Молодая девушка с тоской смотрела в маленькое зарешеченное окно. За окном была свобода.
Если честно, за ним была только высокая каменная стена, окружавшая дом. Даже если и сумеешь протиснуться в узкий проем, нужно еще выбраться за пределы двора…
Девушка с трудом представляла, что будет делать на свободе, – дворянские девушки привыкли, что о них постоянно заботятся либо родители, либо муж, – но она совершенно точно знала, что здесь ей быть не хочется.
Многие девушки мечтают о муже. Чтобы он был красивым, богатым и знатным. В идеале – принцем. Хотя, конечно, мужа для знатной девушки выбирает отец. Казалось бы, на кого может рассчитывать дочь пусть и знатного, но совсем небогатого дворянина, управляющего Штайнца? Далеко не принцесса. Совсем даже не принцесса. Появившийся жених – красавец, богач, граф казался волшебным подарком и девушке, и отцу.
Кто же знал, что в доме мужа она превратится в заложницу?
Принцы для бедной дворянки появляются только в сказках.
Тонкие пальцы ожесточенно затрясли решетку.
Что такое городской рынок для деревенского парня? Некая помесь ада и рая. Здесь толпы народа, все суетятся, кричат, суют тебе в лицо разнообразные товары, тем настойчивее, чем меньше тебе их барахло нужно. Стоят запахи, возле кузниц и мастерских и вовсе напоминающие адские, надрываются нищие, как будто они требуют не подаяние, а положенную им по закону мзду, снуют туда-сюда пронырливые людишки с острыми глазами карманников. Как топор через кисель, проходят городские стражники, изредка мелькают блестящие стволы ружей солдат, снуют служанки с корзинами, полными зелени, шествуют одетые в строгие черные костюмы священники, и можно заметить даже высокого мрачного человека, перебирающего пучки петрушки в поисках самых свежих. Якоб прошел бы мимо, но в уши ему влетел шепоток почтительно обходящих человека покупателей: «Господин городской палач…»
Услышав о палаче, Якоб решил пройти на соседнюю площадь, где народа было не меньше. А вдруг именно сегодня кого-нибудь вешают?
Виселица на самом деле не пустовала, но зрелище Якобу, в отличие от довольной толпы, не понравилось. Сегодня вешали крестьянина, который ударил дворянина.
Помощники палача – не заниматься же самому такой пустяковой работой? – сноровисто накидывали петлю на шею казнимого. Крупный крестьянин с мощными руками, связанными за спиной, стоял, ожидая смерти. Наверняка очень сильный человек, и пострадавшего дворянина не видно вовсе не потому, что он не хотел бы посмотреть на казнь своего обидчика.
Кровать очень неудобно проносить через толпу.
Сильный человек. Вот только сила одного человека ничего не значит там, где сталкивается с законом.
Якобу вспомнились слова старого Ганса. Любил тот по вечерам рассказывать сыновьям разное…
Закон – это то, что скрепляет общество для защиты от врагов, внутренних и внешних. Народ с законом – как камень. Народ без закона – песок.
Красивые и правильные слова, говорил Ганс, вот только законы пишут не всем народом. Есть люди, которые взялись эти законы писать. Писать-то обещали для всех, да только где ж таких честных найти, чтоб при этом о себе не думали. Так и получилось, что законы пишутся только на пользу тем, кто их пишет. Не всему народу закон служит, а только тем, кто власть имеет. Те, кто законы пишет, законом в камень объединены, как жернов, а остальной народ – как зерна в мешке, без всякой сцепки. Даже самое крепкое зерно жернов всегда разотрет в муку.
Ганс, понятное дело, говорил о дворянах и крестьянах.
Якоб вернулся на рынок в подавленном настроении, но торговая суматоха быстро развеяла уныние. Парень вообще не умел долго грустить.
Тем более что на рынке было все!
Скот, одежда, обувь, посуда, овощи, фрукты, сласти, инструменты, игрушки, украшения, телеги…
Якоб ходил от рядов к рядам, от прилавков к прилавкам, от мастерской к мастерской и понимал, что оторваться от этой россыпи товаров не может.
Рынок гудел, передавая от человека к человеку свежие городские новости, сплетни и слухи. Самой главной новостью было появление рыжей ведьмы.
