Байрон вошел в помещение, которому со временем суждено стать рестораном.
– Добро пожаловать в темницу. Ты работаешь в таком направлении?
– Нет.
Байрон спрашивал себя, какого черта он творит. Касается ее лица, целует руку. Он вовсе не собирался делать ничего подобного. Его план прост: нанять ее оформить интерьер ресторана и, встав на ноги, вышвырнуть из своей жизни. На этот раз на собственных условиях. Она в нем не нуждается, он же – только в ее дизайнерском мастерстве.
В теории все просто, но не на практике. Едва увидев Леону снова и убедившись, что она не носит обручального кольца, он тут же потерял голову. Она являла собой загадку, о чем в очередной раз напомнила, когда закрыла глаза, отказываясь даже смотреть на него.
– Как жаль, – вздохнула она. – Здесь ничего не стоило бы менять.
Байрон усмехнулся против воли. Леону всегда обуревал дух противоречия. На людях спокойная женщина, избегавшая столкновений, она, стоило остаться с ним наедине, обнажала истинную сущность – вспыльчивая, саркастичная, наблюдательная, острая на язычок. Заставляла смеяться его, закоренелого циника, который считал, что давно не способен на проявление каких-либо эмоций. А с ней хохотал от души. С ней – для нее – переживал целую гамму чувств.
Он любил ее. Или думал, что любит. Или притворялся, чтобы расставить ловушку Харперам. Она ведь сказала, кем на самом деле является, правда слишком поздно.
– Как я понимаю, камеру пыток ты здесь устраивать не собираешься. Каковы же тогда твои соображения?
– Что угодно сгодится.
– Веди себя серьезно, Байрон.
Если бы он не смотрел на нее, не заметил бы, как она притопывает ногой, поднимая облачка пыли.
– Я серьезен, как никогда. Можешь дать волю фантазии и сделать из этого помещения все, что захочешь. А я буду выбирать меню по своему усмотрению. Единственное ограничение – нужно предлагать посетителям наше пиво. В остальном ресторану предоставляется полная свобода действий.
Прижимая к груди планшет, Леона наградила его долгим взглядом, значения которого он уловить не сумел.
– Должно же у тебя быть хоть какое-то представление о том, что ты хочешь в итоге получить.
– О да, имеется. Я всегда знаю, чего хочу. Но не привык получать желаемое.
Леона ахнула, Байрон невозмутимо прошагал в будущую кухню. Нельзя снова пустить ее к себе в душу. Не следовало ему приглашать ее сюда. И вообще, в Испании дышалось куда свободнее, там Леона была всего лишь воспоминанием, а не женщиной из плоти и крови, от одного взгляда которой Байрон терял самообладание.
Умнее всего было бы держаться от Харперов подальше. Однако Байрон, сам того не ведая, не пересек черту. Так должно быть и впредь.
Он раскрыл двери в кухню и включил все освещение.
– Здесь придется все основательно переделать.
Ему не по силам исправить величайшую ошибку, но он может хотя бы не повторить ее. Всего-то и нужно – сосредоточиться на работе. Ему необходимо научиться быть Байроном Бомонтом в городе, где эта фамилия известна всем и каждому, показать Леоне Харпер, что она больше не властна над ним. Она показала несколько фотографий на экране планшета.
– Вижу. А меню ты уже разработал?
– Нет. Я только вчера дал согласие, а до этого считал, что сегодня буду уже на пути в Мадрид.
– Мадрид? Так вот куда ты отправился?
Конечно, она не знала. Не потрудилась поискать его. Было в ее голосе что-то такое, что заставило его повернуться к ней. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, даже не пытаясь скрыть изумления. И недоверия? Ей явно было больно. Что ж, ему тоже.
– Да. Первые полгода провел во Франции, потом уехал в Испанию.
Леона быстро посмотрела на его безымянный палец:
– Ты…
– Нет. Я работал.
– Ах, – выдохнула она. – А где ты работал?
– Помнишь Джорджа?
– Это шеф-повар твоего отца?
То, что она помнит Джорджа, заставило Байрона расслабиться. Значит, воспоминания о нем не стерлись из ее памяти. Не полностью, по крайней мере.
– Да. Так вот, один из его старых друзей из «Искусной кухарки» взял меня на работу в Париже, а потом я узнал об открытии «Эль Галлио» в Мадриде и перебрался туда.
– Ты работал в «Эль Галлио»? Это же трехзвездный ресторан!
Байрон вздохнул с облегчением. Она ничего не забыла. Даже если ее реакция всего лишь уловка, призванная расшатать устои семьи Бомонт, ему все равно стало легче дышать.
