Ты становишься богатым, если тебе платят больше, чем ты сам платишь другим.
Любые ставки и очень специальные игроки. Шоу-программа. Здесь никогда не было просто звезд – только те, которые с приставкой «супер». На втором этаже – номера. Без номеров никак – приглашенные развлекались по полной программе. Мальчики и девочки, не совсем мальчики и вовсе не девочки, в любых количествах, любой формы, цвета, возраста и разреза глаз. «Весна» не признаёт ограничений ни в чем. Клиент всегда прав, клиент всегда платит.
Когда-то здесь был модный ресторан, говорят, падшим понравилось название. Им вообще нравились простые названия.
Швейцар отступил в полумрак у дверей. Стрельцов затаил дыхание – до сих пор Москва только пугала, сейчас… Он привозил из бывшей столицы артефакты, дающие здоровье и удачу, но это были чудеса платные и чужие, сейчас кое-что должно было достаться лично ему, пусть и по долгу службы, но служба уравняла его сегодня с клиентом.
За дверьми ресторана он ступил на неподстриженный газон, Стрельцов шел по дикой, но ласковой траве, пружинившей под ногами. Журчание ручья, запах, которого Антон не знал, но это был запах чего-то точно не городского, терпкого, цветущего. Шелест в кустах – что-то серо-зеленое с желтыми глазами, очень быстрое выпрыгнуло на дорожку перед Стрельцовым и тут же совершило прыжок в кусты на противоположной стороне. Через мгновение шум уже раздавался со стороны огромного дерева, чью крону было не рассмотреть – слишком высоко, слишком обильна зелень на пути к вершине лесного великана. Солнце. Антон чувствовал его тепло. Наконец-то он сообразил, кто выскочил на дорожку. Мартышка. Довольно крупная и очень быстрая. Если уж такие заросли, то – как же без диких обезьян? Почему-то Антон не сомневался, что все, что он видит, существует на самом деле, падших не интересовали спецэффекты.
– Шампанское?
Было очень трудно ответить. Обычно, когда Стрельцов видел голую женщину, он думал не о том, что именно будет пить. Смуглая стройная девушка выплыла из-за угла с грацией дикого животного. То, что дикое и животное, – было прекрасно, то, что оно несло поднос с напитками, почему-то казалось естественным. Если уж настоящие джунгли раскинулись в центре Москвы, то что неестественного может в них происходить?
– У нас есть водка, текила, виски, есть коньяк…
Женщине нравилось, как Антон на нее смотрел, у неё в запасе был еще длинный список того, что она могла бы предложить:
– Может быть, пива? – Вероятно, это было самое сексуальное предложение пенного напитка в его жизни.
– Лизонька, ему бы воды и присесть, да, Антоха?
Высокий, смуглый, в белоснежном костюме и широкополой белоснежной шляпе, Антона встречал Воронин. Падший. Вероятно, это можно было посчитать удачей. Воронин был постоянным поставщиком Стрельцова, его Антон знал настолько хорошо, насколько это в принципе возможно, когда речь идет о падших.
– Рад вас видеть, господин Воронин.
– И я рад. Но ты на этот раз не один – твой эскорт? Пошли присядем – в ногах правды нет.
Плетеные кресла были уместны. И удобны. А идти за ними никуда не пришлось – всего лишь сделать шаг в сторону, где только что были непроходимые джунгли. То, что кресел мгновение назад не было и вот они уже есть, – так падшие слов на ветер не бросают. И то, что появились они только для Воронина и Антона, – так это правила игры здесь такие: обслуживание согласно сроку выживания на территории. Стрельцов пил ледяную воду с таким энтузиазмом, будто пытался потушить пожар на нефтеперерабатывающем комбинате, вспыхнувший где-то в глубине его желудка.
«Эскорт» отделил от себя Давича, который к этому моменту уже был вооружен двумя бокалами коньяка, принятыми от Лизоньки.
– Я хотел бы сыграть.
Если таракан, за которым вы безуспешно гоняетесь по всей квартире, вдруг заговорит и попросит прекратить насилие – вы удивитесь. Сильно. Если эта же зверушка заявит о своих правах на жилплощадь, вас посетит другое чувство. 10 % отвращения, 1 % все-таки удивления и 89 % страстного желания немедленно уничтожить наглое существо. Именно такая пропорция чувств угадывалась во взгляде Воронина.
– Играют только приглашенные. Вы можете смотреть, вы можете, раз уж попали сюда, пить, вы даже можете уйти отсюда, и никто вам ничего не сделает, но играть вы не можете. У вас нет приглашения.