Кроме несчастного «Зеленого филина» ведьма разнесла еще один трактир, потом сцепилась на улице с отрядом городской стражи, который раскидала колдовством – бросила в стражников огненный шар. После этого она то ли утихомирила свою злость, то ли поняла, что если и дальше будет бросаться на всех как бешеная собака, то останется без ночлега. По крайней мере в третьем, самом дорогом трактире он вела себя уже относительно спокойно, в драку не ввязывалась, сняла комнату и заказала ужин. Рано утром ведьма проехала через городские ворота по направлению к столице. Наверное, узнала или почувствовала, что долго ей здесь не задержаться. Либо горожане изловят и оттащат к господину городскому палачу, а уж тот сообразит, как с ней справиться, либо…
В городе ожидается прибытие монахов из Шварцвайсского монастыря.
Что только не рассказывали про таинственный монастырь в Шварцвайсе. Говорили, что нет не только в стране, но и во всем мире более рьяных борцов с колдунами и ведьмами, чем монахи из Шварцвайса. Что там, где появляется братия в черных рясах и тяжелых сапогах, подкованных белой сталью, там колдунам и ведьмам никакого пути нет. Что монахи выискивают любую нечисть не хуже, чем натасканная собака идет по следу лисы. Говорили, что нынешний король страны, генерал Вальтер Нец, настолько ненавидит колдовство, что договорился с церковью о том, что Шварцвайсский монастырь будет подчиняться лично ему и будет заниматься только охотой на ведьм.
Говорили и другое.
Что монахи из Шварцвайса – сами колдуны, все до одного. Что за высокими стенами их монастыря никто и никогда не слышал колокольного звона, что пойманных колдунов монахи пытают не для того, чтобы те признались в черном чародействе, а для того, чтобы вызнать все их тайны. Что пойманных ведьм… Ну, что пойманные ведьмы тоже идут у монахов в дело.
Говорили даже, но совсем тихо и только на ухо, что король генерал Вальтер Нец и сам колдун и именно колдовством он сумел получить корону десять лет назад.
Многое говорили. Разное.
Всего через два часа парень понял, что если он купит все, на что у него разгорелись глаза, то ему понадобится не двенадцать талеров, а те самые два мешка, только не с зерном, а с серебром. И не один воз с двумя волами, а целый караван.
Якоб вздохнул, выгнал из головы мечты о красивом кожаном ремне… и фляге с чеканкой… и звонкой косе… и новенькой белой рубашке… и ярко-алом поясе… и даже о медовых коврижках.
Он решил купить только одну вещь, которая совершенно точно понадобится ему в поездке.
Большой медный черпак.
Приглянулся Якобу даже не сам черпак, а его рукоять – тоже медная, длинная, почти в руку широкая, прочная, с узким переходом в чашку, обмотанная сверху узким кожаным ремешком.
Очень полезная вещь. Ведь парню еще через Чернолесье ехать.
– Что смотришь, сынок? – обратился к Якобу медник, кряжистый мужчина в рабочей одежде и кожаном фартуке. – Покупай, мать варенья наварит!
– Сколько?
– Два талера.
Сколько? Только что такой же черпак купили за дюжину грошей. Всякий продавец задирает цену, но не в четыре же раза!
– Нет, уважаемый, этот замечательный черпак больше десяти грошей не стоит. А то и восемь.
– Это где же ты, сынок, такие цены видел? – Медник выпрямился. И плечами и ростом он превосходил невысокого Якоба.
Парень вспомнил, как в таких случаях торговался его отец, до того как болезнь скрутила его. Якоб подошел к большой наковальне – зачем она меднику? – и хлопнул по ней:
– Эта цена, уважаемый, написана на нижней части вот этой самой наковальни.
– Да ну… – Медник начал было ухмыляться.
Якоб взял наковальню за рог, поднял и поднес к лицу медника:
– Вот, посмотрите, уважаемый. – Якоб провел пальцем левой руки по подошве наковальни, стряхивая прилипшую землю. – Видите?
– Э… Ты не из Черного ли Холма?
– Оттуда.
– Сын мельника Ганса, что ли?
– Его.
– Ладно. Давай свои гроши. А наковальню на место поставь!
Якоб в прекрасном расположении духа шел по рынку, размахивая черпаком.
– Эй, сынок, ты что это творишь?
– Простите, уважаемая, моя вина.
– Конечно, твоя! Чуть не зашиб, желтая с пурпурной! Взять бы этот черпак да тебе по котелку!
– Не ругайтесь, уважаемая! Хотите, я вас поцелую в знак примирения?
– Уйди, негодник! Ты мне во внуки годишься!
