А Горохов не стал сдерживаться. Крякнув, по-гусарски поправил усы, которых у него и не было, и галантно поцеловал руку Варе. Как только изогнуться по-молодецки так смог, с его-то проблемами со спиной?
– А вы тоже пришли поздравить Анжелу Павловну? – улыбалась Варя.
– Кого? – не понял я.
– Ну, именинницу, – уточнила девушка. – Надеюсь, вы же на юбилей заглянули, а не по работе?
– Мы всегда на работе, – гордо заявил Горохов любуясь на стройный стан девушки. – Но сегодня пришли на день рождения.
– Ясно, тогда еще увидимся, – Варя скользнула напоследок по мне мимолетным взглядом, улыбнулась и упорхнула, а мы уселись за обозначенный нам столик, за которым уже расположилась пожилая парочка: «бесцветный» мужчина в огромных очках, похожий на бухгалтера или сотрудника НИИ, и его спутница-супруга с увядшим лицом и морщинистой шеей, на которой красовалось колье из дивно прозрачных камешков. Если это настоящие бриллианты из Якутии, то стоит оно явно целое состояние.
Мы обменялись дежурными любезностями, но я даже не запомнил, как их зовут, да и незачем мне было. Все мое внимание привлекло действо в центре зала. Там под живую музыку местного ВИА отплясывала городская элита. Где же ты, товарищ Светлицкий, почему не танцуешь? Может, за столиком сидит и выпивает? Надо бы прогуляться по залу и осмотреться.
Тем временем официант выгрузил на наш столик жульен из дичи, цыпленка табака, какие-то хитрые салаты, совсем не похожие на привычные оливье и «шубу», тут проглядывалось мясо крабов, не из сои и сурими, конечно, а настоящих, с Дальнего Востока. Затем стол дополнили гренки с икрой, осетрина и незнакомые мне закуски в фарфоровых пиалочках.
А неплохой день рождения. Ресторан на уровне, сразу видно, что спецзаказ. Хотя в советских ресторанах все эти яства (ну в другие дни угощение-то попроще, конечно, было) стоили не так уж и дорого, каждый мог позволить себе отужинать в любом респектабельном ресторане, цены на элитную закусь не задирали, а держались за счет наценки на алкоголь. Из последнего на стол как раз принесли грузинское вино и армянский коньяк.
Никита Егорович на правах старшего наполнил бокалы, отобрав эту почетную обязанность у дежурившего возле столика официанта. Чета «бухгалтеров» скромно отнекалась, какие-то некомпанейско-непьющие люди оказались с нами, будто лишние на этом празднике жизни. И лишь дорогущее колье на шее дамы говорило о том, что они все же здесь «свои».
Борис Борисович взобрался на приступок небольшой сцены и отнял у вокалиста микрофон, когда тот закончил про «Шаланды полные кефали…». Вообще, ВИА была под стать заведению – полный комплект лабухов: патлатый вокалист с усиками д'Артаньяна, ударник, соло, ритм и бас. Ну и, конечно, ионика. В СССР плясать под магнитофон или проигрыватель дисков – считалось развлечением для прыщавых восьмиклассников, где-нибудь на хате без «предков». Поэтому на танцах и в ресторанах – музыка была исключительно «живая».
– Итак, друзья! – воскликнул в микрофон самоназначенный тамада в лице председателя исполкома. – Давайте наполним бокалы за здоровье нашей многоуважаемой Анжелы Павловны Коровиной! Ведь от ее неусыпного труда зависит наличие в магазинах нашего города свежих овощей и фруктов. Уважаемая Анжела! – Монашкин повернулся к одному из столиков, где восседала женщина в белом, как у невесты, платье, только годов она была постарше девических. – Пятьдесят лет – это не возраст для женщины и руководителя! Жизнь только начинается! Желаем тебе на вверенном фронте быть первой, всегда успешной, но при этом не забывать старых друзей! Ура, товарищи! С юбилеем нашего дорогого директора Литейской овощебазы!
– За такую женщину мужчинам положено пить стоя! – вскочив со стопкой в руке, призывно крикнул какой-то дядя с раскрасневшимся лицом и ослабленным чуть не до самого пупа галстуком, который норовил макнуться в салат.
Заскрежетали отодвигаемые стулья, мужская часть гостей охотно оторвала солидные седалища. Мы с Гороховым и бухгалтером тоже, конечно, встали, вытянув руки с налитым коньяком. Наш «собутыльник» взялся за стакан с морсом.
Дзинь, дзинь! – колокольчиковым перезвоном звенели тут и там рюмки и бокалы.
