г. Москва, Бирюлево-Товарное
Тамара стояла в прихожей крохотной обшарпанной двушки со сковородкой в руках, но не потому, что собиралась драться со своим только что вернувшимся неизвестно откуда мужем. Во-первых, драться с ним было опасно. Отставной майор ФСО Елагин, высокий, крепкого, как обычно пишут, сложения мужчина со спокойным взглядом удивительно голубых глаз, владел многими видами искусства самообороны, что Тамаре однажды даже довелось наблюдать. Тут, неподалеку, у троллейбусной остановки, когда трое крупных ребят пытались отнять мобильник у одного «ботаника». Как они удирали! Вернее, расползались.
Тамара не боялась, что муж ее ударит. Майор Елагин не бил детей и женщин. Сковородка ей нужна была для демонстрации: вот она дома пашет как лошадь, тащит на своем горбу всю их маленькую семью, а этот «бугай» с двумя высшими образованиями и двумя огромными умелыми кулаками ведет странный образ жизни, которому и названия не подыскать. «Уж лучше бы пил!» – говорят несчастные русские женщины про таких мужей.
Майор спокойно снял свои полувоенные ботинки и камуфлированную куртку и прошел в комнату. Тамара – за ним, поигрывая сковородой, как Маша Шарапова ракеткой, и вскрикивая время от времени так же, как знаменитая теннисистка.
Майор опустился в продавленное кресло, разбросав мощные руки по сторонам, так что костяшки пальцев коснулись серого паласа, и закрыл глаза. Он приготовился выслушать длинную обличительную речь, которую обычно прерывал только одной фразой: «Тише, Игорька разбудишь!» Майор очень любил сына и, собственно, терпел эти психические атаки только ради того, чтобы мальчик рос в полноценной семье. Хотя чем дальше, тем больше его семья казалась ему пусть и полноценной, но не нормальной.
Тамара не обманула его ожиданий и отбомбардировалась по всей программе. Майор услышал, что он идиот, каких поискать, и даже если поискать, то не найти. Что только его, удивительного Сашу Елагина, могло угораздить уйти из ФСО как раз в тот момент, когда начали сбываться их семейные мечты. Работа в Штатах накрылась медным тазом. Пришлось уезжать, выдергивать мальчика из посольской школы. Видите ли, товарищ майор понял, что он по натуре не столько охранник, сколько ученый. Тогда зачем он отдал результаты своих многолетних наблюдений за этим, как его, паршивым геомагнитным полем на Гнилой гряде неизвестно какому дяде, который теперь доктор наук и замдиректора института, а его – замечательного, бескорыстного Сашу Елагина не пускает даже на порог кабинета?
Майор не возражал. Он уже сто раз говорил жене, что ушел с работы, увидев, что она из службы государству превращается в обслуживание интересов какого-то жадного чиновного хорька, и что наблюдения на Гнилой гряде стали ему неинтересны, поскольку выродились в самую вульгарную уфологию. Он только повторял все тише:
– Игорька разбудишь.
Больше всего Тамару злил последний взбрык мужа. Ему предложили отправиться в экспедицию на поиски знаменитого «сидячего кладбища».
– Как же так? Ты, дорогой, такой увлеченный наукой человек, загораешься при появлении самого бледного слуха о какой-нибудь дурацкой тайне, вшивой пирамиде, пусть даже на краю земли – и вдруг отмахиваешься от этого «сидячего кладбища», когда тебя приглашают чуть ли не соруководителем экспедиции.
Майор пытался отшутиться, но жены шуток не понимают. Он не поехал в город сидячих захоронений только потому, что вторым соруководителем экспедиции собирался стать Нестор Кляев. Аргумент этот с некоторых пор не проходил. Кляев теперь знаменитость, все магазины забиты его идиотскими сочинениями: «Откуда род твой?», «Славянские пирамиды на дне Байкала», «Мумии ариев». Теперь у него двухэтажная квартира и т. п. Человек, у которого за душой только пара сбитых башмаков, не имеет права презирать человека, у которого пара новых «мерседесов».
