…Слабые знания школьников, особенно в области истории, географии, литературы и их неорганизованный досуг, не соответствующие духу времени учебники и программы, отсутствие школьной формы и некачественные детские игрушки, низкая заработная плата учителей и их недостаточное социальное обеспечение – вот спектр тех проблем «детского мира», которые стоят перед современным российским обществом. И не парадоксально ли, что ровно те же вопросы в срочном порядке пришлось решать власти и обществу в годы Великой Отечественной войны? С одной существенной разницей – воюющей стране, тратившей в сутки в среднем на военные расходы 388 млн рублей, платившей союзникам за поставки вооружения и тушенки-сгущенки по ленд-лизу золотом, было куда сложнее изыскать средства на коренные изменения в школе, но эти средства были найдены!
Казалось бы, зачем, если при остром дефиците тетрадей и чернил дети, бывало, писали между строк газет соком свеклы или ягод? Если металлические пёрышки для ручек приходилось изготовлять внеурочно даже на оборонных заводах? Если из далёких от центра районов расселения эвакуированных учителей шли жалобы на неисполнение местными властями постановлений правительства о снабжении педагогических кадров самым необходимым – мылом, солью, спичками, керосином, дровами, промтоварами и обувью, а зарплата – гроши. И потому кто-то из учителей переквалифицировался в официантки, продавщицы, парикмахеры. «Но кто тогда будет учить детей?» – такими словами заканчивалось письмо из Хакасии эвакуированных из Ленинграда учителей с жалобой на местную власть. И всё же, тех, кто остался верен долгу учителя, было большинство.
Просветитель Потёмкин. Первый канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк за стремительный захват своей армией Франции в 1871–1872 гг. призывал благодарить прусского учителя, воспитавшего воина, уточним – воина-захватчика.
Мы с полным правом можем благодарить за победу над фашистской Германией советского учителя, воспитавшего воина-защитника. Это он, учитель, вводил учеников в прекрасный мир культуры и искусства, где живут светлые и храбрые герои книг А. Гайдара и Н. Островского, фильмов «Чапаев» и «Александр Невский» с пророческими словами князя: «Кто с мечом к нам придёт…». И воспитывал умелыми защитниками Осоавиахим (Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству) с лётными, парашютными и стрелковыми «ворошиловскими» курсами, и звучали сердечные песни о Родине, о любви, и жила память о прадедах-героях, увековеченных в русской литературе, в музыке, живописи, граните и бронзе памятников…
Со дня прихода к власти в Германии Гитлера в СССР понимали, что это молодое новое советское поколение может понести огромные безвозвратные потери в войне «за жизненное пространство», которой угрожает миру и, прежде всего, Советскому Союзу фашистский фюрер. Какое новое поколение придёт на смену – зависит опять от школы. И совсем не случайно на пост наркома просвещения РСФСР в 1940 г. переходит 66-летний прославленный дипломат, первый заместитель наркома иностранных дел Владимир Петрович Потёмкин, начинавший в конце XIX века – начале ХХ свой трудовой путь как педагог.
Выходец из семьи дворян Тверской губернии (родственники ли князю Потёмкину – не выяснено), Владимир Петрович исповедовал взгляды «кающихся дворян», созидательных народников, стремившихся искупить вину предков-крепостников за невежество и унижения крестьян, посвятив свои жизни работе на ниве просвещения и культуры. По окончанию историко-филологического факультета Московского университета будущий нарком стал специалистом в редчайшей области – гебраистике (комплексе дисциплин, изучающих древнееврейский язык и культуру). Преподавал и в классической гимназии, и в реальном техническом училище, и даже в Екатерининском институте благородных девиц. Но параллельно читал лекции на воскресных и вечерних курсах простым рабочим, которым вход в солидные учебные заведения был закрыт. Участвовал в революционном движении, и за своё свободомыслие посидел в Бутырской тюрьме. В 1909 г. «не исправившегося» педагога лишили права преподавать.
В 1919 г. он, сорокапятилетний, как член коллегии Народного комиссариата просвещения, участвует в создании программы единой трудовой советской школы для всех сословий. И пока при активнейшем содействии дореволюционной научно-технической и гуманитарной интеллигенции (о чём сегодня почти забыто) страна свершает индустриализацию с электрификацией и радиофикацией, передовой её отряд – учительство проводит ликвидацию безграмотности, привлекая первых советских школьников. Моя бабушка рассказывала, как она, третьеклассница, учила пожилых людей читать и писать, и они из уважения стали вдруг обращаться к ней на «Вы»…
С 1922 г. В.П. Потёмкин – на дипломатической работе, с 1937 по 1940 г. – 1-й зам. наркома иностранных дел СССР. Главный редактор и один из авторов многотомной «Истории дипломатии», доктор исторических наук.
…Лишь один мирный год – 1940-й – был отмерен историей наркому Потёмкину, отозванному с дипломатической службы на ниву просвещения для реформирования образования, но поразительно, что даже нашествие гитлеровских орд не остановило процесс изменения советской школы, которое, кстати, и реформой-то официально и пафосно никто не называл. И как показательно, что новый нарком просвещения со товарищи взяли на вооружение опыт преобразований, проведённых министром Львом Кассо в 1911–1914 гг. Благо, были ещё живы и полны творческих сил многие «старорежимные» педагоги гимназий и реальных училищ.
…Не было в ту пору в стране Наркомата культуры, как не было и общего союзного уровня Наркомата просвещения, но у каждой советской и автономной республики был свой республиканский Наркомат просвещения. Образование рассматривалось в неразрывной связи и с культурой, и с искусством; потому в сферу забот наркомата входили и образовательные учреждения, и культурно-просветительские – музеи, библиотеки, клубы, избы-читальни, кинотеатры и театры… Вместе получалось – просвещение. А главнокомандующий от просвещения – нарком просвещения Потёмкин, как ни парадоксально звучит его должность в связке с фамилией. Согласитесь, кстати, что, между «Наркоматом просвещения» и «Министерством образования», до недавнего времени существовавшего в новой России а, значит, между «человеком образованным» и «человеком просвещённым» – «дистанция огромного размера»!
Наркомат просвещения Российской Федерации был зачинщиком многих общесоюзных инициатив и нововведений, а в годы войны стал правофланговым благодаря неординарной личности наркома, подававшего пример смелого и творческого подхода к любому делу. И, казалось, не было в ту пору у него мелких дел и забот, каждая мелочь в условиях войны становилась серьёзной проблемой, требующей быстрого и конкретного решения. Например, в непростых условиях войны и повального дефицита требовалось снабдить школы и вузы учебниками, тетрадями, чернилами во многомиллионных исчислениях. Столько же требовалось ручек и перьев к ним и особо дефицитных в тылу и на фронте простых и химических карандашей, изготовлявшихся по принятой технологии из сибирского кедра. Дипломат Потёмкин договорился со смежниками переналадить производство карандашей из других, менее ценных, пород древесины…
Урок не отменяется! В первые недели войны Потёмкин дважды обращается через «Учительскую газету» ко всем заведующим краевыми и областными отделами народного образования и наркомам просвещения АССР, предлагая им совместно с местными комитетами комсомола и советами Осовиахима «организовать в летний период занятия учащихся 7–10 классов по военной подготовке и военно-санитарному делу»[8].
«Правда» публикует 10 июля 1941 г. обращение наркома просвещения РСФСР к пионерам и школьникам с призывом помочь стране в борьбе с врагом: организовывать пожарные, санитарные и трудовые бригады, взять на себя заботу о семьях фронтовиков, помогать взрослым в ремонте школьных зданий и учебного оборудования.
В конце августа нарком Потёмкин издаёт приказ для работников просвещения о подготовке школ к началу учебного года как всегда – 1 сентября, принимая в школы детей из семей всех эвакуированных и беженцев. Приказ принимают к исполнению даже в осаждённых врагом городах, переводя занятия в бомбоубежища, а то и – в каменоломни, в подземелья, освещённые коптилками, как в Одессе или в Севастополе.