Воронин ждал. Так не прогоняют, так не отказывают – шел торг, и была названа стартовая цена, теперь слово было за Давичем. У таракана появился шанс на диалог.
– Две девушки. Две красавицы. Уже здесь. Этого хватит для оплаты входного билета?
– Вы же сами сказали – они уже здесь. А значит, вы предлагаете мне то, что у меня уже и так есть. Что-нибудь еще?
Давич умел держать удар:
– Высокие ставки.
– Этим здесь никого не удивить, – Воронин внимательно посмотрел на Давича, – но мы все-таки сыграем, дядя Коля, вам же нравится, когда вас так называют?
– Я не против.
Если шестеренки часового механизма вдруг становятся раза в полтора больше, происходит только одно. Все, что к этому механизму имеет отношения, разлетается вдребезги, не выдержав увеличения размера.
Что-то похожее сейчас чувствовал Антон. Воронин не должен был заводить этот разговор. Стройная схема, по которой каждый падший рулил на своей территории, только что покрылась трещинами и начала распадаться на крошечные пылинки – не собрать.
Воронин – падший, но он всего лишь продавец, причем один из многих, как он мог отважиться вести свою игру во владениях Шутника? Одного из первой шестерки?
– Ты как будто не в своей тарелке, ходок? Не привык водить экскурсии? Антон, ты же торговец, а не гид. Может, поработаем сейчас?
Кто его знает, как падший это сделал, но за его спиной появился молочно-белый шкаф с десятком отделений. Именно такой стоял и у Воронина в кабинете, где он традиционно встречался со Стрельцовым и другими ходоками. Может быть, и не такой же, а тот самый. Не шкаф – склад: за чем бы ни приезжал Антон, казалось, у Воронина есть все. И никаких замков. Может быть, это была игра, это почти наверняка была игра: падший не просто так оставлял свой шкаф-склад открытым, да и выходил из кабинета достаточно надолго, чтобы соблазн утащить что-нибудь из шкафа не просто проклюнулся, но и вырос, окреп и не вырвался на волю просто по какой-то случайности.
– Антон, ну как, совсем ничего не интересует? – Дверцы ящиков приоткрылись – за артефакты, открывшиеся взгляду, можно было купить не одну сотню душ.
– Не сегодня.
– Ну да. Не буду торопить. Понимаете, – Воронин перешел на шепот, – у нас было запланировано на сегодня небольшое шоу, но артисты не смогли до нас добраться. Москва – совершенно непредсказуемый город, может быть, пробки? Вы, когда ехали к нам, не заметили ничего такого? Может, светофоры не работают, может, что-нибудь еще?
Если Воронин имел в виду то, что им довелось увидеть в начале Арбата, то артистов придется ждать еще очень долго. Примерно до Страшного суда.
– Тогда девушки… – Давич обернулся к девушкам. Точнее, к тому месту, где они только что находились. Единственное, что намекало на то, что девушки действительно были здесь, – это ошарашенные лица охранников, пытающихся увидеть то, чего уже не было.
– Да, девушки уже присоединились к нам. Вы знаете, быть может, и вы скоро присоединитесь к ним?
Антон попытался встать быстро, сразу за Ворониным, и все-таки немного не успел – кресло исчезло за мгновение до того, как он был к этому готов. Как исчезал шкаф падшего, Стрельцов не заметил.
– Антоха? Поскользнулся? – Давичу нравилось, когда люди падают. Антон был не в обиде. Ему было жаль девчонок, ему было жаль парней, которым сегодня еще предстоит развеселить падших, Давича было не жаль. Правильнее всего было бы просто уйти. Стрельцов был уверен, что проводник дяде Коле в любом случае больше не понадобится. Но падший ждал его, и у Антона просто не осталось выбора.
Воронин шел, не оборачиваясь, задержись они на несколько секунд, и он просто исчез бы в ласковых джунглях «Весны». Тропинка была достаточно широкой, чтобы телохранители Давича смогли сомкнуться вокруг него кольцом. Троих оставшихся было маловато для выполнения задачи, но тут уж ничего не попишешь – отряд заметил потерю бойцов.
Журчание ручья становилось все слышнее, а вот солнце почти спряталось за обильной зеленью. Полянка, на которую они пришли, могла бы стать украшением верхнего течения Амазонки. На ней проводили бы обряды местные шаманы, непременно с жертвоприношениями, причудливыми танцами аборигенов вокруг костра… Однако это было казино. Игровые столы, укрытые сочной зеленью сукна, безупречные крупье – белые воротнички, белые манжеты, черные бабочки, тени девушек, разносящих напитки, бриллианты гостей.
