Мы выстоим, выдержим, одолеем зло. Это обязательно случится, ибо не оскудела Земля Русская мужеством и отвагой, доблестью и любовью, милосердием и состраданием…
Я хочу сказать, что эти чеченцы не «беспредельщики»… просто их психология резко отличается от нашей: для них убить ничего не стоит…
Подлинное высказывание одного коммерсанта, похищенного чеченцами ради выкупа: см. «Вне закона» (приложение к газете «Калейдоскоп» № 3, 27.03.1997 г., с. 12)
Жесткий ботинок с размаху врезался в бок. Лежащий на полу человек скорчился и болезненно застонал. Он попытался отползти в сторону, но мешали наручники, прикрепляющие руку к батарее парового отопления. Еще удар – сильнее прежнего. Человек захрипел.
– Полегче, Аслан, – послышался ленивый голос. – Иначе сдохнет раньше времени.
– Ненавижу русских собак! – злобно прошипел тот, которого называли Асланом. – Почему ты заступаешься за него, Абдула?! Жалеешь?! – Тут лицо Аслана исказила презрительная гримаса, а нога снова пнула лежащего.
– Нет, но Шамиль хочет, чтобы он пока жил…
При упоминании этого имени Аслан перестал избивать свою жертву и, глухо ворча, отошел в сторону.
«Дисциплинированные, сволочи, – мелькнуло в затуманенной голове пленника. – Уважают старших! Правда, лишь из числа соплеменников. Остальные для них не люди!..»
Кошмар начался пять дней назад. В понедельник утром коммерсант Петр Андреевич Лапин отправился на работу, точнее, в офис строительной фирмы «Гигант», одним из совладельцев которой он являлся. Честно говоря, фирма «Гигант» не вполне соответствовала столь громкому названию. Дела, невзирая на строительный бум в среде новых русских, шли не шатко ни валко. С голоду не помрешь, но и не разжиреешь. Сегодня, однако, наклевывался выгодный заказ. Только бы не упустить! Всецело занятый мыслями о предстоящих переговорах, Петр Андреевич не сразу заметил толпу чеченцев, осторожно, как шакалья стая, окружающих его. Когда же опомнился, было поздно. Лапина затолкали в машину, сильно ударили по шее и увезли в неизвестном направлении.
Всю дорогу Петр Андреевич находился в полубессознательном состоянии. Нет, не от страха. Просто, едва он начинал приходить в себя, один из сидевших рядом «джигитов» незамедлительно наносил новый удар в челюсть, в висок… в ухо… в общем, куда попадет…
Наконец путешествие подошло к концу. Лапина доставили на загородную дачу, вытащили из машины и втолкнули в дом. Глаза, как обычно делают похитители, ему не завязывали, и Петр Андреевич, мужик от природы не глупый, сразу догадался: «Живым не выпустят!»
Предусмотрительно сковав руки Лапина за спиной наручниками, «дети гор» принялись жестоко избивать пленника. Затем, крепко связав, бросили на пол и накрыли ковром.
Издевательства повторялись регулярно. Не удовольствовавшись простыми побоями, чеченцы вздергивали Петра Андреевича на дыбу, душили, прижигали паяльником…
…Наибольшей жестокостью отличался Аслан – низкорослый, широкоплечий, с густой черной, «под Басаева», бородой… Этот тип буквально истекал ненавистью. Из его многоэтажной ругани Лапин понял – на недавней войне Аслан потерял брата.
«Жаль, сука, что тебя самого не нашла русская пу-ля! – думал измученный коммерсант. – Ну ничего, еще не вечер!»
На четвертый день Петра Андреевича вынудили позвонить жене и друзьям с просьбой перечислить сто тысяч долларов на определенный счет в швейцарском банке (откуда, как он догадывался, их тут же переведут на другой, а там проследить путь денег очень непросто, особенно в Швейцарии). Лапин приготовился к смерти. Чеченцы не знают жалости, да и зачем им свидетель? Мертвец же не проболтается. Он даже знал, кому именно поручат «исполнение» – Аслану. Гнусная обезьяна небось обгадится от радости…
Петр Андреевич заскрежетал зубами в бессильной ярости.
– Смотри, Аслан, русская собака зубы скалит! – рассмеялся Абдула. – Сунь-ка ей кляп в пасть!..
Над землей стелился густой черный дым. Пахло гарью, разлагающимися трупами и паленым человеческим мясом. Взвод старшего лейтенанта Александра Рязанцева залег среди развалин на правой стороне одной из площадей Грозного, а на левой в пятиэтажном доме затаился вражеский снайпер. Согласно сведениям командования, дудаевцев выбили из этого района несколько часов назад, и взвод Рязанцева получил приказ двигаться к центру, минуя район, без остановки. Однако, подойдя к краю площади, Александр внезапно подал команду: «ложись». Старший лейтенант вовсе не являлся паникером. Просто, участвуя уже во второй войне, он успел набраться опыта и в отличие от некоторых вояк, по пьяной лавочке загоняющих бронетехнику в нашпигованный гранатометчиками город, всегда берег жизни солдат.
Вот и сейчас Рязанцев наметанным глазом сразу определил – местность простреливается. В принципе, для этого не нужно было иметь «семь пядей во лбу». В середине площади лежали неподалеку друг от друга трупы трех военнослужащих Федеральных войск. Снайпер «работал» по излюбленной чеченской схеме: сперва подстрелил одного, но не до смерти, прекрасно зная, что русские обязательно попытаются вытащить раненого. Затем по очереди двух других, ползших на помощь товарищу, и лишь затем добил первого. Конечно, снайпера могли прихлопнуть еще до подхода взвода Рязанцева, но старший лейтенант интуитивно чувствовал: здесь он, гад! Никуда не делся!
– Вакуленко! – тихо позвал Александр.
– Да! – откликнулся замкомвзвода, сероглазый, широкоплечий старший сержант.
– Останешься за меня. Прикроете огнем. А мы с Савельевым проверим этот домик. Чует сердце, там чурбан поганый засел!
– Лады! – Поддерживая среди подчиненных суровую дисциплину, Рязанцев вместе с тем мало заботился о ее чисто внешних проявлениях. Пусть лучше солдат ответит «лады» вместо «так точно», зато беспрекословно выполнит приказ, чем откозыряет, вытянувшись, а сам «положит на командира с прибором»…
В дом они прокрались с тыла, потратив на обходной маневр не менее получаса. Как и подозревал Александр, на пятом этаже сидел снайпер, терпеливо поджидавший очередную «мишень». Приближение русских джигит заметил слишком поздно. Автоматные очереди буквально изрешетили его тело.
Потом мертвец поднялся и, гадко ухмыляясь, двинулся на Рязанцева. Старший лейтенант, поражаясь собственному хладнокровию, вставил новый магазин, а ефрейтор Савельев ударился в панику, схватил командира за плечо и закричал прямо в ухо: «Проснитесь, молодой человек! Подъезжаем!»…
Рязанцев открыл глаза.
– Подъезжаем к Москве, – повторил сосед по купе, добродушный толстяк с лоснящимся лысым черепом.
– Спасибо! – хриплым спросонья голосом поблагодарил Александр. Старчески пыхтя и лязгая поношенными суставами, поезд приближался к Курскому вокзалу.
«Дурацкий сон, – подумал Рязанцев. – Уж тот-то чечен никогда не оживет!»
Снайпера они на пару с ефрейтором Савельевым превратили в окровавленное решето. Ногой перевернув убитого на спину, Александр зачем-то вгляделся в его лицо: типичный абрек, даже после смерти сохранивший зверское выражение физиономии. На винтовке было четырнадцать насечек[10].