В неопубликованных воспоминаниях красноярского журналиста, ветерана войны Александра Ждановича есть трогательный рассказ о работе одной из Одесских школ времён обороны города. Журналист оказался там с коллегой Георгием Ковалёвым: «Школа, к которой мы добрались бросками и перебежками, не имела в окнах ни одного стекла, все двери были сорваны с петель, по бывшим классам бесшабашно носился ветер. Швырял какие-то старые тетрадки, обрывки плакатов и диаграмм.
Занятия проводились в подвале. Здесь всё время горел тускловатый электросвет, пахло сыростью, в углах притаилась серовато-зелёная плесень, но на влажных стенах было всё, как положено: висели расписания уроков, свежий номер стенгазеты «Школьная жизнь», самодельный плакат: «Кто впереди?», на котором 7 «А» мчался на самолёте, а 5 «А» полз на черепахе.
Появилась очень строгая седенькая старушка с непомерно большим звонком и стала ритмично махать им – загремел школьный звонок. Кончилась перемена, начинался третий урок.
Узнав, кто мы, строгая старушка вполне серьёзно отрекомендовалась:
– Вера Митрофановна, директор школы, по совместительству – главная техничка. Могу посоветовать посетить урок словесницы Марии Ивановны. Сейчас у неё в девятом – Чехов, «Вишнёвый сад».
Спустя несколько минут мы с Ковалёвым уже сидели на одной парте в предпоследнем ряду. Учеников в девятом было негусто – одиннадцать мальчиков и девочек. У столика – Мария Ивановна. Очень быстро мы с Ковалёвым убедились, что Мария Ивановна, несмотря на свой слишком обычный вид, принадлежит к тем людям, которых нельзя не слушать, когда они читают или говорят, на них нельзя не смотреть, им нельзя не верить. И это происходит не потому, что они обладают какими-то исключительными ораторскими способностями, а потому что их мысли беспредельно честны, они беспредельно убеждены в высокой правде произносимых ими слов.
И я, и Ковалёв, и все одиннадцать девятиклассников не отрывая глаз от просветлённого лица Марии Ивановны, слушали трепет и мудрость, горечь и силу чеховского «Вишнёвого сада».
Где-то совсем близко, наверное, на соседней улице падали тяжёлые бомбы. Даже по толстым подвальным стенам школы пробегала неприятная, лихорадочная дрожь. С потолка на открытые тетради с тихим шорохом сыпалась не то глина, не то штукатурка. Мальчики и девочки, не открывая глаз от учительницы, очень привычно, почти машинально смахивали эту штукатурку. Урок продолжался.
И вдруг приподнялось одеяло, заменявшее тут дверь, и Вера Митрофановна почему-то слишком робко сказала:
Прошу Вас, Мария Ивановна, и военных корреспондентов выйти на несколько минут.
Мы вышли втроём.
– Мария Ивановна, крепитесь, – почти шёпотом произнесла директор, – я знаю, вы мужественная женщина… Сейчас прибежала Петровна и сказала, что бомбили Вашу улицу… И понимаете… прямое попадание в Ваш домик. В общем, вроде, всё уничтожено. Скажите, там кто-нибудь был?
– Книги… Фотографии… И моя юность, – медленно ответила Мария Ивановна, смотря куда-то мимо нас, а потом с чуть заметной тревогой спросила:
– А садик?
– Всё горит, – глухо ответила Вера Митрофановна, и тут же добавила, – я сейчас скажу детям, что урок отменяется.
– Урок не отменяется, – очень тихо, но решительно, сделав ударение на «не», проговорила учительница и вместе с нами вошла в класс.
– Итак, мы закончили тему, – сказала она подчёркнуто буднично, – к сожалению, в нашей программе нет ещё одной прекрасной пьесы Чехова – «Три сестры». Но, помните, я рекомендовала вам почитать. Кто это сделал?
Поднялись одиннадцать рук.
– Хорошо. А кто сейчас может прочитать тот монолог или ту сцену, которая на него произвела особенное впечатление?
Снова взметнулось одиннадцать рук.
– Отлично. Саша Шинкаренко, мы слушаем тебя.
Угловатый паренёк в очках встал и убеждённо заявил:
– Больше всего мне понравился образ Ирины. А прочитаю я только вот эти слова. В них для меня главное, – и, открыв книгу, он прочитал: «Придёт время, все узнают зачем всё это, для чего эти страдания, никаких не будет тайн, а пока надо жить… Надо работать, только работать…»
Звонок возвестил о том, что урок окончен.
…Потом мы с Ковалёвым снова перебежками и бросками добирались в редакцию и, хватая меня за рукав гимнастёрки, он говорил:
– Ты только подумай, какая сила! Кончится война, я обязательно напишу роман и об этой школе, и об этой учительнице, и об этих ребятах. Теперь это будет моей мечтой.
Георгию Ковалёву не суждено было осуществить свою мечту. А я романов писать не умею…»[9]
Приказ: собирать экспонаты для музев истории войны. 12 ноября «Учительская газета» публикует приказ по Наркомпросу РСФСР «О военной подготовке учащихся старших классов средних школ. …Военная подготовка юношей – учащихся 9–10 классов должна проводиться по 110-часовой программе Всеобуча, на военную подготовку отводится 7 часов в неделю»[10]. Многие мальчишки и девчонки вскоре будут осаждать военкоматы с требованием отправить их на фронт: «Мы прошли «Военобуч»!»
А через три дня, 15 ноября, когда враг на подступах к столице, а Геббельс по радио извещает весь мир о скором торжественном вступлении в Москву германского воина-победителя, нарком просвещения издаёт Приказ № 170 «О сборе материалов Великой Отечественной войны» – документ, казалось бы, несвоевременный до нелепости. Но он демонстрирует твердую уверенность в разгроме захватчиков. Кто-то из музейщиков, может быть, и обвинил наркома в сумасшествии, но все, подчиняясь железной дисциплине военного времени, поспешили, оповестив школы, начать вместе с учителями и школьниками поиск экспонатов для музеев – писем с фронта и фотографий воющих и погибших земляков, плакаты, киноафиши, вырезки из местных газет, свидетельства варварских бомбардировок и артобстрелов – осколки мин и бомб, гильзы и другие реликвии и свидетельства войны, а также – трофеи. Этой инициативой Наркомат просвещения положил начало сбору материалов по истории еще идущей Великой Отечественной войны, в конечном победном исходе которой, стало быть, сомневаться нужды нет. Скоро и Академия наук, и правительство озаботилось созданием комиссий по сбору материалов для будущих экспозиций в музеях по истории Великой Отечественной.
Накануне Нового 1942 г., после первой большой победы в Московской битве, издаётся приказ Потёмкина об организации празднования Нового года в школах, детских садах и детских домах – с традиционными утренниками, ёлками, и пусть скромными, но всё же подарками. Причём ёлочные игрушки в ту пору изготовляются в цехах оборонных предприятий. Завод «Москабель», например, из некондиционных обрезков проволоки выпускает самолётики, снежинки, корзинки с цветами, а также бабочек и стрекоз в качестве новогодних украшений.
Зимой 1942 г. немцы отброшены от Москвы на 200–250 км, и на освобождённых территориях обнаружились страшные злодеяния фашистов. Не только против мирного населения, но и против памятников истории и культуры. Начинается учёт разрушений и потерь. Через несколько дней Президиум АН СССР, проходивший в Свердловске (ныне – Екатеринбург), принимает решение об образовании Комиссии для организации работ по истории Великой Отечественной войны.
В августе 1942 г. СНК СССР утверждает временное положение о Комиссии по учёту и охране памятников искусства. И лишь 2 ноября 1942 г. выходит исторический Указ Верховного Совета СССР «Об образовании чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и причинённого ими ущерба…». На комиссию возлагается, в том числе, определение ущерба школам, библиотекам и другим культурным учреждениям. Материалы этой комиссии стали бесценными доказательствами фашистских преступлений на Нюрнбергском процессе.
