отправить в Москву с просьбой, чтобы президиум ЦК КПСС решил вопрос об аресте Шевченко. Через три с лишним месяца оттуда пришло указание, чтобы опальный партработник в трехдневный срок выехал из области и устроился на работу за ее пределами. Таким образом, вместо тюрьмы Брежнев отправил проштрафившегося Шевченко в ссылку. Не расстреляли, несмотря на его просьбу, и даже не привлекли к суду ни второго секретаря, ни председателя облсовпрофа: раз главного обвиняемого вывели из дела, значит, нельзя привлечь и его ближайшее окружение. За них отдувались руководители второго эшелона…»373.
Планы Щербицкого по чистке рядов руководства вверенной ему республики одним Ворошиловградом, к слову, не ограничивались. Под прицелом оказался еще один футбольный центр – Донецк. По воспоминаниям того же Скопенко, «…после Ворошиловграда, где больше 40 дел отправили в суд, мы начали заниматься Донецком и футбольной командой „Шахтер“. Но вскоре из ЦК пришла команда: „Отставить!“. Мол, разберемся с ними сами, на партийном уровне. Видимо, в Москве не очень одобрительно смотрели на всю эту операцию. Такие же, как в опальной области, грехи знали за собой очень многие, и затеянная Щербицким кампания могла вызвать волну недовольства в среде партийных руководителей, а в случае массовых судебных приговоров нанести урон авторитету партии…»374.
А Владимир Васильевич Шевченко, несмотря ни на что, на Луганщине оставил о себе добрую память, и не только успехами «Зари». Его имя носит одна из улиц Луганска. День его рождения – 20 сентября – решением Луганского областного совета объявлен днем его памяти. Немногие советские руководители, тем более скандально отставленные от должности, заслужили такое признание…
Тем временем, наступил год 1973-й. И если год назад впервые прозвучали слова, осуждающие сговоры, то теперь пришла пора решительных начальственных мер борьбы с футбольными мошенниками.
Впрочем, борьба с причинами негативных явлений, как у нас принято, была подменена борьбой со следствиями. И жупелом всего негатива в нашем футболе была объявлена ничья – мирный исход футбольного противостояния, очевидно, более всего ассоциировался в глазах чиновников с возможным сговором и вызывал подозрения.
Надо сказать, не совсем уж без оснований – столь прямолинейный обмен любезностями, как ничья, действительно, во все недобрые для футбола времена был распространен. И именно о ничьей как цели сговора – а не о «договорном» матче вообще – заговорили изначально. Как вспоминал Лев Филатов: «Как мне помнится, впервые термин „договорная ничья“ появился в „Правде“. И другие газеты и журналы дали понять, что больше нет секрета в истинном значении иных ничьих. Однако предостережение не было услышано тренерами…»375.
Хотя, как легко догадаться, всегда можно отыскать немногим более изощренный способ «деления» очков – обмен победами на своем поле в первом и втором круге. Несложно представить себе и своеобразное «кредитование» – мы отдаем игру сейчас, когда вам нужнее, а вы возвращаете в следующем году. Сведущие люди не раз рассказывали в кулуарах о тренерах-умельцах уже в российских первенствах, встречавших новый сезон с таким запасом накопленных «долгов», «взыскание» которых гарантировало их командам сохранение прописки в высшей лиге еще до начала чемпионата…
Рассуждая о природе «договорных» матчей, действующие лица футбольной индустрии, как правило, предельно дипломатичны и соблюдают «цеховую» солидарность. Приведем для иллюстрации пару цитат. Бывший голкипер ворошиловградской «Зари» и ленинградского «Зенита» Александр Ткаченко перекладывал всю вину с игроков на тренеров и руководителей: «Все решали наставники и высшее руководство, нам спускали свое решение вниз. Обычно говорилось об этом капитану, а он уже передавал игрокам. Если распоряжение исходило от тренера, как можно отказать? Да и, повторюсь, совсем не часто такое было. Мне кажется, сейчас договорных матчей гораздо больше, чем было в союзном первенстве. И сами мы никогда не договаривались…»376. Как тут, правда, не вспомнить рассказ Германа Зонина о «чемпионском» матче «Зари»-72, Ткаченко и его: «Да я уже договорился с «Торпедо» на ничью!..»377.