– Гнида! – прошипел ефрейтор. – Сколько наших угробил! Вырезать их надо, подчистую! Как генерал Ермолов в девятнадцатом веке!
Рязанцев промолчал. Он тоже ненавидел дудаевцев, вдоволь наглядевшись на их зверства, однако не позволял своим подчиненным опускаться до уровня «воинов ислама» и даже пленную снайпершу – эстонку, зарабатывавшую деньги на крови русских солдат, не отдал ребятам на растерзание, чего она вообще-то вполне заслуживала, а лично пристрелил.
После того как Федеральные войска несмотря на ухищрения московских лунокрутов все же разгромили чеченцев, загнав остатки джигитов в горы, а «генерал-памперс» с подачи тех же чиновных прохиндеев поспешно заключил бессмысленный и позорный для России мир, больше напоминающий капитуляцию, – Александр уволился из армии.
Некоторое время он прожил в родном Новочеркасске, а сейчас, получив письмо от двоюродной сестры Ирины, приехал в Москву. Ирина, жена какого-то коммерсанта, предложила родственнику хорошо оплачиваемую работу телохранителя…
Лязгнув последний раз, поезд остановился. Пассажиры заторопились к дверям. Рязанцев вышел на перрон в числе последних. Серенькое апрельское небо сочилось мелким, нудным дождем. Дул сыроватый, гриппозный ветерок. На лицах людей застыло тоскливое раздражение.
В толпе встречающих Александр заметил Ирину.
Двоюродная сестра выглядела неважно: под покрасневшими от слез глазами обозначились черные круги, кожа приобрела сероватый оттенок.
– Привет, – мертвым голосом сказала она. – На площади нас ждет машина.
– Что случилось? – удивленно спросил Рязанцев. – С мужем поссорилась?
– Хуже!!! – Тут Ирина заревела навзрыд. – Е-е-го… Он-н…
– Пойдем, сестренка, – приобнял ее за плечи Александр. – По дороге расскажешь…
– Я словно чувствовала беду, – беспрестанно всхлипывая, говорила Ирина Лапина. – Недаром написала тебе…
– Ты хотела, чтобы я охранял твоего мужа? – догадался Рязанцев.
– Да.
– Гм!
– Не обижайся, Саша. – Лапина умоляюще посмотрела на брата.
– Я не обижаюсь, но и не принимаю подачек!
– Это не подачка. Просто лучшего телохранителя мне не отыскать! Ты боевой офицер-спецназовец, да и не продашь в случае чего…
Александр на мгновение задумался. В словах двоюродной сестры был определенный резон…
Разбрызгивая грязь, машина въехала во двор и затормозила возле подъезда.
Смазливый мальчишка-шофер услужливо распахнул заднюю дверцу.
– На сегодня свободен, Коля, – устало махнула рукой Ирина.
– Зачем ты держишь этого хлыща? – поинтересовался Рязанцев, когда они зашли в дом.
– А что?
– Не нравится мне его рожа. Уж больно подхалимская! Никогда не доверял холуям!
Лапина промолчала…
Александр сидел в глубоком низком кресле. В одной руке он держал сигарету, а другой механически почесывал шейку толстой, ленивой кошке, разлегшейся у него на коленях. Рядом на журнальном столике дымилась чашка кофе. Кошка громко урчала. Наглотавшаяся элениума Ирина более-менее успокоилась.
– Петю отпустят, если мы перечислим деньги? – спросила она.
Рязанцев неопределенно пожал плечами:
– Смотря кто его захватил. В большинстве случаев, получив за похищенного требуемую сумму, бандиты освобождают жертву.
– В большинстве, но не всегда?! – Во взгляде Лапиной мелькнула тревога.
– К сожалению! Кстати, ты имеешь хоть малейшее представление о личности преступников?
– Соседка говорит, что в то утро видела из окна нескольких чеченцев, ошивавшихся во дворе…
– Что-о-о?!! – напрягся Александр. – С чего она взяла?! Мало ли кавказцев в Москве?!
– Соседка десять лет прожила в Грозном… еще до войны и уверяет, будто чует чеченов за версту…
– Плохо дело! – Рязанцев резко поднялся с кресла. Свалившаяся на пол кошка возмущенно мяукнула.
Ирина вытерла ладонью навернувшиеся на глаза слезы.
– Почему? – дрожащим голосом спросила она.
– Чеченцы натуральное зверье! Их психология резко отличается от нашей. Например, выродок Басаев, захвативший больницу и стрелявший по русским из-за спин беременных женщин, – провозглашен национальным героем «республики Ичкерия». – На лице Александра появилась брезгливая гримаса.
Ирина горько заплакала.
– Ну, ну, не надо! – поспешил утешить сестру Рязанцев. – Будем надеяться на лучшее!
В этот момент зазвонил телефон.
Лапина подняла трубку. Повинуясь неясному предчувствию, Александр взял параллельную. Он не ошибся. Звонил Ирин муж. Петр Андреевич говорил монотонно, без интонаций.
– Нужно перечислить деньги на указанный счет. Срок истекает. Обращаются со мной хорошо. Даже глаза ни разу не завязывали. Кормят прилично. Воздух здесь целебный, хвойный. Прощай. – В трубке послышались короткие гудки.
– Хреново! – помрачнел Рязанцев.
– Но он сказал… – робко начала Ирина.
– Дура! – грубо оборвал ее двоюродный брат. – Неужели ты ничего не поняла?
– ???
– Раз не завязывали глаза и не скрывают от пленника, где он находится, значит, его не собираются оставлять в живых, – неохотно пояснил Александр. – Недаром вместо «до свидания» он сказал: «Прощай»… Перестань ныть!!! – прикрикнул на рыдающую Ирину Рязанцев. – Пока человек жив – всегда есть надежда…
Некоторое время в комнате царила тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями Иры.
– В милицию заявляла? – нарушил молчание Александр.
– Нет. Петр сказал нельзя. Иначе сразу убьют. Может, мне стоит… В газетах часто пишут об успешных освобождениях заложников…
– Вот именно «об успешных», – скептически прищурился Рязанцев. – О неудачных же помалкивают.
Подперев голову руками, он глубоко задумался. Прошло около пяти минут. Наконец Александр принял решение.
– Я, кажется, нашел выход. Да не перебивай! В общем так. Я попытаюсь вызволить Петра. Твоя задача – тянуть время. К ментам не ходи, иначе спутаешь мне все карты, да и толку от них… В Питере, после хорошей чистки сверху до низу, еще туда-сюда, а здесь… Где гарантия, что у чеченов нет информатора в органах? Ладно, с сегодняшнего дня приступаю к обязанностям телохранителя, – улыбнувшись, добавил он.
На ночь похитители приковывали Лапина к батарее не одной, как днем, а обеими руками. Несмотря на крайне неудобную позу, от которой мучительно ныло все тело, Петр Андреевич чувствовал тогда некоторое облегчение. С наступлением ночи прекращались издевательства, являвшиеся неотъемлемым атрибутом дня, когда регулярные избиения чередовались с психологическим прессингом. В качестве «культурной программы» ему демонстрировали любительские видеозаписи чеченской войны, главным образом зверски изуродованные трупы военнослужащих Федеральных войск. Мертвецы со вспоротыми животами, отрезанными половыми органами, отрубленными головами… Особенно запомнился один – распятый на кресте молодой парень. Аслан смотрел отвратительные кадры с нескрываемым наслаждением, садистски облизывался и время от времени вопил:
– Аллах акбар!!!
«Сука рваная, – с ненавистью думал Петр Андреевич, – козел вонючий! Эх, натравить бы на «Ичкерию» казачков! Они б вам показали, где раки зимуют! Впрочем, казаков и натравливать не надо. Достаточно раздать им оружие!»
