Великий спор между небом и морем делил нас от наших товарищей. – Но, внимание! Паруса.
Проходив еще с час с подестой по набережной, вице-губернатор наконец удалился к себе, и никому не известен был результат его долгих размышлений; только люгер остался стоять спокойно на своем месте, а Рауль Ивар и Джита если и имели второе свидание, то так сумели его скрыть, что мы об этом ничего не знаем.
Чудные бывают утра на побережье Средиземного моря! Ласкающая, ясная тишина предшествует солнечному восходу, нежная окраска неба, словно призывающая нас любить природу, сменяется яркими солнечными лучами. Вот такое-то чарующее утро сменило предшествующую ночь, события которой мы сейчас передали.
С восходом солнца началось движение на люгере, замелькали шляпы матросов, и две фигуры появились около борта, внимательно всматриваясь в еще спящий город. Это были Рауль Ивар и Итуэль Больт. Они говорили между собой по-французски, хотя последний из них совершенно игнорировал при этом все грамматические правила и даже самую правильность произношения.
– Едва ли стоит заняться этим австрийским судном, – говорил Рауль, – оно не принесет нам никаких выгод, и его гибель только разорит несколько бедных семейств.
– Вот новый взгляд для корсара, – насмешливо возразил Итуэль. – Посмотреть бы вам на революции у нас! Уж конечно свобода и равенство покупаются не дешевой ценой, жертвы неизбежны. О, будь это английское судно! Как бы я его славно поджег! Вы знаете, Рауль, когда я вынужден был идти против ваших и отказывался, ссылаясь на свои политические убеждения, не позволявшие мне сражаться против республиканцев, мой капитан приказал принести розги и заявил мне, что желает проверить совестливость и деликатность моей кожи, и если она окажется несогласной с его понятиями о моих обязанностях, то он распорядится об увеличении отпускаемого мне наказания. Ну и я должен вам признаться, что он одержал верх, и я бился как тигр, чтобы избежать вторичной порки! Да, это не шутка!
– Но теперь вы в иных условиях, мой бедный Итуэль; день мщения близок.
Затем воцарилось продолжительное и мрачное молчание. Рауль машинально следил глазами за матросами, занимавшимися мытьем палубы, а Итуэль погрузился в невеселые воспоминания обо всех понесенных им оскорблениях. Люди могут жестоко оскорблять друг друга, могут совершать тысячи несправедливых и бесчестных поступков, но, кажется, можно почти поручиться за то, что все эти деяния никогда не проходят безнаказанно; рано или поздно является справедливое возмездие, часто совершенно неуловимыми путями, – это то, что называют Провидением Божьим.
Наконец, тяжело вздохнув, Итуэль поднялся и, как бы желая скрыть свое лицо от Рауля, повернулся лицом к бухте. Но едва взглянул он по этому направлению, как сильно вздрогнул и невольно вскрикнул; в тот же миг Рауль был возле него и посмотрел в ту же сторону. Наступивший день дал им возможность различить предмет, представлявший для них немаловажное значение в их настоящем положении.
Когда с вечера, накануне, они выбирали наиболее безопасное место, чтобы стать люгеру, они, естественно, бросили якорь так, чтобы иметь перед собой свободный выход в море. Из-за тумана они приняли за островок, который действительно должен был находиться здесь неподалеку, что-то темное, смутно выделявшееся своими очертаниями. И вот теперь, к своему ужасу, они ясно различили корабль на месте предполагаемого острова. На корабле был поднят флаг, но нельзя было разобрать его рисунок. Ивар, в свою очередь, вскрикнул:
– Хороши мы будем, если это английское судно! Что вы скажете, Итуэль? Различаете вы флаг? Ваши глаза лучше моих.
– Но я тем не менее не знаю глаз, которые видели бы на таком расстоянии. Я принесу трубу.
Через минуту он вернулся с двумя биноклями – для себя и для Ивара.
– Трехцветный флаг! – воскликнул Рауль.
– Посмотрите, Итуэль, какое это судно могло прислать сюда республика?
– Не то, Ивар, – отозвался Итуэль таким странным тоном, что Рауль к нему обернулся. – Не то, капитан. Нелегко птице забыть клетку, в которой она томилась годами! Это проклятая «Прозерпина».
– «Прозерпина»! – повторил Рауль, хорошо знакомый со всеми приключениями товарища и не нуждавшийся в дальнейших пояснениях.
– Но, если вы не ошибаетесь, «Блуждающему Огню» следует потушить свой фонарь. Я различаю двадцать два отверстия с торчащими из них пушечными жерлами, – столько же, значит, и по другую сторону, и, следовательно, всего сорок четыре.