Олег Петрович Базилевич, соратник Лобановского, в свою очередь, защищал тренеров: «Конечно, в советской системе отсутствовал экономический механизм, который позволял бы некоторым командам „покупать“ очки. И потом, я ни в коей мере не хочу ставить под сомнение честность и профессионализм своих коллег, работавших в этих командах. Не могу и даже не хочу думать о том, что вообще может найтись какой-нибудь тренер, который способен организовать дачу взятки игрокам команды соперника. Однако вокруг футбольных команд уже в те годы крутились разнообразные нечистые на руку дельцы, которые, видимо, как-то находили возможность „выходить“ на некоторых ключевых игроков и договариваться с ними об обеспечении „нужного“ результата. Существовали ведь в те годы и подпольные цеха, и неучтенный оборот товарно-материальных ценностей, и хищения социалистической собственности в особо крупных размерах. И, конечно же, подпольный тотализатор. Полагаю, ниточки тянулись именно оттуда, из этой темной „изнанки“ экономики советской системы…»378. Причем, как справедливо замечал Базилевич, тренер и только тренер способен понять подоплеку происходящего на футбольном поле: «Всякий раз, когда заходит речь о таких матчах, понимаешь, что тренер в одиночку бессилен что-либо доказать. Он может только увидеть беду. Когда ведущие, самые квалифицированные игроки команды, находясь в хорошей спортивной форме, и не в одиночку, а обычно группами по три-четыре человека, вдруг, ни с того ни с сего, в каких-то отдельных матчах не просто снижают игровую активность – нет, делают по 80% брака или прямо подыгрывают сопернику. Но прямых доказательств у тренера нет и быть не может. Ведь это футбол, и мяч, как известно, круглый, и все можно списать на случайность, невезение, плохой настрой на игру. И даже на того же тренера… Сторонний наблюдатель, будь то зритель или журналист, вряд ли что-то заметит, кроме того, что, например, игроки А, Б, В и Г сегодня играли из рук вон плохо. И допустили такие и такие ошибки, которые в конечном итоге повлекли за собой поражение команды. Тренер же не только увидит то, как резко изменился характер действий этих футболистов, но и поймет, какой „номер“ они сегодня исполняют на поле. Поймут это и партнеры по команде и в раздевалке после матча могут даже устроить потасовку…»379.
На деле же болезнь охватила весь футбол целиком. Киевский журналист Дэви Аркадьев привел в одной из своих книг монолог Давида Кипиани, завершившего к моменту разговора свою игровую карьеру и начинавшего тренерскую: «…Я вам могу назвать как минимум пять факторов, нейтрализовать которые тренеру практически очень трудно, – запальчиво сказал мой собеседник. И стал загибать пальцы: есть судьи, которые берут, и способы воздействия на них давно лишены романтической тайны. Есть тренеры, которые этих судей знают и им дают. Прибавьте к этому работников управления футбола, которые влияют на судейские назначения и прочую „кухню“. Любопытно, что зарплата у них сравнительно маленькая, но работу, похоже, они менять не собираются – десятки лет сидят на своих местах… Учтите и подпольный тотализатор, в котором ставки достигают цифр со многими нулями! А как, скажите, вычислить футболистов, которые могут быть втянутыми в эти „игры“? Он перевел дыхание и продолжал свой грустный монолог: иногда, когда обо всем этом задумываюсь, просто в ужас прихожу! Ведь тренер порой бессилен бороться с такими явлениями. Как бороться? Какими методами и с кем раньше? Ума не приложу. Ну, допустим, вычислю я, что тренеру команды соперников как-то удалось „заинтересовать“ судью. Предположим, что мне в самый последний момент удастся добиться замены арбитра. А разве могу я быть твердо уверен в том, что кто-то из моих игроков в том же матче не будет втянут в подпольный тотализатор и не сыграет против своей команды? Разве мало было в нашем футболе случаев, когда вопреки всем объективным факторам выигрывала именно та команда, которой это было нужно? Сколько угодно! И порой такие „сенсации“ достигались усилиями определенных игроков…»380.
Вернемся, однако, к старой доброй ничьей, не раз прежде удостоенной определения «боевая» и действительно отражавшей равенство сил на футбольном поле. Как отмечал историк отечественного футбола Аксель Вартанян: «Особым спросом в эпоху чистого, честного, атакующего футбола (30-е-50-е годы) она не пользовалась. Большинство команд, завершив встречу миром, больше огорчались потерянному очку, нежели радовались добытому. Негативное к ней отношение подтверждают цифры. С 1936 по 1959 годы процент мирных исходов равнялся 24,2. Со временем популярность ее возросла: в 60-е годы процент увеличился до 30,0, а в следующее десятилетие стал подбираться к границе сорока и однажды ее нарушил. Повышенный интерес к ничьим проявляли в основном середняки, вожделенная мечта которых – сохранить место в высшей лиге. Практика показывала, что при 16 командах для достижения цели хватало 24-25 очков. Чем больше ничьих, тем ближе к турнирному экватору. Для решения задачи необходимо было кооперироваться (то есть договариваться) с единомышленниками…»381.
Сезон 1972 года в высшей лиге принес 76 ничейных результатов в 240 матчах чемпионата. И вот 15 января 1973 года Комитет по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР издает постановление «Об итогах футбольного сезона 1972 года и проведении розыгрыша первенства страны 1973 года», которое многими не без оснований оценивалось как своеобразная программа развития отечественного футбола. Спустя несколько дней заместитель начальника Управления футбола Спорткомитета СССР Виталий Артемьев в еженедельнике «Футбол-Хоккей» выразил справедливое беспокойство по поводу положения дел: «Закономерную тревогу вызвали многочисленные серые игры, когда футболисты проявляли безразличие к интересам команды, неуважение к зрителям. Результативность по-прежнему остается низкой, многие игроки плохо владеют важнейшими техническими приемами…»382 и озвучил главное содержавшееся в постановлении новшество, призванное все исправить: «Новой особенностью проведения розыгрыша, как предусмотрено в постановлении, будет отмена ничьих. В целях стимулирования активной наступательной игры, роста мастерства и заинтересованности футболистов в победе, а также повышения зрелищности соревнований постановление обязывает предусмотреть в Положении о чемпионате СССР отмену ничьих. В случае, если 90 минут матча не принесут перевеса ни одной команде, победитель будет выявляться с помощью серий одиннадцатиметровых ударов…»383.