А Потёмкин в конце ноября 1942 г. направляет письмо всем наркомпросам АССР, край-облоно, всем музеям «О сборе, учёте и обработке материалов о памятниках и памятных исторических местах Великой Отечественной войны». Напомним события той поры – враг у стен Сталинграда, половина европейской территории СССР под оккупацией…
Книги и… танки. Учителя г. Горького (ныне – Нижний Новгород) выходят с инициативой начать сбор учебников, книг и школьных принадлежностей для освобождаемых от оккупации районов. Нарком просвещения РСФСР обращается к учительству страны – всемерно поддержать замечательный почин и сам курирует движение за сбор литературы для школ и библиотек – до самого завершения войны. Эта инициатива стала одной из важнейших акций Наркомпроса. Ведь во временно оккупированных районах страны погибло более 100 млн книг. Потёмкин принимает решение создать при Наркомпросе государственный фонд литературы для восстановления разграбленных и сожженных библиотек. Кроме Москвы, образуется 34 филиала Фонда: в Ленинграде, Свердловске, Саратове, Уфе, Горьком и т. д. Предполагается из библиотек, подведомственных Наркомпросу, передать не менее 4 млн книг и организовать добровольный сбор книг среди населения – силами учителей, школьников, библиотекарей. Собрано было до 10 млн книг и учебников.
Прогремело на всю страну деяние учительства – сбор денежных средств на постройку танковой колонны «Народный учитель». Встречается она на фронте молодыми бойцами, недавними школьниками, особенно трогательно. «Собирать» большинству учителей было нечего, просто писали заявления о передаче однодневного заработка в Фонд Обороны – «На танки!»
Раздельное обучение – революционное преобразование школы. Опыт преподавания в женской гимназии, в сугубо мужском реальном училище и в институте благородных девиц подсказывает педагогу и дипломату Потемкину введение в школах совсем не пролетарского новшества – раздельного обучения, которое однако создаст дистанцию между мальчиками и девочками, романтические целомудренные отношения. Поспособствует воспитанию нового высококультурного поколения детей народа-победителя.
Это революционное деяние наркомата началось с Постановления от 16 июля 1943 г. «О введении раздельного обучения мальчиков и девочек». Толчком к нему послужили факты хулиганского поведения подростков в общественных местах, наблюдаемые в крупных городах страны комиссиями из представителей органов народного образования, общественности, комсомола, профсоюзов.
…Моя статья о коренных преобразованиях в школьной жизни во время войны, опубликованная несколько лет назад в газете «Правда», вызвала жаркие споры среди старых журналистов-правдистов. Сотрудница отдела культуры, вспоминая школьные годы, посетовала, что из-за учёбы в женской школе всю взрослую жизнь испытывала стеснение при общении с противоположным полом. А её коллега, ответственный секретарь, возразил: «Вспоминаю, какими хулиганами мы были в школе. Понимаю, что совсем не надо было вам, девочкам, тогда быть рядом с нами. Ничему хорошему бы не научились. С нами надо было быть строже. А вам муштра ни к чему…»
Школьная реформа как тактический маневр. Парадоксально, но факт – именно в годы тяжелейшей войны в системе образования СССР возрождалось многое полезное и важное из дореволюционного опыта. Кроме раздельного обучения для мальчиков и девочек, вернулись в школьный быт форма, пятибалльная система оценок, аттестат зрелости, золотые и серебряные медали лучшим выпускникам. Была восстановлена система обязательных экзаменов (тогда их называли испытаниями) по окончании учебного года с 7-го по 10-й класс.
Деятельность Наркомата просвещения в годы войны кажется всеохватной. Для решения впервые в мире поставленной задачи всеобщего образования открываются вечерние школы рабочей молодёжи, заочное обучение в техникумах, втузах и вузах. Строгий учёт и контроль над охватом всех детей учёбой, особенно из семей эвакуированных, расквартированных, бывало, в глухих селах. Вызов в суворовские и нахимовские училища тех, кто потерял отца-героя. Проводятся меры по предупреждению беспризорности осиротевших детей – определением в детские дома, ремесленные училища, школы ФЗО – для получения рабочих профессий. Строго следует Наркомат просвещения национальной политике – идёт обучение родному языку в автономных республиках.
И всё это – параллельно с обязательным всеобщим военным обучением и трудовым воспитанием – привлечением школьников к участию в массовом движении по изготовлению и сбору тёплых вещей для Красной Армии, шефству над госпиталями, тимуровскими заботами о семьях фронтовиков, сдаче металлолома, сбору лекарственных трав. Привлекаются школьники и к работе в ученических мастерских, к обработке пришкольных участков, даже к созданию подсобных животноводческих хозяйств – для дополнительного питания школьников и учителей.
…Как известно, с давних пор искусство ведения войны включает в себя: тактику – проведение отдельных боёв-битв и стратегию – увязку этих битв с общей целью войны. О реформе народного образования СССР в годы Великой Отечественной можно сказать образно: в стратегии всей войны она оказалась одним из важнейших тактических маневров.
Необходимость «битвы» за советскую школу диктовалась множеством причин, но главное – кадровым голодом, вызванным оттоком взрослой, в большей степени, мужской части населения на фронт. В этих условиях власть осознала необходимость воспитания и образования молодого советского человека, ещё сегодня сидящего за партой, но уже завтра готового овладеть военной техникой и стать воином или занять место деда, отца, старшего брата за заводским станком и рулём трактора. Именно к поколению выпускников училищ ФЗО – фабрично-заводского обучения – «фабзайцев», школ рабочей молодёжи, а также суворовцев, нахимовцев и т. д. принадлежала в большинстве своём управленческая элита, возглавившая в послевоенные годы крупные предприятия, армейские части, советские и партийные органы власти.
Партработники ностальгируют по… царскому времени. Ещё накануне войны наметился поворот к традиционным культурным ценностям – изучению отечественной истории, почтительному отношению к музеям и памятникам старины. Напомним, кинофильм «Александр Невский» был поставлен в 1937 г. и стал чрезвычайно популярен у зрителей. Слова князя: «Кто к нам с мечом придет – от меча и погибнет!» – крепили боевой дух народа в годы Великой Отечественной войны. Насколько поразительно и парадоксально созвучны школьные проблемы 1940-х годов и современные жаркие споры о качестве преподавания гуманитарных наук и, прежде всего, истории – свидетельствуют архивные документы.
Вот что заботит в июле 1944 г. секретаря по идеологии Хабаровского крайкома Г. Боркова: «Заканчивая 1943/44 учебный год, ученики седьмых классов средних школ г. Хабаровска на выпускных испытаниях по русскому языку очень плохо справились с письменной контрольной работой (более 50 % учащихся получили оценки 2 и 3)» – об этом он сообщает в письме, адресованном в ЦК и лично – И.В. Сталину и Г.М. Маленкову[11].
Ученики 7-х классов писали изложение на тему «Куликовская битва» по отрывку из повести С. Бородина – «Дмитрий Донской». Неудивительно, что образно-поэтическое выражение: «А я, коли паду, поручаю вам блюсти свечу великого нашего дела – крепление Руси. Храните той свечи пламя» школьники поняли конкретно: «князь зажёг свечу и велел охранять пламя». Грамотность изложения также хромала: очень часто писали «одел» вместо «надел», «командовай» вместо «командуй», «он был один среди воиводов». «Дмитрий Донской стал снимать свои достояния (вместо «доспехи»)» и т. д.[12].