Многие месяцы они с Леоной говорили о ресторанах, мечтая колесить по свету и ужинать в самых роскошных заведениях, а по возвращении домой открыть собственное дело. Она занялась бы декором, он приготовлением пищи. Куда лучше работать на себя, чем на эгоистичного ублюдка Рори Макмакена! Голос Леоны вывел его из задумчивости:
– Ты намерен оставить «Эль Галлио» ради открытия своего ресторана здесь?
– Сущее безумие, правда? – Он осмотрелся по сторонам. – Не пойми меня превратно. Европа мне нравится, потому что там никому нет дела, Бомонт я или нет. Никто даже не знает этого имени. Там я просто Байрон, шеф-повар. Это было… Освобождением.
Он освободился от семьи и от давней вражды между Бомонтами и Харперами.
– Потрясающе, должно быть, – мечтательно протянула Леона.
Байрон удивленно повернулся к ней:
– Да. Не уверен, что хочу возвращаться к прежней жизни, но возможность открыть собственный ресторан упускать нельзя. Так я смогу влиться в семейное дело на своих условиях.
– Понимаю. Значит, решил остаться Бомонтом. – Голос звучал спокойно и напряженно, будто подтвердились ее худшие опасения.
Байрон не мог позволить ей уйти, навязав ему чувство вины. В чем она может его обвинить? Из них двоих именно он пострадавшая сторона. Это она держала его в неведении почти год. А потом отказалась от него по первому требованию своего отца. Насколько Байрон понимал, таков был их план с самого начала. После того как он уехал, Леон Харпер исхитрился продать «Пивоварню Бомонт» под носом у владельцев. Возможно, он велел дочери деморализовать одного из них. Как гласит пословица, разделяй и властвуй.
Если кто и должен чувствовать себя виноватым, то только Леона. Он-то никогда не скрывал свою фамилию и ничего не обещал. Слава богу, он не сделал ей предложение до того, как она предала его.
– Я всегда был Бомонтом. И мы не из тех, кто позволяет играть своими чувствами.
От последней фразы он мог бы воздержаться, но не получилось. Хотел показать, кто здесь главный. А она работает на него. Между ними нет эмоциональной связи, поэтому пусть даже не пытается строить ему козни.
Леона отвела взгляд.
– Как бы то ни было, – продолжил Байрон, – я начинаю с нуля и хочу… – Тут красноречие его покинуло. Слишком многого хотел и привык к разочарованиям. – Было время, когда мы говорили о ресторанах.
Хотя Леона с повышенным вниманием изучала собственные туфли, Байрон видел ее глаза. Он хорошо помнил этот пораженческий взгляд, хотя и видел всего один раз, когда ее отец заявился в «Соус», спровоцировал его увольнение и потребовал, чтобы дочь немедленно отправилась домой. Леона тогда потупилась и закрыла глаза, а Байрон назвал ее малышкой. И вот к чему это привело.
– Если не хочешь браться за эту работу, так и скажи, я пойму. Харперы с Бомонтами не ладят, и я не хочу выводить твоего отца из себя. – Слово «отец» он произнес, презрительно фыркнув.
– Я хочу.
Она сказала тихо, он едва услышал. Шагнув вперед, глубоко вдохнул.
Это была ошибка. Запах Леоны – нежный, едва уловимый аромат роз и ванили – тут же перенес его в другое время, до того как он осознал, что она не просто Харпер, а одна из тех самых Харперов.
Не в силах совладать с собой, Байрон подался вперед. С тех пор как она устроилась официанткой в «Соус», ему не удавалось держаться от нее подальше.
– Чего ты хочешь, Леона?
– Мне нужно тебе кое-что сказать.
Он снова дотронулся до нее. Еще одна ошибка. Она похитила у него последние крохи самообладания. Байрон взял ее за подбородок и заглянул в ореховые глаза.
– Что тебе нужно?
Ее глаза снова расширились, когда его лицо зависло в нескольких сантиметрах от ее лица, она испуганно ахнула. Байрон почувствовал удовлетворение. У него защемило в желудке. Невзирая на ложь и предательство, тяжелый разрыв отношений и год жизни на разных континентах, он хотел ее.
– Мне нужна работа, Байрон.
Она не поцеловала его и не призналась, как сожалеет, что предпочла свою семью, лгала ему. Она стояла и смотрела.
– Да-да. – Она здесь ради дела. Яснее выразиться нельзя.
Он все понял.
Сердце Леоны билось как сумасшедшее, и она не была уверена, дышит или нет. Байрон убрал руки и отвернулся к плите, оставив ее в состоянии полной парализации.
Если он намерен обосноваться в Денвере, то должен узнать о сыне, и своим нежеланием говорить она усугубляет ситуацию. С другой стороны, куда уж хуже? Байрон нанимает ее оформлять ресторан и при этом демонстрирует то плохо сдерживаемую страсть, то подчеркнутую холодность.
Леона разозлилась. Зачем ему понадобилось совершать столь сложные действия ради возможности увидеть ее? Мог бы позвонить. Или отправить текстовое сообщение.