– Какие внуки, уважаемая? Разве что в старшие сестры.
Женщина расхохоталась и замахала на Якоба руками.
Парень раскланялся, подхватил черпак под мышку и отправился к выходу, где его уже заждалась пара волов Направо и Налево.
У самого выхода продавали скот. Шум стоял…
Гоготали упитанные гуси, заполошно кудахтали куры. Блеяли на разные голоса овцы и бараны. Жалобно мычали коровы и густо, солидно – быки.
Один из продавцов чем-то заинтересовал людей: вокруг него столпились покупатели, что-то шумно обсуждая и перегораживая проход. Якоб ужом ввернулся в толпу, чтобы протиснуться поближе. Интересно же!
Да, товар того стоил. Огромный крутолобый бык, с заросшей кудрявой шерстью башкой величиной с пивной котел. Шерсть на боках прямо-таки лоснилась, отблескивая каждый раз, когда бык пошевеливался, и под шкурой играла волна мышц.
Вот это бык… Якоб бы купил такого, но с его деньгами соваться сюда нечего было и думать: возле быка уже стояли несколько зажиточных крестьян, в кожаных жилетах с медными – Якоб тоскливо вздохнул – начищенными пуговицами. Торг шел уже даже не с продавцом, а друг с другом, кто даст за быка больше.
Хозяин, невысокий старик с длинными седыми волосами, спадающими на глаза, только поворачивал голову от одного спорщика к другому.
Наконец один из крестьян порылся в кармане жилета, извлек крупную монету и хлопнул ее на ладонь. Монета блеснула желтым. Золото!
Все так и подвинулись поближе. Похоже, не только Якоб видел золото первый раз в жизни.
Два других покупателя завистливо вздохнули и развели руками – мол, твой товар, нам выше не потянуть.
Старик-продавец зажал в морщинистых пальцах монету:
– Забирай, уважаемый, твой он отныне…
В голосе старика чувствовалась жалость. Наверное, бык, которого он кормил, поил, выпасал, стал для старика как родной ребенок.
Довольный покупатель протянул руку за веревкой, привязанной к рогам. Старик потеребил в руках конец веревки, вздохнул:
– Знаешь, уважаемый, мне ведь этот бычок как родной сын был. Не позволишь хоть память о нем оставить? Вот эту веревку забрать? А я тебе… Да хоть вот эту опояску дам.
Якоб вздрогнул. Забрать хоть кусок от проданной вещи или позволить забрать что-то от купленной – примета очень плохая.
Народ в толпе не обратил внимания, а вот покупатель вздрогнул не хуже Якоба:
– Веревку забрать? Веревочку?
Он пристально взглянул в глаза старика. Попытался: глаза старика плотно завешаны волосами.
– Веревочку?! – внезапно взревел крестьянин-покупатель – Да ты же колдун!
Толпа ахнула.
– Думаешь, двадцать лет прошло, так никто ваших колдовских штучек не помнит? Когда на рынке продают быка или лошадь, а потом на память просят веревку или уздечку?
Старичок продолжал молчать, теребя веревку. Покупатель разорялся:
– Пожалеешь, отдашь. А потом ведешь купленное домой, а конь – порск! И в ворона превращается! Ни денег, ни коня!
– В ворона, говоришь? – неожиданно скрипучим голосом – так говорила бы ожившая деревяшка – промолвил старик.
Толпа закричала и шарахнулась.
Только что, вот только что на утоптанной площадке стоял огромный спокойный бык и маленький старик. И – раз! Бык и старик рассыпались тучей отчаянно каркающих ворон.
Только на землю упала золотая монета.
Хлопающие крыльями вороны взлетели вверх двумя стаями, соединились в одну и полетели, скрываясь за острыми крышами домов.
Если бы нашелся человек, проследивший за полетом стаи, то он увидел бы, как вороны слились воедино, превратившись в крупного черного ворона.
Ворон сделал круг над городом и вернулся обратно к рыночной площади. Уселся на коньке одного из домов и принялся наблюдать.
Сердце Якоба билось, колотясь о ребра. Ладно вчерашняя рыжая ведьма, в конце концов, он не видел, как она колдовала. Но здесь только что на его глазах совершилось самое настоящее колдовство!
Другие люди в толпе молчали, чувствуя то же самое.
– Эй, – сказал кто-то в толпе, – а ведь этот парень с ними заодно!
Все повернулись к Якобу:
– К стражникам его!