Сегодня утром, «любуясь» в очередной раз на злодейства «воинов ислама», Лапин вдруг вспомнил об Александре Рязанцеве, двоюродном брате жены, чистокровном донском казаке и боевом офицере, прошедшем чеченскую войну «от звонка до звонка» (до нее Александр успел побывать еще в какой-то «горячей точке»). Незадолго до похищения Ирина, словно чувствуя надвигающееся несчастье, уговорила мужа нанять Рязанцева в качестве телохранителя и отправила письмо в Новочеркасск. К сожалению, слишком поздно. Как гласит ироническая народная пословица – «Хорошая мысля приходит опосля». Казаки – прирожденные воины (это у них в генах) и отлично знают, как усмирять горцев. По телевизору однажды промелькнуло сообщение об отдельной казачьей части, которую чеченцы панически боялись.
Господи! Почему Лапин не догадался вызвать Александра раньше (да еще подтрунивал над женой «паникершей»)?! Будь Рязанцев рядом – неизвестно, чем бы закончилось нападение джигитов…
После утреннего «видеосеанса» Петра Андреевича, предварительно избив, заставили позвонить по сотовому телефону домой. Набирая номер, Лапин неожиданно подумал: «А вдруг Рязанцев уже приехал?» Поэтому он, в закамуфлированной форме, во-первых, дал понять, что, получив деньги, чечены его убьют – «Не завязывали глаза», «Прощай» вместо «До свидания», а, во-вторых, намекнул о своем местонахождении: «Воздух здесь целебный, хвойный». (Дача располагалась на краю соснового бора.) Ирина, разумеется, намеков не поймет, а вот ее брат…
День прошел по обычной схеме: побои плюс мерзкие видеофильмы, а ночью Петр Андреевич на удивление крепко заснул. Впервые за последние дни…
– Дрыхнет русская собака, – сказал Аслан, заходя в комнату к Шамилю.
– Да ну? – удивился главарь банды. – Наверное, обморок?!
– Нет, действительно спит!
– Странно…
– Может, разбудить? Дать пару раз по ребрам? – оживился Аслан.
– Не надо. Сдохнет раньше времени, а он пока нужен живой. Вот получим деньги, тогда…
– Ты обещал отдать его мне! – заискивающе напомнил Аслан.
– Я держу слово. Не беспокойся. Кто с ним?
– Абдула.
– А где Ахмет с Нарбеком?
– Спят.
– Иди и ты отдыхай.
Послушно кивнув, Аслан вышел. Оставшись один, Шамиль прикурил папиросу с анашой. Все складывалось удачно. Сегодня доверенный человек сообщил – в милицию жена коммерсанта не обращалась. Значит, собирается платить. Боится за мужа!!! Ничего, после уплаты выкупа она его получит, по частям! Выпустив изо рта струйку дыма, Шамиль широко улыбнулся…
Аслан нервно расхаживал из угла в угол. Ему не терпелось покончить с проклятым русским. Воображение рисовало соблазнительные картины: он берет острый-преострый нож. Трогает пальцем лезвие, одобрительно цокает языком. Потом медленно, неторопливо отрезает коммерсанту яйца, уши, нос, выкалывает глаза, вспарывает живот и, наконец, вдоволь насытившись мучениями неверного, режет глотку. Покойный брат Муса останется доволен. Муса был хорошим воином. Во время боев за Грозный уничтожил четырнадцать русских (о чем свидетельствовали насечки на его снайперской винтовке), но потом (о горе!) сам погиб. Аслан видел изрешеченное автоматными очередями тело брата. Рядом валялась винтовка, которую русские почему-то не взяли. Аслан обезумел от ярости и даже зверски замучив множество пленных не успокоился. Бешеная ненависть к гяурам[11] до сих пор клокотала в груди.
Аслан прилег на диван, однако сумел задремать лишь под утро. Джигиту привиделся странный и страшный сон. Он возвращается после удачно проведенной боевой операции. В отдалении пылает подбитый вражеский бронетранспортер. Аслан полон гордости. «Вот так надо воевать! – мысленно восклицает он. – Аллах акбар!»
Неожиданно впереди возникает массивная фигура в казачьей форме. Аслан незамедлительно выпускает в грудь незнакомца автоматную очередь. Никакого эффекта! Джигит покрывается холодным потом. Его самодовольство бесследно испаряется. Руки начинают трястись. Автомат падает на траву. Казак громко хохочет.
– Намочил штанишки, абрек? – сквозь смех выдавливает он. – Щас я тебя!!!
Казак начинает стремительно расти, пока не достигает головой облаков.
Аслан дико кричит, пытается убежать, но огромная ступня опускается сверху и давит его, как таракана… С хриплым воплем чеченец проснулся. Несколько минут он сидел на постели, тяжело дыша и вращая налитыми кровью глазами. В доме было тихо. За окном брезжил смутный рассвет. Постепенно Аслан успокоился и, дабы облегчить душу, длинно выругался, мешая русский мат с проклятиями на родном языке…
Сны похищенного коммерсанта, наоборот, вселяли не ужас, а надежду! Петр Андреевич тонул в грязном бездонном озере, зловонная пучина засасывала, не давала выплыть. Липкая, будто клей, жидкость сковывала движения. Лапин уже простился с жизнью, как вдруг, прямо из пустоты, к нему протянулась большая, сильная рука. «Вылазь, земеля, – послышался веселый голос. – Не дрейфь, я помогу!»
На следующий день, ближе к обеду Шамиль Мамедов собрал подчиненных на совещание. Кроме Аслана, Абдулы, Ахмета и Нарбека присутствовал Джахар, два часа назад вернувшийся из Москвы. Шамиль пребывал в благодушном настроении. Джахар еще раз подтвердил сообщенное ранее по телефону известие – в милицию жена коммерсанта не заявляла. Теперь Шамиль ни на секунду не сомневался в успехе. Получение выкупа лишь вопрос времени. Потом, прикончив Лапина, они с чувством выполненного долга вернутся в Ичкерию, где их ожидает почет, уважение… Пусть он не Басаев (хотя и Шамиль), но тоже настоящий мужчина, джигит!!!
– Значит, так, – вслух сказал Мамедов. – С русского глаз не спускать. С битьем не переусердствуйте. – Тут он строго посмотрел на Аслана. – Потерпи, не долго осталось!
– Может, усилить охрану дачи? – спросил Абдула.
– Зачем? – удивился Шамиль.
– Не знаю. У меня дурное предчувствие.
– Глупости, – улыбнулся Мамедов. – Я же говорил – милиция коммерсанта не ищет! У нас там свой человек в верхнем эшелоне. Он врать не станет. Слишком любит деньги, да и повязан плотно. Пути назад нет. Узнав правду, свои же менты (те, кто участвовал в войне) его на части разорвут. Ладно, покажите русскому очередное кино, затем слегка обработайте. Но не вздумайте перестараться! – Тут Шамиль снова бросил грозный взгляд на Аслана…
Первым делом Александр Рязанцев разыскал капитана Ярослава Олейникова, старого боевого товарища. В последние месяцы войны Рязанцев с Олейниковым входили в состав одного из особых отрядов спецназа, которые генерал Шаманов забрасывал в тыл к чеченам для совершения диверсионных актов и физического уничтожения попрятавшихся по горам боевиков. Отряд был укомплектован исключительно профессионалами, имевшими за плечами солидный боевой опыт. Джигиты, лихо сражавшиеся с необученными первогодками, мгновенно пасовали перед матерыми спецназовскими волками, не знавшими ни страха, ни жалости к врагам[12]. Умный мужик Шаманов! Жаль, не дали ему развернуться!.. Олейников, тоже уволившийся из армии после заключения Лебедем так называемого «мира», проживал вместе с женой в однокомнатной, малогабаритной квартире неподалеку от метро «Кузьминки». При виде Рязанцева он искренне обрадовался.