Мужчины тяпнули и расселись по местам, запихивая в рот хрустящую капустку, огурчики и бутерброды с икрой.
Дорвавшись до микрофона, вновь заголосил патлатый, размахивая в такт музыке полами сверкающего от нашитых блесток пиджака. Репертуар у него был самый что ни на есть ресторанный: «Поспели вишни в саду у дяди Вани» и прочие «Глаза напротив».
Народ оживленно болтал, кто-то отплясывал, кто-то стоял и курил прямо в помещении, кучкуясь чуть в сторонке и обсуждая городские и партийные дела.
Тосты и выпивка лились рекой, официанты еле поспевали подносить «снаряды». Гулять советская элита умела, этого у нее не отнять, это у нее в крови.
А потом традиционно объявили белый танец. Явление, я считаю, чисто советское, хотя есть версии, что пришел он к нам из Вены, но мне ближе версия про отечественное изобретение, когда после войны на танцах критически не хватало мужчин, а целомудренные девушки не решались подойти и пригласить первыми этих пятерых парней, что затесались на танцплощадку. Такое название помогало их подбодрить.
– Андрей Григорьевич! – откуда-то сбоку подпорхнула Варя. – Я вас приглашаю.
Она тянула изящную руку, встав чуть поодаль от моего столика – жест ненавязчивый и в то же время недвусмысленный.
– С удовольствием, – кивнул я, наспех вытерев губы салфеткой.
Горохов хитро покряхтел мне вслед, что-то пробормотал, улыбаясь. Я не расслышал, но можно было догадаться – мол, Светлане Валерьевне не скажем.
За две свои жизни перетаптываться на месте в паре с дамой я научился довольно сносно. Даже на ноги не наступал и вести мог. Тут главное отличие от современных медляков, что не стоит впечатываться в женскую грудь своей. Все-таки немного пионерского расстояния должно присутствовать между партнерами.
Но Варя цепко взялась за мою ладонь и сама прижалась ко мне, напрочь выдавив пионерские правила из пространства. Пахло от нее сладковатыми духами, чем-то воздушным и молодым.
– Как у вас продвигаются дела с расследованием смерти Парамонова? – игриво, будто о погоде, спросила она.
– Работаем, – уклончиво улыбнулся я.
– Мне кажется, не там ищете, – прошептала Варя мне на ухо, слишком близко прислонившись. Я почувствовал, как ее губы коснулись мочки.
– Вот как? Почему? – я отогнал интересные мысли насчет ее губ и сосредоточился на думках о работе, деле и Свете.
– Савелия Артуровича в нашем городе любили и уважали, – продолжала мне нашептывать Варя. – Все недоброжелатели у него там, в Москве были, а тут его фабрика – на хорошем счету.
– Однако убили его в Литейске, а не в Москве, – скептически заметил я.
Варя, кажется, хотела придвинуться еще сильнее, но было уже особенно и некуда.
– Говорят, что, возможно, его смерть связана с неудобным положением, в которое он поставил чиновников министерства своим передовым мышлением.
– Кто говорит? – прищурился я, заодно отодвигаясь.
– Никто конкретно, – Варя пожала плечами, – слухи…
– Мы же с вами, Варвара Андреевна, люди процессуальные, так сказать, работающие с фактами, а не с домыслами… Так что будем пока отталкиваться от того, что замешан кто-то из местных. Кстати… А следователей прокуратуры всегда приглашают на подобные мероприятия? Или это вас шеф обязал? – я хитро кивнул на курящего в сторонке прокурора, который стоял в обнимку с двумя пузанами с номенклатурными мордами и что-то горячо обсуждал с ними, улыбаясь и периодически хлопая собеседников по плечам.
– Я здесь не как работник прокуратуры, – прищурилась Варя, нисколько не смутившись. – У меня папа приглашен. Он часто берет меня с собой, говорит, что хороших людей надо знать в лицо и общаться с ними.
– Вот как! Так вы из этих?
Еле сдержался, чтобы не добавить ещё и свои мысли по поводу получения в таком молодом возрасте должности старшего следователя прокуратуры.
– Из кого из этих?
– Ну, из хороших людей… – многозначительно, но без подкола хмыкнул я, смягчив свои слова улыбкой.
– Я обычный юрист.
– Юрист в петлицах прокуратуры, это уже необычный, – подмигнул я.
– Ну, папа всегда хотел, чтобы я занималась серьезным делом.
– А вы – не хотели?