Уточним: победитель серии послематчевых пенальти получал не два, а то самое законное очко, добытое в основное время. Для уступившего в послематчевой «перестрелке» ничья приравнивалась к поражению.
«Спартак», забегая вперед, к подобным испытаниям нервов оказался не готов, трижды отстояв завоеванное в игре очко в таблице и пять раз оставшись ни с чем. Несложные арифметические подсчеты показывают, что отрыв в два очка от земляков-динамовцев, финишировавших в том сезоне на строчку выше, третьими, как раз эти недополученные 5 очков и компенсировали бы – бело-голубые победили в 7 сериях и проиграли в трех. Ну, а больше других пострадал от нововведений оказавшийся в итоговой таблице 11-м ленинградский «Зенит», аж 9 раз неудачно пробивший серии послематчевых пенальти.
Всего же в чемпионате-73 было зафиксировано 66 ничейных результатов. Однако, как заметил Аксель Вартанян: «Не стал футбол, вопреки предположениям авторов постановления, зрелищнее. Команды, хрустальная мечта которых выжить, с началом матча (особенно на чужих полях) принимали оборонительную стойку в надежде не пропустить удар и достать затем в послематчевой серии счастливый лотерейный билет. Претенденты на высокие места играли до первого забитого гола. Затем декорации менялись, и перед зрителями представала картина, описанная известным специалистом Виктором Дубининым: «Имея в запасе гол, команда всеми доступными средствами начинала сбивать темп, тянуть время, не допуская ни малейшего риска… <…> Логическим следствием новшества стало значительное увеличение числа побед со счетом 1:0 – 62. В каждом четвертом матче забивали один гол…»384.
Руководство сделало свои выводы – и вновь довольно неожиданные. В чемпионате-74 решено было в целях повышения результативности ничью в правах восстановить, а фокус борьбы сместить на ничьи нулевые, то есть, когда счет в основное время соперниками так и не будет открыт. В более строгой начальственной формулировке, увидевшей свет в еженедельнике «Футбол-Хоккей» 10 февраля 1974 года, звучало новое правило следующим образом: «Положением о чемпионате страны 1974 года предусмотрена отмена серий послематчевых пенальти при результативных ничьих. Если матч закончится безрезультатно (0:0), то командам будет предоставлено право пробить по одной серии из пяти 11-метровых. Команда, забившая больше голов, получает очко, проигравшая – ноль. Если серия одиннадцатиметровых не выявит победителя, то обеим командам дается по очку…»385. Надо отдать должное мужеству Федерации футбола СССР – еще 7 февраля общественная организация, отвечающая за проведение чемпионата страны, пусть и косноязычным протокольным наречием, не вполне ясным непосвященным, отмежевалась от «министерского» решения, отразив в постановлении своего Президиума: «Поручить тт. Федосову, Ряшенцеву и Испиряну подготовить докладную записку на имя председателя Спорткомитета СССР т. Павлова о том, что в последнее время мнение Президиума Федерации футбола СССР не учитывается (об отмене ничьих; заявления в прессе от имени Федерации по второй отборочной игре чемпионата мира с командой Чили)…»386.
1 апреля 1974 года, начальник Управления футболом Лев Зенченко лично разъяснил в газете «Советская Россия» причины нововведения: «Нас спрашивают, чем объяснить видоизменение правила об отмене ничьих. Мы и вводили это правило, и несколько изменили теперь с одной целью: сделать футбол более зрелищным, увлекательным. Опыт прошлого сезона показал, что нет смысла лишать честного заработанного очка те коллективы, которые достойно боролись, забивали голы (поровну)…»387.
Вот чего-чего, а зрелищности и особенно увлекательности новое правило действительно добавило. Слово Евгению Ловчеву: «Первая игра была у нас в Донецке. Я – капитан. Закончили по нулям. Анатолий Коньков подходит: «Ну что, как бить будем?». «Забиваем по три». Вот тут я договор ник, да. Подхожу, значит, к ребятам: «Так, ты – забиваешь, ты – нет…». Гена Логофет бил последним – мимо, как и надо. Хорошо, по очку получили…»388. Как констатировал Аксель Вартанян: «В первом туре «Шахтер» со «Спартаком», во втором – тбилисское «Динамо» с «Торпедо» и «Пахтакор» с «Динамо» московским сыграли по нулям, но очковых потерь избежали. Все эти послематчевые серии завершились с одинаковым счетом – 3:3… Третий тур начался 26 апреля матчем «Спартака» с тбилисским «Динамо». Действительно честная игра завершилась нулевой ничьей. А в послематчевой серии… <…> Футболисты вновь честно забили друг другу поровну. Только на этот раз не по три, а по два пенальти. Это уже походило на вызов…»389.