– Проходи на кухню, дружище, – радушно пригласил Ярослав. – Тяпнем по рюмашке, за встречу! Извини, что в комнату не зову. Там у меня жена беременная, а ты ведь куришь как паровоз, особенно выпив…
– Без проблем, – улыбнулся Александр. – На кухне даже удобнее. Все под рукой…
Олейников извлек из холодильника плотно закупоренную трехлитровую банку с ломтиками лимона на дне.
– Водка домашней очистки, – пояснил он, заметив удивленный взгляд Рязанцева. – Покупаю в магазине, пропускаю через целлюлозный или угольный фильтр и настаиваю на лимоне. Фильтр забирает сивушные масла и прочую гадость. В результате почти никакого похмелья. А лимон дает приятный вкус и запах. Ну, вздрогнули!
– Класс! – похвалил Александр, залпом проглотив свою порцию и закусив бутербродом с колбасой. – Натуральная амброзия[13].
Рязанцев прикурил сигарету.
– Где работаешь? – несколько раз затянувшись, поинтересовался он.
– Веду секцию рукопашного боя. – Олейников был мастером спорта по самбо и имел черный пояс второго дана по карате.
– Ну и как?
– На жизнь хватает, но особо не разгуляешься. Впрочем, грех жаловаться. В наше время и на том спасибо. А ты?
– Телохранитель у дальнего родственника. Правда, вот незадача, похитили его…
– Кто?
– Похоже, чечены!
В глазах Ярослава вспыхнули недобрые огоньки.
– Сволочи!!! – с ненавистью процедил он. – Жаль, не дали нам добить эту пакость! Расскажи подробности…
… – Н-да, – протянул Олейников, выслушав Александра, – скверное положеньице! Получив деньги, чечены его сразу прикончат. Не любят оставлять свидетелей, да и русского им убить по кайфу!
– Плохо зацепки никакой нет, – вздохнул Рязанцев. – Знаю только, что держат Петра где-то на загородной даче, возле соснового или елового леса. По телефону он сказал: «Воздух здесь целебный, хвойный».
– Погоди, погоди, дай подумать, – Ярослав уставился в окно отсутствующим взглядом, напряженно размышляя о чем-то. Молчал он долго, не менее десяти минут. Наконец лицо Олейникова прояснилось.
– Помнишь Мавлади Юсуфова?
– Еще бы!
– Этот прохвост ухитрился скрыть от соплеменников свое сотрудничество с нами. В настоящий момент он состоит в пресловутой чеченской диаспоре Москвы, проще говоря, бандитствует. Я знаю, где найти Юсуфова. Возьмем гада за задницу, авось выудим какую-нибудь информацию…
– Вряд ли он разоткровенничается! – с сомнением покачал головой Рязанцев.
– Молчать, когда разговариваешь со старшим по званию! Вы офицер али где?! – шутливо рявкнул Ярослав и уже серьезно добавил: – Мавлади деваться некуда. Он замаран кровью по уши. Нам достаточно лишь намекнуть местным чеченцам, кто подставил банду Надирова, и хана Мавлади замучают до смерти!
– Ты прав, – согласился Александр. – Как я раньше не сообразил?!..
С утра пораньше Юсуфова начали преследовать дурные предчувствия. Может, от того, что снова приснилась война, вернее, заключительный ее этап, когда Мавлади захватили спецназовцы капитана Олейникова, быстро сломали волю и вынудили «работать» на себя? Откровенно говоря, особо трудиться им не пришлось. Едва осознав, к кому именно он попал в плен, Мавлади перепугался до смерти. Об отрядах «головорезов», заброшенных в горы генералом Шамановым, ходили жуткие слухи. Что здесь правда, а что ложь, определить было нельзя, поскольку живым из лап «головорезов» еще никто не вырвался. Но факт остается фактом. Спецназовцы появлялись неожиданно, будто из-под земли, безжалостно уничтожали «воинов ислама» и исчезали как призраки, оставляя за собой многочисленные трупы.
Сегодня же Юсуфову приснилась самая злополучная ночь… Мавлади вылез из землянки по малой нужде и остолбенел: по лагерю сновали темные фигуры, слышались приглушенные хрипы умирающих. Очевидно, сняв часовых, спецназовцы, не поднимая шума, принялись вырезать ничего не подозревающих боевиков полевого командира Исламбекова. Как потом выяснилось, стрельба поднялась только в самом конце заварухи. К тому времени значительная часть чеченцев уже угодила в мир иной. Оставшиеся пытались оказать сопротивление, остервенело отстреливались, но их быстро перебили. Русские грамотно использовали фактор внезапности. Землянки, профилактики ради, закидали гранатами.
Юсуфов ничего этого не видел. Он даже не успел передернуть затвор автомата. Сзади на голову обрушился тяжелый удар, и Мавлади надолго лишился чувств. Сон повторял события страшной ночи до мельчайших подробностей, с одним лишь исключением, – во сне Юсуфов сознания не терял, а просто провалился в глубокую черную яму. Из темноты выплыло лицо капитана Олейникова.
– Попался, джигит сраный! – хищно усмехнулся спецназовец. – Предлагаю два варианта: или мы поступим с тобой как вы с нашими пленными, или… Кстати, жить хочешь?
Чеченец в ответ утробно икнул.
– Я так полагаю, что хочешь, – понимающе кивнул капитан. – Ладно, слушай сюда!..
Мавлади проснулся в холодном поту.
– Проклятые гяуры, – пробормотал он. – Загнали в западню!
Правда, русские сдержали обещание и соплеменники не узнали о предательстве Юсуфова. Поработав на спецназовцев в качестве стукача-наводчика, он благополучно вернулся к своим и рассказал заранее придуманную Олейниковым легенду, согласно которой Юсуфов героически сражался, убил пятерых неверных, расстреляв все патроны сумел-таки выскользнуть из кольца окружения и две недели скитался по горам, пока не наткнулся на боевиков полевого командира Джамалова. Опровергнуть его брехню было некому – из отряда Исламбекова не осталось в живых ни единого человека.
Вскоре война закончилась, и Мавлади отправили в Москву добывать деньги для независимой Ичкерии посредством бандитизма. Работать теперь стало гораздо сложнее: за время боевых действий славянские группировки сильно потеснили «чеченскую общину» и не собирались сдавать захваченные позиции. Они пополнили свои ряды демобилизованными солдатами, побывавшими в Чечне, и если раньше бандиты, как правило, отличались интернационализмом, то после войны в их среде наметились явные античеченские настроения. Тем не менее худо-бедно, но дела шли.
Очухавшись от ночного кошмара, Юсуфов напился крепкого чая, позвонил подчиненным (он занимал в чеченской группировке не последнее место) и, раздав руководящие указания, отправился в спортзал. Мавлади с юных лет увлекался боксом, борьбой, кикбоксингом и достиг на данном поприще неплохих результатов. Сперва он провел трехчасовую тренировку с чеченской молодежью (по поручению главарей общины Юсуфов обучал молодых членов группировки искусству рукопашного боя), затем, спровадив учеников восвояси, принялся тренироваться сам. Боксерская груша стонала под мощными, хлесткими ударами.
