Её разбудило громкое кукареканье. Звук был до боли знаком, но так сильно непривычен в том мире, где она обитала, что Этери решила, будто он ей приснился. А потом оглушительно-громкое «кукареку» повторилось, и её не до конца проснувшийся мозг стал улавливать и другие непривычные ему сигналы: непонятно откуда доносившийся стрекот кузнечиков, жужжание пчел, шум листвы и тихий неспешный плеск воды, словно где-то рядом протекала речка. Но самыми неправильными были, пожалуй, доносившиеся до неё ароматы… Пахло сосновой доской, сырой, напитанной влагой землей и горчащей на языке полынью. Этери медленно подняла веки, сощурилась от бьющего в окно света и внимательно обвела взглядом комнату в попытке вспомнить, как же её угораздило здесь очутиться. Секунда… и события минувшего дня обрушились на неё лавиной. Этери даже тихонько вскрикнула.
– Ой… А я ничего такого не делала. Правда-правда. А это… это оно само вывалилось из сумочки.
Этери резко перевернулась на другой бок, встретившись взглядом с маленькой девочкой, которая до её пробуждения, похоже, была занята разграблением принадлежащей ей косметички. Об этом свидетельствовали яркие тени на лице у малышки и помада цвета сочного персика, в которой Этери сразу же узнала свою Chanel.
Малышка была настоящей красавицей. Губки-бантики, темные волосы и голубые-голубые глаза, которые Этери уже где-то видела. Женщина сглотнула собравшийся в горле ком. Натянула повыше на грудь простынь и, опираясь на локти, подтянула свое тело повыше.
– Доброе утро.
– Доброе. А ты…
– Ариша. Я здесь живу.
Девчушка обаятельно улыбнулась и, спрятав ручки за спиной, сделала шажок к двери.
– А я – Этери. Приятно познакомиться, Ариша.
– Угу. Папа сказал, чтобы, когда вы проснетесь, я вам показала гостевую ванную и выдала зубную щетку.
– Папа? Твой папа Марк?
– Угу… – опять повторила Ариша, – Марк. – Затем девочка тяжело вздохнула, распрямила руки по швам, с тоской посмотрела на зажатый в кулачке флакон помады и, тяжело, даже трагично вздохнув, вернула её на место. – Я только губы накрасила, – прошептала она, а потом, немного подумав, добавила: – И глаза…
– И выделила скулы румянами. Вышло неплохо, но кое-что я бы поправила. – Этери встала с кровати и обвела взглядом комнату. – Тебя мама научила тонкостям макияжа?
– Нет, конечно. Моя мама – безответственная вертихвостка, которая ничему хорошему меня научить не может.
Этери приоткрыла рот. Она не знала, что ее больше удивило – деловитый тон девочки, которая так спокойно рассуждала о своей непутевой матери, или сами ее слова, совершенно несвойственные ребенку.
– Это так говорит твой папа?
– Нет. Дедуля. Мы все вместе живем. Папа, я и дедуля. Он, может быть, выйдет к обеду. Если протрезвеет, – добавила Ариша, подумав.
– Как мило… – Мило… Это еще мягко сказано. – Так… Стоп, а который час?
Девочка покосилась на большие розовые часы на запястье:
– Двенадцать уж скоро.
– Ну, ничего себе, сколько я проспала!
А ведь она думала, что вообще не сможет уснуть. Так всегда бывало на новом месте. Этери даже у любовника никогда не оставалась с ночевкой. Ей не спалось. Она крутилась с боку на бок всю ночь, а потом чувствовала себя разбитой. А тут… Наверное, свежий воздух был каким-то целительным. И хороший ортопедический матрац. Этери была в том возрасте и положении, когда на такие вещи уже начинаешь обращать внимание. Она окинула взглядом отведенную ей спальню, в который раз подивившись современности её интерьера. Да уж, это было очень неожиданно. Когда они около двух часов ночи подъехали к дому Марка, Этери очень удивилась. Она не ожидала увидеть в глубинке настолько модное и современное жилище – потрясающую смесь модерна и классики, идеально вписавшуюся в окружающий пейзаж.
Прошлепав по дощатому полу, Этери подошла к двери, но осознав, что малышка не торопится идти за ней следом, оглянулась. Будто забыв обо всем на свете, Ариша с тоской смотрела на рассыпанную на туалетном столике косметику.