– Но ты же видела его, ты же сама говорила о нем: придурок. Он утверждает, что этруски называли себя так потому, что они были русскими. Это все равно что выводить родословие Одиссея из Одессы. Он псих, он собирается перенести столицу в Аркаим.
– Я ошибалась, Саша. И в нем и в тебе. Женщине свойственно ошибаться больше, чем в среднем человеку. И еще по-другому можно тебе ответить: если теперь платят за такую придурь, значит, самое умное – это придуриваться.
– Да, я помню. Ты еще говорила, что мужчина, который не хочет обеспечивать семью, – это даже не дурак, это подлец.
– Именно так!
– Игорька разбудишь.
– Не разбужу.
Майор приоткрыл глаза. Кажется, сегодняшний день закончится не совсем так, как прочие.
– Где он?
– А тебе не все равно? Ты когда-нибудь интересовался своим сыном?
Это заявление отстояло от здравого взгляда на вещи еще дальше, чем «открытия» Кляева. Елагин увлеченно занимался сыном, водил в бассейн, в спортзал, приучал к хорошим книгам.
– Куда ты его подевала?
– Не говори глупостей, он у мамы.
– Что ему делать у твоей мамы?!
Тамара помолчала, отложила сковородку, уже сыгравшую свою роль на сегодня, и быстро и зло проговорила:
– С меня хватит.
– Я сегодня принес десять тысяч. Это ее только еще больше взбесило.
– Какие десять тысяч! Я решила резко изменить свою жизнь. Резко. По-настоящему. Мы больше не будем жить вместе. Ты должен уйти прямо сейчас. В конце концов, это моя квартира.
– Да, квартира твоя.
Майор набрал на телефоне номер и сказал:
– Марья Геннадьевна, позовите, пожалуйста, Игоря.
– Ты его разбудишь! – крикнула жена.
Спрятав телефон, майор Елагин долго смотрел на жену. Он старался понять, что за насекомое ее цапнуло. Ситуация получалась смешная. Это он жил все последние годы с предощущением, что вот-вот бросит жену, а тут она ему объявляет, что бросок состоится в ее исполнении. Такое впечатление, что она не все рассказала. Как она может изменить свою жизнь? Да еще резко. Несчастная задерганная жизнью тетеха! Кому она нужна в этом мире? Кроме него, которому тоже не нужна.
– Ну вот, ты молчишь, ты даже не ответил на мой вопрос, где ты был сегодня?
Майор не помнил, звучал ли в шуме общего скандала именно этот вопрос, но ответил:
– На заседании ихтиологического общества. С Сашей Сеченем, с Андрюхой Воронецким.
Тамара, с вычурной артистичностью заламывая руки, саркастически захохотала:
– Ну, вот видишь, видишь же!
– Что я должен увидеть?
– Даже в такой день ты занимаешься не собой, не своей карьерой, а значит, не своей семьей. Ты прирожденный селф мэйд мэн, как говорят штатники, но наоборот. Человек, который себя топит, убивает. Теперь тебе понятно?
– Нет, – честно признался Елагин. Он всего лишь интересно поговорил с двумя крупными специалистами по океанической фауне о видах подводного животного свечения.
– Твоя ублюдочная философия звучит даже в твоей речи. Пусть «теологическое» общество, но почему именно «их»? Ты заранее готов к тому, что если оно чего-то достигнет, ты откажешься от всех дивидендов.
Майор снова закрыл глаза. Видимо, сегодня действительно лучше уйти. Пусть охолонет. Игорька он ей по-любому не отдаст. За пару дней дурь из нее выветрится. Не сможет же она и вправду что-то предпринять.
Он встал, вынул из кармана тоненькую пачку денег, отделил для себя три бумажки, остальные положил на телевизор. И про себя отметил: а ведь и правда, какой старый, задрипанный у них телевизор, как кособок их быт. Мужчине очень легко найти отверстие, через которое впускается внутрь чувство вины.