Маваши[14] слева… прямой кулаком справа… локтем… головой… отскочив назад, снова ногой…
– Молодец, – послышался насмешливый голос. – Красиво машешь конечностями. Хочешь подраться со мной? – Обернувшись, Мавлади бессильно опустил руки. Внизу живота появился противный холодок. На него, иронично улыбаясь, смотрел капитан Олейников. Рядом стоял другой знакомый офицер из отряда «головорезов» Шаманова.
Юсуфов судорожно вздохнул.
– Что вам нужно? – прохрипел он.
– Всего лишь поговорить по душам! – дружелюбно ответил Олейников. – Чего рожу-то кривишь?! Не рад встрече со старыми «боевыми» товарищами?!..
Поиски Мавлади Юсуфова не заняли много времени.
– Я, Саша, вычислил его совершенно случайно, – объяснял по дороге Ярослав. – Один из моих учеников рассказал однажды о каком-то чечене, супермастере якобы, обучающем молодых бандитов-соплеменников бойцовскому искусству. Я заинтересовался, особенно когда он упомянул фамилию тренера – Юсуфов.
– Почему обязательно бандитов? – перебил Рязанцев.
– Ты, дружище, никак с луны свалился! – с сожалением поглядел на сослуживца Олейников. – Весь чеченский «бизнес» имеет исключительно криминальный характер. Начиная с печатания фальшивых денег и кончая вымогательством, разбоем, похищением людей с целью выкупа. Их банковские операции тоже сплошное мошенничество. Или у вас в Новочеркасске по-другому?
– Мы давно вымели оттуда эту шваль поганой метлой.
– Молодцы! В Москве, к сожалению, так поступить не додумались, а может, не захотели. Итак, продолжим. Юсуфов, разумеется, фамилия довольно распространенная, но услышав о нем, я сразу вспомнил про нашего стукача Мавлади, тем паче, что тот действительно кое-что умел… В общем, решил я проверить личность «супермастера». Выяснил, где находится спортзал, подъехал к дому, подождал в машине пару часов и наконец увидел голубчика, с важным видом садящегося в «Мерседес». Гордый, надменный, герой войны – ха-ха!!! Меня он не заметил, а я не стал ни здороваться, ни делиться фронтовыми воспоминаниями, но адресок на всякий случай запомнил да навел некоторые справки. Сам не знаю зачем. Однако, как видишь, пригодилось… Все, прибыли!
«Шестерка» Ярослава затормозила неподалеку от двухэтажного кирпичного здания, в котором прежде располагалась юношеская спортивная школа, ныне «скончавшаяся» из-за отсутствия финансирования.
Рязанцев открыл дверцу.
– Погоди, – придержал друга за рукав Олейников.
– Сейчас, по моим расчетам, Мавлади тренирует группу начинающих бандитов. Подождем, пока он останется один…
Когда свора молодых горцев покинула зал, Рязанцев с Олейниковым зашли вовнутрь. Обнаженный до пояса, лоснящийся от пота Юсуфов ожесточенно лупил грушу.
Незваных гостей он сперва не заметил.
– Молодец! – через некоторое время громко сказал Ярослав. – Красиво машешь конечностями! Хочешь подраться со мной?!
«Боится сукин сын разоблачения», – глядя на посеревшее от ужаса лицо джигита, подумал Рязанцев.
Сидя в гостиной квартиры Ирины Лапиной, Рязанцев с Олейниковым анализировали полученную информацию. Услышав наполненную скрытой угрозой фразу Ярослава насчет «славного» боевого прошлого, Мавлади, по недоразумению неизвестного соплеменникам, и издевательское предложение обратиться к Масхадову за наградой, которую тот непременно выдаст, узнав об истинной подоплеке уничтожения русскими отряда Надирова, Юсуфов раскололся, как гнилой орех. По его словам, Петра Лапина похитила банда Шамиля Мамедова. Коммерсанта держали на загородной даче неподалеку от поселка «Горки-10» (точного адреса Мавлади указать не смог). После получения выкупа чеченцы собирались прикончить пленника и незамедлительно отправиться в родную Ичкерию. Хитрый как лис Мамедов предпочитал не задерживаться долго на одном месте. Сделает «дело» – спрячется в нору, отлежится, вылезет наружу, напакостит (на сей раз в другом городе) и опять в нору. Подобным образом Шамиль провернул уже несколько успешных «операций», ни разу не попав в поле зрения милиции.
– Все сходится, – подытожил Олейников. – Там действительно кругом сосновые леса… Курортное местечко! Кстати, совсем рядом – в «Горках-9» – правительственные дачи. Жаль, не знаем точного местонахождения дома. Ну ничего, выясним! Я тебе помогу!
– Но… – нерешительно начал Рязанцев.
– Никаких «но», – отрезал Ярослав. – Мы прошли вместе огонь и воду. Неужели я теперь тебя брошу? К тому же здесь вопрос принципиальный! Война ведь продолжается, на нашей территории, к сожалению…
После ухода зловещих визитеров Юсуфов, не помышляя больше о тренировке, уселся на лавку возле стены и в отчаянии заскрежетал зубами. Он проклинал тот день и час, когда попал в плен к спецназовцам и, поддавшись чувству страха, согласился помочь в ликвидации банды Надирова. Боевиков Надирова вырезали подчистую, свидетелей не осталось, полевой командир Джамалов поверил легенде Юсуфова, тем паче, что тот в качестве доказательства принес светловолосую, курносую, типично славянскую голову, выдав ее за останки убитого им спецназовца. На самом деле отрубленная голова принадлежала некогда иуде-наемнику оуновцу[15], погибшему при уничтожении отряда Надирова.
– Ты настоящий джигит! – внимательно рассмотрев «трофей», похлопал Мавлади по плечу Джамалов и обернулся к подчиненным: – Вышвырните падаль на съедение псам!..
Поначалу Юсуфов ежеминутно опасался разоблачения, но постепенно успокоился. Все осталось шито-крыто, да и война вскоре закончилась. Мавлади вернулся с нее героем, вдоволь насладился почестями, получил правительственную награду республики Ичкерия, а затем отбыл в Москву, где и раньше занимался криминальным бизнесом. Он никак не ожидал встретить тут головорезов Шаманова. Как и прежде, они появились внезапно, непонятно откуда. Прямо мистика какая-то!
Юсуфов глухо застонал.
– Что с вами, учитель? – вежливо спросил юношеский голос.
Мавлади от неожиданности вздрогнул. Перед ним, почтительно улыбаясь, стоял восемнадцатилетний Руслан Салманов.
– Почему ты до сих пор здесь? – мрачно поинтересовался Юсуфов.
– Задержался в раздевалке. Ногу ушиб, распухла, с трудом ботинок надел, а потом увидел входящих в зал русских и подумал, может, вам понадобится помощь?!
– Слышал разговор? – нехорошо прищурился Мавлади.
– Нет, зато успел записать номер машины, на которой они уехали…
– Дай сюда!
Руслан послушно протянул скомканную бумажку.
«Парень опасный свидетель, – лихорадочно размышлял Юсуфов. – Сам-то он по глупости ничего не понимает, однако может разболтать остальным насчет приходивших в гости к тренеру русских. Слухи, глядишь, достигнут ушей руководителей общины, а те вовсе не дураки…»
Юсуфов, улыбаясь, поднялся на ноги, покровительственно потрепал Салманова по щеке и, когда мальчишка расцвел, словно майская роза, жестоким приемом сломал ему шею. С сокрытием трупа проблем не возникло. В подвале шел ремонт и валялась уйма различного хлама: носилки из-под цементного раствора, пустые мешки, оторванные с пола гнилые доски и т. д. Мавлади засыпал мертвого Руслана мусором, решив с наступлением темноты вывезти тело за город да бросить в лесу. Земляки непременно подумают, что Салманова убили бандиты из конкурирующих группировок. Героя войны Юсуфова, разумеется, никто не заподозрит. Тут Мавлади вспомнил о номере машины, записанном покойным мальчишкой.
