По обе стороны железной дороги стоял сосновый лес, погребенный под снегом до самых макушек. Быстро темнело. Вьюга и не думала стихать.
Проводник, белый, будто вывалялся в сугробе, вернулся скоро и доложил «приятную» новость: на пути образовалась снеговая пробка, легкому паровозу одолеть затор не под силу. Ждать бесполезно, вытащат вагон не раньше завтрашнего утра. Да и то потянут маневровым назад, в Петербург. Машинист прощения у господ просит, но поделать ничего не может, у котла силенок не хватает, да и снега такого лично он не припомнит, хоть служит лет двадцать, почитай. Господам пассажирам предлагается сойти вот прямо здесь.
Предложение вызвало взрыв возмущения. Дамы выражали глубокое возмущение порядками, царящими на железной дороге, обещали жаловаться. Господа не отставали, тоже обещая жаловаться, но еще и «разобраться с бездельниками». Проводник терпеливо сносил накаты гнева и только осматривал ботинки с налипшим снегом. Кричать можно сколько угодно, пробка от этого не растает. Застряли так застряли, что ж тут поделать.
Ванзаров прикинул, что его костюм, конечно, выдержит экспедицию по снегу, но вот с обувью придется распрощаться. Добраться до «Курорта» по сугробам – развлечение не рядовое. Но и вернуться по шпалам не имеет права. Если взялся, то надо идти до конца. И деньги тут ни при чем. Он стал присматривать, кто готов составить ему компанию, но желающих брести по горло в снегу что-то не нашлось. Три дамы как одна заявили, что с места не сдвинутся. Марго не приняла участия в этой забастовке, отстраненно глядя в окно. Зато отличились другие.
Господин Навлоцкий грозно махал пальцем перед носом мирного проводника, угрожая связями и влиятельными знакомствами. Муж крикливо одетой дамы говорил речь о безобразиях, царящих в общественных перевозках. Отец семейства был возмущен, но кашель мешал ему добавить огонька в скандал. Нотариус Игнатьев вжался в диванчик, будто его жизни угрожала нешуточная опасность. Господин с бородой растерянно улыбался и только повторял: «Да как же так, да разве можно так с нами…» Владелец песцовой шубы презрительно скривился и отвернулся, приказав растерянному камердинеру выпутываться как хочет. Толстячок в дальнем конце вагона с трудом понимал, что происходит, почему поезд стоит посреди белой тьмы и отчего такой гвалт. А вот господин в полушубке, кажется, не испытывал волнения. Напротив, он с интересом поглядывал на скандал, старательно не встречаясь взглядом с Ванзаровым.
Ждать и надеяться на чудо нельзя. Зимние сумерки сгущались с каждой минутой, добираться в темноте по сугробам будет куда опасней. Ванзаров еще раз убедился, что мирные граждане скорее разорвут на клочки проводника, чем сделают шаг к спасению, и вышел в тамбур. Снега намело широким клином. Ванзаров спрыгнул на насыпь и сразу провалился по щиколотку. Дальше будет не лучше. Он огляделся.
Вагон стоял как раз невдалеке от лесной просеки. Судя по направлению, она вела прямиком к «Курорту». Это был путь к спасению. Без преувеличения – чудесному. По просеке приближался целый кортеж саней, бренча бубенчиками. Появление извозчика в столице, когда он нужен, можно считать чудом. А явление целого эскадрона саней в глухом лесу посреди снегопада… Научного объяснения такого феномену не имелось. Будь тут репортер «Листка» [6], наверняка настрочил бы передовицу о сенсации.
Между тем сани выехали из леса и встали семь в рядок. Бойкий извозчик крикнул, что господа могут садиться, коли изволят. Ванзаров спросил: откуда они появились? Кто успел сообщить? На что извозчик уклончиво ответил: «Послали!» Не иначе эскадрон сестрорецких извозчиков получил выгодный заказ.