Воронин, только что шедший далеко впереди, вдруг оказался чуть сзади Давича, наклонился, прошептал:
– Дядя Коля, что предпочитаете, блек-джек, рулетка, кости?
– Очко.
Воронин исчез, чтобы появиться уже рядом со свободным столом.
– Блек-джек, с вашего позволения. У нас приличное заведение. Ставка?
– Выше не бывает…
– Я в вас не ошибся, вы действительно нас развлечете…
Воронин задержал свой взгляд на Давиче. Обычно такой взгляд называют оценивающим. Воронину не нужно было оценивать, он знал – падший рассматривал Давича с неторопливостью дегустатора. Напиток уже в бокале, но, прежде чем его выпить, есть смысл оценить, как свет играет сквозь толщу вина и стекла…
– Мастер Игры ждет вас.
Антон все пытался привыкнуть к сумраку – только блеск на поверхности ручья, только игровые столы под острым светом ламп, все остальное в тени, в дымке – все только чудится, лишь угадывается. Он почти узнал в одной из разносящих напитки девушку из эскорта Давича. А может, ему просто показалось, в полумраке голые девушки так похожи друг на друга.
Белоснежный костюм Воронина растаял, потерявшись в сумерках. Игроки появлялись и исчезали, переходя от одного стола к другому, Антон многих узнавал – кого по выпускам новостей, кого по фильмам и клипам. Приглашенные.
Эти попадали сюда без хлопот, чтобы вернуться после игры другими. Или не вернуться вовсе. Падшие всегда брали свою цену.
Вдруг что-то случилось, замерла пестрая толпа приглашенных, Давич озадаченно крутил головой – так стайка антилоп замирает, чтобы в следующую секунду сорваться с места – не чует – предчувствует: львы вышли на охоту.
До сих пор все падшие, которых видел Антон, были не просто похожи на людей, внешне они и были людьми. Мастер Игры был только похож. Под три метра ростом, огромная почти квадратная голова с широкими негритянскими ноздрями, глаза, спрятавшиеся под сросшимися бровями. Вероятно, так мог выглядеть сынок Кинг-Конга и его возлюбленной блондинки: бледнокожий платиновый блондин во фрачной паре, сидевшей на нем так естественно, будто никто никогда и не шил других размеров. Огромные ноги Мастера в остроконечных туфлях ступали почти бесшумно – сегодня хищники соблюдали дресс-код. Елизар, занявший место в шаге от шефа, на фоне Мастера Игры смотрелся примерно так же, как большая белая акула рядом с кашалотом. Как-то сразу понимаешь – и не особо она белая, и не такая уж большая.
Огромные руки Мастера взяли с подноса запечатанную колоду карт, колода на мгновение просто исчезла в его ладони, чтобы появиться уже распечатанной.
– Ставки!
Мастер Игры говорил негромко. Для себя негромко, для других – если бы пять Антонов крикнули во всю силу легких, получилось бы тише.
Давич не торопился. Его не пугал ни трехметровый банкующий, ни притихшие звезды. Что такого он должен здесь увидеть, что было бы хуже того, что с ним уже происходило? Чем могут его испугать люди во фраках и смокингах?
– Три ставки. Три кона. Я ставлю жизнь, три жизни, с вас – личное бессмертие и неуязвимость. Если вы принимаете мою ставку.
– У игрока три жизни?
– Нас здесь четверо. Это мои люди.
– Они подтвердят, что они ваши?
– А вы спросите.
Антон знал, как это делается. Подтвердят что угодно, сделают все как просят, потому что есть жена, есть сын или дочь, а рядом человек Давича. И не уехать, не скрыться – только ждать и надеяться. Поэтому обученные убивать – согласятся быть жертвами. Они не первые, мало того, им уже не впервой.
– Первый кон. Карты!
Словно волна прошла по казино – игроков отливом унесло от других столиков, чтобы прибить к берегу одной игры. Любопытные кадыки над воротниками – шеи тянутся вверх и вперед – что там? Лебединые изгибаются – как там?
Давич открыл первые две. Дама и валет.
– Достаточно!
Мастер Игры не торопился. Перед ним лежала десятка. Давич понял, какая карта будет следующей, до того как она упала рубашкой на сукно.
– Блек-джек!
