Правитель земли горькой водой будет заливать подымающееся пламя – в нём помеха и ущерб времени.
Новая сила будет укрепляться и становиться обозримой извне.
Счастье тем, кто внимает ей и преображается.
Да пребудет с черпающими её чистота и трезвость, дабы удержали обретённое!
Пусть они услышат святого, он произносит правдивую речь.
«Свитки»
В представлении Гедройца браконьеры были далеко не самой безопасной частью преступного мира, однако те рыбаки, к которым его привели, оказались вполне доброжелательными, выпили с ним самогону и рассказали о себе.
Живут они у самой Волги на отчуждённой и огороженной территории в купленных по случаю плацкартных вагонах.
У них есть собственные квартиры в городе, но здесь, на берегу – их территория, их владения, их поместье.
Андрей разглядел стены вагона: картинки из мужских журналов развешены в одном углу вагона, портреты русских монархов – в другом.
Попасть случайному человеку сюда трудно, подходы обтянуты колючей проволокой, кругом собаки, и милиция близко к ним не подходит.
Когда бандиты из южных краёв решили подчинить себе эту территорию, волжские браконьеры спокойно вышли на встречу с их главарём, обвешанным золотом.
Требование платить ему дань показалось им оскорбительным, и они заживо залили бандита бетоном в старой цистерне, которую скатили потом в реку.
Гедройц разговорился с двумя браконьерами: один – довольно молодой парень Иван, потомственный рыбак, сколько себя помнит, ходил с отцом в Волгу на осетра и стерлядь.
Он жалуется на калмыцких конкурентов: те ставят сети поперёк реки, перекрывают всё течение, но берут лишь ту рыбу, что могут вытащить, остальной же улов остаётся гнить в сетях.
И бороться с ними бесполезно – их же так много, и все они против нас.
Гедройца он просил прислать из Москвы литературу с описанием древнерусского боевого искусства: хочет в совершенстве его освоить.
Ведь слишком много развелось в городе инородцев с их верой, всё исконно русское истребляют, и их надо изгонять.
Ведь и они против нас.
Его подельник Миша с ним всего пару лет – он старше, но в рыбацком деле – ученик, посему ведёт себя скромно.
Миша воевал в Чечне, а теперь вытачивает замечательное холодное оружие и продаёт довольно дёшево – в Москве, конечно, за такие деньги ничего дельного не купишь.
Особенно он годится своими кинжалами, они входят в человека как в масло, сильным ударом пробивают и бронежилет.
Мастерить ножи Миша научился в чеченском плену, где и подглядел секреты этого горного ремесла: в плену его пытали, он потерял глаз, но другим видит совсем неплохо.
Гедройц слушал рассказы браконьеров и не мог понять, как эти радушные люди так спокойно, даже не без удовольствия, рассказывают о таких жестокостях – откуда такая тяга к насилию, необъяснимая и нарочитая, хотя бы и на словах?
Он спросил, правда ли, что можно откопать что-нибудь интересное в местах боевых действий?
Миша улыбнулся и положил на стол большой блестящий кинжал, и Гедройц сразу почувствовал силу, исходящую от этого оружия.
«Я его недавно на кургане откопал, у самой вершины, – объяснил Миша, – Это немецкий штык-нож. Он весь был в окаменевшей крови. Я его отмыл кислотой, лезвие заточил. Да ты не бойся, я его нашему старцу Иосифу показывал. Он сказал, что простому человеку от ножа не будет вреда, дух в нём уже вроде как не военный».
Гедройца потрясло качество изделия: проведя полвека в земле, лакированная деревянная рукоятка выглядела совсем новой.
Миша заметил восхищённый взгляд Гедройца и вдруг сказал:
«А ты, Андрюха, забирай его себе. У меня ещё есть».
Гедройц никак не ожидал такой щедрости, подумав, что, должно быть, это шутка.
«Бери, бери, в своей Москве не найдёшь такого», – Иван протянул нож Гедройцу.
Тот поблагодарил и сразу убрал подарок в портфель.
Оставив гостя одного в вагоне, браконьеры поплыли на лодке за рыбой, а Гедройц сразу достал нож и стал его разглядывать.
Он никогда прежде не держал в руках орудие убийства – возможно, не одного, а многих убийств.
Он изучил лезвие, пощупал острие, стал играть с ножом, имитировать удары, закалывать невидимых врагов.
Воображение Гедройца разыгралось, он представил себе немца, который этим самым ножом резал русских солдат.
А потом представил, как этот немец получает смертельное ранение, падает, подкошенный русской пулей, и последнее, что видит – вот этот клинок, и, умирая, прощается с ним…
Вскоре ребята прибыли с ещё живой стерлядью и тут же зажарили её —свежий шашлык из осетрины был необыкновенно хорош!
И как красиво было темнеющее небо, первые звёзды, Млечный путь, обрыв над неспокойной Волгой и отблеск далёкой грозы!
Они выпили самогону, настоянного на дубовой коре, закусили шашлыком – а потом ели арбуз.
Гроза приближалась, и Гедройц поспешил закончить трапезу, дабы не оставаться в вагончике на ночь.
Провожая, браконьеры сказали ему:
«Ты только смотри, ночью на курган не ходи один. Люди там иногда просто пропадают».
Гедройц же был навеселе, и принял предостережение за шутку.
Вернувшись в гостиницу, он прилёг отдохнуть, его склонило ко сну: свежий речной воздух и местный самогон здорово расслабили его.
Около полуночи Гедройца разбудил телефонный звонок с вопросом, не скучно ли ему спать в одиночестве, – сонный Андрей не понял, повесил трубку.
А приснился ему старый сад, где каждое дерево обильно плодоносило: яблок невиданное число тяжелило каждую ветвь, а ветви все были в цвету.
Он слышал запах жасмина и розы, на лозах видел спелый виноград, в прудах плавал лотос, вкруг сада зрели хлеба.
Он услышал женский голос:
«Я знаю, где это место! Я тебе покажу его, Андрей. Ты должен взять лодку. Этот сад там, за рекой».
Они плыли к берегу, когда встало солнце – огромное, красное, оно во все стороны разрасталось.
И вдруг разорвалось, и на всё небо явилась седая голова, и он услышал слова: «Ну, вот и ты, Андрей!» – и проснулся.