Наши дни
– Выше руки! – скомандовала Тара.
Я вытянулась вверх, взмыв в воздух над паркетным полом, и запрокинула голову к потолку, отчего мышцы спины и плеч напряглись.
– Вот это энергия! – выкрикнула она. – Покажи мне ее еще раз! Хорошо!
Выдохнув, после очередного прыжка я приземлилась правой ногой на наждачную ленту, которая очерчивала для меня периметр «сцены» в шестидесяти сантиметрах от края. За ее пределами располагался пятнадцатисантиметровый бортик, тоже служивший мне сигналом, что места больше нет и нужно остановиться.
Пот стекал по спине. Я сделала разворот, опять сместилась вправо, исполняя па и скользя по полу. Затем выгнула спину, встала на носок, вытянулась вверх, задержала позу на мгновение и продолжила танец.
Музыка наполняла всю комнату – нетрадиционный номер с моей собственной хореографией я поставила под песню «Plastic Heart» группы Nostalghia, и в скором времени он будет представлен нигде и ни для кого.
Никто не хотел брать меня на работу. Но я старалась не терять надежду, особенно сейчас, когда мне было необходимо покинуть город, хотя становилось все труднее и труднее не считать свое решение бросить колледж глупым.
Тара была одной из моих наставниц в детстве; я продолжала тренировки на дому и время от времени приходила в студию, так как отец оплатил аренду зала на пять часов в неделю до конца года. Несмотря на нежелание пользоваться чем-либо, что он мне оставил, я уступила принципам, оправдывая посещение занятий возможностью выбраться из дома. За прошедшие после свадьбы дни Дэймон ни разу не появлялся, однако это было лишь вопросом времени.
К тому же мне здесь нравилось. В студии я думала лишь о хореографии, больше ни о чем. С ней были связаны мои самые ранние воспоминания о танцах. Полагаю, мне повезло больше, чем некоторым. Я не всегда была слепой. До потери зрения я четыре года училась балету и знала, как выглядят, как ощущаются плие и арабеск. Знала базовые движения и па, немного изучила технику.
В Монреале я продолжала тренироваться с личным инструктором, хотя понимала, что реальных перспектив построить профессиональную карьеру у меня практически нет. Мне было сложно танцевать в кордебалете с другими танцовщицами, а особенно с партнером. Не сказать, что это невозможно, однако на обучение требовалось больше времени и мало кто принял бы на себя такую ответственность.
Я определенно не первая балерина с нарушением зрения, но первая в радиусе восьмисот километров. И все же я тешила себя надеждами. Кто-то ведь положил начало подобному феномену в других частях света. Почему бы не сделать это здесь? Основная проблема – найти танцевальную компанию и тренера, готовых взяться за работу со мной.
Замедлившись под финал песни, я завершила номер, опустила руки и скрестила запястья перед собой, грациозно изогнув пальцы. По крайней мере, я надеялась, что они выглядели грациозно.
– Вот, – произнесла Тара. – Замри так.
Она подошла и провела своими холодными пальцами по изгибу моего запястья.
– Выпрями их, – проинструктировала женщина. – Вот так.
Взяв меня за руки, Тара положила их на свои кисти и продемонстрировала мою финальную позу. Я принялась легко ощупывать изгибы ее суставов, сухожилия на тыльных сторонах ладоней, плавную линию запястья, переходящего в предплечье, чтобы потом скопировать все самой.
– Спасибо, – сказала я, тяжело дыша, и уперлась руками в бока.
Мой легкий струящийся топ сполз с одного плеча. Обнажившуюся кожу овеяла приятная прохлада из-за сквозняков, гулявших в старом здании.
– Еще раз? – поинтересовалась Тара.
– Который час?
После короткой паузы она ответила:
– Почти пять.
Я кивнула. У меня осталось тридцать минут. Почему бы не воспользоваться ими на полную катушку, пока деньги не закончились?
Послышались звуки шагов – Тара ушла включать музыку, а я отсчитала свои шаги и вернулась от наждачной бумаги, приклеенной к полу, на исходную точку в центре площадки.
– Вам не обязательно оставаться, – сказала я. – Меня ждет водитель. Со мной все будет в порядке.
Торренсы настояли, чтобы мы обзавелись личными водителями. Раньше наша семья изредка нанимала шоферов для особых случаев, но на постоянной основе они у нас не работали. Моей сестре нравилась эта новая привилегия, сопутствовавшая ее новой фамилии.
Только я знала, какой скрытый мотив стоял за этим жестом. Водитель докладывал о наших передвижениях тому, кто ему платил, – значит, Гэбриэлу и Дэймону было известно о каждом нашем шаге.
Личный водитель – это мой поводок.
– Ты в курсе, – начала Тара, когда вновь заиграла музыка, – что они предложили оплатить… твое дальнейшее обучение?
Я остановилась.
– О чем вы? Кто предложил?
– Звонил ассистент Гэбриэла Торренса и попросил направлять счета за уроки ему, – сообщила она. – На случай, если ты захочешь опять вернуться к регулярным репетициям.
С тех пор как отец уехал, я не могла оплачивать ее услуги, но Тара все равно помогала мне и порой давала советы. Делала мимолетные замечания перед началом или после занятий, как сегодня, например.