Ванзарову потребовалось усилие голоса, чтобы успокоить вконец взволнованных пассажиров, указав на спасительные сани, смутно видневшиеся в окне. Когда до уважаемых господ наконец дошло, что их спасут из застрявшего поезда, случилось то, что и всегда случается на железной дороге: суматоха покидания вагона. Дамы и господа умудрились устроить давку, старясь первыми занять места в санях. Особенно в этом преуспели господин Навлоцкий и семейная пара. Из почтенного семейства Марго вышла последней, Ванзаров подал ей руку. Она приняла его помощь и спрыгнула на землю. Благодарность ее была строга и молчалива. Но и этого было достаточно. При прикосновении мягкой ладони Ванзарова пробил электрический удар.
Господа рассаживались торопливо, закрываясь от снега широкими накидками. Отец семейства разместился с пожилой дамой, Марго и ее родственница сели в другие сани. Извозчики трогали сразу, уезжая от ветра и метели. За первыми двинулись сани семейной пары, за ними унеслись нотариус Игнатьев и господин Навлоцкий. Господин в собольей шубе задержался только на погрузку чемоданов, занявших все свободное место так, что камердинеру пришлось ехать в санях с бородатым господином, как видно, демократических взглядов. Знакомый Ванзарова и толстяк с усиками, который умудрился надеть ботинки с тонкой подошвой, уехали последними.
Никто не предложил места Ванзарову. А просить он не стал. Позади – вагон с проводником, тихо ругавшимся под нос, впереди – лесная просека с санным путем. Что ж, хоть не собьется с дороги. Конечно, можно было надеяться, что самый жадный извозчик вернется за позабытым пассажиром. Но чудеса, как известно, случаются только раз. Ванзаров спросил: сколько тут до «Курорта». На что проводник злобно пробурчал, что мерить расстояния в его обязанность не входит, но полагает, что немного. Версты три-четыре, ну от силы пять. И уж всяко не больше шести. В крайнем случае – семь. Так что путь недальний. Одолеть его предстояло в темноте. Фонари в лесу еще не придуманы.
Долетел звон бубенцов. Этот звук казался обманом слуха, но слышался все верней. Пока из леса не выскочили самые настоящие сани. Извозчик, стряхнув запорошенные усы, крикнул: «А хто тут гаспадин Вазаров будет?» Хотя выбор из проводника и господина в пальто был не так уж велик. Чтобы не смущать посланца волшебника – по-другому появление извозчика объяснить было невозможно, – Ванзаров предложил проводнику место, от чего тот отказался, и с чистой душой залез под теплое одеяло, напоминавшее заснеженную лужайку.
– Прощения просим, задержамшись, кобыла завязла, – сказал извозчик, поворотясь к седоку и натягивая варежку. – Не печальтесь, барин, мигом доставим…
Ванзаров попросил не спешить и ехать как можно медленней. За неторопливый ход обещал дать на чай.
– Не требуется! – извозчик хмыкнул. – За все заплочено, мы не питерские, лишнего не берем. Все по чести, значит…
– Кто же тебя нанял, любезный?
– Так это, как полагается: в «Курорте». Дело обычное: летом пассажиров на станции встречаем, на колесах, значит, а зимой какие колеса, на полозьях бы проехать. Ишь, сколько навалило…
– Значит, тебя прямо за мной подрядили?
– А то как же. Сказано: встречай гаспадина Вазарова… Я выехал, а тут такая неудача вышла. Подвела кобылка, ну ничего…
– Так кто тебе это сказал?
– Да в «Курорте», говорю же. Нас как наняли, артельщик мой и говорит: встретишь, значит, етого гаспадина… Как положено. Незадача вышла. Так что, барин, трогаем?
Ванзаров не возражал.
Сани шли медленно. Извозчик терпел и не подгонял, только часто стряхивал со спины налипающие холмики. В лесу ветра не было. Снег падал крупными хлопьями. Сползала темнота. Ванзаров полулежал в санях, деревья уже смутно угадывались, смешиваясь с пургой. И казалось, что едет он не по лесной дороге, а спускается по черному лабиринту в глубины пещеры, где прячется хищный Минотавр, питающийся человеческим мясом. Чего ни привидится под вечер в лесу. Снег мысли путает.