«Аллах дает мне шанс! – возликовал он. – В милиции есть свой человек! Узнав адрес по номеру, раз и навсегда избавлюсь от проклятого гяура». Поднявшись наверх, Мавлади принялся поспешно нажимать кнопки сотового телефона…
– С утра потихоньку проверим дачи в указанном стукачом районе, – сказал Ярослав. – Ладно, пора домой, нужно хорошенько выспаться.
– Оставайся здесь, – предложил Рязанцев, – места хватит.
– Нет, не могу. Жена занервничает. Беременные бабы психуют по малейшему поводу.
– Так позвони ей.
– Взревнует, решит, что я зависаю у любовницы. Лучше приеду сам. Трезвый и невинный, аки ягненок!
Олейников рассмеялся.
Он оделся и, пожав на прощание руку Александру, вышел из квартиры. «Лед тронулся, господа присяжные заседатели», – мысленно процитировал Рязанцев известное высказывание Остапа Бендера.
– Командовать парадом будем мы!!!
К своему дому Ярослав подъехал в начале одиннадцатого вечера. На улице окончательно стемнело. Отнюдь не престижные Кузьминки городская администрация фонарями не баловала. Если Волгоградский проспект еще более-менее освещался, то во дворах господствовала темень, прореживаемая лишь слабыми бликами света из окон тесно сгрудившихся домов. Правда, Ярослава, видевшего в темноте как кошка, данное обстоятельство не смущало. Тем не менее он не торопился вылезать из машины. Интуиция, не раз во время войны спасавшая капитану Олейникову жизнь, подсказывала – поблизости притаилась опасность.
Ярослав огляделся по сторонам. Так и есть! Неподалеку, метрах в тридцати, стоял юсуфовский «Мерседес» с потушенными фарами. «Паршивый шакал каким-то образом узнал адрес и решил меня пришить, – подумал Ярослав. – Наверняка без оружия, голыми руками. Он ведь мнит себя мастером, ядрена вошь! А вот и Мавлади, собственной персоной!»
К машине крадучись приближалась плотная фигура. Отворив дверцу, Олейников выскочил наружу, молниеносно отразил нацеленный в живот майгери-кокато[16] и, сорвав дистанцию, врезал Юсуфову локтем в челюсть. Тот, шатаясь, отступил, но все же сумел заблокировать боковой удар кулаком в висок.
– Крепкая башка у абрека, – прошептал Ярослав, пнув Мавлади носком ботинка в голень и снова входя в ближний бой… коленом в живот… головой в лицо… в низком присяде кулаком в подколенный сгиб… «Ага, подсел, падла! Ты гляди, нож выхватил!!! Ну, сука, держись!!!»
Заученным до автоматизма приемом Олейников перехватил руку чеченца и резким движением сломал локтевой сустав. Взревев от боли, Юсуфов бросился к «Мерседесу». Ярослав не стал преследовать беглеца. «Болтать языком гаденыш не посмеет, завалить его никогда не поздно, а пригодиться он еще может», – рассудил Олейников, запер машину, зашел в дом, стоически выслушал слезливые упреки жены и, приняв горячий душ, лег спать…
Приглушенно подвывая, Юсуфов вел машину левой рукой. Правая, сломанная, нестерпимо болела. Отправиться прямиком в больницу он не мог: в багажнике находилось скрюченное тело Руслана Салманова. Мавлади хотел вывезти за город сразу обоих – и не в меру любопытного мальчишку, и ненавистного русского. Однако, как выяснилось, он слишком переоценил свои возможности. Спецназовский головорез уделал его как щенка. Его!!! Мавлади Юсуфова!!! Считавшегося непревзойденным мастером рукопашного боя!!! Чеченец всхлипнул. Уязвленное, вернее, втоптанное в грязь самолюбие доставляло гораздо больше страданий, нежели покалеченная рука.
Отъехав километров пятнадцать от Москвы, он затормозил возле обочины, с грехом пополам открыл багажник и, схватив Руслана левой рукой за шиворот, потащил покойника в редкий, мокрый придорожный лесок.
– Эй ты, стоять! – рявкнул грубый голос. – Руки за голову!!!
Обезумевший от боли, страха, отчаяния и усталости Мавлади разразился отборной бранью на родном языке. Прогремела короткая очередь. Пули «АКС-74-У» продырявили сердце и легкие. Юсуфов умер мгновенно…
Машина с омоновцами оказалась в здешних местах совершенно случайно. Они возвращались после… Впрочем, неважно. Оказались и все! На беду злополучному Мавлади. Первым заметил «Мерседес», а также подозрительного мужчину, волокущего в лес бесчувственное тело, старший группы капитан Нечипоренко.
– Ну-ка, тормозни! – приказал он водителю и, прихватив автомат, первым выбрался наружу.
– Эй ты, стоять! – крикнул Нечипоренко, передергивая затвор: – Руки за голову!
В ответ послышалась ругань на чеченском языке. Капитан, провоевавший несколько месяцев в Чечне, сразу узнал характерный вайнахский[17] говор и не раздумывая полоснул из автомата.
– Я этих паршивцев на дух не переношу! – оправдался Нечипоренко перед подчиненными, хотя те и не пытались критиковать начальника. – Насмотрелся на них за войну! Что вытворяли с нашими пленными!!! Ужас!!!
– Э, да он труп волок!!! – подойдя к убитому и приглядевшись к его ноше, сказал сержант Кирсанов. – Совсем молодого парня!
Омоновцы обступили мертвецов.
– Я всегда чувствую, когда нужно стрелять! – похвастался Нечипоренко. – Кого замочил чечен, русского?!
– Нет, похоже, своего!
– Гм, странно, наверное, клановые счеты. Ну да черт с ними. Слышь, Мордвинов, свяжись с городом, вызови труповозку!..
Ночью Рязанцев спал плохо. Задремывал минут на двадцать, просыпался, ворочался с боку на бок, курил, снова задремывал, опять просыпался и так до утра. Встал он в восемь часов с тяжелой головой, выпил подряд несколько чашек крепкого кофе и отправился к Ярославу. Ирина предложила свою машину, но Александр отказался.
– Похитители наверняка знают номер, марку и цвет твоей тачки, – пояснил он. – Можем спугнуть их раньше времени.
К приезду Рязанцева Ярослав успел позавтракать, одеться и сгорал от нетерпения.
– Долго возишься, – упрекнул он друга.
– Извини, общественный транспорт стал работать исключительно паршиво…
– Верно, – согласился Олейников. – Я как-то об этом не подумал. Кстати, хочешь расскажу прикол?
– Валяй!
– Вчера вечером Юсуфов пытался меня грохнуть!
– Серьезно?!
– Ей-Богу!!! Поджидал около дома и напал, едва я выбрался из машины. Самоуверенный идиот! Возомнил себя мастером рукопашного боя!
– А ты?
– Набил слегка морду да ручонку сломал, когда он нож вытащил…
– Куда ж делся потом наш джигит?!
– Пес его знает, смотался! Я не стал преследовать. Пусть живет пока. Авось пригодится!
Капитан Олейников ошибался. Юсуфов пригодиться ему больше не мог. Душу Мавлади терзали черти в аду, а тело сделалось объектом пристального внимания Бориса Зюськина, корреспондента одной скандальной газетенки, пробравшегося в морг благодаря знакомству с заведующим сего почтенного заведения. Жаждавший разоблачительных сенсаций корреспондент внимательно осмотрел трупы Юсуфова и Руслана Салманова. Предварительно он побеседовал с Нечипоренко, не поверив, естественно, ни единому слову капитана. Безобразное поведение и лживость милиции давно сделались «притчей во языцах». Корреспондент выстроил собственную версию, на первый взгляд вполне логичную.