Но новости о предложении Гэбриэла подействовали на меня словно пощечина. Очередное напоминание, что я стала нищей и больше не могла позволить себе привычные вещи. Из-за них. Из-за него. Эта идея явно принадлежала Дэймону.
Всем, кроме него, было плевать на мои занятия танцами. Ему же это нравилось. Наверное, я вообще единственная, кто знал о любви Дэймона к балету. Он наблюдал за мной. Раньше я часто танцевала для него.
Пошел он к черту.
Вернувшись в позицию, я вытянулась, подняла голову вверх и положила конец нашему разговору вопросом:
– Можете включить песню заново?
Спустя мгновение музыка прервалась и заиграла опять. Позволив громкой мелодии заглушить все остальное, я снова начала танец. Мир закружился вокруг меня. Пусть я ничего не видела, зато все чувствовала.
Пространство. Аромат елочных иголок, оставшихся с прошлого Рождества. Холодные кирпичные стены. Балетный станок со слоем меловой пыли, покрывшей дерево.
Мне казалось, что потолок исчез и над головой расстилалось лишь небо. Я могла дотянуться и ощутить бесконечность.
Я летала.
Женщина пела так, что внутри у меня все затрепетало. Замедлившись, я отклонилась от классических движений и опустила руки вдоль тела. Каждый сантиметр моей кожи как будто ожил. Ноги в пуантах болезненно ныли, но тело переполняла энергия.
Я закрыла глаза. Пряди волос щекотно касались лица. Внутри все переворачивалось, пока я кружилась, а уголки губ дернулись вверх в улыбке. Боже, как же мне это нравилось. Здесь я была свободна.
Я хотел посмотреть, станцуешь ли ты для меня.
В мыслях всплыл его голос. Мои шаги замедлились, однако затем я вновь ускорила темп, заняла закрытую позицию и сделала несколько эшапе подряд, взмахнув руками.
Ты меня возненавидишь.
Я тебя полюблю.
Мы должны остановиться. Заставь меня остановиться.
Я не могу. Я не стану.
Между ног вдруг возникло томительное давление, отчего желудок словно провалился куда-то вниз. Мой рот открылся в немом крике, точь-в-точь как тем утром, когда его арестовали. В глазах защипало от слез, я продолжала кружиться быстрее, надеясь с помощью этого вихря выбросить образ парня из головы.
Внезапно я потеряла равновесие и задела ногой что-то деревянное. Острая боль пронзила голень.
– Черт! – закричала я.
– Уинтер! – воскликнула Тара.
Я оступилась, зарычала и, вытянув руку, оперлась на рояль, чтобы удержаться. Проклятая скамейка. Неужели я пропустила метки на полу?
– Ого, подожди, я сейчас, – внезапно воскликнул мужской голос.
Этан? Давно он пришел?
Музыка замолкла. Согнувшись, я сжала руками свою ногу, потому что пульсирующая боль все усиливалась. Поморщившись, я протяжно выдохнула. Послышался торопливый топот по паркетному полу.
– У тебя кровотечение, – сказал Этан, подхватив меня под руку, в то время как Тара взяла мою вторую ладонь. – Иди сюда.
– Все нормально, – выпалила я, покачав головой и злясь на себя. – У меня уже сто лет такого не случалось. Какого черта?
Это все из-за того, что я отвлеклась.
– Посади ее сюда, – предложила ему Тара. – Я пока поищу аптечку.
Даже хромая, я все равно выпрямилась.
– Она в уборной. Со мной все будет в порядке.
– Но ты поранилась.
– И я умею пользоваться лейкопластырем, – я засмеялась сквозь боль. – Идите домой. Этан мне поможет. Увидимся через пару дней.
Раздался тихий вздох, пока она обдумывала, стоит ли остаться и убедиться, что я не сильно пострадала, однако женщина прекрасно знала – такие происшествия для меня не в новинку. Я частенько имела дело с лейкопластырями.
– Спасибо за вашу помощь сегодня, – сказала я Таре, выскользнув из рук Этана, чтобы ухватиться за его локоть. – До встречи.
Через несколько секунд послышались ее шаги и шорох вещей – она взяла свою сумку и куртку.
– Ну, тогда хорошего вам вечера. Я позже напишу тебе, ладно?
Я кивнула и повела Этана в ту же сторону, откуда доносился голос Тары, чтобы выйти вместе с ней из зала и направиться в туалет. Он попытался обхватить меня за талию, однако я отстранилась от него.
Мы миновали дверной проем. Тара свернула налево к выходу, а мы – направо к лестнице.
– Ты давно здесь? – поинтересовалась я, спускаясь по ступенькам.
– Только приехал, – ответил он. – Собрание моей учебной группы затянулось, но я знал, что это, возможно, единственный шанс с тобой увидеться.
Да уж. Учитывая проблему, возникшую на дороге тем вечером, неизвестно, пустят ли его в наш дом. А если пустят, как отреагирует Дэймон, вернувшись домой.
Домой. Я держалась за перила и руку Этана, пока мы спускались по второму пролету лестницы. Мой дом теперь принадлежал Дэймону – точнее, его семье. Несмотря на то, что после свадьбы он ночевал в другом месте, Дэймон мог приходить и уходить, когда ему вздумается. Не стучась в дверь. Без приглашения.
Все ключи были в его распоряжении. От осознания этого у меня свело живот.
– Ты в порядке? – спросил Этан. – То есть… я не только ногу имею в виду.