Однако это и был самый настоящий вызов. Вновь слово Ловчеву: «В мае выходим на тбилисцев. Опять – 0:0. Опять пенальти. Кахи Асатиани подходит: „Как бьем?“. „По три в цель“ (серия завершилась 2:2 – прим. автора). „Лады“. Возвращаюсь к ребятам: „Так, ты – забиваешь, ты – нет. Гена, ты мимо“. „Жень, я в прошлый раз уже не забивал – все, хватит“. Хватит, так хватит, сам пробью последним. Выхожу на точку: вот мяч, там – ворота, и надо сделать так, чтобы он в них не попал. Неприятное, скажу вам, ощущение. Не по себе как-то. В конце концов, плюнул, разбежался и пульнул мяч к угловому. Стою, улыбаюсь, а все это крутят по телевизору – крупный план на всю страну…»390.
Реакция футбольных властей не замедлила себя ждать: «Кошмар! Скандал вселенский! В экстренном порядке собралась спортивно-техническая комиссия Федерации. Сидели, решали, какую бы кару Ловчеву дать. Большинство склонялось к дисквалификации. Старостин в Тарасовку приехал: „Дела скверные, очень!“. „Ладно, – говорю, – я им тоже жизнь устрою. В суд подам: нервный срыв на почве пенальти. Пусть расхлебывают“…»391.
И тут на выручку Ловчеву и всему нашему футболу неожиданно пришла главная газета страны. «Правда» через три дня после памятного матча опубликовала хлесткий фельетон Игоря Шатуновского: «Когда игры проходили на юге, мы, признаться, ломали голову над тем, почему так уж очень интересно получается – счет, словно по заказу? Но вот футбол добрался до Москвы, и мы спешили в „Лужники“ на встречу спартаковцев с тбилисскими динамовцами, чтобы разгадать эту странную „теорию равных чисел“. Основное время завершается нулевой ничьей, и судья К. Андзюлис назначает серию пенальти. На зеленом поле стадиона это почему-то вызывает смех. Смеются Ловчев и Дзодзуашвили, Челидзе и Пискарев, Андреев и Рехвиашвили…. Смеются вратари Прохоров и Гагошидзе, будто им предстоит не ловить в отчаянных бросках юркий мяч, а смотреть кинофильм „Свадьба в Малиновке“ с участием популярного комика Михаила Водяного. А когда мячи, посланные нашими ведущими мастерами, летят в другую сторону от ворот, то начинают смеяться и зрители. В итоге – опять боевая ничья! Над чем же все-таки посмеиваются футболисты на поле и зрители на трибунах? Тут двух мнений быть не может. Смеются над странной позицией Спорткомитета… Диву даешься, как наши футбольные законодатели могут так надолго заблудиться в этих простых одиннадцати метрах, которые отделяют линию ворот от зловещей белой отметки. Зачем же в самом деле добывать очко, забивая послематчевые пенальти, когда это очко каждая из команд уже заработала в игре. Вот и летят кожаные мячи мимо ворот под смех публики…»392.
Когда тебе на недостатки, да еще в такой форме, указывает газета «Правда», нельзя не взять под козырек. 7 мая собирается президиум Федерации футбола (напомню, отмежевавшийся в феврале от решения Управления футбола Спорткомитета об очередном эксперименте) и с облегчением формулирует свою позицию: «Пробитие одиннадцатиметровых ударов для выявления победителя, если основное время закончилось с ничейным результатом 0:0, отменить…»393. Присутствовавший на заседании начальник Управления футбола т. Зенченко, однако, принципами не поступился: «Пробитие одиннадцатиметровых для выявления победителя игры – это попытка улучшить наш футбол. К сожалению, товарищ Шатуновский пошел на поводу отсталых настроений. Спорткомитет СССР принял ряд очень важных решений, которые способствовали подъему футбола. В числе принятых мер было и решение о пробитии дополнительных одиннадцатиметровых. Принятые Спорткомитетом СССР решения надо выполнять, а не поступать так, как это сделали футболисты команд «Спартак» и «Динамо», Тбилиси», – возмущался оратор…»394. Не замечая очевидного, о чем напомнит потом Аксель Вартанян: «…27 апреля, послематчевую ничейку (3:3) организовали «Заря» с «Шахтером», но она по неведомой причине осталась незамеченной. Более того, к открытию заседания Федерации из 22 послематчевых перестрелок в высшей и первой лигах не выявила победителя двадцать одна! Это уже походило на акцию массового неповиновения…»395.
В итоге уже 12 мая еженедельник «Футбол-Хоккей» публикует вердикт: «Президиум Всесоюзной федерации футбола обратился в Спорткомитет СССР с предложением отменить пенальти после нулевых ничьих в чемпионате страны. Это предложение принято. Новое правило вступает в силу 8 мая 1974 года. В связи с отменой послематчевых пенальти изменений в турнирной таблице высшей лиги не произойдет. У команд, завершивших встречи вничью – 0:0, остается прежнее количество очков. Президиум федерации обсудил также критические выступления прессы о неспортивном поведении некоторых игроков московского „Спартака“ и „Динамо“ (Тбилиси) при выполнении 11-метровых ударов после их игры 26 апреля, завершившейся нулевой ничьей. Результат этого матча аннулирован. Встреча будет переиграна в конце первого круга. Руководителям команд „Спартак“ и „Динамо“ указано на слабую воспитательную работу среди футболистов…»396.
