– Это было немного неожиданно, владыка, – сказал Деметрий, когда хмель начал его отпускать. Пробуждение получилось очень странным. Еще ни разу за всю свою долгую жизнь он не просыпался со сломанной ногой, туго затянутой в деревянную шину.
Он лежал в собственном домике, где около печи – каменки сидела на корточках незнакомая худенькая девчонка лет пятнадцати, которая робко смотрела на хозяина и его высокого гостя. Она расположилась рядом с печью, подкладывая туда нарубленный валежник. Тут же стояла еще одна лежанка, и Деметрий совершенно точно знал, что вчера ее там не было. Его оружие висело на стене, а вещи и доспех кто-то аккуратно сложил в деревянный сундук. Была осень, и по земляному полу тянуло стылым сквозняком, отчего девчонка поджимала замерзшие пальцы ног и придвигалась поближе к очагу. У нее из вещей не было ничего, кроме рубахи до колен, ведь она совсем недавно пришла сюда из земель дулебов, где ее деревушку сожгли авары. Она тогда чудом в лес ускользнула.
– Я же тебе обещал, что ты до весны ходить будешь. Забыл? – глаза князя излучали невинность и обиду. – Да если бы я тебе рассказал все, что будет, ты бы не согласился.
– Да как же я так напился, что не почувствовал, как мне ногу сломали? – изумился Деметрий.
– Маковый отвар в мед добавили, – махнул рукой князь. – Тут неплохая ведунья живет, она помогла. Два месяца полежишь, и как новый будешь. Ладно, отдыхай! Збыху скажу, он будет заходить к тебе. В шахматы поиграете.
– С ним неинтересно играть, – ответил Деметрий. – Он же выигрывает всегда.
– Зато ему интересно, – парировал князь. – Ходил бы он к тебе, если бы ты всегда выигрывал?
– Да, за два месяца я тут от скуки с ума сойду, – задумчиво сказал Деметрий.
– А ты вот мне скажи, – резко повернулся к нему Самослав, который уже собрался уходить. – Вы же авар в бою били?
– Били, конечно, и не раз, – с недоумением посмотрел на него тагматарх. – Если людей хватает, то в этом никакой хитрости нет.
– А как?
– Легкие всадники связывают их боем, а потом удар наносят тяжелые катафрактарии. У нас они даже получше, чем у авар будут. Хотя, честно сказать, их тяжелая конница очень хороша. Обычно это знатные воины из богатых семей. Они, кроме упражнений с оружием, больше и не занимаются ничем, за них рабы трудятся. Очень опасные ребята.
– А если нашу пехоту против тяжелой конницы в чистом поле выставить, есть шансы? – заинтересованно спросил Само.
– Никаких, – покрутил головой Деметрий. – Растопчут.
– А если сделать длинные, очень длинные копья с толстым древком. Длиной шагов в восемь – десять и выставить целый лес перед всадниками? – уточнил князь.
– Тогда да, наверное… – на лице военного была написана глубокая задумчивость. – Но так же еще никто не делал… Первая война, да? Да кто вы такой все-таки?
– Первая, – кивнул Самослав. – И я тебе уже отвечал, кто я такой. Так что думаешь?
– Думаю, все равно не получится ничего, – откинулся на подушку, набитую пером, Деметрий. – Допустим, вы воюете с армией императора. Катафрактарии на такие копья просто не пойдут, дураков нет. Они развернутся и уйдут в сторону, а потом это войско обработают камнями и стрелами псилы из пехотных тагм. Как только проредят строй, то в атаку пойдут скутарии, которые порубят мечами эти копья, а тяжелая конница ударит во фланг или в тыл. Вне строя эти копья бесполезны, и твою пехоту покрошат на куски.
– А с аварами как будет? – спросил нахмурившийся Самослав.
– А вот авары сначала лучников выпускают и таких же склавинов с дротиками. Через час боя у нас эти копья держать будет некому. А потом тяжелая кавалерия остатки наших людей конскими копытами в землю вобьет. Хотя насчет копий мысль интересная… Только если пехота вся в панцирях будет, и в железных шлемах. Да ну, глупость какая-то, откуда мы столько денег возьмем…
– Вот и думай, как нам без своей конницы авар побеждать. У тебя два месяца, – поставил задачу князь. Вот тебе и битва при Куртре, товарищ подполковник, усмехнулся он про себя. Очень умным себя почувствовал, да?
– Да, – задумчиво сказал Деметрий. – А я еще боялся, что скучать придется. Чувствую я, не до шахмат мне будет.