– Да, все нормально.
Я знала, о чем он беспокоился, и была признательна за заботу, только Этан ничем мне не поможет. Сомневаюсь, что вообще призналась бы ему, если бы повод для опасений действительно возник.
– Не волнуйся, – уверила я.
Мне вряд ли будет по силам противостоять Дэймону, а Этан с ним точно не справится.
Парень привел меня к женской уборной, постучал в дверь и подал голос, чтобы убедиться, что там пусто. Войдя внутрь, я отпустила его и протянула руку к стене слева. Обстановка была давно мне знакома. Я обогнула угол, на ощупь нашла стойку, запрыгнула на нее и сразу же потянулась к боксу с бумажными полотенцами. Этан тоже потянулся к нему, пытаясь помочь.
– Я сама. Достанешь пока аптечку? Она должна лежать в шкафчике на стене.
Когда парень отошел и открыл дверцу шкафчика, я намочила несколько бумажных полотенец и промокнула кожу там, где болело сильнее всего. Они сказали, что у меня кровотечение, однако я понятия не имела, насколько обильное.
От прохладной воды порез начал саднить. Я застонала. Малейшие травмы всегда оказывались самыми болезненными.
Чтобы отвлечься от боли, я слегка впилась ногтями в кожу вокруг раны. Этому приему меня научил отец лет в шесть. Острая боль немного притупилась. Оставив пальцы в таком положении еще на несколько мгновений, я порадовалась короткой передышке.
– Эй, тут ничего нет, – сообщил Этан. – Давай я сбегаю наверх, спрошу у девушки на ресепшене.
Я кивнула, не уверенная, заметил ли он мой знак. Дверь скрипнула и закрылась, когда парень ушел. Подняв полотенца, я заново их сложила, опять накрыла рану, прислонилась спиной к зеркалу и закрыла глаза.
Черт, что мне делать? В двадцать один год у меня не было перспектив найти работу. Я боялась. Пока Дэймон жив, я не обрету свободу. Он все еще мог лишить меня многого и уже активно трудился над уничтожением моего душевного спокойствия.
С момента его освобождения из тюрьмы прошло больше года, прежде чем Дэймон связался со мной. За пару лет до того, как привел свой план в действие.
Я расслабилась, почувствовав себя в безопасности, думала, что он обо всем забыл. Как же я ошиблась.
Мои веки налились тяжестью, голова закружилась, когда боль в ноге стала утихать. Зевнув, я перестала сопротивляться сонливости. Усталость не оставляла места беспокойству.
Я уже была готова задремать, когда услышала скрип несмазанных дверных петель. Быстро он.
– Ты нашел аптечку? – спросила я, не открывая глаз, и снова зевнула.
Но Этан промолчал. Я моргнула. Кто-то ведь открыл дверь, да?
– Этан? – позвала я, выпрямив спину.
Рабочий день почти закончился, театр готовился к закрытию. Кроме администратора в здании, наверное, уже никого не осталось.
Вдруг… парень приблизился ко мне и накрыл мою руку, лежавшую на бедре, своей. От контакта с его холодными пальцами я резко втянула воздух и засмеялась.
– Ты принес лейкопластырь?
Когда он поправил прядь моих волос, спадавшую на глаза, ледяные подушечки его пальцев коснулись моей щеки, и я отпрянула. Что он делает? Взяв его ладонь, я убрала ее от своего лица и уверила:
– Со мной все в порядке.
Однако Этан подошел ближе, заставив меня раздвинуть колени. Грубая ткань его брюк неприятно скользнула по внутренним поверхностям моих бедер. Он опустил руки. Я оцепенела, ощутив теплое дыхание, овеявшее мое лицо, потому что парень прильнул совсем близко.
Черт, что он творит?
– Этан… – возразила я, но понятия не имела, что еще сказать. Этан несколько раз проявлял интерес ко мне; я знала, что он не отказался бы от большего, но между нами ничего так и не произошло. Он ведь не попытается снова?
– Ш-ш-ш, – произнес парень.
Я перестала дышать. Жар его рта ощущался всего в нескольких сантиметрах от моего. Внезапно сердце начало бешено колотиться. Этан никогда не был таким напористым. Мне сразу же стало некомфортно из-за всколыхнувшихся воспоминаний.
«Пожалуйста, не пытайся меня поцеловать», – мысленно умоляла я.
В трубах у меня над головой текла вода, откуда-то доносился приглушенный гул обогревателя. В остальном здесь стояла тишина, мы были совершенно одни.
– Мне нужен лейкопластырь, – сказала я, заставив себя слегка улыбнуться. – Ладно тебе…
– Такая красивая, – прошептал он, нависая надо мной. Я почувствовала запах сигаретного дыма в его дыхании.
Сигаретного дыма…
– Все, я их нашел! – вдруг выкрикнул Этан из-за угла, оглушив меня своим возгласом, когда дверь туалета вновь распахнулась.
Удивленно вздохнув, я отпрянула. Черт!
Потом выставила руки вперед, пытаясь найти мужчину, только что стоявшего передо мной, но вокруг уж оказалось пусто.
В глазах щипало от слез, на шее пульсировала вена, и я не могла отдышаться, с жадностью втягивая воздух.
Сукин сын. Черт бы его побрал. Куда он делся? Я продолжала искать его руками. Где он?