Вопрос о переигровке вызвал на заседании президиума Федерации едва ли не больше споров, чем вопрос об отмене послематчевых одиннадцатиметровых – если практика порочна, за что же наказывать недвусмысленно это показавших спартаковцев и тбилисцев: «Об этом говорили на заседании судья всесоюзной категории Георгий Баканидзе («Если наказывать за этот матч, то надо наказывать и все другие команды»), обозреватель «Советского спорта» Алексей Леонтьев («Неверно разрывать вопрос матча «Спартак» – «Динамо», Тбилиси от других матчей, после которых пробивались дополнительные одиннадцатиметровые удары»). Самую разумную позицию выразил редактор еженедельника «Футбол-Хоккей» Лев Филатов: «Реплика газеты «Правда» направлена не в адрес футболистов, а в адрес футбольных законодателей… Будем ли мы последовательны, если, выступая против дополнительных одиннадцатиметровых, накажем футболистов?»…»397.
Так или иначе, матч будет переигран 17 июля, «Спартак» победит 1:0, и эта игра станет «финальным свистком» в пресловутой кампании по борьбе с ничейными результатами. Подводя ее итог, знаменитый футбольный статистик Константин Есенин в еженедельнике «Футбол-Хоккей» в декабре 1975 года констатирует очевидное: «Похоже на то, что и наша борьба с ничьими смахивала на войну с ветряными мельницами. Судите сами. Вот четыре числа: 76-66-87-76. Первые 76 – это число ничьих в чемпионате 1972 года. В 1973 году были введены послематчевые серии пенальти в случае ничейных результатов, и в „год пенальти“ их стало немного меньше – 66. Отметим, однако, что ни снижение количества ничьих, ни послематчевые пенальти не помешали в тот год всем нашим представителям в европейских клубных турнирах выбыть из этих турниров той же осенью. После отмены принудительных пенальти число ничьих возросло (87 – 1974 год). Была ли подоплека у этого явления? Взглянем на четвертое число – 76. Это число ничьих в минувшем сезоне. После всех треволнений, спустя три года, „магическое число“ повторилось…»398.
Ну, а футбольное начальство переключится, тем временем, с ничьих на другие проблемы отечественного футбола. Тем более, что «…в последних числах января 1975 года критический взгляд на положение футбольных дел выразил в специальном постановлении ЦК Коммунистической партии, после чего двумя постановлениями, от 26 марта («О неудовлетворительном состоянии футбола в стране…») и 26 ноября («О мерах по развитию футбола»), разрешился Спорткомитет СССР…»399.
Начальник Управления футбола Спорткомитета СССР Лев Зенченко тут же найдет во вверенном ему хозяйстве немало насущных проблем, решение которых, несомненно, позволит «поднять на высокий уровень учебно-тренировочный и воспитательный процесс». Своими задумками и планами он поделится 26 декабря 1974 года с Президиумом Федерации футбола: «…в высшей и первой лигах турниры дублеров отменить; заявочные списки высшей и первой лиг ограничить 18 футболистами, второй лиги – шестнадцатью; возраст участников VI летней Спартакиады народов СССР ограничить 21 годом; в сезоне 1975 года командам второй лиги иметь в составе не более шести футболистов старше 25 лет, в 1976 году – не более четырех; запретить участие в чемпионате футболистам, не получившим среднее образование; ввести с 1975 года аттестацию игроков и тренеров и обязательное индивидуальное страхование футболистов; тренерам, запасным игрокам, врачам, массажистам появляться на стадионе только в спортивной форме; с команд, нарушивших правила перемещения тренеров, снимать по два очка; на каждом стадионе разработать и осуществить ритуал праздничного проведения соревнования, устраивать показательные выступления спортсменов, ансамблей, оркестров и другие мероприятия…»400.
Спустя годы Лев Филатов напишет: «До сих пор помнится и отрыгивается сумятица и ералаш, внесенные в жизнь футбола, когда вдруг неизвестно почему решили изжить ничьи, как таковые, и ввели послематчевые серии пенальти, определявшие победителей. А выдавалась эта мера за нечто способное поднять футбол до невероятных высот, ее, эту меру, оберегали от малейшей критики. Когда я в «Футболе-Хоккее» предоставил слово двум тренерам, скромно выразившим свое сомнение, мне, редактору, вкатили выговор. Я не был особенно огорчен. А когда вскоре затея эта приказала долго жить, выговор стал мне даже нравиться. Человек, занимавший высокий пост в спортивных организациях, придумавший злополучные пенальти (он же исхлопотал и выговор для меня), шефствовал над футболом недолго, его след потерян. Но след в футболе он оставил, до сих пор смеются: «Помните, пенальти били после ничьих, вот было времечко…». Фамилию его я не называю только потому, что читателю она ничего ровным счетом не скажет, да и не хочется создавать славу маленького Герострата, печально знаменитую славу, человеку, взявшемуся вершить делами, о которых не имел понятия…»401, а чуть позже уточнит: «Ворошиловградец – начальник управления футбола на какое-то время еще задержался. В те годы расцвел договорный, соглашательский футбол, всякого рода грязных слухов стало больше, чем дискуссий об игре. Потом этого человека, «имеющего большой опыт», сняли. Он устроился начальником команды «Карпаты», но не уцелел и там, уличенный в неблаговидных поступках…»402.
