Бреду по полю, заглушаю боли,
Накопленные памятью моей.
Вопросом мучаюсь: доколе
Терпеть и подчиняться ей?
Доколе сторониться мысли
О неизбежной гибели в конце,
Когда замрут слова и числа,
Застынет маска смерти на лице?
За года, что прожиты,
Только строки нажиты.
Скромно в строфы сложены –
Не сгорели заживо.
Правнукам завещаны,
Времени подарены
И любимой женщине –
Барыне-сударыне,
И друзьям-товарищам,
С кем дружил раскованно..
В вечность не пора еще –
Кони не подкованы.
Как сложилось – так сложилось,
Удалось – не удалось…
Это божеская милость –
Жить и долго, и всерьез.
И порой не знать, что будет
Завтра рано поутру:
Суета ли скромных буден,
Или песни на пиру
Заглушат сердечный холод,
Порождаемый виной?
Жизнь-лошадка чует повод,
Смерть обходит стороной.
Не веду прожитому отсчет –
Не велит вдохновенья страда.
Мое время неслышно течет,
Неизвестно – зачем и куда.
Жизнь свою проживаю не зря.
И заката – светла полоса,
И созвездья привычно горят,
А на травах и кронах – роса.
Не могу сосчитать, сколько звезд
Приютила на листьях вода…
Только вечное время течет,
Точно зная, – зачем и куда.
Морозная хрупкость стволов,
Ветвей оголенная смелость –
Затеряна ранняя зрелость
В сумятице поздних годов.
Мороз снегопадом сражен,
И в хлопьях летящего снега
Печален скорей, чем смешон
Живой силуэт человека.
И поступь его – тяжела,
Скупы и неловки движенья,
А снег продолжает круженья –
Зима незаметно пришла.
Из тени в свет перелетая…
Ни возражений, ни обиды
В душе бессонной не таю –
Мне бабочка дневного вида
Привиделась в ночном краю.
Из тени в свет перелетая,
В огонь ночного фонаря,
Она тепло живое мая
Внесла в прохладу декабря.
Она, своей красы не зная,
Летит, бесстрашная, туда,
Где тает изморозь резная,
Опутав лес и провода.
Метанья бабочки похожи
На путь поэта ли, певца,–
Сомненья их порою гложут,
Им тень мешает мудреца.
Но время выберет все сроки,
Как наивысший смысл игры,–
Волшебные родятся строки,
Таившиеся до поры.
О, бабочка моя родная!
Тебя прекрасней в мире – нет.
Из тени в свет перелетая,
Собой являешь чистый свет.
А свет всегда граничит с тенью,
Но красота – заложница того,
Начнется ль вовремя цветенье –
Всего живого естество.
В поздний вечер февраля
Тень простерлась фонаря.
Там, где снег скрывает лед,
Где замыслила полет
Чудо-птица серой масти
С ярко-красной головой,
Оживить стремясь пространство
И полетом, и собой…
Там, где пламень снеговой
Норовит украсть следы
Птицы, памяти, звезды.
Сужу по погоде,
Как делали встарь:
Уже на исходе
Суровый январь.
Ни тени роптанья,
Ни слова в укор
За сбитые ставни,
За снежный узор,
За шалость метели
И норов ветров:
Они прилетели
С охапкою слов.
И вновь научили
Терпенью и сну,
Потом приручили
Привычно весну.
Так было и будет
Во веки веков…
И кто ж их осудит,
Повадки ветров?
И вот теперь, на склоне лет,
Взгляд устремляется назад
И вспоминается рассвет,
Где пробудился летний сад
При выпаденьи белых рос,
Родивших мысль саму.
И сам собой возник вопрос –
Единственный – а почему?
А почему я здесь стою?
Сад шелестит, я узнаю слова,
Которые родились на краю
Той бездны, и куда едва
Я не шагнул, и только лед
Дыханья удержал меня,
В безмолвье отдалил полет,
Которое кричит, маня.
Пишу без надрыва и маски.
Важней для меня не сюжет,
А блики, оттенки окраски
И – чуточку – собственно цвет.
Коллизии быта – опасны
И – редко, когда – хороши.
А я же спешу без опаски
Постичь беспредельность души,
Ее неземные стремленья,
Почти невесомую речь.
В минуты большого сомненья
Спешу эту речь уберечь,
Чтоб в подлинный час расставанья,
Разрушив оковы беды,
Та речь, не страшась расстоянья,
Внедрилась в сиянье звезды.
Поздняя причуда:
Трепет, а не дрожь
Вызвал –
ниоткуда
Прилетевший дождь.
Редкое ненастье
Принесла зима:
Подарила счастье
И ушла сама.
Вновь со мною – только ветер,
Ветер поутру.
Он проветрит день и вечер,
Выдержит игру
Моего воображенья,
Призрака любви,
Растерявшей вдохновенье
И азарт в крови…
Пониманье и признанье –
Снова впереди
Вместе с ясным осознаньем –
Холодно в груди.
И отныне, где б я не был, –
Небо – высоко.
Надо мною – Бог и небо.
Больше – никого.