– Эй-эй-эй, в чем дело? – спросил Этан, подойдя ко мне.
Но я лишь вцепилась в его толстовку обеими руками, тяжело дыша.
Если Этан никого не видел, значит, парень уже ушел через другую дверь в противоположном конце туалетной комнаты.
Я покачала головой, стараясь успокоиться.
Как идиотка, я потеряла бдительность, расслабилась на пять минут, в отличие от него. А он всегда будет наготове.
– Просто уведи меня отсюда, – сказала Этану. – Сейчас же.
– А что насчет лейкопластырей?
– Сейчас! – закричала я.
Больше ему ничего не нужно было слышать. Он взял меня за руку, стянул со стойки, и мы как можно быстрее покинули театр.
Я позволила Этану подвезти меня домой. Мой водитель поехал за нами. Несмотря на удобство личного транспорта, мне было противно пользоваться подачками Дэймона, поэтому я села в машину друга, послав своего водителя к дьяволу, и мы отправились домой.
Этан высадил меня и нехотя уехал. Едва переступив порог дома, я услышала голос матери из столовой. Михаил выбежал мне навстречу. Я нагнулась, чтобы погладить и поцеловать его.
– Покормлю тебя через минуту, мальчик.
Когда я вошла в столовую, то сразу услышала, что мама и сестра на кухне. Оттуда доносились шаги и шорох перелистываемых страниц.
В последние дни я практически не разговаривала со своей семьей. Злилась, сидела у себя в комнате, грызя ногти и пытаясь придумать, как выбраться отсюда.
– Мы могли бы поклеить обои в кухне, – произнесла Ари. – Только на одну стену. Так снова модно.
Они занимались ремонтом? Господи.
– Я пыталась уехать несколько дней назад, – сказала я, остановившись в дверном проеме на кухню. – Вернуться в Монреаль.
На кухне вдруг повисло молчание. Наверное, они думали, как отнестись к моим словам. Мать, кажется, и хотела бы меня обезопасить, но не сделала бы для этого ничего. А сестру, я была уверена, мой побег только порадовал бы. Хотя им обеим должно быть известно: это могло вызвать недовольство Дэймона и привести к неприятным последствиям, если бы он не сразу меня нашел.
– Полицейские, – продолжила я, – наверняка работающие на Гэбриэла Торренса, догнали нас и вернули обратно.
– Этан тебе помогал? – поинтересовалась мать тоном, явно означавшим, что она уже знала ответ.
Я кивнула.
– И если я хочу уберечь его от беды, ему лучше не помогать мне в следующий раз. Таково было предупреждение.
Послышался медленный вдох и тихий выдох. Мама старалась сохранить спокойствие, но мне надоело притворяться. Дэймон умен, жесток и терпелив. А я не могла похвастаться тем же. Пока. Меня переполняла ярость.
К тому же я наконец-то осознала, что никто не встанет на мою сторону.
– Я тебя ненавижу, – бросила я матери. Мой подбородок дрожал. – Уж лучше жить на помойке, чем рядом с ним!
Указав в сторону, откуда доносился голос сестры, я сказала:
– Мне понятно, почему на это согласилась она. Но ты должна защищать меня. Он меня изнасиловал!
– Он тебя не насиловал, – огрызнулась в ответ Арион, встав со стула. – Мы видели видео. Весь мир видел то видео! Ты его хотела. Ты была влюблена в него.
Я покачала головой.
– Не его.
Дэймона я никогда не любила.
Это проклятое видео.
Слезы, которые мне не удалось сдержать, покатились по щекам. Чтобы не разрыдаться, я поджала губы.
Видеозапись с нами слили в сеть. Дэймона отправили в тюрьму за статутное изнасилование [4], ведь ему было девятнадцать, а я еще не достигла совершеннолетия, однако почти все жители города поддержали его. Он оказался немного богаче и гораздо популярнее. Двоих друзей Дэймона тоже посадили за собственные правонарушения на основе видеосвидетельств, также всплывших в результате этой же утечки, только он получил самый большой срок.
Дэймона единственного признали виновным в совершении преступления сексуального характера. В глазах обывателей приговор получился крайне несправедливым, потому что их баскетбольная звезда, их золотой мальчик всего лишь занялся сексом с девушкой по обоюдному согласию, просто она была на пару лет младше разрешенного для этого возраста. Подумаешь, пустяк.
Эй, в некоторых штатах шестнадцатилетние уже считаются достаточно взрослыми, разве нет?
Это формальность.
Что он вообще такого плохого сделал? Сколькие из нас занимались сексом в том же возрасте?
Не ломайте ему жизнь. Он же не причинил ей вреда.
Эй, девчонке, похоже, вполне понравилось.
От такого потока негатива было тошно. Другие девушки тоже заявляли, что он ими воспользовался, но под конец они поддались натиску общественного мнения. В итоге ситуация стала примером несовершенства судебной системы, в то время как «настоящие» злодеи разгуливали на свободе. А я испортила жизнь молодому человеку. Не велика разница.
Все, что люди увидели на той записи, – как я охотно целовала его. Трогала. Обнимала.
По их мнению, я этого хотела, а он был «мужиком». Однако они понятия не имели, что на самом деле происходило на видео. Они не знали, что Дэймон сделал, чтобы получить от меня желаемое.