– Знаешь что? Если хочешь – забирай все…
– Что?
– Забирай косметику. Мне она вряд ли понадобится, – улыбнулась Этери.
– Правда? Папе это не понравится… Совершенно. Он будет в ярости, – бормотала Ариша, сгребая в кучу ее добро, из чего Этери сделала вывод, что не так страшен черт, как того расписывает его же дочка.
– Почему?
– Мне нельзя пользоваться косметикой. Папа считает, что многие женщины слишком зациклены на своей красоте, а это до добра не доводит.
Зациклены? Откуда ребенок знает такие слова?
– Это тебе папа сказал?
– Нет. Дедушка.
Ах да… Дедушка. Который, возможно, выйдет к обеду. Если протрезвеет… Чудесная семейка. Алкоголик и шовинист. Но ведь как интересно!
Распихав по карманам то, что вместилось, и, зажав в руках палетку с тенями, Ариша кивнула на дверь:
– Пойдем.
Этери зевнула, открыла дверь и первой вышла в коридор. Ступать по деревянному, нагретому солнцем полу было невыносимо приятно. А какой из-за этого самого дерева в доме стоял аромат!
– Тебе сюда. Щетка желтая, а моя – розовая! Смотри, не перепутай!
– Какая милая ванная.
– Это папа специально для меня сделал, – с гордостью заметила девочка, – а тут моя спальня.
– Слушай, Ариш, а где он сам? Папа твой…
– В поле. Или на птицеферме. К обеду придет.
– А-а-а. Так ты оставишь меня ненадолго?
– Угу! Пойду пока разложу подарки.
Девочка помахала зажатой в руке палеткой и в первый раз широко улыбнулась, демонстрируя отсутствие, по крайней мере, двух передних зубов. Этери будто в живот пнули. Что-то задрожало внутри. Словно боль, которую она давно и надежно заперла, прорвалась наружу, что есть сил ударив по нервам.
Когда Ариша убежала, сверкая пятками, Этери подошла к умывальнику и плеснула в лицо водой. Было так хорошо ни о чем не думать, но пару вопросов ей все же нужно было решить. Во-первых, было бы неплохо разжиться хоть какой-то одеждой. А во-вторых… назначить зама на период собственного отсутствия временно исполняющим обязанности генерального директора Эт-шоп. В конце концов, тридцать тысяч сотрудников ее компании не должны были страдать от того, что у неё вдруг поехала крыша.
Почистив зубы, Этери встала под душ. Она не знала, на какой срок затянется ее отпуск. Сколько времени ей потребуется, чтобы вернуть себе равновесие и понять, что не так с её жизнью? А ведь определенно с ней что-то было не так. Она была абсолютно и совершенно несчастна.
Воспользовавшись Аришиным гелем для душа с ароматом жвачки «Бабл гам», Этери вытерлась и, за неимением альтернативы, вновь натянула на голое тело выданную ей Марком футболку. Мужик он был высокий, и та прикрывала все стратегически важные места, спускаясь до середины бедер. Не то чтобы Этери была полностью довольна своим внешним видом, но… Какой у неё был выбор? Прокопчённый костюм смерти? Ну, да…
В дверь постучались и тут же вошли.
– Что-то случилось?
– Угу… – шмыгнула носом Ариша, – папа увидел мой макияж и сказал умыться…
На длиннющих ресницах малышки повисли хрустальные капли слез. Голубые глаза превратились в соленые озера скорби. Горло Этери сжалось. А этот… вот что он вообще за человек? Далась ему эта косметика! Какой нормальный мужик… отец мог бы выдержать этот взгляд и не смягчиться, каких бы он не был правил?
– Ну… Я тогда не буду тебе мешать.
– Отец в кухне, – шмыгнула носом Ариша, – это налево по коридору.
Кухня отыскалась быстро. Этери даже не успела остыть.
– Доброе утро, – не слишком любезно поздоровалась она и опустилась на высокий барный стул – подальше от стоящего тут же Марка. Орудуя ножом, он яростно пилил хлеб. Ломти выходили огромными и не слишком ровными. Этери сделала себе пометку не забыть упомянуть о нарезке, когда их разговор вернется к вопросам женского превосходства.
– Ариша очень расстроилась из-за того, что ты заставил ее смыть макияж.
Марк обернулся на звук ее голоса. Мазнул вверх по ее голым ногам взглядом, отвел его и с еще большим усердием вернулся к своему делу.