– Любава! – обратился князь к девчушке, которая испуганно вскинула на него глаза. Бедняжка и не догадывалась, что владыка ее имя знает. – Ты все помнишь, что делать должна? – та изо всех сил закивала головой. А Само продолжил. – Ни на шаг влево, ни на шаг вправо не отступать от моих слов. Встать ему можно будет только через два месяца, и не раньше. Хоть силой его держи. По нужде – в горшок или под себя. Потом хозяина вымоешь теплой водой. Следи за ногой. Если повязки ослабнут хоть немного, тут же зови ведунью. За одеждой и обувью к княгине подойдешь, она даст. Если все сделаешь, как сказал, и твой хозяин ходить будет, награжу тебя. Если захочешь замуж, найду тебе хорошего парня и приданое дам. Все поняла?
Девчонка снова закивала головой. Само за все время голоса ее и не слышал. Только видел застывшую боль в глазах. Боль, так знакомую мальчишке, оставшемуся сиротой в шесть лет. Боль, которой несчастной девчонке и поделиться было не с кем. Одна она на всем белом свете, и чужая для всех.
А Самослав уже вышел из дома бывшего тагматарха. У него накопилось много дел, а за Деметрием и сиделка присмотрит. Она сирота, ей любая служба в радость, лишь бы поесть дали. Он пошел к себе в терем, где чмокнул в щеку жену, которая кормила новорожденного сына. Князь пока еще думал над именем, но склонялся к тому, чтобы назвать малыша Святославом. В честь знаменитого князя и в честь сына, который остался там, в прошлой жизни. Людмила, лежащая на боку, прижимала ребенка к себе, а тот, лениво теребя губами налитую молоком грудь, дремал. Мальчишка рос довольно спокойным, только боли в животе, что обычны у детишек в этом возрасте, заставляли его частенько реветь и крутиться из стороны в сторону. А укропной воды тут не было. По причине отсутствия этого самого укропа.
– Я на юг поеду, в Соляной городок, – сказал жене Само, присев рядом на ложе. – Через месяц вернусь, может, меньше. Нужно до холодов обернуться.
– Конечно, муж мой, – сказала Людмила, блеснув нечаянной слезой. – Мы будем тебя ждать. Я помню всю твою науку, и туго пеленать не стану.
Надо сказать, выживаемость младенцев тут оказалась невысока. Видимо, потому, что условия для жизни были дрянные: одеть малыша не во что, а подцепить простуду в доме, где под крышей проделана сквозная дыра на улицу, просто пара пустяков. Правда, те дети, что все-таки умудрялись не умереть, с самого рождения цеплялись за жизнь клыками и когтями. Самослав, пользуясь тем, что был верховным жрецом племени, продвигал в массы основы гигиены. Воля богов понемногу меняла сознание, и младенцев даже стали подмывать теплой водой, хотя раньше не подмывали никакой, обходясь пучком соломы. А еще он, совершенно растерявшийся от отсутствия памперсов и пеленок, вспомнил старый кавказский обычай, когда новорожденного заворачивали в овечью шкуру. Она и впитывала все выделения, и согревала, и даже иммунитет стимулировала. Просто меняй раз в день, и все. Так, по крайней мере, ему рассказывала жена там, в прошлой жизни… Что-то часто он про ту жизнь вспоминать начал. Пора в дорогу, дел по горло.
В Соляной городок пошли на веслах. Большая лодка, выдолбленная из огромного, в пять обхватов толщиной дуба, вмещала десяток человек и припасы. Обратно они пойдут на ней же, взяв с собой груз соли. Надо сказать, Горазд оказался вполне неглуп и поставил дело на поток. А, поскольку сам он рубить соль ленился, то все, кто случайно оказывался в окрестностях городка, работали теперь в пещере, позабыв, что такое солнечный свет. Сам владыка запретил селиться в тех местах. Не ближе, чем на день пути. Поначалу ослушников просто резали, но вот теперь Горазд нашел элегантный и прибыльный способ решения проблемы. Впрочем, тех, кто не хотел работать или пытался бежать, все равно резали. Секретность была превыше всего. Хотя эта секретность доживала последние дни. Население городка росло, а ладьи с зерном и солью ходили по реке одна за другой, словно челноки. Скоро зима, а еды жителям должно хватить до весны. Те поля, что разбили там поселенцы, не закрывали и половины потребности.