Звук шагов приблизился ко мне, я почувствовала аромат маминых духов.
– Уинтер, – произнесла она спокойно. – Неужели ты думаешь, будто ему действительно было необходимо жениться на представительнице нашей семьи, чтобы получить все, чего он хотел? Дэймон в любом случае мог беспрепятственно пригрозить Этану, лишь бы удержать тебя «под колпаком» в Тандер-Бэй. Или пригрозить нам, твоим бабушкам и дедушкам, друзьям. Они бы все равно разыграли все по-своему, потому что у них есть деньги, а у нас нет ничего.
«По вине моего отца», – закончила я за нее.
Да, я это знала. В какой-то мере она была права.
В этот момент я тоже его ненавидела. Мы оказались втянуты в этот бардак не из-за отцовских преступлений – Дэймон нашел бы другую лазейку, не сработай эта. Я ненавидела отца за то, что он сбежал.
Теперь Гэбриэл Торренс и его сын могли делать с нами все что угодно. Учитывая их репутацию, я старалась не думать о том, насколько плохо это могло обернуться, иначе меня бы стошнило.
– По крайней мере сейчас, – продолжила мать, – нам есть к чему стремиться. Есть свет в конце тоннеля.
Выплата за развод? Она что, настолько глупа? Дэймон постарается, чтобы Ари забеременела, и выхода уже не будет!
– А что, по-твоему, мы должны будем делать, пока этот год не пройдет? – с вызовом бросила я.
Что я должна делать, если она решит переждать, день за днем, неделю за неделей?
– Мы будем выживать, – ответила мама.
Выживать.
Ты имела в виду «покоримся»?
Спустя несколько секунд я ушла из столовой, поднялась наверх и закрылась в своей спальне с Михаилом до конца дня. Его я покормила, но сама от ужина отказалась. Все равно была не голодна. Я выбралась из своего укрытия лишь ненадолго, чтобы искупаться.
Я не могла принять решение за мать, однако и она не могла решать за меня. Ни при каких условиях я не пойду на крайности ради выживания. Мне были известны собственные возможности, и я не позволю ему вновь загнать меня в тот же угол. Если до этого вообще дойдет. Надеюсь, я найду способ сбежать раньше.
Через несколько часов я проснулась в своей комнате, с трудом разомкнув отяжелевшие веки. Воздух казался прохладнее, чем обычно.
Уже шесть? Мой будильник не сработал.
Я протянула руку и нажала на кнопку будильника, стоявшего на прикроватном столике. Электронный мужской голос произнес громко и четко:
– Два часа тринадцать минут.
– Два-тринадцать? – выдохнула я.
Я закрыла глаза в надежде опять уснуть, но мой мозг уже работал и оценивал обстановку. За окном стояла тихая ночь. Ни дождя, ни ветра, хотя в следующем месяце уже, вероятно, пойдет снег. Позволив себе на мгновение потосковать по нему, я вновь ощутила груз всех наших проблем. Мне хотелось замедлить время, а не ускорить.
Зиму я любила. И не только из-за своего имени [5]. Это праздничный сезон, и такие радостные моменты делали меня счастливой. Я всегда украшала свою комнату, потому что до сих пор могла ощущать гирлянды, рождественские венки и запах хвои, слышать музыку из снежных шаров. Правда, пока сомневалась, последую ли традиции в этом году. Моя гордость оставалась непреклонна, я отказывалась извлечь пользу из сложившейся ситуации. Если повезет, праздник я встречу не в нашем доме.
Я перевернулась на другой бок, поправила подушку под головой и вытянула ноги, почувствовав гладкую, прохладную поверхность простыни вместо тепла.
Стоп. А где…
– Михаил? – позвала я, распахнув глаза и подняв голову.
Пес обычно спал у моих ног. Сейчас его на кровати не оказалось. Прислушиваясь, я ожидала различить в тишине ночи звон ошейника, раздававшийся, когда пес поднимался на зов. Но в ответ ничего не произошло.
– Сюда, мальчик. – Я несколько раз пощелкала языком, подзывая Михаила.
Он не мог сбежать, ведь я заперла дверь.
Но потом я почувствовала какой-то масляный, сладковатый запах. Сев на кровати, сбросила с себя одеяло. Мой пульс начал учащаться.
«Нет, неужели она…» – простонала я мысленно.
Я подошла к столу, провела пальцами по керамическому чайнику – с чаем, судя по аромату, – и блюдцу с круассаном. Мать все-таки зашла ко мне, чтобы принести еду.
Подойдя к двери, я обнаружила, что та осталась открытой. Серьезно, запираться, наверное, бесполезно. Если Дэймон потеряет ключ от всех дверей, он может, ну, выбить их, например… Но я все равно не могла не запирать замок, поэтому…
Высунув голову в коридор, я прошептала:
– Михаил?
Ничего.
Я нахмурила брови. Он всегда отзывался, когда я звала его. На улицу он выбежать не мог, только если дверь не откроют.
– Михаил? – позвала я громче.
Тихо шагнув в коридор – половицы слегка скрипнули под моим весом, – я положила левую руку на перила и пошла вдоль них. Был слышен лишь перезвон хрустальной люстры из-за гулявших по дому сквозняков. Под ногами лежали мягкие ковры, впереди мирно тикали напольные часы.