Гнев – хорошее чувство, придающее сил. Она больше не беспомощная девушка, зависящая от воли мужчин. Она вырвалась из-под отцовской опеки, родила сына и прекрасно справляется без Байрона. Да, одного его взгляда хватило, чтобы ее ноги стали ватными. Но это не имеет значения. Он ведь бросил ее. Она здесь только из-за денег, а не ради него. И о Перси не расскажет до тех пор, пока не будет абсолютно уверена в его реакции. Последний год она обустраивала собственную счастливую жизнь, включающую любимую работу и близких людей – Мэй и Перси. И все это время сама принимала решения, перестав быть своевольной старшей дочерью Леона Харпера и оставив мечты о браке с Байроном Бомонтом. Теперь она просто Леона Харпер, и это хорошо. Нужно чаще напоминать себе об этом.
– Что ж, я привыкла отталкиваться от меню. Конкретика меня не интересует, однако обрисуй в общих чертах, что ты собираешься предлагать посетителям: бургеры с жареной картошкой или блюда высокой кухни? Тогда я смогу составить дизайнерский проект.
– Нечто среднее. Я буду готовить популярную еду классом выше фастфуда, который и так продается на каждом углу. Моя цель – создать ресторан с неповторимой атмосферой, где упор делается не на личности шеф-повара, а на блюдах и опыте. – Он осмотрел унылое помещение, которое она должна каким-то чудом превратить в роскошный обеденный зал. – Это нужно изменить.
– Для начала неплохо. Что еще?
– Стиль фьюжн. В Европе я создавал то, чего не делал здесь. В это понятие входят местные ингредиенты и эксклюзивная технология приготовления.
Леона делала заметки на планшете.
– У тебя есть конкретные идеи меню?
– Несколько.
Она ожидала пояснений, но, не дождавшись, вопросительно подняла голову:
– Например?
Он не удостоил ее взглядом.
– Почему бы тебе не заехать ко мне завтра, я организую для тебя дегустацию блюд? Ты выскажешь свое мнение, что может понравиться клиентам, что нет.
Следовало бы отказаться, настоять, чтобы их сотрудничество не выходило за рамки этой мрачной промозглой комнаты.
– К тебе?
– В особняк Бомонтов. Я остановился там, пока не подыщу для себя что-то подходящее. – Он развернулся и пронзил ее взглядом, которому она никогда не могла противиться. – Если, конечно, вытерпишь нахождение в нашей семейной берлоге.
– Это я-то тебя терплю? – рявкнула она, не желая, чтобы он делал из нее врага или труса. Ведь именно он сбежал, а ей пришлось разбираться с последствиями.
– Как насчет шести вечера?
Леона мысленно просмотрела свое расписание. Сегодня вечером у Мэй занятие, завтра она, скорее всего, сможет побыть с Перси.
– Кто еще будет дома? – Что бы ни случилось между ними, это не отменяло того, что Бомонты и Харперы ладят хуже, чем вода и масло.
– Чэдвик с семьей живут там постоянно, но питаются как кому удобно. Френсис вернулась домой, но почти там не бывает. Еще в особняке проживает парочка сводных братьев, но они тоже в свободном плавании. Так что, возможно, будем только мы с тобой.
У Леоны промелькнула безумная мысль взять с собой Перси, но она отогнала ее прочь. Бомонты скандально известны тем, что после разрыва с женщинами присваивают себе детей. Отец постоянно твердил, что Хардвик Бомонт избавляется от любовниц и забирает малышей, не позволяя им снова видеться с матерями. Эта участь не миновала ни самого Байрона, ни его братьев. С матерью он познакомился сравнительно недавно.
В свое время эта история разбила ей сердце. Он был маленьким потерянным мальчиком в холодном, неприветливом доме. Теперь она изменила свою точку зрения. Байрон не искал сочувствия, а просто предупреждал ее, но она не осознала этого, пока не стало слишком поздно.
Больше она так не сглупит. И Перси с собой не возьмет. По крайней мере, до тех пор, пока не поймет, какова реакция Байрона на известие, что у него пятимесячный сын. Вдруг он решит, что малышу лучше в его семье. Рано или поздно он узнает о ребенке, но она не собирается лишаться малыша.
– Хорошо. Ужин завтра в шесть. К этому времени я набросаю несколько идей тебе на одобрение. – Тут пришло сообщение от Мэй с напоминанием о вечернем занятии. – Что-то еще?
Вопрос повис в воздухе. Байрон смотрел на нее с таким томлением, что у нее ослабели колени. Его взгляд сместился и разом лишился теплоты и приветливости. Осталась лишь непривычная холодность, пронзившая ее до костей.
– Нет. Больше мне ничего от тебя не нужно. Ну, вот и ответ. Правда, не тот, который она хотела услышать.