Но главный вывод секретаря крайкома: «Они не знали события, о котором писали, не знали Дмитрия Донского, ничего не знали о татарском нашествии. Представление о некоторых исторических фактах, об обстановке, в которой разыгрывалась знаменитая Куликовская битва, представление о реликвиях, чтимых русским воинством, было настолько ограниченным, что каждому, кто читал изложение, становилось ясно: выпускники седьмых классов нашей школы не знают истории своей родины… Фразу Дмитрия Донского: «Братья, двинемся вкупе» – многие ученики поняли и написали так: «Дмитрий собрал войско в купе́». Описание знамени, «на котором вышит был золотом образ Спаса», многие ученики изложили так: «Чёрный флаг поднялся высоко в небе, на нём был золотой Спас», а один ученик написал: «Поехал под знамя, на котором был вышит золотом образ святого Спаски»[13].
Увы, старшеклассники, да и студенты XXI в. справились бы с подобным заданием намного хуже семиклашек фронтовых лет. Но в далёком 44-м крайком созывает совещание преподавателей русского языка и истории, которое приходит к выводу: «Революционным штормом был вышвырнут из школы старославянский язык вместе с библейскими притчами и рассказами о древней русской истории, широко представленными в программе церковно-приходских школ, и вот уже новое поколение не может осознать и изложить исторические события».
Письмо секретаря Г. Боркова находит понимание и горячий отклик в аппарате ЦК – зав. отделом школ ЦК ВКП(б) Яковлев отмечает в записке А.А. Жданову: «…Времени на изучение истории в учебном плане средней школы отводится меньше, чем отводилось на него в гимназии, а между тем в нашей школе объём знаний предлагается больший, так как изучается история почти половины ХХ века, в гимназиях не изучавшаяся. Там курс кончался XIX веком»[14].
«Народ не может умереть». В силу этих объективных причин стало очевидным, что советской школе нужны новые учебники, прежде всего, по предметам гуманитарного цикла.
В преамбуле проекта Постановления ЦК ВКП(б), подготовленного Управлением пропаганды ЦК ВКП(б) в августе 1943 г., критиковалась работа Наркомпроса, который «забросил дело подготовки учебников, не вёл систематической работы по улучшению существующих учебников, не проверял их качество на опыте работы школ, не считался с отзывами об учебниках педагогов и научных работников»[15].
За что же критикуются учебники?
Авторы учебника «Литература ХХ века» – Поляк и Тагер «неправильно и крайне упрощённо понимают прошлое России», сообщая школьникам, что «скудная действительность прошлого не давала материала для создания образов полноценного человека»[16]. А это значит, по мнению экспертов, что «из истории русской литературы выбрасываются все образы передовых русских людей, созданные крупнейшими русскими писателями. Учебник не раскрывает идеалы великих русских писателей, их понимание характера русского человека (его преданность родине, верность долгу, смелость и другие высокие моральные качества)»[17].
Очень в духе непростого военного времени звучит критика: «Авторы учебника не подчеркивают национальных особенностей в творчестве русских писателей, они дают лишь общие характеристики в плане отвлеченного космополитизма. Так, Горький выступает в учебнике не как великий русский писатель, борец за счастье и свободу России, а как абстрактный гуманист, борец за совершенного человека вообще»[18].
Критики, хорошо знакомые с творчеством пролетарского писателя, приводят цитаты из его произведений, которых так не хватает учебнику: «В главе о творчестве Горького лишь называются произведения, в которых говорится о талантливости русского человека, о его преданности родине, его вере в лучшую жизнь, но не рассматриваются даже прямые высказывания на эту тему самого Горького и его героев. Например, повесть «Жизнь Матвея Кожемякина» упоминается в числе произведений, «рисующих мещанскую, собственническую Русь», тогда как в этом произведении изображены патриоты из народа, глубоко преданные своей родине. (Отставной солдат Пушкарёв говорит: «Что такое Расея – знаешь? Ей конца нет, Расеи: овраги, болота, степи, пески – надо всё это устроить, бесов кум? Ей – всё нужно, я знаю, я её сквозь прошёл, в ней работы на двести лет накоплено. Вот и работай, и приводи её в порядок»).
Авторы мимоходом упоминают произведение Горького «Бывшие люди» и не приводят замечательных слов из этого рассказа о бессмертии народа. (Старик Тяпа говорит: «Народ русский не может исчезнуть… ты народ-то знаешь – какой он. Он огромный… Сколько деревень на земле. Всё народ там живёт, – настоящий большой народ. А ты говоришь – вымрет… Народ не может умереть»)»[19]… Пожалуй, приведённые критиками цитаты, действительно, очень пригодились бы для учебника военного времени.
Вполне оправданы в общей концепции поворота к патриотизму и замечания критиков о горьковских «портретах выдающихся современников», которых также не хватает в школьных учебниках. Оказывается, Алексей Максимович отмечал особенную русскость вождя мирового пролетариата: «Он был русский человек», Горький говорит, что он «нередко подмечал в нём (в Ленине) черту гордости русским искусством»[20].
И не удивительно ли, что от авторов школьных учебников теперь требуют более подробного рассказа о литературных течениях «дооктябрьского периода»? А существующий учебник, по мнению критиков, «крайне схематичен» и не рассматривает, например, критический реализм Куприна и Вересаева. В главе «Символизм» авторы дают «отвлеченно-социологический анализ этого течения, не подчеркнуто коренное отличие русского символизма от западно-европейского. Авторы учебника умолчали о том, что лучшие русские символисты (Брюсов, Белый, Блок) писали произведения, полные гневного протеста против самодержавного режима, приветствовали революцию 1905 года, в то время как большинство западно-европейских символистов – Бодлэр, Верлэн, Маллармэ и др. с презрением относились к политической борьбе прогрессивных слоёв общества».
Ну, и уж совсем невозможное – авторы учебника, рассказывая о творчестве А. Фадеева, «делают неуместные сравнения, ставящие в один ряд Л. Толстого и А. Фадеева и даже утверждающие превосходство Фадеева над Л. Толстым. ‹…› Они заявляют: «Фадеев не подчинился, однако, влиянию толстовского мировоззрения, идейный смысл «Разгрома» как бы противопоставлен толстовскому пониманию исторического процесса. В романе «Разгром» Фадеев как бы полемизирует с Толстым»…
Приговор критики строг: «очевидно, что учебник по «Русской литературе ХХ века» Поляк и Тагера, составленный не только без достаточного знания предмета, но и без любви к нему, должен быть срочно заменен другим, более совершенным учебником»[21].
Учебник русской литературы для 8-го класса Н. Поспелова и П. Шаблиовского «ставит развитие русской литературы в зависимость от западно-европейской. Авторы учебника не показывают самобытность и величие русской литературы… Исходя из совершенно ложного представления, будто бы вся русская литературы развилась под влиянием западно-европейской культуры. ‹…› Авторы начинают раздел русской литературы XIX века с обстоятельной характеристики творчества немецкого писателя Шиллера и английского поэта Байрона, и лишь после этого переходят к анализу произведений русских писателей, подчеркивая, что их творчество находилось под влиянием Шиллера и Байрона»[22].
Более того, критики замечают, что в учебнике «вовсе не освещено патриотическое содержание творчества русских писателей. Единственная глава, имеющаяся в учебнике на эту тему – «Патриотические мотивы в юношеской лирике Пушкина», на самом деле посвящена сравнению стиля Пушкина и Державина»[23].
Не секрет, что предвоенные и военные годы – время коренного идеологического поворота к патриотизму. Происходит переоценка многих исторических персонажей, таких, например, как Пётр Великий и Иван Грозный, кинофильм о котором становится заметным явлением в жизни страны. «Учебник, – отмечают критики, – содержит немало грубейших ошибок и извращений в освещении важных вопросов истории русской литературы и русской истории. Так, эпоха Ивана Грозного характеризуется как «разгул произвола и ненужных жестокостей»; творчество Жуковского рассматривается с вульгарно-социологической точки зрения и расценивается как реакционный, консервативный романтизм»[24]…
Учебник «Грамматика русского языка» авторства Бархударова составлен «без учета воспитательного значения приводимого материала, примеры и упражнения подобраны по формальному признаку и, ни в какой мере, не способствуют воспитанию в школьниках патриотических чувств. …Не использованы краткие изречения Александра Невского, Суворова, Кутузова, имеющие большое воспитательное значение; почти совершенно отсутствует военный материал»[25].