Я бы услышала лай собаки, или рык, или внезапное движение в кровати, если бы что-то заставило его нервничать, да? Михаил всегда оставался начеку. Дома никого не было кроме мамы, сестры и меня.
Держась за перила обеими руками, я осторожно спустилась по лестнице и направилась к входной двери, где проверила все замки.
И вдруг услышала тихое поскуливание справа.
– Михаил? – Я повернула голову в сторону гостиной.
Мелкими шагами я добралась до ковра и почувствовала, как пес подбежал ко мне, ткнувшись мокрым носом в мое колено.
– Эй, куда ты ушел? – поддразнила я, нагнувшись, чтобы погладить его. – Что…
Запах сигарет ударил в ноздри; я умолкла, улыбка сползла с моего лица.
Желудок провалился куда-то вниз. Я выпрямилась, моя грудь равномерно, но быстро вздымалась и опадала.
Моя собака была у него.
– Больше к нему не прикасайся, – процедила я.
– Он сам пришел ко мне.
Голос Дэймона донесся из глубины комнаты, и я предположила, что он сидел в кресле в углу, у окна. Я представила его здесь в темноте, пронзаемой только янтарным огоньком подкуренной сигареты.
Наклонившись, я ухватилась за ошейник Михаила.
– Ты дала своему псу русское имя, – задумчиво произнес Дэймон.
– Я дала ему имя танцора.
Михаил Барышников. Большинство величайших балетных танцовщиков были русскими, так уж получилось. Дань уважения к гребаному происхождению Дэймона тут абсолютно ни при чем.
Уже собираясь забрать свою собаку и уйти, я почувствовала, как он поднялся с кресла, пока остатки дыма рассеивались в воздухе. Я держала Михаила рядом, сделала шаг назад к столику у стены, незаметно подхватила ручку, которая всегда там лежала вместе со стопкой бумаг для записок, и спрятала ее за бедром.
Когда-то Дэймон пугал меня, и мне это нравилось. То время прошло.
– Я не хочу здесь жить, – сообщила я ему. – Рано или поздно я найду выход. Ты ведь знаешь.
Замерев на мгновение, я осознала, что это первое подобие разговора, пусть даже вынужденного, между нами за последние пять лет. С тех пор, как его отправили в тюрьму. Все предыдущие встречи сводились либо к мимолетным нападкам друг на друга, либо к угрозам.
– Тебе нечего сказать? – подстегнула я.
– Нет, просто не вижу смысла отвечать. – Голос парня приблизился. Он сделал глоток, судя по звону льда о стенки бокала, затем поставил свой напиток на стол. – Ты можешь разбрасываться любыми заявлениями, Уинтер, но в итоге будешь делать то, что тебе скажут. Ты, твоя мать и сестра, – подчеркнул Дэймон. – Вы больше не распоряжаетесь этим домом.
– Я взрослый человек. И имею право уходить, куда и когда пожелаю.
– Так почему же ты до сих пор здесь?
Мои губы дернулись от желания оскалиться, однако я быстро спохватилась. Его посыл был очевиден. Да, я могла уехать той ночью, если бы позволила несправедливо арестовать своего друга. Дэймон с Гэбриэлом перешли в наступление, а я ретировалась. Поэтому правда в том, что я не имела права уходить, куда и когда пожелаю. Без последствий.
– Мне нравится твоя ярость, – сказал он. – Рад, что она никуда не исчезла.
Да, не исчезла. Похоже, ярость – это единственное, что у меня осталось. Я тосковала по смеху, улыбкам и свободе быть собой, которых лишилась после первого появления Дэймона в моей жизни и угрозы его неизбежного возвращения. Смогу ли я вновь обладать чем-то своим? Смогу ли влюбиться? После него?
– Этан Бельмонт – бездарный третий сын генерального директора загнивающей сети кофеен и учительницы вторых классов. Он днями напролет просиживает в родительском доме и играет в видеоигры…
– Ты хотел сказать, разрабатывает их…
– Присасывается к ингалятору из-за пыльцы, хватается за эпинефриновый шприц, если на его хлеб попадет хоть капля арахисового масла, – продолжил парень. – Он не способен вытащить из горящей машины даже себя, не говоря уже о жене и ребенке.
А ты способен? Не смешите меня.
Дэймон Торренс спасает лишь собственную шкуру. Хоть мы с Этаном и не встречались, я бы не раздумывая предпочла его.
– Тебе нужен надежный мужчина, – дразнящим тоном произнес он, медленно приближаясь. – Тот, кто твердо стоит на ногах и умеет поддерживать железную дисциплину. Командный игрок в Тандер-Бэй. Тот, кто заставит тебя слушаться. И, – его голос помрачнел, когда Дэймон остановился прямо передо мной, – не станет задавать лишних вопросов, если не все его дети будут похожи на него.
Я неровно выдохнула, надеясь, что он не заметит мою дрожь.
Зная теперь о его намерениях, я плотно сжала губы. Дэймон планировал выдать меня замуж, словно мы жили в девятнадцатом веке. И в то же время собирался поразвлечься.
– Ну, пойдем, – бросила я с вызовом. – Чего ты ждешь?
Он прильнул ко мне, потянулся за спину и вырвал ручку из моей руки.
– Чтобы ты задействовала в борьбе собак покрупнее, – процедил Дэймон сквозь зубы. – Ты можешь лучше.