– Стало быть, так, – размышлял Зюськин, прогуливаясь между цинковыми столами с покойниками. – У мальчишки свернута шея, у старшего разбито лицо и сломана рука. Нечипоренко брешет, будто старший чеченец тащил убитого им молодого в лес, не подчинился команде, попытался оказать сопротивление и был застрелен. Ха, ха! Кому вы парите мозги, гражданин начальник! Омоновцы, несомненно, схватили обоих (надо полагать, исключительно по национальному признаку!). Зверски измордовали (тут они специалисты!), но немного перестарались, и парень умер. Второго пристрелили, чтоб не проболтался впоследствии. Обычная практика!
Результатом умозаключений Зюськина стала обширная статья под броским заголовком: «Геноцид против чеченского народа продолжается!»
Люди читали и возмущались, даже не подозревая, что на сей раз на наших многогрешных ментов возвели напраслину…
Вместо оружия Олейников взял в дорогу две острозаточенные отвертки, в умелых руках успешно заменяющие нож, но в отличие от оного не попадающие ни под одну из статей Уголовного кодекса.
– Милиция часто тормозит и проверяет машины, – пояснил он Рязанцеву. – А в тех краях особенно. Правительственные дачи рядом. К отвертке же легавые при всем желании придраться не сумеют. Мирный, рабочий инструмент!
Александр не возражал. Во время войны старшему лейтенанту доводилось снимать часовых и вовсе голыми руками. В случае обнаружения пленника, друзья решили действовать по излюбленной спецназовской схеме – «бесшумность и внезапность».
– Задача номер один – найти болтливых, любопытных баб, проживающих хотя бы временно в нужном районе, – рассуждал Ярослав, ведя машину по ухоженному (по отечественным меркам) шоссе. – Это не представляется мне особенно сложным. Сейчас новые русские активно строят там дома, используя дешевую рабочую силу, в основном украинцев или молдован. Хохлушки славятся своей болтливостью. Главное найти к ним подход! Это я беру на себя. Итак, высматриваем строющуюся, вернее, построенную, но не отделанную дачу. Мужики, как правило, кладут кирпич, настилают крышу, а бабы занимаются внутренними работами: красят, белят, клеют обои и т. д.
Александр согласно кивал. Капитан Олейников являлся прекрасным тактиком, в чем Рязанцев успел неоднократно убедиться за период чеченской войны…
– Жри! – Аслан буквально швырнул в лицо Лапину кусок черствого заплесневелого хлеба.
Похитители кормили Петра Андреевича плохо и скудно. Только-только чтоб не умер от голода. Хлебные корки да вода. Лишь однажды Шамиль, по непонятной причине расщедрившись, кинул ему кость с ошметками мяса. Зато себе они в пище не отказывали. В настоящий момент через открытую форточку в комнату проникал аппетитный запах жарящегося в саду шашлыка. Лапин невольно сглотнул слюну. Аслан издевательски расхохотался:
– Что, русская собака, вкусненького захотелось?!
Петр Андреевич промолчал.
– У-у, тварь! – Перекосившись от злобы, чеченец с размаху пнул коммерсанта ногой в грудь. – Ненавижу!!!
В глазах Аслана читалось нескрываемое желание порезать пленника на куски. С трудом переборов искушение, он вышел во двор. Возле мангала возился Ахмет, переворачивая шампуры с нанизанными на них сочными кусками молодой баранины. Шипел падающий на раскаленные угли жир.
– Скоро будет готово, – заметив Аслана, сказал он. – Проголодался?!
Аслан буркнул нечто невразумительное и направился к Абдуле. Тот, облаченный в «адидасовский» спортивный костюм, упражнялся в метании ножа. Прикрепленная к дереву мишень представляла собой грубо намалеванную на куске фанеры человеческую голову.
– И-эх!!! – выдохнул в очередной раз Абдула. Нож вонзился точно в глаз мишени.
– Хорошо, – похвалил Аслан. – Однако с живым «неверным» было бы интереснее.
(Сам он во время войны упражнялся исключительно на связанных военнослужащих Федеральных войск.)
– Правильно, – согласился Абдула. – Но, к сожалению, мы не в Ичкерии.
– Идите кушать, – позвал Ахмет.
Ввиду теплой погоды (капризный апрель тысяча девятьсот девяносто седьмого года решил вдруг порадовать людей ясным деньком) чеченцы расселись за дощатым столом в саду. Один лишь Аслан, прихватив шампур с шашлыком, вернулся в дом, в комнату с прикованным к батарее коммерсантом.
– Почему не садишься с нами? – удивился Шамиль.
– Ты приказал не оставлять русского одного, – ответил Абдула.
– Верно, – улыбнулся Мамедов. – Молодец! Вот образцовый воин, – нравоучительно обратился он к остальным. – Берите с него пример!
В действительности поведение Аслана объяснялось не столько добросовестностью, сколько изощренным садизмом.
Петр Андреевич грыз покрытый налетом плесени хлеб, по твердости мало отличающийся от кирпича.
«Выродки, скоты! – яростно думал Лапин. – Залить бы напалмом ваше поганое гнездо!»
Раньше по простоте душевной Петр Андреевич, начитавшись демократических газет и наслушавшись по телевизору различных «правозащитников» типа иудушки Ковалева, искренне сочувствовал «бедненьким» чеченцам, борющимся за независимость, возмущался вводом в Чечню российских войск, ратовал за скорейшее прекращение войны и однажды в гуманистическом запале крикнул жене: «Твой двоюродный брат убийца, каратель, фашист!»
– Он солдат, – обиженно возразила Ирина. – Не тебе его судить! Сашины предки на протяжении веков сражались и гибли за Россию. Мои, кстати, тоже!
– Кровожадное казачье! – взбеленился Лапин. – Потомственное зверье! Без убийств жить не можете, даже бабы!
Супруги тогда серьезно поругались и не разговаривали три дня. В настоящий момент, вдоволь наобщавшись с «борцами за независимость», Петр Андреевич горько раскаивался в былых заблуждениях и впал в другую крайность. Теперь Лапин считал, что «мерзопакостных вайнахов» нужно вырезать поголовно от мала до велика. Коммерсант не знал, что в тот самый день, когда он поссорился с женой, старший лейтенант Александр Рязанцев – «кровожадное казачье», «убийца, каратель, фашист» – собственноручно расстрелял перед строем сержанта-спецназовца, изнасиловавшего и пытавшегося убить малолетнюю чеченскую девочку.
– Ты позоришь русскую армию, свинья! Отправляйся в ад! – напутствовал мерзавца Александр, нажимая спусковой крючок…
В комнате появился Аслан с дымящимся шампуром в руке и развалился в кресле напротив пленника. Стащив с шампура зубами кусок шашлыка, чеченец громко зачавкал.
– Мясо – пища мужчин, – с набитым ртом пробубнил он. – Для тебя же, падаль, и объедки – роскошь…
Одни люди, подвергаясь непрерывным побоям, издевательствам, ломаются духовно и превращаются в покорных, бессловесных рабов. Другие, напротив, звереют и утрачивают инстинкт самосохранения. Петр Андреевич относился ко второй категории. Слова Аслана стали последней каплей, переполнившей чашу терпения.
– Ты не мужчина, а говно! – прохрипел коммерсант, швырнув в лицо чеченцу недоеденную корку. – Сам жри объедки! Жаль, не добили вас, пидорасов!!!