Самослав с удивлением оглядывал берега реки, где как грибы после дождя, выросли новые деревушки. Еще весной их не там было, он знал это точно. А значит, налоговая служба в лице Люта недорабатывала. Люди бежали под его защиту даже с той стороны Альп, а он и не знал об этом. Нужно наводить порядок, и срочно, иначе деревни доползут до соляной пещеры, и тогда пиши пропало. Хотя шила в мешке не утаишь, Самослав это прекрасно понимал. Но еще пару лет нужно продержать все в секрете, а за этот срок, надрывая жилы, построить укрепления, которые для этого времени станут неприступной твердыней. Там, если что, и он с семьей сможет укрыться в тяжелые времена, и казну можно будет спрятать. Хоть и дорого, да стоит оно того.
Идти на веслах против течения оказалось совсем непросто, а потому почти весь путь ладью тянули на канате, как бурлаки. И вроде бы сотня верст всего, а неделя на дорогу уходит. Спасибо, за последние два года деревенские хорошенько почистили берега от зарослей, иначе и вовсе не пройти было бы. Хотя по непролазному лесу куда дольше пробираться. А уж плыть назад, вниз по течению – это же просто праздник какой-то. Сидишь себе на борту, да в воду поплевываешь. Знай, рулевым веслом шевели, чтобы на мель не сесть.
В ладье вместе с воинами ехал каменщик с семьей. Его Приск из Бургундии переманил, обещая в Норике райскую жизнь. Мастер, которого только что надули на строительстве монастыря, был на мели. Сам епископ, брезгливо морща нос, смотрел на униженного просителя, но денег за работу отдал едва третью часть от того, что обещал. За честь, мол, почитать должен, ведь во славу божью трудился. А где на епископа управу найти можно? В королевском суде? Смешно! Сразу после этого мастер, получив аванс от почтенного купца Приска, собрал свои пожитки, посадил жену и детей на повозку и отправился вместе с караваном в неведомые края, где никаких монастырей нет, и еще очень долго не будет. Всю дорогу мастер, которого звали Галл, спорил с князем до хрипоты, обсуждая необычный заказ.
– Ваша светлость, но так никто не делает, – горячился мастер. Самослав, который уже привык, что его величают то князем, то герцогом, то, на римский манер, дуксом, возражал ему:
– Да плевать, что не делают. Деревянную крепость сжечь можно, и сгниет она рано или поздно. А для нас это место очень важно. Там небольшая каменная крепость нужна, которая всю долину защитит. Известняк в тех местах есть, раствор будет из чего сделать.
– Но…
– Каменная башня, тридцать локтей высотой, – отмел все возражения Самослав. – С нее наблюдение будем вести. Там же сигнальный огонь зажжем, когда вражеское войско пойдет. Работать долго придется, но Горазд очень хорошо вопрос с рабочими решает, на удивление просто. Я там еще человек сто поселю, кормить-то надо будет чем-то эту ораву… А потом, как закончите, еще одну башню стройте, нужно будет лет за пять полноценную крепость там поставить.
На место они прибыли через неделю, как и планировали. Заросшая лесом гора, где на лысом пятачке стоял небольшой острог из частокола, возвышалась над долиной. Узкая тропа, что вела наверх, делала это место и вовсе неприступным, но князь был непреклонен. Строить из камня, и точка! Речушка Зальцах, которую тут знали под именем Солянка, оказалась до того чиста, что форель, рыскающую в поисках жучков и паучков, упавших на поверхность воды, хотелось ловить голыми руками. Порывы ветра сбрасывали еду прямо с веток деревьев и, то тут, то там раздавался всплеск рыбины, тускло блеснувшей в лучах солнышка серо-крапчатой чешуей.
Горазд, с ревом кинувшийся обнимать Само, которого не видел уже почти год, был остановлен наполовину придушенным князем.
– Да задавишь, медведь! Без подарков останешься тогда!
– Подарки! – с детской непосредственностью обрадовался этот на редкость сильный и свирепый мужик. – Где подарки? Давай!
– Стол накрывай, и будут тебе подарки! – пошутил князь, а Горазд даже побледнел. Совсем одичал в лесу, всякое вежество позабыл. Впрочем, он исправил свое упущение, и бабы засуетились, пчелками летая от погребов к печам.
Что нравилось князю в его соплеменниках, так это совершенно чистая и незамутненная вера. Они доверяли ему безоговорочно, не рассуждая, ведь всё, что он говорил, рано или поздно сбывалось. Они были наивны, как дети, и жестоки, как бывают жестокими только малолетние хулиганы. Они не боялись смерти, ведь она шла рядом с ними с рождения. Они радовались малому, ведь и этого многие из них не имели. Они были просты, и весь мир делился для них на две половины: белую и черную. Они не размышляли, нужно ли делать то или это. Они просто делали и не боялись последствий. Это было именно то, чего Николаю Семеновичу так не хватало в прошлой жизни.