Через пять минут он сидел в баре дискотеки «Тадж-Махал» с заказанными сразу тремя кружками пива. Вокруг резвилась молодежь, а он думал о том, до чего странно у нас называют места досуга. Насколько он помнил, Тадж-Махал – это мавзолей, хотя и очень симпатичный. С тем же успехом можно назвать дискотеку «Ваганьковское кладбище».
Через час он уже ехал на своей «девятке» в сторону Лосиного острова. В «мастерскую».
Это было замечательное место. Тут в одном из темных запущенных углов образовалось что-то вроде неучтенной территории. Отчасти промзона – склады, трейлеры, подкатывающие по ночам с погашенными фарами, отчасти монастырское подворье – одна восстановленная деревянная церковь и две восстанавливаемые. Кроме того – регулярно поджигаемая конно-спортивная школа. Плюс ко всему – кузница, столярные и еще какие-то мастерские, пара угрюмых самодеятельных реставраторов. Конфликтов внутри этой республики не было. Часто девчонки, дневавшие и ночевавшие в конюшне, помогали мыть дальнобойные грузовики, реставраторы таскали бревна на строительство трапезной, лошади вытаскивали застрявший в грязи «Сааб» кавказских контрабандистов.
Маленький макет постперестроечной России.
У майора Елагина была тут крохотная, но хорошо оборудованная мастерская. Несколько миниатюрных станков, на которых он помогал подгонять оборудование своим друзьям – альпинистам и спелеологам – и огнестрельное оружие другим друзьям из одной уральской охранной фирмы. Здесь он вел кружок рукопашного боя для всех желающих, невзирая на пол, возраст и сан, причем большинство занятий состояло из задушевных бесед. Здесь у него был телефон, выделенный местным батюшкой, Интернет, силовое электроснабжение с какого-то тайного склада, и ни за что платить не приходилось. Все держалось балансом взаимных услуг. Кавказцы не понимали, зачем он здесь, но признавали, что он имеет на это право; милиция делала вид, что не замечает, чем он тут занимается. Церковные вообще не считали его подозрительной личностью и не возражали против его возни с детьми. Старые собаки и юные наездницы льнули к нему.
В мастерской хорошо было спать и думать на узком топчане. Человеку хорошо там, где его уважают. Сашу здесь уважали. За силу, но в основном за вежливое обхождение. На стене его комнаты висела подборка изречений, дававших понять, откуда он черпает стиль и порядок своего поведения:
«Вежливость – лучший способ держать идиота на расстоянии».
«Вежливость, без сомнения, есть одна из Муз». Г. Спенсер.
«Народы, у которых нет героев, святых и гениев, еще могут как-то существовать. Народы же, лишенные вежливых людей, неизбежно гибнут». В. Соловьев.
«Не бей лежачего – может, он спит; не бей стоящего – может, он часовой; не бей бегущего – может, он гонец; не бей летящего – может, он ангел».
Были и стихотворные изречения:
Если в жизни плохо что-то,
если в жизни счастья нет,
вспомни Бойля-Мариотта,
был у нас такой поэт!
Здесь майор Елагин уединялся. Никто не смел сюда войти без его разрешения. Поэтому хозяин очень удивился и насторожился, увидев, что в его клетушке горит свет. Этот гость или слишком многим рисковал, или на слишком многое имел право. Сегодня майору было не до таких людей. Он хотел просто полежать и подумать.
Осторожно приблизился к рассохшейся дощатой двери. Заглянул в щель. Гость его явно ждал, а не поджидал, ибо не скрывался. Не засада. Ладно, сказал себе майор, и резко открыл дверь.
– Заходи, заходи.
Голос неприятный, но знакомый. Прежде чем майор успел что-либо вспомнить, гость повернулся к нему на вертящемся стуле.
– Боков?