– А мне все эти убийства и изнасилования вот где сидят! – наморщила носик девушка. – Я вообще биологию любила. И животных…
Она вздохнула, изобразив грусть, будто желала, чтобы я ее пожалел. Лукавит, наверное, дева, связи там или не связи, а ведь пристроена-то весьма неплохо, насколько можно пока увидеть.
– И кем же работает ваш папа? – полюбопытствовал я. – Он, выходит, тоже здесь, если вы с ним?
Варя аккуратно покачала головой, не нарушая танца.
– Еще не пришел, задерживается, но скоро будет. А хотите, я вас с ним познакомлю?
Вот блин… Только знакомства с родителями мне не хватало. Как бы так намекнуть, что я несвободен? Надо жениться уже что ли. Чтобы колечко на пальце носить.
– Ну, не знаю… я здесь человек временный, скорее всего, в первый и последний раз на таком мероприятии в вашем городе.
– Да вам самому будет интересно! – горячо заверяла меня Варя. – Он тоже в милиции работал, а сейчас – настоящая знаменитость.
– Бывший работник МВД? Свой человек, – одобрительно закивал я. – Что ж… Познакомьте.
Медляк уже кончился, и мы сами не заметили, когда. Просто стояли посреди зала и разговаривали.
– А вот и папа! – воскликнула Варя, махнув тонкой рукой в сторону входа.
Оттуда появился седоватый, но крепкий мужчина в вельветовом кофейном пиджаке, шейном платке на французский манер, а вместо брюк – в модных джинсах.
Прямой подбородок и нос, умные цепкие глаза, как у Шерлока. Все так, как и на форзаце его книг.
Я сразу узнал писателя Светлицкого.
– Ваш отец – писатель? – не стал скрывать я своего удивления.
– Ну, да… – гордо закивала Варя, с удовлетворением смотря, как при появлении ее отца, присутствующие заметно оживились. Прокурор, председатель исполкома и прочие важные лица оторвали задницы от стульев и бросились ручкаться с вновь прибывшим гостем.
– А… Фамилии почему же разные? Вы замужем?
– Нет, – выдохнула Варя с каким-то радостным подтекстом. – Папа поменял фамилию для писательства. Соловейчик – как-то не аристократически звучит.
Я только хмыкнул. Никак не получалось подавить странное ощущение, будто меня обманули.
– Ну, у нас пролетарская литература, – зачем-то принялся я возражать, – для советских людей. Мне кажется, нормальная фамилия для писателя.
– Папа так не считает, говорит, что это все временно… а потом снова корни возьмут свое.
– Что временно? СССР?
– Ой! – Варя прикрыла рукой рот. – Что-то я наболтала не того, не обращайте внимания, я когда выпью шампанского, всякую чушь нести могу.
– Ничего, – снисходительно улыбнулся я. – Шампанское – оно такое, да…
– Пойдемте, я лучше вас и правда познакомлю! – Варя явно хотела произвести на меня впечатление еще и своим отцом.
– Давай уже на ты, – предложил я. – Нам еще работать вместе. Надеюсь, папа будет не против.
– Конечно, давай, – Варя потянула меня за руку к кучке людей, обступивших литературного мэтра.
Кто-то из присутствующих уже прискакал с книжкой Светлицкого и попросил ее подписать. Всеволод Харитонович широким жестом извлек серебряную авторучку из нагрудного кармана и умело, прямо чуть ли не на ходу начертал автограф и пожелание на врученной ему книге.
– Папа, привет! – Варя подтащила меня к литератору. – Познакомься, это твой коллега из Москвы, Петров Андрей Григорьевич.
Глаза Светлицкого, как мне показалось, недобро сверкнули, но тут же выражение рубленного, как у прожженного милиционера, лица, приобрело вид благожелательный и радушный. Совсем он не похож на писателя – на опера или бандита, скорее. Писатели, в моем представлении – люди рыхлые душой и телом, ранимые и утонченные, вечно продирающиеся сквозь муки творчества, депрессии и прочие прокрастинации к самовыражению через буковки и запятые. А этот стоит павлином, пышет статью, будто престарелый гладиатор вышел на свой коронный последний бой.
Раздумывая над всем этим, я и на приветствие отреагировал не сразу.
– Петров? – литератор протянул мне твердую, как доска, ладонь. – Тот самый Петров?
– Наверное, – кивнул я и пожал руку, ладонь будто на секунду сдавили тиски. – Смотря, что вы имеете в виду…
– Ну, не скромничайте, молодой человек. Это же вы – специалист по серийным убийцам, про вас в «Щит и меч» постоянно статьи выходят.