После того как воины сдвинули первые чаши с медом, князь, поедаемый жадными глазами, встал и произнес:
– А помнишь, Горазд, мое обещание?
– А как же! – Вскинулся тот. – Меч, щит, шлем, корова и свинья. Я все запомнил.
– Меч! – хлопнул в ладоши Само, и глазам изумленной публики предстал франкский меч с богатым воинским поясом.
Горазд, который смотрел на это великолепие выпученным глазами, заревел от восторга и бросился обнимать владыку. Тот отстранился.
– Не спеши! Щит!
Продолговатый скутум, изрисованный молниями, перешел в его руки, вызвав удивленный ропот родовичей. Тут таких щитов не видели. Все больше круглые, германские в ходу были. А то и вовсе никаких.
– Шлем!
– Неужели и корову со свиньей подаришь? – севшим голосом спросил Горазд. Все, что происходило, ему могло только привидеться в самых смелых снах. Ведь тот, кто имеет такое оружие, сразу знатным человеком становится. Не может князь этого не знать. – Так ты же их не привез, я бы заметил.
– Я решил вместо коровы и свиньи тебе панцирь подарить, – лукаво усмехнулся князь. – Возьмешь?
– А? – Горазд сел, неприлично раскрыв рот. Кольчуга в этих местах даже не у всех владык была. А то, что тогда они их с мертвых баварцев сняли, просто удача неслыханная. Раз в жизни такое бывает, и то далеко не у всех.
– Ну, будем считать, что ты согласен, – усмехнулся Самослав, протягивая металлический сверток. – Ты же теперь жупан, тебе по должности положено.
И князь надел ему на шею серебряную цепь с кулоном в виде пятиконечной звезды.
Тьма в соляной пещере еле-еле пробивалась светом факелов, которые были тут тусклыми и бледными, словно умирающими. Здесь было душно, потому и факелы горели слабо, выжигая последний кислород. Люди, которые имели несчастье брести к лучшей жизни через эти места, или пасти здесь овец, или просто искали новый путь на юг, в Италию, рубили соль и складывали ее в корзины, что стояли стопкой тут же. Мертвенная бледность их лиц не могла укрыться от глаз Само даже в тусклом свете факелов. А еще он увидел в их глазах такую безнадежность и тоску, что защемило сердце. Ведь тут и дети были по пять-семь лет отроду. Они, напоминающие бледные, покрытые тонкой кожей скелетики, вызвали у князя ужас. Хорутане – охранники придерживали свирепых псов, рыкающих на пленников, а те испуганно отбегали в стороны, если пес аланской породы подходил слишком близко.
– Работу остановить, всех вывести на улицу, накормить, – коротко скомандовал он. Ничего не понимающий Горазд приказание выполнил беспрекословно, но на его лице застыло изумление. Что это с владыкой?
Люди, не видевшие света месяцами, выходили на улицу зажмурившись. Даже закатное солнце било им по глазам так, что с непривычки выступали слезы. Многие плакали, а их губы шевелились в молитве. Ведь для них солнце было богом, а не просто дневным светилом. И они были со своим богом разлучены навсегда. Ну, так они думали еще пять минут назад.
– Люди! – громко крикнул Самослав, а толпа мужчин и женщин с полуприкрытыми глазами на бледных лицах жадно внимала ему. – Вас накормят, вы отдохнете, а потом я скажу вам, что будет дальше. – И он прошептал в сторону Горазда:
– Где таких собак взял? Им же цены нет.
– Да, тут деревушку лангобардов пощупали, – замялся Горазд.
– Я же тебе строго-настрого запретил грабежом заниматься! – удивленно поднял бровь Само. – Зачем своевольничаешь?
– Так сам же сказал, чтобы на день пути никого не было, – глаза новоявленного жупана светились невинностью. – А они как в дне пути от нас и жили, вот мы их и под нож… Собак помоложе забрать получилось, а тех, что постарше убить пришлось. Опасные твари оказались.
– Собаки – это хорошо, – задумчиво сказал Само. – Щенков в Новгород пришли тогда, нам такие тоже пригодятся. И вот еще что, пока твои работники едят, следите, чтобы ни один не ушел.
– Так зачем мы тогда их из пещеры выпустили? – резонно заметил местный жупан. – Оттуда не сбежишь, собаки порвут. – Но ответа он не дождался. Ему и в голову не приходило, что его князю просто стало жаль этих людей. Такого просто не могло быть.