– Подполковник Боков, – поправил, улыбаясь, гость. Елагин не любил этого человека еще в бытность того лейтенантом и подозревал, что теперь имеет еще меньше оснований для любви к нему.
– Зачем ты пришел?
– Я не пришел, меня прислали.
– Да, я забыл, таких, как ты, можно послать, когда нужно.
Подполковник потер большой прыщавый лоб большим, средним и указательным пальцами, сложенными вместе так, словно он собирался перекреститься.
– Напрасно стараешься. Я знаю, что ты меня не уважаешь, и покончим с этим. Я по делу.
– Как ты меня нашел?
– Работники определенных ведомств не бывают бывшими работниками…
– Не ври, я уже сколько лет никак с вами не связан. Подполковник опять коснулся лба, словно собирал какую-то мысль с его поверхности.
– А если честно, жена. Тамара. Я заехал к ней около часа назад. Она мне все рассказала.
– Что значит – все?
– Что ей надоело. Что ты оставил ей семь тысяч. Что выгнала тебя. И главное, рассказала о твоей американке.
Майор инстинктивно прищурился, он всегда так делал, когда ему было что-то непонятно. Переспрашивать не стал – какая американка? откуда американка? Если эта информация мусор – сама схлынет, если она важна – надо сделать вид, что не придаешь ей особого значения. Единственно правильная реакция.
– И пока ты заезжал выпить водки, чтобы снять стресс, я на быстрой машине и нагрянул.
– У тебя ко мне дело, Боков?
– Нет, задание.
– Ты же знаешь не хуже меня, что я уже лет…
На лице подполковника изобразилось умиленно-сюсюкающее выражение. Мол, да ты что, вообразил, что можешь мне отказать?!
– Ну ладно, скажем так, у меня задание попросить тебя об одолжении. Тот, кто просит, сидит так высоко…
Елагин сделал жест рукой: оставь свои секреты при себе, говори дело. Он знал, что просто так к нему бы не обратились, и если он станет упорствовать, у них хватит возможностей, чтобы… Фраза о том, что сотрудники некоторых организаций не бывают «бывшими», была правильная фраза.
Боков кивнул: молодец, правильно понимаешь. Огляделся. За стенами все время слышалось какое-то пофыркивание, позвякивание.
– Что это там у тебя?
– Кони.
– Ладно, пусть кони. Тема звучит так: «Чистая сила». Если ничего пока не слыхал, тут вот в пластмассовом блинке есть диск. Место действия: город Калинов. Ты там бывал. Знаем, что имеются кое-какие связи. («Это он о моем знакомстве с Кляевым, – тоскливо подумал Елагин. – „Гений“ копает где-то в тех местах»). Личность, интересующая нас, – господин Винглинский.
– Олигарх?
– Олигарх, олигарх и, возможно, предатель интересов родины, – бодро кивал подполковник. – Он набрел на один местный не полностью загнувшийся институт, в подвалах которого какие-то голодные патриоты выдумали эту штуку – «чистую силу».
– Что это такое?
Подполковник весело захохотал:
– Так вот это ты и должен мне рассказать. И не позднее чем через неделю. Ну две.
– Он сам-то в городе?
– Сергей Янович? В городе, в городе. Но улетает-прилетает. У него собственных самолетов – не сосчитать. Протаскивает своего человека на должность мэра. Причем все выглядит прилично – оттесняет явного ставленника бандитов. Окапывается на территории. И это бы все нам по одному месту, когда б не связи его кое с какими фигурантами за рубежами ограбленной им родины. И есть у нас подозрение, что эта самая «чистая сила» большая такая лапша на большие уши нашего народа. А может, и не только нашего. Международнистая такая афера.
Майор снова чуть прищурился.
– А при чем здесь я?
– Но против первого подозрения стоит второе, что «чистая сила» – не совсем лапша и лажа. Не «красная ртуть» какая-нибудь. То ли энергия, то ли топливо, может быть, новый вид бензина. То есть бензина, получаемого не из нефти, понимаешь, майор?