2 февраля 1975 года еженедельник «Футбол-Хоккей» известит в разделе «Хроника»: «Комитет по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР назначил Анатолия Дмитриевича Еремина начальником Управления футбола. Анатолий Дмитриевич Еремин родился в 1932 году. Имеет высшее образование. Работал на заводе. Был первым секретарем Киевского райкома комсомола г. Москвы, секретарем Киевского райкома КПСС. Шесть лет возглавлял Московский городской спорткомитет. В последнее время работал председателем Центрального спортивного клуба ДСО профсоюзов…»403.
Запомним это имя. Анатолию Еремину предстоит вскоре реализовать в отечественном футболе нечто такое, что останется в памяти куда дольше злополучной борьбы с ничьими…
Пока Управление футбола, ведомое Зенченко, вело, по определению Константина Есенина, борьбу с «ветряными мельницами», отечественный футбол успел явить миру новых кумиров – в 1973 году «золотой дубль» сделал ереванский «Арарат». Команда под водительством Никиты Павловича Симоняна оставила киевлян на второй строчке в итоговой таблице в чемпионате страны и побила в финале Кубка.
Кто бы мог подумать тогда, что именно этот финальный матч розыгрыша Кубка СССР 1973 года станет фактически точкой отсчета новой эпохи в истории всего советского футбола – эпохи Лобановского.
Киевское «Динамо» к тому моменту уже было клубом, что называется, с историей. В 1961 году именно киевляне под руководством Вячеслава Соловьева нарушили гегемонию московских команд на лидерство в советском футболе, завоевав звание чемпионов СССР. После некоторого отступления с лидирующих позиций в январе 1964 года в Киеве началось семилетнее «правление» Виктора Александровича Маслова – одного из наиболее авторитетных наших тренеров, привнесшего в отечественный футбол ставшую знаменитой схему «4-4-2». В том же сезоне динамовцы завоевали Кубок СССР и стали первым клубом, делегированным советскими футбольными властями в европейский клубный турнир, приняв старт в Кубке обладателей кубков сезона 1965/66 гг. Год 1965-й принес подопечным Маслова «серебро» союзного чемпионата, а затем началась «золотая» в прямом и переносном смысле пора: киевское «Динамо» – чемпион и обладатель Кубка СССР 1966 года, победитель чемпионатов 1967 и 1968 годов…
Футбольный расцвет Киева совпал, и не случайно, с политическим восхождением Владимира Васильевича Щербицкого, с чьим именем киевское «Динамо» будет по праву ассоциироваться до конца 80-х. Выходец из Днепропетровска, с 1961 по 1963 год Щербицкий возглавлял Совет Министров Украинской СССР. Затем был возвращен решением Хрущева на пост первого секретаря Днепропетровского обкома Коммунистической партии Украины, что было равносильно ссылке. Однако при Брежневе в октябре 1965 года Щербицкий вернулся на должность председателя Совета Министров Украинской СССР, а в мае 1972 года, уже будучи в течение года членом Политбюро ЦК КПСС, сменил Петра Шелеста и возглавил ЦК Компартии Украины, став, по сути, полновластным «хозяином» республики.
«Пристрастие его было известно. Однажды В. В. рассказал мне, что на заседании тогда еще президиума ЦК КПСС Хрущев, не называя фамилий, безадресно говорил, что вот, дескать, вместо того чтобы решать большие государственные дела, некоторые слишком увлекаются спортом и футболом в частности. Все присутствующие поняли, что это было сказано в адрес Щербицкого. В последующие годы в подобном плане какой-то критики не было…»404, – вспоминал Константин Продан, с 1963 года его помощник, позже управляющий делами украинского ЦК. А Яков Погребняк, в 1971—1987 гг. секретарь ЦК Компартии Украины, непосредственный куратор киевского «Динамо» в украинском партийном руководстве, подметил как-то, что судьба команды во многом повторяла крутые повороты политической карьеры партийного руководителя: «Заметьте – пока Щербицкий был у власти, и Маслов добывал с «Динамо» победы! Щербицкий ушел в Днепропетровск, и масловская команда захирела…»405. По словам Погребняка, «Петр Ефимович Шелест не был таким фанатом футбола. Не то чтобы он совсем в стороне оставался, нет, помогал, но не так…»406.
Болельщиком, при всей страсти к футболу, Щербицкий, по словам Продана, тем не менее, был трезвомыслящим: «Скажем, „Динамо“ проиграло „Спартаку“. На второй день один возмущается тренером, что не того поставил. Второй винит Блохина, что не так сыграл, и тому подобное. Владимир Васильевич, уже все взвесив, спокойно говорит, что изначально футбол – это все-таки спорт. Игра! Надо все тщательно проанализировать, найти слабые места. Главное – не дать опустить руки тренеру и ребятам. Наоборот, надо их в этой ситуации всячески поддержать. И поворачивал все таким образом, что после такого поражения „Динамо“ следует уделить еще больше внимания. Естественно, когда первый руководитель делает подобные жесты, челядь со своей стороны тоже оказывает команде знаки повышенного внимания…»407.