Самослав осмысливал еще кое-что из увиденного. Количество соли, что нарубили пять десятков рабов, закрывало потребности его торговли на полгода вперед. Ему просто не нужно было столько. Впереди замаячила перспектива классического кризиса перепроизводства. Нужно думать о расширении рынков сбыта, иначе излишки товара похоронят хрупкую экономику княжества. А идти-то особенно и некуда. На севере – полунищие словенские леса, с которыми и так торговля налажена. На востоке, верст на восемьдесят, земли его собственного княжества, потом земли тестя, а за ним – аварские степи, куда ему ходу нет. На западе – Бавария, с которой уже заключен контракт. На юге – запретные пока земли лангобардов. Не стоит туда соваться, чтобы не получить полноценную войну с сильным и умелым противником.
– У нас, Горазд, соли теперь слишком много, – сообщил он своему жупану после того, как провел инспекцию складов.
– Много соли – хорошо, – удовлетворено заявил знаток местной экономики с бицепсами толщиной в бедро нормального человека. – Чем больше добудем, тем мы богаче станем.
– Не станем, – отрезал князь. – Если мы все, что ты тут добыл, на рынок выбросим, цены пополам упадут. Я и так с баварским герцогом договорился, он много брать будет. Пока надо остановиться, иначе по миру пойдем. Будем корзину соли на летнюю белку менять. – Князь подключил логику, понятную аборигену.
– Да как же так…, – растерялся Горазд. – Мы тут, получается, зря стараемся? Так что, всех рабов резать теперь? Не кормить же их…
– Нет, – поморщился князь. – На землю посадим и будем им за труд платить.
– Да зачем им платить? – взорвался Горазд. – Они же даром работают.
– Ты скольких за последний год схоронил? – посмотрел ему в глаза Само.
– Да пару десятков померло, не больше, – пожал громила плечами. – Так мы еще наловили. Тут много бродяг ходит.
– А теперь представь, сколько бы они за этот год соли нам добыли, – терпеливо, как ребенку, объяснял Само. – Поверь, если человек за интерес трудится, то он работает и больше, и лучше. А раб только и думает, как бы сбежать, или хозяину нагадить. Ты забыл, кем я десять лет в Бургундии был?
– Ну, вообще, да…, – почесал лохматую голову Горазд. – Я бы тоже все время думал, как стражнику половчее голову камнем проломить да смыться. А чем они тогда тут заниматься будут?
– Крепость строить будете. Я вам мастера из самой Бургундии привез. Чтобы он тут у тебя как сыр в масле катался. Понял?
– Да понял, – почесал Горазд кудлатый затылок. – Там эти… поели, владыка, и твоего слова ждут.
Самослав вышел на всеобщее обозрение, а на него уставилась сотня глаз, в которых был написан немой вопрос, мольба и надежда.
– Люди! Вы оказались в рабстве, значит, так вам отмерено богами. Но я, князь Самослав, отпускаю вас на волю. Вы свободны, можете идти на все четыре стороны.
Воцарилось изумленное молчание. Оно было настолько тяжелым, что, казалось, даже вздох было сделать сложно. В глазах у многих появилась тоска, у кого-то – отчаяние, у кого-то – надежда.
– Да куда мы пойдем-то? Чай не лето, – грустно хмыкнул всклокоченный мужик с мертвенно-бледным, как у всех здесь, лицом. – Ни еды, ни одежи теплой, ни семян, ни топора… Зима скоро. Подохнем мы от голода в этих лесах. Или волкам на зуб попадем.
Собрание поддержало его согласным гулом. Тут почти все были в схожей ситуации. А в глазах матерей, в подол которых вцепились малые дети, и вовсе читалась мольба. Весь немудреный скарб переселенцев сгинул, когда они попали в плен. Кроме лохмотьев, что на них были надеты, ни у кого ничего не было.
– Тогда оставайся здесь, – предложил мужику Само. – Иди под мою руку, построишь здесь дом. Будешь работать, и за свой труд получать зерно и соль. За соль купишь топор, одежду, свинью и кур. Пока на ноги не встанешь, жупан тебя от своего стола кормить будет.
– А так можно было, что ли? А на кой нас охраняли тогда? – изумленно спросил мужик. – Я согласен. Мне и бабе моей все равно идти некуда. Мы от аварских земель бредем за лучшей долей. Изгои мы.
– Можно, – милостиво разрешил князь. – Кто еще остаться хочет?
Остались все, кроме одного заплутавшего торговца из Баварии и пастуха-германца, которого дома ждала невеста. Они ушли на рассвете, а вслед за ними пошли воины из охраны князя с вполне конкретным приказом. Никто и никогда не должен найти тела этих людей.