– Понимаю, что это чушь. Немцы еще во время войны пытались изготовить синтетический бензин, чтобы не зависеть от зарубежных поставок, и изготовили, но он оказался намного дороже обычного.
Подполковник встал, и сразу стало видно, что он очень высокого роста, просто поза сидения непонятным образом скрадывала это. Теперь он прогуливался, демонстрируя отличный серый костюм.
– Вот. Ты сам видишь, что без тебя никак нельзя. Это область отчасти научных мифов, каких-то артефактов, дьявол их побери. Нужен кругозор. Плюс исследовательский азарт. Мозги, короче говоря. Придется пристраиваться к докторам наук, совать головы в какие-нибудь центрифуги, главное – любить совать головы в центрифуги. Ты меня понимаешь?
Майор усмехнулся.
– Но у вас же есть методы. Возьмите пару этих профессоров, раскрутите их…
Боков сделал несколько шагов по скрипучему дощатому полу, неприязненно косясь на верстаки и ящики со всяким электронным мусором.
– Официальным сапогом нам в это корыто ступать нельзя. Винглинский не дурак.
– Он в школе был троечником.
– Да и Эйнштейн не был отличником.
– Какой у нас высоконаучный спор. Боков поклонился в ответ.
– Я как замзав отдела науки должен поддерживать престиж должности… Но хватит ловеласы точить. Все «мясо» на диске. Лететь надо сейчас. У нас такое подозрение, что господин олигарх уже переправляет за границу материалы, а может быть, и людей, связанных с этим открытием. Или с этой лажей – уж не знаю, чем она там окажется.
– Что же я застану, если вылечу прямо сейчас?
– Отвечу комплиментом: если бы было просто, тебя бы не позвали. Будешь скрести по сусекам, рыть землю, из которой уже все ценное выкопано… – Боков вдруг разгорячился. – Пойми, если он эту «чистую силу» сумеет легализовать на западе – а желающие ему помочь имеются, наши родимые «Лукойлы» просто лягут брюхом на песок. Их скупят за копейки, и, что самое подлое, этот «бемс» можно устроить вне зависимости от того, что на самом деле есть «чистая сила» – афера или величайшее открытие.
– А вдруг он уже всех и все что надо отправил куда-нибудь туда?
– Хороший вопрос, на который есть еще более хороший ответ. Олигарх боится не только нас, но и их. Если наш президент разобрался с «Юкосом», то почему их президент не сможет разобраться с фирмой Винглинского? Поэтому парень до последнего будет держать свои яйца как минимум в двух штанинах.
– Очень неудобно ходить в таком положении.
– Ты остри-остри, да не опоздай, смотри. Твой из Домодедова вылетает через час сорок.
Майор уже вытаскивал из-под верстака большой кожаный портфель, потертый значительно сильнее, чем у Жванецкого.
– Послушай, Боков, а нет ли тут какой-нибудь политики, какой-нибудь дребедени с выборами? Знаешь же, презираю, сразу отползу в сторону!
Подполковник махнул обеими длиннющими руками:
– Да брось ты! Разоблачить хитрость гада с двойным гражданством, чтобы он не подрывал родную «нефтянку», которую отцы наши и деды на своих жилах вытянули, – какая же это политика, это, блин, подвиг!
Боков пошел к двери, открыл ее, и на него вдруг блеснула огромным влажным глазом стоявшая едва ли не в проеме лошадь. Подполковник сделал шаг назад.
– Да, тут же тебе и деньги положены, чуть не забыл. Майор отсчитал ровно треть, остальные вернул Бокову.
– Будь другом, хотя никогда не был, завези семейству. Боков вздохнул, скривил физиономию:
– По-моему, это зря.
– Теперь я буду решать, что зря, что не зря.
Боков неприязненно посмотрел на дружелюбную лошадь.
– В любом случае об Игорьке мы позаботимся. На это можешь рассчитывать.
«Вот этого я больше всего и боюсь», – подумал майор.