Лицо у меня вспыхнуло, а ноги подкосились. Забрав ручку, он отошел. Спустя мгновение я услышала, как парень прикурил новую сигарету. С трудом пытаясь напрячь каждую мышцу в своем теле, я сказала:
– Задействую. И что бы ты ни делал, я никогда тебе не подчинюсь.
– Не подчиняйся, пожалуйста, – парировал Дэймон, бросив зажигалку на стол и выдохнув облако дыма. – Для этого у меня есть Арион.
Звук его шагов снова приблизился. Я приготовилась.
– Она будет полезна. По утрам, когда я просыпаюсь со стояком и мне нужно оказаться внутри чего-нибудь тесного и горячего.
Мои челюсти сжались еще сильнее. В памяти всплыл образ Дэймона на моей кровати одним далеким утром…
Я проигнорировала жжение в глазах. Боже, я ненавидела его.
– Но по ночам, – сказал он тихо, опять остановившись передо мной, – когда меня переполняет энергия, насколько тебе известно, я вспоминаю, как мой рот скользил по влажному от пота животу, а пальцы поглаживали гладкую киску…
Мое сердце колотилось о грудную клетку. Воспоминания о тех ощущениях заставили меня замереть.
– Возможно, я вновь окажусь в комнате ее младшей сестренки тремя дверями дальше по коридору. Стяну с нее трусики и начну лизать…
Покачав головой, я сопротивлялась картинкам, всплывшим в моей голове.
– Ты больше ничего от меня не получишь. Я не позволю. Ты изнасиловал меня. И не по статутному праву. Это было настоящее изнасилование.
– Мне понятно, почему ты хочешь в это верить. Может, ты стыдишься. Или чувствуешь вину, потому что тебе понравилось. – После короткой паузы Дэймон продолжил: – Только будь осторожна, Уинтер. Я все еще могу подкинуть тебе новых проблем.
– О, уже боюсь, – выпалила я в ответ.
Ему у меня уже нечего забирать.
Несколько секунд он стоял молча и неподвижно, после чего его голос пронзил тишину.
– Михаил? – позвал Дэймон.
Я подпрыгнула.
– К ноге, – произнес он на непонятном языке.
Что?
Пес вырвался из моей хватки и побежал к нему как по команде.
– Что ты делаешь? – Я бросилась вперед. – Отдай мне мою собаку. – Затем окликнула: – Михаил!
Однако я больше не чувствовала близости ни одного из них. Куда они ушли? Что сказал Дэймон? Это был русский? Михаил не знал команд на русском языке.
Я услышала позвякивание его ошейника в нескольких метрах от себя, и в горле образовался ком.
– Хороший мальчик, – проворковал Дэймон. – Он умный. Знает, кто его хозяин.
Михаил пошел к нему?
– Михаил, – произнесла я. – Михаил, иди сюда.
– Теперь вот в чем вопрос… – продолжил парень. Звуки его шагов опять стали приближаться. – Оставить ли его себе или отдать отцу? У меня не было собаки уже много лет. Не уверен, что помню, как за ней ухаживать.
Мои нервы были на пределе.
– Отдай мне собаку.
– Хочешь его вернуть? – подойдя ближе, спросил он. – Значит, умоляй меня.
– Пошел ты!
Схватив меня за шею, Дэймон сжал в кулаке волосы на моем затылке.
– Собака есть собака, а сучка есть сучка, – огрызнулся он. – От вас нет особой пользы, так что мне плевать на обеих.
Я уперлась руками ему в грудь, стараясь оттолкнуть.
Михаил.
– Умоляй, – дразнящим тоном приказал Дэймон. – Только прошепчи. Просто скажи «пожалуйста».
Он не мог забрать мою собаку. Что он с ним сделает?
Я больше не могла притворяться безучастной. Мысль о том, что я не буду знать, все ли в порядке с Михаилом… Дэймон действительно его заберет?
По-прежнему держа меня за волосы, он начал массировать кожу на моей голове.
– Прошепчи. – Его дыхание стало прерывистым. – Так же, как я шептал твое имя тем утром, когда меня нашли в твоей постели и арестовали, Уинтер. Это все, что я хочу услышать. Тихий шепот.
Его рука дрогнула. У меня в животе затянулся болезненный узел. Пожалуйста, остановись. Не делай этого.
– Наверное, убить его будет милосерднее, чем отдать моему отцу, – добавил Дэймон. – Он плохо обращается с собаками…
– Пожалуйста, – выпалила я. По щеке скатилась слеза. – Пожалуйста, отдай мне моего пса.
– На колени, – распорядился он.
Я закрыла глаза.
Будь он проклят. Дэймон всегда точно знал, что делать.
Мне хотелось растерзать его.
Ненавижу.
И все же я медленно опустилась на колени, стиснув зубы и продолжая дрожать. Рука Дэймона оставалась в моих волосах.
– Пожалуйста, – прошептала я, зажмурившись от отвращения к самой себе. – Пожалуйста.
– Еще раз.
– Пожалуйста, – молила я.
Я ждала его ответа – что он вернет мне Михаила, – но Дэймон просто стоял и держал меня.
Он это хотел увидеть? Униженную, напуганную Уинтер?
Ему нравилось, когда я боялась. Это его будоражило.
Раньше я думала, будто мне это тоже нравилось.