Туз лег рядом с десяткой, огромный падший протянул руку – его ладони как раз хватило, чтобы обхватить голову охранника. На Кутузовском падший делал все быстро, почти изящно, будто в игре: к кому прикоснусь – падай. Здесь – иначе. Мастер тянул к себе телохранителя за голову, как чемодан за ручку, и тот не выдержал – закричал. Уже все равно никто никогда его не увидит, уже не будет стыдно, вообще ничего не будет – кричал страшно, низко, хрипло. Мастер лишь слегка усилил хват, и крик затих, тело обмякло. Потом Мастер точным четким движением припечатал голову жертвы к столу. Резко. Так бьют топором, чтобы одним движением перерубить особо выдающийся сук. На сукне проступило алое, чтобы тут же впитаться и остаться просто темным.
– Сыграла ставка казино, – Мастер уже смахнул в никуда колоду и тасовал новую, только что распечатанную. Тело исчезло, все было так же, как до начала игры, и место одного телохранителя занял другой – на расстоянии вытянутой руки Мастера.
Давич вытащил пятерку и шестерку, попросил еще. У дилера десятка. Ждет. Сдал дяде Коле еще одну пятерку – всего шестнадцать.
– Еще.
Вероятно, когда-то в детстве Давич был уверен, что, если очень постараться, можно видеть даже сквозь печную заслонку. Нужно просто сильно захотеть и изо всех сил прищуриться. Картон – тоньше заслонки, и Давич щурился изо всех сил. В то, что выпадет пятерка, не верил, надеялся на четверку, и она пришла. Двадцать очков, можно играть. Теперь падший должен вытащить туз, иначе – либо ровно, либо дядя Коля может не с пустыми руками возвращаться домой.
– Достаточно.
Мастер Игры не торопился брать себе. Он протянул руку – туда, где этого жеста ждали живые ставки – охрана Давича. Дядя Коля даже не обратил на это внимания, он ждал карты дилера. Если бы он обернулся, он бы убедился, что в сторону этих людей не нужно протягивать руки. Это были уже и не люди вовсе, а большая красная кнопка – подыши в её сторону – сама нажмется. Мастер тянул в сторону руку, которой он только что убил одного из них.
Их так учили. Если настало время – довериться движению. Пусть ведет за собой – скорость придет сама, точность придет сама, они стреляли с двух рук, и ни одна пуля не покинула магазин впустую. Каждая нашла свою цель в огромном теле Мастера Игр, в телах с любопытно вытянутыми шеями, кровь на смокингах почти не видна, кровь на вечерних платьях не кажется кровью. Когда магазины опустели, они даже успели вставить новые, прежде чем Мастер Игры сделал первый шаг.
Давич упал под стол, стоило ему услышать такой знакомый звук взведенного курка. Если бы он был целью – его бы это не спасло.
Мастер Игры встряхнулся, как кот, выбежавший из-под дождя, Мастер Игры шагнул, не пытаясь переступить через тела, – с тяжеловесной грацией танка на бездорожье. На этот раз его руки были быстры – быстрее пальцев на спусковых крючках.
Охранник, открывший огонь, не знал, что так можно бить, – преимущество в силе и скорости делает ненужными правильную стойку, долгую школу. Мастер Игры прошел мимо охранника к Елизару, который успел оценить Мастера.
Голова, сердце, пах – три выстрела не заставили Мастера даже замедлиться. Голова Елизара утонула в его огромной ладони. Антон вспомнил – Влад как-то назвал Елизара безбашенным. Теперь это воспринималось иначе.
Трава лучше любого паркета. Казалось, все эти люди просто решили прилечь, отдохнуть на полянке. Антон Стрельцов все еще держал в руках бокал шампанского. У бокала пулей отбило ножку, но шампанское не пролилось. Антон выпил. На поляне живых осталось трое – он, Давич и Мастер Игры.
Он никак не мог вспомнить фамилию этой певицы, помнил только, что у неё длинные ноги. Очень. Сейчас эти ноги лежали на земле. Они не стали ни на миллиметр короче и были все так же хороши. Их красоте не мешала даже старческая рука… кажется, министра. Рука нескромно покоилась на женском бедре. Морщины на глянце, дерево на мраморе. Когда этот мужик приезжал в Питер – перекрывали движение. То ли из Уфы, то ли из Казани. Теперь будет приезжать кто-то другой. С такой дыркой в черепе ездят только в наглухо закрытых ящиках, и недалеко.
Перед глазами все плыло, стены, до этого закрытые зеленью, обнажились, джунгли уже не казались такими роскошными в плену бетонных стен.
Когда Давич выбрался из-под стола, Мастер уже был на своем месте дилера. Он так и не открыл вторую карту.