– Ну, не только про меня, я же не один работаю. У нас команда.
– Да, но для читателя нужен один герой. Одна харизма, вы понимаете? Вот вы как раз подходите.
– Для чего подхожу?
– Как для чего? – махнул руками Светлицкий. – Для романа…
– В каком смысле? – поскреб я затылок.
– Я писатель.
По его лицу скользнула тень неудовольствия.
– Да, конечно, я в курсе… – поспешил я ответить. – Недавно прочитал ваш рассказ «Повешенный».
– Вот как? Не думал, что из действующих работников доблестной милиции меня кто-то читает. У меня, скорее, чтиво на обывателя.
– А теперь вы скромничаете, Всеволод Харитонович, – лукаво улыбнулся я. – И читают, и фильм все смотрели по вашей книге – «Тени не исчезают».
Лицо писателя расправилось и, насколько можно было уследить в полумраке, даже порозовело немного.
– Признаться, очень рад… Так вот, я хотел бы написать роман, современный детектив, и взять для прототипа главного героя вашу персону. Как вы на это смотрите?
– Польщен, Всеволод Харитонович, романов с меня еще никто не писал.
Я покачал головой – мол, даже не знаю, но и отказать не смею.
– Нам надо будет с вами встретиться тет-а-тет и все детально обсудить. Мне нужен материал для книги из первоисточника, так сказать…
К нам подскочил какой-то прыщавый хлыщ и, извиняясь, утащил Варю танцевать. Судя по всему, это был ее знакомый. Девушка нехотя подчинилась, с грустью напоследок глянув на меня. Они исчезли в толпе танцующих, а мы с писателем отошли в сторонку и продолжили беседу.
– Какими вы судьбами в нашем забытом богом городе? – поинтересовался Светлицкий. – Не поверю, что в отпуск. У нас не курорт, хотя достопримечательности тоже имеются. Одни старинные дома чего стоят.
– По работе, – кивнул я.
– Неужели у нас в Литейске маньяк объявился? – писатель впился в меня пытливым взглядом серых, как графит глаз.
– Нет, – поспешил разуверить я собседеника, – мы работаем по одному эпизоду. Случается, что не только маньяками занимаемся.
– Дайте угадаю… – Светлицкий картинно наморщил лоб, изобразив муки размышлений. – Вы расследуете убийство Парамонова. Так?
– Вы очень проницательны, – всплеснул я руками, будто на самом деле удивился. – Как вы догадались?
– Ну, это несложно… В нашем городке это самое громкое преступление за последнее время. Хотя там, вроде как, суицид усматривался.
– Разберемся… – хмыкнул я, не собираясь вдаваться в детали. – Так что насчет современного детектива? Когда встретимся обговорить детали?
Такой повод прощупать Светлицкого казался мне подарком судьбы, хотя про роман он, может, для красного словца загнул. Если у него рыльце в пушку, то писатель, возможно, тоже собирался меня прощупать, придумав хорошую причину – сбор материала для книги. Хотя по нашим похождениям межведомственной группы впору уже не только книги писать, а фильмы снимать. Но в СССР сейчас в чести литература не столько развлекательная, сколько идейно-превозмогательная, поэтому так популярны Дюма и Джек Лондон, что утоляли жажду читателей по простым приключенческим книжкам. Это уже потом хлынет море книжных боевиков на рынок девяностых – про ментов, шпионов и суперагентов всех мастей.
– Только у меня к вам просьба… – Светлицкий взял меня под локоток и прищурился, смотря прямо в глаза. От такого взгляда было не очень приятно, но я глаз не отвел. – Не пудрите мозги моей дочери, хорошо?
– Не собирался, – холодно ответил я.
– Я же вижу, как моя девочка на вас смотрит.
– А что в этом плохого? – будто не понимая, спросил я.
– У вас стрелки на брюках безупречные, – кивнул вниз Светлицкий, – рубашка выглажена до блеска.
– И?
– Вы или женаты, или приехали сюда со своей пассией… Обычно командировочные не утруждают себя такой безупречной глажкой.
– Я здесь с коллегами, – прищурился я. – И люблю аккуратность.
Наш разговор прервал Монашкин. Вклинился в тесный круг, положив своих худые руки нам плечи:
– Товарищи! Ну что же вы стоите? Пойдемте уже за стол! Выпьем, там и поговорим. Кстати? А где Анжела Павловна? Вы не видели? Наша юбиляр куда-то пропала…
– Убили! – вдруг истерично завопила какая-то женщина в конце зала. – Именинницу убили!