Недостатками в преподавании географии эксперты считают: «отвлеченность и сухость изложения, недостаточность физико-географического материала, слабую ориентировку по карте, перегрузку преподавания и учебников по географии статистико-экономическим материалом и общими схемами, вследствие чего учащиеся выходят из школы, не обладая зачастую элементарными географическими познаниями»[26]. Поэтому замены требуют и учебники «Физическая география СССР» и «Экономическая география СССР» Баранского.
И даже учебник «Зоологии» Цузмера критикуется за то, что почти целиком состоит «из перечня анатомических данных, не показывает многообразную жизнь животных и возможности использования животных в хозяйственной деятельности людей»[27].
Принимается решение организовать конкурс на лучшие учебники. В качестве экспертов привлекаются учёные и опытные педагоги. Затем учебники должны обсуждаться на коллегии Наркомпроса РСФСР и утверждаться к изданию лично наркомом просвещения. ЦК обязывает Наркомпрос РСФСР проверять на практике работы школ пригодность учебников, учитывать отзывы педагогов, постоянно совершенствовать учебники. И даже «ввести в практику рецензирование всех учебников для школы на страницах центральных газет и специальных журналов»[28].
ЦК ВКП(б) считает: «Учебники для средней школы должны волне соответствовать уровню современной науки, давать яркое, понятное, увлекательное изложение предмета и сопровождаться хорошими иллюстрациями»[29].
Учебники на украинском и английском – уходят в печать. Потрясающий воображение факт – одновременно с пересмотром учебников для средних школ готовились к изданию и учебники для национальных школ освобождённой от фашистской оккупации Украины, естественно, на украинском языке. По строгим законам военного времени решение ЦК ВКП(б) от 27 июля 1943 г. требует разработать план издания украинских учебников в трёхдневный (!) срок и обеспечить выполнение плана к началу нового 1943/44 учебного года[30].
И выделяются издательству «Радянска школа» в III квартале 1943 года для издания школьных учебников дополнительно 25 тонн печатной бумаги. А ОГИЗ РСФСР обеспечивает печатание школьных учебников на украинском языке в срок. Для этого ЦК ВКП(б) просит ЦК КП (б) Украины подобрать и направить в распоряжение ОГИЗа РСФСР двух наборщиков-линотипистов, знающих украинский язык[31].
И уже осенью 1943 г. Г.Ф. Александров рапортует секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову: «План издания учебников на украинском языке выполнен. Тиражи всех учебников, которые были обеспечены рукописями, отпечатаны и приняты издательством «Радянска школа». ‹…› В октябре месяце издательство «Радянска школа» подготовило и сдало в типографии сверх плана рукописи ещё пяти учебников. Эти учебники будут выпущены в ноябре 1943 года[32].
А в январе 1944 г. был подготовлен к печати даже учебник по истории СССР на английском языке объёмом 22 печатных листа (!), так как Торгпредство СССР в Лондоне и Посольство СССР в США сообщили, что союзники вдруг заинтересовались нашей историей, а «английские издатели издают свои книги, извращая историю СССР»[33]. А многое ли изменилось с тех пор?
Психология и логика возвращаются в школу. В это же время педагогическая общественность активно обсуждает введение в школу курсов психологии и логики, предлагая начать преподавание в 9-х классах средних школ «университетских городов» – Москвы, Ленинграда, Свердловска, Томска, Казани, Саратова.
Управление пропаганды и агитации при ЦК ВКП(б) считает целесообразным экспериментально ввести преподавание логики в московских школах, так как вначале следует подготовить преподавателей новой дисциплины («кадры преподавателей логики не готовились в течение более чем двадцати лет») и выбрать «доброкачественный учебник»[34].
Выяснилось, что учебник логики проф. Асмуса «не доступен для учащихся…ввиду трудности и абстрактности изложения. Например, об основных законах мышления автор пишет: «Таким образом, выполнение закона тождества обеспечивает определенность мысли о предмете. Мысль эта определенна, если всякий раз, когда известное понятие появляется в наших рассуждениях, мы мыслим в точности это самое. А не какое-либо другое, хотя бы и близкое к нему понятие»[35].
В учебнике логики проф. Кольмана изложение логики «дано без необходимой последовательности, сумбурно и спонтанно». А «определения нагромождены в таком количестве, что затрудняется понимание»[36].
Специалисты утверждают, что «лишь учебник проф. Виноградова обладает методическими достоинствами, так как автор много лет преподаёт логику, и по его учебнику учились гимназисты ещё до революции. Среди недостатков учебника – преобладание примеров из криминалистики, потому что заслуженный профессор преподаёт в юридических ВУЗах. «Обилие примеров судебно-правового характера создает впечатление, что главное предназначение логики – раскрывать преступления»[37].
Решено организовать в Москве в июле – августе 1943 г. полуторамесячные курсы подготовки преподавателей логики. Наркомпросу РСФСР к 15 июля представить в ЦК ВКП(б) предложения о подготовке преподавателей логики для всей страны[38].
Владимир Петрович Потёмкин смог в те военные годы ввести в учебные программы школ важнейшие для становления личности науки – логику и психологию. В нескольких школах Москвы экспериментально – латынь. Повсеместно и срочно – краеведение.
Нарком против соцсоревнования и процентомании. Нарком просвещения В.П. Потёмкин категорически возражает, когда планируется ввести социалистическое соревнование в школе. И, как отмечалось в последующем Постановлении ЦК ВКП(б): «Органы народного образования вместо борьбы с завышением оценок успеваемости и организации надлежащего контроля за качеством обучения стали на путь поощрения соревнования и связанной с ним процентомании в учебной работе школы и допустили ухудшение качества обучения в школе. В результате соревнования в школе формальные показатели успеваемости растут, а в действительности оканчивающие школу не становятся грамотнее и образованнее»[39].
Меж тем об истинных, глубоких школьных проблемах честно и смело рассказывают письма с мест. Так, школьные учителя с. Таштып из Хакасии 24 мая 1943 г. прислали секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Андрееву жалобу на 10-ти страницах. Самые вопиющие строчки документа подчёркнуты красным карандашом, резолюция на письме гласит: «т. Крапивину. Просьба показать т. Щербакову письмо учителей из Хакасии. Если будет указание А.С. Красноярскому крайкому, то некоторые вопросы будут исправлены и разрешены на месте. Кстати, общий вопрос о материальном обеспечении учителей (снабжение) готовится у т. Косыгина. 28.7.43. Кудрявцев»[40].
Среди педагогов таштыпской школы оказались эвакуированные специалисты из Москвы и Ленинграда, чужие для местной власти, не желающей обеспечивать педагогов, как того требовали постановления партии и правительства, самым необходимым – продуктами питания, одеждой, дровами, керосином, спичками: «…Представьте себе, Андрей Андреевич, учителя, который в холодный зимний вечер идёт по улицам села и высматривает, где ярко и мирно горит свет. Вот он сворачивает к одной из хат и робко стучится в дверь. У вышедшей хозяйки учительница виновато просит разрешения посидеть у лампы, чтобы проверить тетради. Проходит час, другой; хозяева начинают шевелить постели. Учительница поспешно сворачивается и, прося извинения и благодаря за гостеприимство, срочно удаляется, – живописует злоключения педагогов автор письма, и продолжает: «За всю зиму и вообще за весь год учителя не получили ни одного литра керосина, хотя в райпотребсоюз поступает не только керосин, но и распоряжения свыше о выдаче керосина, мыла, соли, спичек и т. п. В первую очередь учителям, врачам, агрономам. За весь год учителя получили один раз по 400 граммов соли и один раз по 400 граммов мыла»[41]. И, наконец, самое страшное признание: «… Учителя начинают прямо проклинать свою специальность, свое образование. Они говорят часто и даже слишком часто: «Зачем я кончала институт? Гораздо лучше быть малограмотным и работать продавцом, зав. складом, зав. столовой или пред. сельпо. И тогда бы я жила припеваючи»[42].
