Глава 3

Логан сел в формованное пластиковое кресло и посмотрел в лицо зла. В свою очередь, лицо зла рассеянно улыбнулось ему, и его глаза, в которых мерцало непонимание, так и не сфокусировались окончательно на посетителе.

Логан на это не купился. Он никогда не покупался на это – и не важно, что говорили врачи.

Оуэн Петри. «Мистер Шепот», как его когда-то прозвали СМИ. В прошлом, когда он похитил и убил трех маленьких мальчиков, и прилагал все усилия для того, чтобы похитить еще двух.

Именно показания этих несостоявшихся жертв и стали причиной такого странного прозвища. Оба упоминали о том, каким голосом говорил Петри, когда пытался заманить их в свой фургон – тихим, хриплым шепотом, – и газеты мгновенно ухватились за это.

Сейчас он сидел в старомодном кресле с высокой спинкой; оно было настолько огромным, что Петри казался в нем съежившимся и даже испуганным. В былые времена, до своего ареста, он всегда выглядел безупречно: выходил из дома только в костюме с галстуком и наглаженной рубашке, в начищенных ботинках и с модной прической. Сейчас же сидел, сгорбившись, одетый в старый спортивный костюм серого цвета; застиранная футболка была ему велика на несколько размеров, так что он буквально тонул в ней. Весь перед рубашки покрыт пятнами от еды – оранжевыми пятнами разного оттенка, намекающими на то, что карри было регулярным блюдом в больничном меню.

Он не брился уже несколько дней – или его не брили, как предположил Логан. В темных зарослях отросшей щетины густо пробивалась седина. Волосы на левой стороне головы коротко острижены под машинку, правая сторона почти лысая – шевелюра Петри так и не отросла после травмы, ввергшей его в нынешнее состояние.

Предположительно ввергшей его в нынешнее состояние.

Палата была одноместной и такой же унылой, как все остальные помещения больницы. Помимо кресел в ней была только узкая кровать, еще более узкий гардероб и рабочий стол, которым никто никогда не пользовался. Все грани мебели были сглажены, углы скруглены.

Большое окно палаты было поделено на маленькие квадраты, разделенные толстыми брусьями, которые пересекались под прямым углом. Мрачный вид, открывающийся из окна – оно выходило на такое же унылое крыло больницы, – весьма радовал Логана. В самый раз для такого ублюдка, как Петри.

А может быть, даже это для него было слишком хорошо.

Маленький больничный столик на колесах, обычно стоящий у кровати, сейчас был передвинут так, чтобы разделять обоих мужчин. На нем стоял пластиковый кувшин с водой комнатной температуры, но к нему никто не притронулся. Логан взял кувшин и переставил на рабочий стол, который, как и все в палате, располагался на расстоянии вытянутой руки.

– Оуэн, – начал он, открыв папку. – Мне сказали, что в последние несколько недель у тебя наметилось просветление. Надеюсь, это значит, что ты готов мне помочь.

Петри нахмурил брови. Он говорил с трудом, словно по одному выталкивал слова изо рта, а они изо всех сил сопротивлялись ему. Говорил он по-прежнему тихим горловым шепотом, благодаря которому получил свое прозвище, и от этого шипения по спине Логана пробегали мурашки.

– Помочь вам? К-как?

Логан посмотрел ему в глаза.

– Ты знаешь как, Оуэн. Мы это уже обсуждали.

Он достал из папки фотографию формата А4 и положил на столик между ними. Это было увеличенное изображение, цветное, но зернистое – улыбающийся мальчик, одетый в костюм Красного Рейнджера из «Могучих рейнджеров». Костюм был ему слишком велик, рукава даже пришлось подвернуть, но мальчику, похоже, было все равно. Он выглядел невероятно гордым; его лицо было обращено к камере, а руки были подняты в подражании боевой стойке карате.

Логану не нужно было смотреть на фотографию, чтобы вспомнить это. Изображение уже давным-давно отпечаталось в его памяти.

– Дилан Мьюр. Три года.

Петри не стал смотреть на фото. Сразу – не стал. Только когда Логан постучал костяшками пальцев по пластиковому столу, взгляд Петри обратился на снимок. Пациент мило улыбнулся и издал чуть слышное «о-о-о», заставившее Логана ухватиться за кресло, чтобы не броситься на этого ублюдка.

– П-похоже, с-славный мальчик. – Слова по-прежнему сходили с его языка медленно, с трудом.

Логан мысленно досчитал до пяти, прежде чем продолжить:

– Да, он был славным мальчиком, Оуэн. Хорошим, добрым. Его все любили. Друзья. Сестра, родители. Замечательный малыш. А потом он умер.

На лице Петри промелькнуло хмурое выражение. Он постучал кончиком пальца по краю фотографии, словно проверяя, действительно ли она настоящая. Произнес, заставляя себя поднять взгляд, чтобы посмотреть в глаза Логану:

– О… – При этом он продолжал постукивать пальцем по нижней кромке фото, одновременно выдавливая слова: – Ч-что же с ним с-случилос-сь?

Логан подался вперед, сокращая расстояние между ними. Голос его стал тише, тон сделался угрожающим.

– Вот поэтому я здесь, Оуэн. Я надеялся, что ты сможешь мне это сказать.

Петри не вздрогнул и не сделал попытки отпрянуть. В глазах его не промелькнуло ничего. Логан был вынужден отдать ему должное – он умел носить маску.

– Я н-ничего не зн-наю.

– Видишь ли, я считаю, что ты знаешь, – возразил Логан, покачав головой. – Нет. Я знаю, что ты знаешь, Оуэн.