И непосредственно в дела команды, как утверждал игравший за «Динамо» в 60-е Леонид Островский, Щербицкий не вмешивался, напротив, нередко защищал ее: «Нет, такого не было. Напротив, оберегал команду от «подсказчиков». Помню, играем мы дома с армейцами Одессы. Первый тайм – наше полное преимущество, а забить не можем. А тут еще Женя Рудаков пустил «бабочку» под мышкой. Перерыв. Маслов зашел в раздевалку спокойный: «Отдыхайте. Ничего страшного. Во втором тайме забьете». Вдруг вбегает какой-то генерал и давай делать разнос. Дед как рявкнет: «Вон отсюда!». Тот, бедный, опешил, побагровел, но ушел. Маслов не такой простой, он понимал, чем это может закончиться для него. И сыграл, как говорится, на опережение. Утром, ни свет ни заря, он уже в кабинете Щербицкого: «Как же так, Владимир Васильевич, какой-то пьяный генерал позволяет себе входить в раздевалку, кричит на ребят. Может, тренер уже не нужен команде? Пусть генерал тренирует…». Щербицкий успокоил: «Не волнуйтесь, Виктор Александрович. Я разберусь лично. Идите работайте». Выходит из кабинета, а в приемной сидит тот самый гене рал – видимо, жаловаться на Маслова пришел. С тех пор в перерыве ни один начальник не смел заходить к нам в раздевалку. Толпились все в коридоре. Мы называли это место нашей «приемной»…»408.
Не помнит визитов Щербицкого в команду и Олег Базилевич: «…Он действительно был фанатично предан футболу. Даже вел собственную статистику, какой, по-моему, не каждый тренер мог бы похвастать. И вот что интересно: позже, когда Щербицкий возглавил украинскую партийную организацию и стал членом „большого“ Политбюро, на футбольной базе он ни разу не появился. Видно, существовала какая-то неведомая нам партийно-номенклатурная этика, не позволявшая ему этого. Однако жить без футбола он по-прежнему не мог. Я знаю даже, что в последние годы жизни врачи иногда запрещали Владимиру Васильевичу смотреть футбольные телерепортажи – так он переживал за киевское „Динамо“…»409.
Подтверждает это и Продан: «Нет, непосредственных контактов с руководством и коллективом киевского «Динамо» у В.В. не было. Но он знал всю кухню, перемещения, приглашения из других клубов. Не секрет, что динамовский коллектив был базовым и для сборной республики, а одно время – и СССР. Естественно, забота о киевском «Динамо» была на первом плане – визитная карточка Украины! Но В.В. не опускался, скажем, до каких-то конкретных указаний секретарю обкома или другому руководителю. Это было ниже уровня его достоинства. В ЦК был исполнитель, который согласовывал и решал эти вопросы, но не он…»410.
Иван Клопов, заведующий сектором физической культуры и спорта отдела пропаганды и агитации ЦК Компартии Украины в 1972-1980 годах, рассказывал: «Чаще всего из официальных лиц на базу приезжали первый заместитель председателя Совета Министров УССР Владимир Семичастный, секретарь ЦК КПУ Яков Погребняк, председатель Спорткомитета УССР Михаил Бака, первый заместитель министра внутренних дел УССР Иван Катаргин и я. Также наведывались в Конча-Заспу заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК КПУ Юрий Ельченко и его заместитель Виталий Возианов…»411.
«Естественно, забота о киевском „Динамо“ была на первом плане —визитная карточка Украины!»412, – эти слова Константина Продана исчерпывающе отражают отношение власть предержащих республики к флагману украинского футбола. Футбол на Украине во времена Щербицкого стал делом абсолютно государственного значения. И организация дел в киевском «Динамо», и его возможности в комплектовании и создании условий для тренеров и игроков еще до появления Лобановского, безусловно, принципиально отличались от большинства футбольных команд Советского Союза. При нем же система заработала как часы.
Откровенные воспоминания Якова Погребняка свидетельствуют о том, что методы поддержки киевского «Динамо», положа руку на сердце, мало отличались от вмененных в вину ворошиловградским партийцам: «Я часто на базе „Динамо“ бывал. В день матча – всегда! Приезжал на базу, собирал команду и давал ей своеобразную установку. Особенно перед важными встречами, например, со „Спартаком“. <…> Потом захожу в комнату к Лобановскому. С ним обычно были Базилевич и Зеленцов. Спрашиваю я Валерия Васильевича – что надо? На матч, в смысле. Он отвечает – шесть тысяч. Рублей. Остальное – потом… Приезжаю на работу, иду на „начальственный обед“. <…> Смотрю, Щербицкий доволен, что я ему так подробно докладываю об обстановке в команде. Тут я и говорю, что команда просила на этот матч шесть тысяч. Он к предсовмина Ляшко – Александр Павлович, сделайте! Тот, как всегда, помедлил, потянул время, но пообещал, что Министерство финансов выделит средства. Я после этого звоню Лобановскому и сообщаю, что деньги будут. Мол, я свое обещание выполнил – теперь уж и вы со „Спартаком“ постарайтесь! Он говорит – голову на отсечение не даю, но биться будем изо всех сил…»413.
