Так получилось, что в тот момент, когда Ирина с сыном Алёшкой ещё ехала в трамвае, пересекая изобилующую стрелками площадь Капошвара, от которой рельсовые лучи расходились в четырёх направлениях, когда с интересом рассматривала в окошко и Горсад, что тянулся с правой стороны, и Драмтеатр, выросший с левой, когда впереди замаячил знаменитый Екатерининский путевой дворец с ещё не сокрушённым памятником Калинину перед ним, полковник Константинов с сыном Димой вышли из машины возле училища, дождались, когда подойдут Устиновы и направились к контрольно-пропускному пункту. К нему вели крутые ступеньки, а чуть правее были въездные ворота над которыми теперь был переход из старого учебного корпуса в новый.
Константинов спросил:
– Помнишь, Володя, как мы приезжали? Тишина вокруг. Народу – никого, а уж машин, так тем более, ни одной. Сами приезжали, без родителей.
– Помню. Вход, кажется, не здесь был, не через главный корпус, – отозвался Устинов.
– Вход через Циммервальдскую улицу, – напомнил Константинов. – Объявление на двери главного входа висело. И стрелка указывала влево.
– Через какую улицу? – удивлённо переспросил Дима.
– Циммервальдскую, – повторил Константинов.
– Странное название, – ухмыльнулся Дима. – Революционер что ль какой или революционерка?
– Конференция!
– Что, конференция? – не понял Дима.
– Улица названа в честь Циммервальдской конференции времён Первой мировой войны. А лозунги там были не столь революционные, сколь предательские. Предлагалось превратить империалистическую войну против очередного нашествия немцев, в войну гражданскую, то есть против собственного правительства. Много было после революции поспешных переименований. Теперь они нелепо выглядят. Кстати, и улица Софьи Перовской тоже не очень добрую печать носит. Вот она, – указал Константинов. – Помните, кто такая эта Софья Перовская? – обратился он к ребятам.
И не дожидаясь ответа, сказал:
– Вижу, не помните, да и помнить её не стоит. Дочь действительного статского советника, генерал-губернатора Петербурга связалась с бандитами из «Народной воли», организовывала покушение на императора Александра Второго, и была повешена в апреле-месяце после цареубийства первого марта. Понятно, что после революции её превозносили. Странно, что и теперь название не меняют.
Когда поднимались по ступенькам КПП, Константинов, полуобернувшись, сказал капитану 1 ранга Устинову:
– Ну вот, сейчас будут всякие препоны. Я ведь советовал тебе заранее съездить в училище. А теперь как быть? Меня то пропустят, а тебя? Сына на территорию отправишь, а сам здесь останешься? Ну ладно, пойдём, попробуем.
– Но я ведь тоже выпускник, – с надеждой сказал Устинов.
Константинов начал подготовку к поступлению сына загодя. Приехал в училище ещё минувшей осенью. Дежурному по училищу пояснил, что выпускник, и хочет поговорить с начальником политотдела. Привык по своей специальности с политработников начинать посещение любого военного учреждения.
Дежурный по училищу, круглолицый весёлый майор, представился и сообщил:
– Товарищ полковник, заместитель начальника училища по воспитательной работе на выезде. На месте только начальник учебного отдела подполковник Николаев.
– А как к нему пройти? Кабинет на старом месте? – и Константинов жестом показал на коридор, ведущий к кабинету начальника училища.
– Нет-нет. Я вас сейчас провожу. В другом месте. Там, где раньше была комната дежурного по училищу.
В кабинете навстречу Константинову поднялся подполковник, роста чуть выше среднего, телосложения крепкого.
Константинов представился.
– Подполковник Николаев, – ответил хозяин кабинета и прибавил: – Я о вас слышал. Вы ведь не только наш выпускник. Вы – кремлёвец?! Так что мы дважды однокашники. Ну а теперь журналист?
– Точно! И кремлёвец и военный журналист, – кивнул Константинов.
– Читаем, читаем ваши очерки в «Красной Звезде» и рассказы в «Советском воине». С чем пришли? Чем могу помочь?
Константинов усмехнулся:
– Наверное, дело не ново и неоригинально. Сын в следующем году оканчивает восьмой класс. Пора его в мои родные пенаты определять…
– И это очень, очень правильно! – услышал Константинов за спиной чей-то голос.
Обернулся. На пороге стоял коренастый генерал-майор с суровым, обветренным полевыми ураганами лицом.
Константинов вскинул руку к папахе, представился.
– Генерал-майор Федотов! – ответил вошедший и протянул руку для крепкого рукопожатия. – Очень, очень правильно поступают родители, которые привозят к нам своих сыновей. Очень правильно. Одобряю.
– Иван Юрьевич! – как бы расширил представление вошедшего генерала Николаев. – Начальник нашего училища Иван Юрьевич Федотов. Ну а это, – он указал на Константинова, – Наш выпускник, военный журналист, писатель. И, кстати, выпускник Московского ВОКУ, то есть из нашенских, из общевойсковых офицеров.
– Вдвойне приятно! Ну так что, сын-то сам хочет поступать – или отцовская воля? – спросил Федотов.
– С тех пор как побывал со мной на праздновании сорокалетии училища, когда ещё и пяти лет не исполнилось, твёрдо решил!