Из учителей – в буфетчицы. О том, что письмо учителей из глубинки не осталось незамеченным, говорит удивительный факт – все его основные проблемы оказались поднятыми в последующих документах ЦК и Наркомата просвещения. В докладной записке «Об учительских кадрах» на имя секретаря ЦК ВКП(б) А.С. Щербакова нарком просвещения В.П. Потёмкин сообщает, что общая потребность в учителях в 1943/44 учебном году по 40 территориям по предварительным подсчётам составляет 29 846 учителей. А «выпусками из педагогических учебных заведений, подготовкой на краткосрочных курсах, возвращением учителей из эвакуации возмещается только 18 890 чел.». И при этом у наркома нет возможности вернуть в школу старые кадры, ввиду военного времени сменивших профессию: «одни из них отозваны на предприятия оборонного и хозяйственного значения, другие, в силу крайне тяжелых материальных условий, сами ушли на другую работу, более выгодную в материальном отношении. Некоторые работают официантами, буфетчицами, уборщицами, но на педагогическую работу не возвращаются»[43].
«Следует признать, – пишет нарком, – что довольно низкая заработная плата и неудовлетворительное материально-бытовое положение учительства в значительной мере способствовали переходу их на различного рода работу в другие ведомства. Известно, что зарплата учителям не повышалась с 1936 года. Учитель начальной школы получает в сельской местности 240 руб., а в городе 270 руб. в месяц, тогда как дворник и тот получает больше. Естественно, такая зарплата не обеспечивает прожиточного минимума. Снабжение учителей продовольствием и промтоварами поставлено исключительно плохо. Особенно в тяжёлом положении находятся эвакуированные учителя»[44].
Нарком уверен, что нужно провести ряд серьёзных социальных мер «по закреплению учительских кадров». Прежде всего, «улучшить материально-бытовое положение всех учителей – увеличить их заработную плату, регулярно снабжать их хлебом, довести хлебный паёк сельскому учителю до 600 г. Улучшить снабжение учителей промтоварами и предметами первой необходимости (соль, спички, мыло)». А также разрешить постоянно действующие курсы по подготовке учителей, освободить от платы за обучение всех учащихся педагогических учебных заведений, обеспечить стипендиями всех успевающих учащихся педагогических училищ и студентов учительских и педагогических институтов. Тут же нарком просвещения Потёмкин просит разрешить проведение Всероссийского совещания по народному образованию в Москве[45].
Совещание учителей: о хлебе, керосине и… семинариях. В моём личном архиве хранится уникальное коллективное фото, сделанное в дни того исторического совещания (см. фотовклейку). Целое историко-социальное исследование можно было бы написать, лишь глядя на него. Вокруг наркома-реформатора товарища Потёмкина сидят убелённые сединами педагоги с окладистыми бородами, выдающими «старорежимное» гимназическое прошлое этих «господ». Далее – плотное окружение учителей новой формации – отставники в гимнастёрках ещё с отложными воротничками и наградами, учительницы советской закалки – в строгих тёмных костюмах и светлых блузках, молодые нацкадры…
Резолюция по докладу В.П. Потёмкина, сделанному на том историческом совещании «О работе школ за истёкший период Великой Отечественной войны и задачах школ на 1943–44 учебный год» планирует дальнейшие преобразования в советской школе, отмечая, что совещание созвано «в момент полного провала летнего наступления немецко-фашистских полчищ, воодушевлено новыми победами русского оружия и проникнуто твердой уверенностью в приближении часа окончательного разгрома врага»[46]. Ставит ряд задач, на годы вперед определивших вектор развития школы.
Повторим, по аналогии с царской Россией, вводится раздельное обучение мальчиков и девочек в крупных городах. А значит, необходимо выделить помещения для женских и мужских школ, провести подбор преподавательского состава. Установить отпуск одежды и обуви по ордерам через школу. Расширить сеть ремонтных и пошивочных мастерских для школьников. Естественно, что такая централизация должна привести и к унификации школьной одежды – так, по сути, вводилась в школьный быт форма, отличительные значки на головном уборе (фуражке) учащихся, а ученические билеты, бытовавшие уже в довоенные годы, дополнялись строгими правилами для учащихся 5–10-х классов.
В новых школьных уставах, обсуждённых на совещании, говорилось о «креплении единоначалия директора и поднятии авторитета учителя; оживлении деятельности педагогических советов и родительских комитетов; упорядочении работы ученических организаций; укреплении дисциплины учащихся; повышении и уточнении их ответственности за своё поведение»[47].
Решено «покончить с иждивенческими настроениями мест, нередко рассчитывающих исключительно на централизованное снабжение школ такими предметами, как ученические ручки, чернила, мелки, грифельные доски и проч., – для чего добиться производства этих принадлежностей на предприятиях местной промышленности и промкооперации из местного сырья»[48]. А также «ускорить пересмотр Наркомпросом РСФСР старых и составление новых учебников… применять при этом систему конкурсов и издания параллельных учебников по одному и тому же предмету»[49].
Необходимо «расширение контингента детей, получающих через школу и детские столовые дополнительное питание и в первую очередь детей военнослужащих». И нужно подумать об улучшении качества питания. Хорошим подспорьем в этом вопросе считают «своевременный сбор и хранение продуктов, полученных с пришкольных участков»[50].
В области педагогического образования предполагаются меры по улучшению подготовки учителей для начальной школы. Например, задумывается создание учительских семинарий, как дань памяти великому русскому педагогу К.Д. Ушинскому, разработавшему «Проект учительской семинарии», финансируемой земством. Учительские семинарии, выпускающие учителей начальных классов, существовали в России с 60-х гг. XIX в. до 1917 г. Столь «архаичное» для советского времени слово в наименовании важнейшего педагогического учебного заведения высокой поддержки не нашло, в бытовании остались учительские техникумы и училища. А вот учёба в учительских институтах увеличилась с 2 до 3 лет, а выпускники обязывались быть готовыми «преподавать несколько смежных дисциплин»[51].
Особая статья – улучшение материально-бытового положения учителей – «снабжение их хлебом, продуктами питания, одеждой и обувью, керосином, предметами ширпотреба, а также своевременной выдачи им заработной платы». Предлагается разработать «систему поощрений… в соответствии с проявленным ими усердием, продолжительностью работы на одном месте, стажем и общественным авторитетом». Причем требуется повести «решительную борьбу с проявлениями бездушного отношения к учителю, привлекая виновных в этом к строгой ответственности»[52].
В целях усиления борьбы с безнадзорностью детей необходимо срочно «восстановить сеть внешкольных учреждений, свернутую в начале войны …принять меры к созданию детского спортивного общества «Смена». И упорядочить посещение школьниками театров и кино.
Особыми постановлениями правительства регламентируется возрождение в стране детских театров и кинотеатров, оговаривается, что в репертуаре взрослых учреждений культуры должны присутствовать детские спектакли, утренники.
Всё задуманное педагогической элитой страны требует наличия многотысячной армии педагогов, желательно молодых и инициативных. И их продолжают готовить педагогические вузы, несмотря на то, что подавляющая масса студенчества сражается на фронтах Великой Отечественной войны. Например, несмотря на блокаду Ленинграда, ни на день не прекращает свою работу Педагогический институт имени Герцена. Хотя что основная масса профессорско-преподавательского и студенческого состава эвакуируется в тыл, такие светила отечественной науки, как профессор В.Н. Вернадский, профессор С.Л. Рубинштейн и другие, продолжают своё служение, чтобы жизнь в институте не замерла. Они не только пишут научные статьи и монографии, часто изменив тематику своих исследований в пользу тем, связанных с обороноспособностью страны, но и продолжают работу со студентами и аспирантами. Благодаря самоотверженности и мужеству учёных и студентов жизнь в институте продолжается: в 1942–1943 гг. в здесь обучается 287 студентов и 26 аспирантов; в 1943–1944 гг. – 811 студентов и 32 аспиранта. В 1943 г. – институт оканчивают 79 студентов и 5 аспирантов, в 1944 г. – 120 студентов и 6 аспирантов[53].