– Игра не закончена, но у вас нет ставок. Дальше играть нет смысла.
– По правилам вы должны открыть карту.
– Игра закончена, вам нечем платить. Вы проиграли. У вас больше нет ставок.
– А моя жизнь ничего не стоит?
– Стоит, только вы договаривались на три игры. А оплатить можете только одну.
– Если я сейчас выиграю… – Сейчас Давич думал не о том, что он не должен был ехать в Москву, не о том, что играть с падшими нельзя – по правилам или без, он смотрел на экран мобилки в безумной надежде – вдруг появится связь. – Мы можем договориться. Я могу удвоить, утроить ставки. Достаточно одного звонка.
– Дядя Коля, ты нас сегодня позабавил, но больше ты не нужен. Ты проиграл, – Воронин в нужный момент исчез и вовремя появился. Вряд ли он испугался пуль – просто не хотел мешать.
– Моя ставка. Если я выиграю, я сыграю снова.
– Наверное, обидно, жизнь прожита, а верить людям – так и не научился… – Воронин улыбался. Давич его забавлял.
– Это кто здесь люди? – Дядя Коля уже не сдерживался.
– Мастер Игры, вскройте карту!
– Блек-джек! – Туз лег рядом с десяткой. У Давича больше не было ни ставок, ни шансов.
Стрельцов не стал дожидаться финала. Он видел десятки раз, как падший забирает свое. Может, Давич и собирался продать душу с выгодой, но явно ошибся с покупателем.
Джунгли кончились сразу, в три шага. Гранитный пол, зеркала, швейцар, за стеклянной дверью – Новый Арбат.
– Антоха, не прощаешься? – Воронин сгустился на улице и теперь опасливо смотрел на затянувшееся тучами небо, до смерти напугав вцепившегося в рикшу контрактника. – И правильно. Скоро ведь обратно.
– Не хотелось бы.
– Что ж так? Давич тебе не друг, не партнер, деньги ты заработал честно, что не так?
– Не так? Может быть, таманцы, которые пропустили охрану моего клиента? Или охрана казино, которая, видно, оглохла, пока надрывалась рамка в дверях? Этого хватит для вашего «что не так»?
– Человеческий фактор, всяко бывает…
– Не будь оружия – остались бы все целы. Вы могли просто не пустить Давича в казино. Вы могли что угодно. И я не верю, что вам нужен был дядя Коля. Для вас он никто, и звать его никак. Вы хотели избавиться от своих гостей и не хотели делать это сами. Угадал?
– Антон, иногда ты настолько забавен, что мне не хочется тебя отпускать… – Вероятно, падший шутил. Смеяться не хотелось. – Не переживай, Антон, я буду ждать тебя и обещаю – мы накажем каждого, кто сегодня ошибся.
– Следующего раза не будет.
В глазах падшего мелькнуло что-то такое, чего Антону не хотелось бы видеть больше никогда. Чтобы снова посмотреть в глаза Воронину, пришлось сделать усилие. Падший ждал. Наклонившись к Антону, он почти прошептал:
– Ну что ты, Антон, следующий раз будет, и очень скоро, верь мне, и я даже отвечу на твой вопрос. Ты же хотел спросить – зачем? Обещаю, я тебе отвечу, – Воронин сделал шаг в сторону, налетевший ветер принес клочья белого тумана, в котором падший с легкостью и пропал.
Перед тем как сесть на рикшу, Антон еще раз посмотрел на вывеску казино. Все тот же улыбчивый череп. Интересно, в каких отношениях Воронин был с Шутником. До сих пор Стрельцов воспринимал Воронина как одного из многих падших, однако один из многих не рискнул бы устроить такое шоу на территории Шутника. Было неуютно. Падшие всегда выполняли обещанное. А значит, Антон точно узнает, зачем Давичу было позволено играть. Как-то сразу стало совсем не любопытно.
Когда Антон обернулся – рикша уже был далеко. Не догнать.
Дождь. Без вступлений – сразу миллионом капель по площадям и переулкам. Стрельцов улыбнулся – под дождем он всегда чувствовал себя увереннее, будто мир поворачивался к нему привычной уютной стороной.
Антон подставил ладонь каплям – казалось, они вот-вот сложатся в какой-то узор, но падала еще одна капля – и все исчезало.
Падший Воронин смотрел на дождь. Стена капель заканчивалась в нескольких метрах от окна его кабинета. Ничего сверхъестественного – где-то же должна проходить граница любого дождя. Падший улыбнулся, сегодня в Москве по прогнозам – без осадков, значит, его игрок уже начал набирать силу.