Он положил на столик еще три фото. Дилан Мьюр на качелях. Дилан Мьюр за туалетным столиком матери, на лбу у него размазана полоса помады. Дилан Мьюр по самое запястье засовывает руку в пакет с чипсами. Петри наблюдал за тем, как Логан выкладывает их, – наблюдал сосредоточенно, как будто смотрел на работу фокусника, пытаясь разгадать секрет хитрого трюка.

Логан позволил ему несколько секунд рассматривать фотографии, а потом выложил последний снимок. Это фото было меньше остальных – и единственным из всех не было цветным. Оно легло поверх предыдущих снимков, шлепнувшись ровно посередине.

Дилан Мьюр привязан к стулу, слезы проложили дорожки по его грязным щекам. Логан, даже не глядя, видел выражение лица мальчика. Каждую черту. Каждую складку. Каждый миг страдания, запечатленный на этом лице. Он запомнил все это.

Петри опустил голову и уставился на последний снимок – словно глядя поверх очков. В течение нескольких секунд он изучал фото, потом отшатнулся назад, словно только сейчас осознал, что именно видит.

– М-мне это н-не н-нравится, – запинаясь и растягивая слова сильнее прежнего, выговорил он.

– Да, мне это тоже не нравится, – согласился Логан. Потом достал из папки еще две фотографии и по одной выложил их на столик. – И мне не нравится этот снимок Льюиса Бриггса. Или этот снимок Мэтью Деннисона.

Взгляд Петри теперь был устремлен куда-то поверх плеча Логана, на серое здание за окном. Старший инспектор сместился вправо, перекрывая пациенту поле зрения.

– Посмотри на них, Оуэн. – Петри замотал головой. – Посмотри на фото.

– Я н-не х-хочу.

Логан схватил фотографии, по одной в каждую руку, и поднял их перед самым лицом Петри.

– Мы нашли Льюиса. Мы нашли Мэтью. Слишком поздно, да. Мы нашли их слишком поздно – но все же нашли. По крайней мере, их семьи теперь знают, что с ними случилось.

Он положил фотографии на столик и поднял черно-белый снимок Дилана Мьюра, держа его с почти благоговейной бережностью и глядя в широко раскрытые глаза мальчика.

Какое-то время ему представлялось, что они могли бы найти этого мальчика живым. Где-нибудь. Как-нибудь. Когда-нибудь. Но потом, в редкий миг откровенности, Петри наконец-то сознался в убийстве Дилана, разбив эту надежду.

Так же, как разбил множество других надежд.

– Но мы так и не нашли Дилана. Ты так и не позволил нам обнаружить его тело, чтобы мы могли хотя бы этим утешить его родных.

Петри открывал и закрывал рот, глаза его были стеклянными; он напоминал золотую рыбку, взирающую на мир из своего аквариума.

– Прекрати спектакль, – прошипел Логан и щелкнул пальцами перед самым лицом пациента. Веки Петри затрепетали, но теперь он смотрел сквозь Логана, взгляд его был пуст.

– Где он, Петри? – спросил Логан. – Скажи мне, что ты с ним сделал? Скажи мне, где ты его оставил. Скажи мне, где его искать.

Петри нахмурился сильнее, морщины на его лбу превратились в затененные рытвины. Так он сидел добрых десять секунд, потом моргнул – один раз, два раза, словно клиент гипнотизера, выходящий из транса.

Лицо его разгладилось. Он посмотрел на Логана и рассеянно улыбнулся, словно видя его впервые, но замечая в нем что-то знакомое. Подняв руку, задумчиво ощупал вмятину, навсегда изменившую форму его черепа; его пальцы скользнули вдоль линии шрама.

Наконец Петри опустил взгляд на разложенные перед ним фотографии улыбающегося трехлетнего мальчика.

– П-похоже, с-славный мальчик, – выговорил он, провел пальцем по одной из фотографий и посмотрел на Логана. – Это в-ваш?

Старший инспектор не сдержался и, перегнувшись через стол, ухватил Петри за покрытую пятнами футболку. Однако тот продолжал улыбаться – рассеянной, отсутствующей улыбкой. И не вздрогнул, даже когда старший инспектор занес свободную руку, сжав пальцы в кулак.

– Мистер Логан!

Раздавшийся голос заставил Логана прийти в себя. Он разжал хватку, однако сделал это без малейшей бережности, и Петри со шлепком упал обратно в кресло.

Повернувшись, Логан увидел доктора Рамеша, стоящего в дверях.

– Полагаю, сегодня вы злоупотребили нашим гостеприимством, – сказал врач. – Мистеру Петри нужно отдохнуть. – Дверь скрипнула, когда он открыл ее шире. – Не заставляйте меня повторять просьбу.

Отсутствующая улыбка Петри дрогнула, когда он увидел, как Логан собирает фотографии и складывает их обратно в папку.

– Вскоре мы увидимся снова, Оуэн, – сказал старший инспектор. Угроза и обещание. – Может быть, в следующий раз нам удастся подстегнуть твою память.

– Я уверен, что правильными действиями мы сможем чего-нибудь добиться, – согласился доктор Рамеш. – Но боюсь, на сегодня я вынужден попросить вас удалиться.

Сунув папку под мышку, Логан направился к двери. Поравнявшись с доктором, он выпрямился во весь рост, стараясь нависнуть над ним.

– Я сообщу об этом, – сказал Рамеш.

– Удачи, – фыркнул Логан.

Он уже собирался выйти, когда Петри окликнул его:

– С-сэр? Прошу прощения, с-сэр…

Логан остановился и повернулся. Улыбка на лице пациента сделалась шире. Он по-прежнему шептал, но сейчас слова лились с его губ совершенно свободно:

– Передайте от меня привет этому мальчику.

Загрузка...