– Мне незачем подсчитывать число его пушек, я знаю, что это «Прозерпина», фрегат. Капитаном там Куф, да, я все знаю!.. Итак, это «Прозерпина». Да благословит ее небо! От души желаю ей провалиться на дно моря!.. Вполне достаточно одного залпа с нее, чтобы загасить «Блуждающий Огонек»!
– Я не сумасшедший, чтобы вступить в бой с фрегатом, Итуэль, но я слишком сжился с случайностями на море и привык не тревожиться до тех пор, пока опасность не станет очевидной.
– Выслушайте, Рауль, и рассудите сами, – с силой заговорил Итуэль, – ни один французский корабль не выкинет своего флага перед неприятельским городом, это значило бы обнаружить свои намерения. Но английское судно могло выкинуть французский флаг, потому что вполне в его власти выкинуть вслед за тем другой, а оно может кое-что выиграть этой хитростью. «Прозерпина» французской конструкции. Да мне ли ее не узнать, когда все ее особенности неизгладимо запечатлелись на моей спине, так что никакой губкой того не стереть?!
– Однако, Итуэль, если это английский фрегат, то ему может взбрести на ум зайти в эту гавань и стать возле нас, – проворчал Рауль.
– Что тут делать большому военному судну! Не все так любопытны, как «Блуждающий Огонь».
– И правда, чего бы ему делать в этой трущобе? Ну, видно, надо быть ко всему готовым. Но так как он любезно выкинул нам свой флаг, ответим и мы ему тем же. Эй, выкинуть флаг.
– Который, капитан? – спросил старик рулевой, на обязанности которого было выкидывать флаги и который никогда не смеялся и смотрел всегда исподлобья. – Капитан не забыл, что сюда мы вошли под флагом Джона Буля?
– Ну да, и теперь его же поднимите – приходится прибегнуть к наглости, раз мы надели на себя маску. Господин лейтенант, распорядитесь, чтобы все было в порядке и наши носовые платки заготовлены. Никто не может сказать, когда понадобится «Блуждающему Огню» утереть ими свое лицо, Итуэль! Вот он повернулся несколько больше на восток, мы можем его лучше рассмотреть.
Оба снова вооружились биноклями, и воцарилось общее молчание. Итуэль, обыкновенно такой болтливый, становился всегда серьезным и сосредоточенным в исключительных случаях. Раулю тоже было не до разговоров, а матросы подражали американцу, который пригрозил им серьезными последствиями в случае обнаружения их французского происхождения, и они старательно перенимали сдержанные, даже угрюмые манеры англичан, за которых себя выдавали, и упорно молчали, наперекор своему живому характеру. Прошло добрых два часа. Несколько судов подходило близко к «Блуждающему Огню», но на все вопросы часовые хранили упорное молчание, прикидываясь не понимающими французского языка, на котором к ним обращались.
У Рауля было подобрано четверо матросов, разделявших с ним арест в Англии и так же, как и он, немного научившихся этому языку; с ними он высаживался на берег в случае, если желал скрыть свою национальность. Так и теперь спокойно и тихо сделаны были необходимые приготовления, и Рауль не торопясь спустился в шлюпку и направился к городской пристани, где самоуверенно поднялся по знакомой лестнице, оставив гребцов дожидаться своего возвращения. Предупрежденные о том, что за ними могут следить, молодцы с полным самообладанием прохаживались по набережной, заговаривая, насколько умели, по-итальянски с женщинами и продолжая прикидываться не понимающими французского языка, когда к ним обращались опытные моряки, недурно владевшие этим языком; многократный опыт сделал из них хороших актеров.
Итак, они продолжали изображать из себя карикатурных англичан в ожидании возвращения Рауля. Девушки подходили к ним, предлагая кто цветы, кто фрукты. Особенно назойлива в этом отношении была Аннунциата, которой Вито Вити поручил попытаться проникнуть в тайны иностранцев. Но ее старания не увенчались успехом, и, после резкого окрика одного из гребцов, она отошла.
Оставим, однако, наших матросов отбиваться, как сумеют, от любопытных жителей и последуем за молодым капитаном.
Руководимый чутьем или, может быть, имея в виду определенную цель, он быстрыми и легкими шагами направился к террасе и поднялся на высокий мыс. Глаза всех прохожих были подозрительно устремлены на него, следили за каждым его движением; с минуты появления фрегата под французским флагом все население было в тревоге и держалось настороже. Вито Вити уже успел побывать у вице-губернатора, созвавшего затем военный совет для совещания ввиду могущей грозить опасности. Батареи были снабжены оружием в достаточном количестве. Но зачем могла понадобиться французам осада такого ничтожного городка, как Порто-Феррайо?