Не менее колоритен и рассказ о ежегодных совещаниях, которые были посвящены исключительно обеспечению киевского «Динамо»: «Решали и сугубо материальные вопросы – сколько квартир на команду выделить, сколько машин („Жигули“, „Волга“). Сколько-то давали из фондов Совета министров, сколько-то подбрасывал Киев, не обходилось и без МВД. Не обижали! Тогда ведь, вы должны помнить, важно было не только деньги иметь, но и возможность купить. По государственной цене „Волга“ стоила 10 тысяч рублей, но грузины тут же были готовы забрать за сорок… Понятно, что многие этой возможностью пользовались. Точно помню, что Блохин три „Волги“ получил. Вопрос с воинскими и спортивными званиями решали. Но и не только по обеспечению футболистов – Лобановский частенько просил необходимое оборудование на базу приобрести…»414. «…Скажу, что в решении вопросов обеспечения и деятельности киевского «Динамо» участвовало высшее руководство Украинской ССР. Пусть и не лично (Щербицкий с командой не встречался), но всегда держало руку на пульсе…»415, – подытоживал главный партийный куратор киевской команды.
На тех же ежегодных совещаниях решались и вопросы комплектования. Проблем с приглашением в Киев практически любого украинского футболиста, как известно, не возникало, хотя недовольные были всегда: «Ох, если б вы знали, сколько мне приходилось выслушивать! Скажем мягко – терпеливо выслушивал критику в свой адрес (за чрезмерную, как они считали, заботу о «Динамо») и от Ватченко, первого секретаря Днепропетровского обкома, и от донецкого руководства в лице Дегтерева… Что творилось, когда Протасов и Литовченко из «Днепра» переходили! Тут уж пришлось жестко настоять на позиции руководства республики. Вот на каком уровне решались у нас футбольные вопросы…»416. Однако мы забежали вперед…
В 1969 году киевляне пропустили на первую строку «Спартак». А вот провал 1970 года – лишь 7 место – привыкший к победам Киев Виктору Маслову уже не простил. Учителя сменил ученик – Александр Александрович Севидов, которого когда-то Маслов пригласил еще игроком в московское «Торпедо». Севидов в первом же сезоне 1971 года вернул Киеву «золото», затем всерьез взялся за обновление команды – именно при нем заиграли в основном составе, скажем, Олег Блохин и Леонид Буряк. Перестройка потребовала жертв – первые два года правления на Украине Владимира Щербицкого команда Севидова финишировала лишь второй, пропустив вперед, соответственно, ворошиловградскую «Зарю» и ереванцев.
И вот в конце сезона 1973 года Севидов был уволен – «под предлогом развала воспитательной работы в команде. Так, во всяком случае, значилось в приказе, хотя игроки души не чаяли в своем тренере и бегали по начальству с просьбами его оставить…»417. Яков Погребняк спустя десятилетия скажет с сожалением: «А Севидов, конечно, с обидой из «Динамо» ушел. Теперь уже я считаю, что не надо было нам так грубо с ним… Но – такое было время и такие порядки…»418.
Всю правду о произошедшем тогда в Киеве мы едва ли узнаем. Тучи над Севидовым начали, очевидно, сгущаться еще в 1972-м, тому немало свидетельств. Успехи ворошиловградской «Зари», как мы помним, вызвали достаточно резкую реакцию в Киеве. Герман Зонин, работавший с «Зарей», вспоминал позже, что его уже тогда довольно активно вербовали для работы с главной командой Украины: «Над Киевом „Заре“ летать воспрещалось: самолет шел на посадку, и меня чуть ли не на летном поле запихивали в черную „Волгу“ и увозили в ЦК к Щербицкому. Так все одно: давайте к нам в „Динамо“. Засылали гонца, можно сказать, персонального – Олега Ошенкова, который тогда начальником Управления футбола Украины работал…»419.
Аркадий Галинский, к тому моменту выброшенный из журналистики, но прежних дружб и связей не утративший, спустя годы поведает о странной истории с вызовом в Киев Лобановского: «В 1972 году в конце сезона, то есть еще за год до переезда Лобановского в Киев, он позвонил мне (в Москву из Днепропетровска) и сказал, что его вызывают в украинскую столицу, и что там, как он понял, разговор пойдет о его переходе на тренерскую работу в киевское „Динамо“. Предположив, что Севидов, возможно, вступил с местными властями в какой-то конфликт, я обеспокоился этим, позвонил в Киев и спросил у Севидова, что у него там происходит. Выяснилось, что „на Шипке все спокойно“. На следующий день Лобановский звонит мне уже из Киева, обескураженный тем, что утром в ЦК Компартии Украины ему говорили о необходимости принять киевское „Динамо“, а несколькими часами спустя в городском и республиканском советах общества „Динамо“, а также в Спорткомитете УССР его встретили чуть ли не в штыки. Поняв, что за спинами обоих – Севидова и Лобановского – плетется какая-то интрига, я посоветовал последнему возвратиться, не мешкая, в Днепропетровск, что он и сделал…»420