«Там, где раньше учились думать у русских, там сейчас нужно учиться думать у финнов»? В иных условиях оказываются в годы войны преподаватели и студенты Петрозаводского университета. Как пишет профессор Ю.А. Васильев: «Политика финской администрации на оккупированной территории была определена задолго до вторжения финских войск в Карело-Финскую ССР. Программа действий определялась идеологией создания будущей «Великой Финляндии», включающей территорию Карелии с этнически родственным финно-угорским населением»[54].
Именно поэтому финские оккупационные власти проводят в Карелии политику «разделяй и властвуй», раздавая «родственному» населению – финнам, карелам, вепсам, ингерманландцам – паспорта иного цвета, чем русским, белорусам, украинцам. Именно поэтому предлагается «родственным» народам паёк, сопоставимый по нормам с ленинградским блокадным, а иные, «неродственные» народы лишаются и этой малости, сгоняются в концлагеря, умирают от голода и издевательств оккупантов.
Но подавляющее большинство населения республики не воспринимает призывов пришельцев: «Открыть в Восточной Карелии окна в Финляндию для карелов», «Никогда карелу не быть русским», «В груди карельской молодёжи бьётся финское сердце», «Там, где раньше учились думать у русских, там сейчас нужно учиться думать у финнов. Там, где раньше учили опознавать Россию, там теперь нужно учиться опознавать Финляндию». В секретных отчетах Военного управления Восточной Карелии оккупанты признаются: «Несмотря на работу, проведённую в течение двух лет, мы замечаем, что в народе ещё не проснулось национальное чувство, он продолжает оставаться пропитанным большевистским духом»[55].
«Несознательное» население приклеивает оккупантам презрительно-ироничное прозвище «колопаи» («Ударил человека, значит, дал колопа́йку» – до сих пор говорят в Кондопоге – О.Ж.).
Новая дисциплина – «Сплавное дело». Советская власть, в отличие от финской, не декларирует своей особой политики по отношению к финно-угорскому населению, но, наверное, неспроста эвакуирует Петрозаводский университет именно в Сыктывкар, где компактно проживает другой финно-угорский народ – коми. Языковая и культурная близость, несомненно, помогает эвакуированным студентам быстрее освоиться в новой для себя среде и активно включиться в помощь фронту.
Добровольно отказавшись от летних каникул, студенты выполняют по несколько суточных норм, работая на лесосплаве. И даже ректор университета К.Д. Митропольский с гордостью рассказывает: «Сам же я тоже хожу с мозолями, багор часто бывает в моих руках. Более того, я научился им владеть, и неплохо».
В январе 1943 г. в учебный план вводятся новые предметы – «Сплавное дело» (50 часов) и «Сельскохозяйственное производство». Открываются автокурсы. Студенты работают в Трехозёрной запани и водном цеху Сыктывкарского лесозавода № 1. С 16 июня по 24 сентября университет полностью отвечает за выполнение производственной программы завода – выкатку из воды 8 тысяч бревен в сутки (т. е. 3 тысяч кубометров древесины). В течение летнего периода 1943 г. студенты вырабатывают 3916 норм при 3165 трудоднях (т. е. обеспечивают 107 % ежедневной выработки)[56].
«Дать стране человека, который бы всё умел – и делать, и думать». И если ранее женский труд вообще не применялся на лесосплаве, то теперь именно студентки становятся главной рабочей силой. Работают в две смены – дневную и ночную, по 12 часов каждая, и в дождь, и в холод, в сентябре – даже в снег. «Программа напряженная, – отмечает К.Д. Митропольский, – и это чувствуют товарищи и теперь крепко взялись за работу. Без труда не вырастить честных людей, не дать стране человека, который бы всё умел – и делать, и думать»[57].
Как справедливо замечает профессор Васильев: «В этой замечательной фразе руководитель университета, педагог по специальности (он являлся также зав. кафедрой педагогики) выразил важнейшую государственную установку, связанную с обучением и воспитанием студенчества – будущего потенциала страны. …После трудового дня передовые бригады получали поощрение в виде традиционного пирога. Сам директор завода подносил его на широком блюде, на полотенце и в присутствии всех рабочих вручал пирог отличившейся бригаде. Студенты, перевыполнявшие нормы, получали право на дополнительный «стахановский» обед». Студенты Петрозаводского университета вызывают на соревнование студентов местного Коми педагогического института – так на деле крепится дружба, взаимопомощь и понимание братских народов в советском тылу.
Показателен факт – в 1943 г. из 16 студентов-мужчин в университете 15 – инвалиды войны. Поэтому особое внимание уделяется военной подготовке девушек, обучающихся на военной кафедре по специальностям сандружинниц, телеграфисток, телефонисток, радисток. Университет готовит в тылу боевой резерв. Но с начала 1944 г. призыв студентов и преподавателей в армию прекращается. Власть понимает, что необходимо сохранить интеллектуальный и научный потенциал для будущего развития страны.
Около трёх лет проработал университет в Сыктывкаре, только в июле 1944 г. начинается возвращение в освобожденный Петрозаводск. Оккупанты разрушили город, в том числе здание университета, которое восстанавливается с помощью студенческих рук. Поразительным результатом военных лет можно считать то, что успеваемость студентов в военные годы составила 92 %, процент хороших и отличных оценок – 84 %. За годы войны университет подготовил 75 квалифицированных специалистов (в том числе в 1942 г. – 22 человека, в 1943–14, в 1944 г. – 33 выпускника).
«Мы станем врачами, инженерами позднее, после победы…» Выпускница Повенецкой средней школы Лена Орлова обращается к сверстницам с призывом овладеть специальностью шофера, тракториста. Она, мечтавшая до войны стать врачом, пишет в газете: «Мы станем врачами, инженерами позднее, после победы – сейчас необходимо трудиться там, где больше всего нужны Родине». И её сверстницы-девчонки, в основном учащиеся 9–10-х классов, осваивают профессии шоферов, трактористов для работы на предприятиях, лесозаготовке. Становятся токарями, фрезеровщиками, слесарями на заводах. Отметим, нет в русском языке наименований этих непростых специальностей в женском роде! А руководители предприятий говорили: «Никогда на тракторах и автомашинах не работали такие грамотные, квалифицированные кадры»[58].
Курсант Хрульков и «благородные привычки джентльмена». Как же воспринимают революционные изменения в образовании те, ради кого так старались учителя? В моем личном архиве хранятся несколько удивительных писем военного времени, их пишет курсант Ленинградского мореходного училища Хрульков отцу и младшей сестре в Хакасию. В послании, датированном июнем 1944 г., он рассуждает, почему в программе училища «особенно большой упор на иностранные языки»: «Нам, офицерам флота, придётся частенько бывать за границей, а там, смотря на нас, будут судить о русском народе в целом, то нам и стараются вдолбить в голову «сию премудрость». И зря, по-моему, «некоторые гражданские» говорят так: «учись, учись – инженером станешь, а не доучишься – офицером будешь». У нас сейчас проявляют большой интерес к повышению культурного уровня морского офицера. Сейчас на каждом шагу можно услышать слова адмирала Нельсона (жизнь которого показана в картине «Леди Гамильтон»): «Нельзя стать хорошим морским офицером, не соединив в себе практического знания матроса с благородными привычками джентльмена». И я приветствую это. Давно пора взяться за наше воспитание. Ведь ты же знаешь, чему нас учили в школе. Школа давала нам только некоторое образование. …Вот потому-то наша молодёжь, выходя из школы, в большинстве своём видела только то, что пред ними «раскинулось море широко», а что «волны бушуют вдали», этого никто почти не видел. А сейчас, мне кажется, и в школах стало по-другому. Ведь разделение школы на мужские и женские гимназии тоже кое-что значит. …Думаю, что и преподавание там тоже ново.