Снова высокий мыс был занят толпою любопытных обоего пола, всех возрастов и положений. Между жителями преобладали, по обыкновению, любопытные женщины, у которых воображение берет верх над рассудком. На одной из террас, прямо против дворца вице-губернатора, как здесь называли занимаемый им дом, сидела городская знать, не сводившая глаз с встревожившего всех французского фрегата. Появление Рауля, о котором за минуту до того была речь как о человеке подозрительном, несколько смутило почтенных господ, и некоторые из них даже отвернулись, чтобы скрыть невольно выступившую на лице краску.
– Добрый день, синьор Баррофальди, – поклонился ему вежливо и развязно Рауль с присущим ему веселым, жизнерадостным видом, способным совершенно рассеять малейшее подозрение в его виновности или страхе. – Вы тут, на берегу, наслаждаетесь прекрасным утром, а там, на воде, появился, по-видимому, прекрасный фрегат французской республики.
– Мы как раз сейчас о нем говорили, синьор Смит, – отвечал Андреа. – Можете вы угадать мотивы появления около нашей мирной гавани этого фрегата такого угрожающего вида?
– Что вам на это сказать, синьор? Вы могли бы меня с тем же успехом спросить относительно многого, не менее поразительного, что проделывает французская республика. Зачем они обезглавили Людовика Шестнадцатого? К чему прошли половину Италии, завоевали Египет и оттеснили австрийцев к Дунаю?
– Уж не говоря о том, что они дали себя избить Нельсону, – ядовито заметил Вито Вити.
– Действительно, синьор, зачем они допустили моего храброго соотечественника Нельсона уничтожить их флот в устьях Нила? Я не желал хвалиться, а потому не задал сам этого вопроса. У меня на судне несколько человек из тех, что были тогда с Нельсоном; между прочим, наш лейтенант, Итуэль Больт.
– Я видел синьора Больта, – заметил сухо Баррофальди. – Он американец.
Невольная дрожь охватила Рауля, несмотря на его напускное и аффектированное равнодушие.
– Американец, да, – отвечал он, – но он уроженец английской Америки, и мы считаем его совсем англичанином. Вообще, к янки мы относимся как к своим соотечественникам и охотно берем их на нашу службу.
– Совершенно верно, это как раз совпадает с тем, что сообщил синьор Больт. Он, по-видимому, очень любит англичан.
Раулю стало не по себе. Он не имел понятия о том, что произошло в кабачке, и ему послышался оттенок иронии в словах вице-губернатора.
– Без сомнения, синьор, – уверенно возразил он, – американцы не могут не любить англичан за все, что те для них сделали. Но я, собственно, пришел сюда предложить вам помощь нашего люгера, в случае если этот фрегат имеет действительно дурные намерения. Наше судно невелико, и наши пушки небольшого калибра, но тем не менее мы могли бы вам быть полезными.
– Какого же рода услугу могли бы вы нам оказать, капитан? – вежливо спросил Баррофальди. – Вы, как моряк, можете дать нам подходящий совет.
– Видите ли, синьор Баррофальди, мне кажется, что если бы ваша славная батарея встретила приближающегося неприятеля, то нам лучше всего будет зайти с противоположной стороны, чтобы таким образом поставить его между двух огней.
– Это было бы хорошо в том случае, если бы ваши силы были более одинаковы, а то как вы думаете рискнуть выступить против неприятеля, у которого орудий вдвое больше вашего? – заметил местный полковник. – Но что означает это проявление любви и восхищения?
Глаза всех обратились на неприятельское судно, которое, к общему удивлению, направилось к дому вице-губернатора и встало почти против него; в то же время убран был французский флаг и при пушечном выстреле, в знак привета, поднят был другой, а именно английский.
Общий восторженный крик был ответом, так как теперь разом уничтожались все страхи и сомнения. Никто в эту минуту не помнил о Рауле, которого не на шутку беспокоили различные соображения.
– Поздравляю вас с прибытием ваших соотечественников, синьор Смит, – обратился к нему Баррофальди, человек миролюбивый и в настоящую минуту очень довольный возможностью провести спокойный день. – Но я непременно сообщу куда следует о любезно предложенной вами помощи.
– О, этого совершенно не нужно, – отвечал Рауль, едва сдерживая невольно просившуюся на лицо улыбку. – Напротив, ваши молодцы-артиллеристы, вероятно, сожалеют, что лишены случая показать свое искусство. Но я вижу, что фрегат подает сигналы моему люгеру, надеюсь, что мой лейтенант сумеет ответить в мое отсутствие.
Но, может быть, его отсутствие было как нельзя более кстати, потому что фрегат действительно оказался «Прозерпиной», так хорошо знакомой Итуэлю Больту, и уж конечно он был изобретательнее Рауля на наиболее пригодный и хитрый ответ на подаваемые сигналы. И он действительно на поданные сигналы отвечал тем, что проворно и без малейшего страха и колебания выкинул наудачу несколько флагов, но так, что они спутались между собой и не было никакой возможности разобрать их.