– Это тебя не касается. Лучше скажи, что ты планируешь делать дальше? Оставаться у меня ты не можешь и…
– Почему? Я тебе совершенно не помешаю. А может, даже и помогу!
Этери понимала, что это глупость, но почему-то совершенно не хотела покидать этот дом. Ей понравилось просыпаться под звуки просыпающейся природы.
– Это чем же?
Марк метнулся к сковороде, на которой уже горело масло, сделал огонь тише и вбил два яйца.
– Ну, не знаю… Я могу помогать тебе по дому. Ты же совершенно зашиваешься! Ну, и сайтом заняться – само собой. Но к этому я могу приступить, только когда пришлют мой компьютер.
Этери почесала пальцами одной ноги другую и вдруг застыла, поймав на себе потемневший взгляд Марка.
– Что такое? Что-то не так?
– Почему ты не оденешься во что-то приличное?
– А что, ты где-то видел у меня чемодан? Я бы с радостью. Но это, – Этери провела линию от подбородка до живота, – намного приличнее костюма смерти.
– Да ну?
– Угу. Знал бы ты, для чего он предназначался…
– Этот вопрос терзал меня всю дорогу, – Марк стряхнул подгоревшую болтунью на тарелку и поставил на стойку. Пожав плечами, Этери пододвинула ту к себе, взяла приборы, попиленный им кое-как хлеб и с аппетитом принялась за свой завтрак.
– Ну, понимаешь, мой любовник сказал, что ему не хватает разнообразия. Я подумала-подумала… и решила, что ролевые игры могли бы разнообразить нашу сексуальную жизнь.
– И поэтому ты нарядилась смертью?!
Глаза Марка полезли на лоб. Ну, ладно… Может быть, это была не самая лучшая её идея. Котик явно не то имел в виду. Возможно, он думал, что она нарядится сексуальной зайкой. Или развратной медсестрой. Но в тот момент на Этери со всех сторон наползала пугающая ее до чертиков пустота. Она испугалась и стала совершать одно безумство за другим. Впрочем, любой нормальный психолог мог бы ей объяснить, что при помощи таких странных поступков Этери буквально кричала миру о том, что с ней происходит что-то ужасное. Но никто… никто не распознал этих её сигналов. И не предотвратил надвигающуюся катастрофу. А Котика она вообще, похоже, здорово напугала. Не зря ведь бедняга решил утешиться в объятьях другой, не проявив при этом присущей ему ранее осмотрительности. Его-то пофигизм её и добил. Не то чтобы Котик имел для неё такое уж значение… Скорее, его поступок стал для Этери последней каплей.
– Почему нет? Образ монашки мне показался скучным и избитым.
– Ты спятила, если думаешь, что я разрешу тебе здесь остаться. Хотя почему «если»? Просто! Без «если». Ты спятила.
– Да ладно тебе. Я же сказала, что могу быть полезной, – начала раздражаться Этери.
– Например?
– Например, я могу приглянуть за твоей дочкой.
– Ты только что, не моргнув, сожрала ее завтрак, – длинный палец ткнул в опустевшую наполовину тарелку, – о каком «приглянуть» ты говоришь?!
– Оу… Значит, это предназначалось Арише?
– А ты думала, я приехал домой, чтобы приготовить поесть тебе? Бродяжке, которую я имел несчастье подобрать на дороге?
Этери стало неловко. Ну, не говорить же ему, что она привыкла, что в этой жизни все для неё… И восприняла этот завтрак как должное. Ну, ладно… она была неправа.
– Это было бы мило. К тому же яичница – блюдо, которое едят на завтрак. А на обед… на обед ребенка полагается кормить хотя бы супом. А в идеале – комплексным обедом из трех блюд. Ах да… это я еще про компот забыла.
Голубые, как летнее небо, глаза Марка сузились, отчего к его вискам потянулись тонкие лучики морщинок. Как у любого человека, проводящего много времени на солнце, эти тонкие линии были намного светлее загорелой кожи его лица. Будто он постоянно щурился, или часто смеялся. Последнюю мысль Этери тут же отмела. На душу компании Марк походил слабо.
– Из трех блюд, значит?
– И компот!
– Ну, вот ты их и приготовишь.
– С какой радости? – возмутилась такой наглости Этери.
– Считай это своей проверкой на профпригодность.