…Да, папа, я тебе хотел написать одну забавную вещицу. Для тебя может быть это и новость. Ты знаешь, что сейчас морскому офицеру запрещено жениться на девушке, не имеющей хотя бы среднего образования. Это кажется маленько смешным, но вместе с этим это послужит неплохим средством для поднятия культурного уровня, хотя бы будущего нашего поколения. Ты должен согласиться, что в воспитании детей мать играет довольно большую роль»[59].
Младшей сестре-школьнице брат отдаёт строгие наказы, явно повторяя слова, которые сам недавно услышал от преподавателей: «Учиться надо и надо. И знаешь, Лариса, знать нужно куда больше, чем то, что даёт школа. А поэтому нужно самой серьёзно заниматься. И первым твоим помощником должна быть книга. Нужно очень много читать, нужно любить книгу. Ты же ведь знаешь, как смотрят на образованность человека. Пусть он будет силён в какой-либо отдельной области (хотя бы технике), но если он не ответит на такой мелкий вопросик: кто такой Эразм Роттердамский, – значит, он неуч, мало читал и т. д. Нужно, Лариса, читать. У нас же такая богатая русская литература, такие великие люди: Толстой, Тургенев, Пушкин, Лермонтов и много-много других. Читая, ты будешь расширять свой кругозор, поднимать свой культурный уровень. В книге ты найдешь ответ на любой волнующий, поставленный жизнью, вопрос. Книга должна быть другом»[60].
Война не отменяет «мир детства». Представители старшего поколения до сих пор вспоминают нехитрые забавы военного детства – самодельные тряпичные куклы, машинки и паровозики из деревянных чурочек, сколоченные старшими братьями, новогодние игрушки из ваты и проволоки… Но! Несмотря на то, что во время войны многие предприятия оказались на оккупированной территории или перепрофилировались на выпуск военной продукции, закрылись из-за отсутствия сырья и кадров, уже в 1943 г. решениями Совета Министров РСФСР ежегодно стали выделяться материалы и оборудование для выпуска детских игрушек. К 1946 г. фактически уже было восстановлено производство их в РСФСР. В это же время возобновляет работу Институт игрушки в Загорске (ныне – Сергиев Посад).
И, что особенно символично, во время войны, как и до неё, производство детских игрушек подчас брали на себя предприятия, выпускающие продукцию оборонного значения, подчиняющиеся наркоматам среднего и общего машиностроения, химической, резиновой и целлюлозной промышленностей. Но есть в истории войны уникальный факт – ещё 26 июня 1942 года в г. Кирове на заседании президиума Культмузпромсоюза принимается решение открыть артель под простым и понятным названием – «Игрушка». Так откликнулся Вятский край, исстари знаменитый своими мастерами-игрушечниками, на прибытие тысяч эвакуированных сюда малышей, в одночасье лишившихся дома и семьи, нуждающихся в заботе и теплоте, в любых проявлениях знакомого и желанного «детского мира», для которого игрушка – важнейший атрибут. Среди 41 сотрудника артели 40 – женщин-надомниц, но они налаживают выпуск 33 видов игрушек из самых доступных по военному времени материалов – ваты, папье-маше, прессованных опилок. В ассортименте – и картонные новогодние елочные украшения, и куклы из лоскутков ткани и набитые ватой. Но как показательно, что производство, ставшее фабрикой в 1960 г., пережив и войну, и «лихие» 90-е, до сих пор является лидером среди отечественных производителей игрушек![61]
Учителям – отличия и уважение. Грандиозная Орловско-Курская битва, ознаменованная первым салютом в Москве, гром которого радио доносит до всех уголков страны и мира, выводит из войны многих сателлитов Германии, высвободив немалую денежную сумму по оборонным статьям. И 11 августа выходит долгожданное Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О повышении заработной платы учителям и другим работникам начальных и средних школ». В области и края идут строгие указания для местной власти – в первую очередь обеспечивать товарами первой необходимости, а также одеждой, обувью учителей. А 8 апреля 1944 г. Совнарком СССР учреждает знак отличия для лучших педагогов «Отличник народного просвещения».
Для подведения серьёзного научного фундамента под развитие школьной реформы с задачей сделать советское образование лучшим в мире 6 октября 1943 г. СНК СССР утверждается проект организации Академии педагогических наук. А 20 ноября 1944 г., когда Красная Армия, переименованная в Советскую, гонит врага за пределы родной земли, нарком Потёмкин собирает вторую сессию Академии педагогических наук. На повестке дня вопрос о самобытности и оригинальности русской педагогики и психологии – материал обширный, требует внимательного чтения. В преддверии победы по предложению Наркомата просвещения РСФСР СНК РСФСР издаёт Постановление, стимулирующее научные изыскания в скромной, не избалованной материальными благами учительской среде – «Об установлении в Академии педагогических наук РСФСР денежных премий за лучшие научные работы по педагогическим наукам».
3 сентября 1946 г. в Москве в большом зале Московской консерватории Академия педагогических наук проводит заседание, посвящённое 75-летию со дня кончины великого самобытного педагога К.Д. Ушинского. С докладами выступают члены Академии Е.Н. Медынский и А.М. Еголин. Председательствует академик В.П. Потёмкин. И никто не знает ещё, что это последние дни жизни на земле удивительного наркома просвещения РСФСР.
…И если довоенная советская школа своим акцентом на военно-патриотическое, спортивное и трудовое воспитание подготовила миллионы крепких духом и телом защитников Отечества, то школа, реформированная в годы войны, начала подготовку детей народа-Победителя, творцов-интеллектуалов, которые должны были совершить и совершили открытия во всех областях науки, техники, культуры. Участвовали в восстановлении страны. Создали атомное оружие для защиты государства. Запустили в космос первый спутник и первого героя-космонавта. Проникли в глубь земли на рекордные для мира 13 км. Достигли дна океанов на глубоководных аппаратах. Строили БАМ с его десятками тоннелей в труднопроходимых горах. Создали свои оригинальные ЭВМ и станки с ЧПУ. Снимали фильмы-шедевры, издавали в миллионных экземплярах книги и сочиняли дивные, возвышающие душу песни. И делали многое другое, что под сенью великой Победы отцов и дедов казалось незыблемым и вечным…
О дне сегодняшнем. В горячем споре об итогах Великой Отечественной войны один мой студент заявил, что на оккупированной Смоленщине крестьянам жилось лучше, чем в «Совдепии», и сегодня каждый русский человек обязан называть эту войну советско-нацистской. Другой, исчерпав запас аргументов из семейной истории, вспылил в ответ: «Я не понимаю, как ты можешь так говорить? Ты же русский! Ты всегда (!) должен (!) быть за Россию!»
Одна из студенток назвала переломным сражением Великой Отечественной «Бредскую битву». Видимо, что-то слышала о подвиге Брестской крепости или об одноименном кинофильме. Другая засомневалась: «Сталинград или Бородино?» Видимо, что-то слышала о фильме Ф. Бондарчука.
Студент, получив задание приготовить доклад о Рокоссовском, спросил: «А кто это?» Рассказывая о советском периоде, он «открывал» для себя и сокурсников, путая ударения, таких персонажей, как Саха́ров, Кага́нович и т. д.
Настоящим «героем бредских битв» становится преподаватель, открывающий дверь в школьный класс или в университетскую аудиторию, чтобы говорить об истории Отечества с «инопланетянами», которые, кажется, только вчера «упали с Луны»! Увы, вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?» остаются для современной системы российского образования риторическими. Но очень хотелось бы пожелать многочисленному отряду «героев бредских битв» – преподавателей средней и высшей школы, министров-полководцев масштаба наркома В.П. Потёмкина…