Миновали секунды. Он не отпускал, а мое сердце громыхало в груди. Мы словно вернулись на мгновение в юность.
В те времена, когда мне нравились игры, в которые Дэймон играл со мной. Прежде чем я поняла, что была игрушкой.
Ужас и страх. А еще восторг и то, как я чувствовала себя в безопасности в его объятиях. На свете не было человека, которого я бы ненавидела сильнее Дэймона, и в то же время любила все, что ощущала с ним, больше, чем с кем-либо другим. Я была такой идиоткой.
Его пальцы сдвинулись вниз и начали нежно поглаживать мою шею. Сейчас он дышал тяжело и надрывно.
– Уинтер…
Мой клитор отозвался пульсацией, и я сорвалась, тихо заплакав. Мои щеки пылали от стыда.
Черт, что он со мной сделал?
Дэймон поднял меня и убрал волосы за плечо. Его голос вдруг стал нормальным.
– Хорошая девочка. Конечно, ты можешь забрать свою собаку. Думаешь, я монстр какой-то?
Я отпрянула от его рук.
– Вряд ли это имеет какое-то значение. Ты уже разрушил мою жизнь. Давным-давно.
– В домике на дереве, когда тебе было восемь, – закончил он мысль за меня. – Я помню ту вечеринку. Правда, забавно. Это все, что ты помнишь, да?
– О чем ты?
– Фонтан, – отметил парень. – Помнишь, что произошло в фонтане перед тем, как мы ушли в домик на дереве?
В фонтане? Анализируя свои спутанные воспоминания, я не нашла ничего необычного. Мне было восемь, поэтому я не могла четко помнить каждую деталь спустя столько лет. Лишь то, что Дэймон поранился и я пыталась помочь. Но, кажется, события, развернувшиеся после фонтана, были важнее.
– Ничего не произошло, – ответила я.
Не позволю ему обернуть то происшествие против меня. Я была добра к нему.
Никакие мои слова или действия в тот день не заслужили того, что случилось потом. То, что он сделал в старших классах, я тоже ничем не заслужила.
Хотя отчасти мне стало любопытно, на что намекал Дэймон. Я думала, он пояснит, но парень промолчал, оставив меня в неведении.
Дэймон вздохнул.
– Я сам над собой не властен, Уинтер. Выбора нет. Мы такие, какие есть, и делаем то, что должны делать. Такова природа. Подобно шахматным фигурам, я сыграю свою роль, потому что не могу сопротивляться. Я не могу стать тем, кем не являюсь.
Я нахмурилась. Его слова прозвучали непоколебимо. Будто моя судьба предрешена.
– Надеюсь, ты не разочаруешь, – закончил он.
Значит, на этом все? Дэймон осуществит любые мерзкие желания, порожденные его ненормальным мозгом, лишь из-за упорного отказа понять, что он причинил кому-то боль и что за преступления нужно нести ответственность? Ему досталось по заслугам.
Однажды я победила. И сделаю это снова.
– Только выбери новую тактику. Мне не нравится, что ты устраиваешь мне засады в туалете, словно какой-то извращенец.
– Понятия не имею, о чем ты.
– Театр «Бридж-Бэй». Я была одна в уборной сегодня. Ты зашел, чтобы поиздеваться надо мной. Мне казалось, тюрьма должна была вывести тебя на новый уровень.
Он отрывисто засмеялся, сделал затяжку и выдохнул.
– Не знаю, что ты себе нафантазировала, но я целый день провел в Нью-Йорке. Вернулся всего час назад.
– Ага, конечно.
– Зачем мне лгать?
Сообразив, что Дэймон может говорить правду, я осеклась. У него не было мотивов это отрицать. Его счеты со мной и моей семьей ни для кого не секрет. Доказательств я бы все равно не нашла, даже если бы в театре был именно он. А алиби ему могли легко сфабриковать.
Но в этой комнате, где мы оказались наедине, без лишних свидетелей, Дэймон бы с удовольствием похвастался своими проделками.
Он подошел ко мне. Я почувствовала исходивший от него запах табака и аромат его одежды.
– Я выше этого, – едва слышно произнес парень, овеяв меня своим прохладным дыханием из-за только что выпитого напитка. – Зачем мне загонять кого-то в угол в общественном месте, куда могут войти посторонние и помешать? Я бы предпочел уединение.
Кончики его пальцев смахнули волосы с моей щеки, отчего я дернулась.
– Например, в большом доме. Окруженном километрами пустующих лесов, без соседей, без дорог. – По голосу было слышно, как он маниакально улыбался. От меня не ускользнул его намек.
Дэймон уже все спланировал.
– Все остальные исчезнут, оставив ее одну. Никто ей не поможет. Никто не услышит. Никто меня не остановит. Всю ночь. Только мы вдвоем. – Он перешел на шепот, его дыхание коснулось моих губ. – Вместе, в одном доме. Где так просторно, что можно сбежать, и так много мест, чтобы спрятаться.
Мои руки сжались в кулаки. Если раньше я не знала, то теперь поняла. Дэймон все-таки изменился.
Он стал хуже. И считал, что, раз уж он отбыл срок, почему бы не совершить преступление снова.
От страха в животе все перевернулось, когда он прошел мимо, слегка задев меня.
– Спокойной ночи, Уинтер.
Я отчетливо услышала ноты восторга в его голосе.