Никак не ожидавший подобной реакции «джигит» едва не подавился бараниной. Несколько секунд он тупо таращился на скованного, измученного, но, оказывается, несломленного человека.
– И-и-и!!! – опомнившись, взвизгнул Аслан, рванулся к Лапину, намереваясь избить, и получил жесткий удар пяткой в пах. Согнувшись пополам он истошно завопил от боли. На его крики прибежали со двора остальные.
– Р-рус-ский уд-дарил меня! – простонал Аслан, держась за интимное место.
– Н-назвал г-говном!!! Уб-бейте его!
– У-у-у-у!!!
Чеченцы навалились на отчаянно брыкающегося пленника и оглушили сильным ударом по затылку.
– Дыбу! Плетку! – коротко распорядился Мамедов. – Раздеть до пояса! Быстро!
С Петра Андреевича сорвали рубашку и, вывернув за спину руки, подвесили на укрепленную под потолком перекладину. Шамиль взял сплетенную из разноцветной изолированной проволоки плеть. Широко размахнувшись, Мамедов нанес первый удар.
– Раз, – сквозь зубы процедил он. На спине пленника появился кровоточащий рубец. – Два… Три… Четыре…
После десятого удара Лапин от страшной боли потерял сознание. Убедившись в этом, чеченцы сняли его с дыбы и снова приковали к батарее.
– Крепкий орешек! – с невольным уважением сказал Мамедов. – Слава Аллаху, что сейчас не война и у него нет оружия!
Тут Шамиль вспомнил головорезов Шаманова и зябко поежился. В июне тысяча девятьсот девяносто шестого года ему довелось видеть то, что осталось от отряда полевого командира Надирова: большая свалка мертвых тел, взорванные землянки, пропитанный запахом разлагающихся трупов воздух. Боевики погибли все до единого. Спецназовцы же бесследно исчезли. Одно слово – «призраки»! Мамедов встряхнул головой, отгоняя наваждение.
Избитый коммерсант слабо пошевелился и, не приходя в себя, прошептал запекшимися губами проклятие в адрес чеченцев.
– Дайте нож!!! – взревел Аслан. – Зарежу!!!
Мощным толчком в грудь Шамиль отшвырнул его к стене.
– Угомонись! – прошипел главарь. – Надоело повторять одно и то же. Вот получим выкуп и повеселимся на славу!
Аслан притих, продолжая, однако, бросать злобные взгляды в сторону Лапина.
– Джахар, посторожи русского, – обратился Мамедов к самому уравновешенному (относительно) члену банды. – Пойдем, Аслан, на воздух, закончим обед…
«Джигит» нехотя подчинился.
Успевшее остыть мясо пришлось подогреть на мангале.
– Испортил аппетит, грязный гяур, – ворчал Аслан. – Ненавижу Россию! Закидать бы ее атомными бомбами!!!
– А где деньги будем зарабатывать? – резонно заметил Абдула. – Что кушать станем? Нет, брат, Россия нам нужна, как дойная корова!
Остальные чеченцы одобрительно засмеялись…
Петр Андреевич с трудом разлепил тяжелые, будто налитые свинцом веки. Исхлестанная спина горела огнем. Перед глазами плавали разноцветные круги. В ушах раздавался непрерывный звон. Тем не менее, вспомнив о нанесенном Аслану ударе, Лапин слабо улыбнулся. Избили, сволочи, до полусмерти, зато получил хоть какое-то моральное удовлетворение. Петр Андреевич ни на полсекунды не жалел о содеянном – умирать так с музыкой! Когда начнут убивать, хорошо б успеть вцепиться зубами в горло одному из чеченцев, желательно гнусной бородатой обезьяне – Аслану. Интересно, сколько осталось жить? Вероятно, не более трех-четырех дней. Ну и ладно! Рано ли поздно все мы умрем!
– Чего лыбишься? – лениво спросил Джахар. – Мало тебе?!..
Елена Лисовская, тридцатипятилетняя жизнерадостная, пышущая здоровьем хохлушка из-под Полтавы, третью неделю работала над внутренней отделкой трехэтажного особняка, расположенного на краю соснового бора неподалеку от поселка «Горки-10». Вместе с двумя подругами-землячками Елена «пахала» как каторжная с раннего утра до позднего вечера. Здоровье пока позволяло выносить подобные нагрузки, а вот жизнерадостность Лисовской за последние годы значительно уменьшилась. Жизнь в «самостийной» Украине, доведенной болванами-националистами до полной нищеты, делалась с каждым днем все хуже. Ни работы, ни денег («карбованцы» и введенные недавно с превеликой помпой «гривны» годились разве что в качестве туалетной бумаги, да и то с большой натяжкой). Приходилось ехать на заработки «за границу», в Москву. Благодаря стараниям «самостийников», украинцы (единокровные братья русских) считались теперь иностранцами, а подобные Лисовской калымщики еще и «незаконно проживающими». Хозяин дома из пресловутой прослойки новых русских с иностранными рабочими не церемонился – эксплуатировал нещадно, а платил гроши. (Хотя, если честно, назвать Ефима Рабиновича русским, пусть даже новым было бы весьма сложно.) Лисовская ненавидела сквалыжного буржуина от всей души, однако прекрасно понимала – деваться ей некуда. На «ридной батьковщине» и на такие скудные заработки рассчитывать не приходилось. Сегодня женщины начали работать в семь утра, а к половине одиннадцатого Елена почувствовала себя плохо. Она как раз тащила к стоящему в углу двора мусорному контейнеру тяжеленный мешок со строительными отходами. Внезапно голова закружилась, в глазах потемнело, ноги подкосились. Лисовская уселась прямо на землю и зарыдала, мысленно проклиная и мужа-пьянчугу, скрывавшегося в неизвестном направлении, и «самостийность», и президента Кучму, и свою горемычную судьбу.
– Почему плачешь, красавица? – услышала Елена дружелюбный голос. – Обидел кто? Может, помочь чем?
Подняв голову, женщина увидела двух мускулистых с военной выправкой мужчин, сочувственно разглядывавших ее. Лисовскую давно никто не жалел, и в полном соответствии со странной женской логикой она заревела еще сильнее. Тогда один из незнакомцев легко поднял огромный мешок и метким броском отправил в контейнер.
– Переутомилась, бедолага! – сказал другой. – Да краски небось надышалась… Как насчет небольшого перерыва плюс шашлыки и по сто грамм?..
На случай, если поиски затянутся надолго, Рязанцев с Олейниковым запаслись провизией: замаринованный с вечера шашлык, помидоры, огурцы, сало, хлеб и (на всякий пожарный) банка с водкой домашней очистки по методу Олейникова. Подходящую дачу они обнаружили довольно быстро.
– То что надо! – бегло взглянув на дом, удовлетворенно улыбнулся Ярослав.
– А вон и баба! Хохлушка! Спорим на щелбан?!
– Ну тебя! – отмахнулся Александр. – У меня лоб не казенный. Господи! Какой куль она тащит! Того гляди надорвется!
Олейников остановил машину.
– Пошли! – пригласил он Рязанцева. – Будем налаживать контакт…
Дымок от костра сплетался в причудливые узоры. Олейников сосредоточенно нанизывал на вертела шашлык: кусок мяса, тонкая полоска сала, ломтик помидора… Рязанцев развлекал дам непринужденной беседой, периодически вкрапляя в нее анекдоты:
– Новый русский приходит в туристическую фирму и говорит: – Не могли бы вы подыскать мне что-нибудь интересное?
– Гавайи, Канары, Таиланд?
– Не-а! Я там везде был по сто раз!
– Турне по Азии на личном Восточном экспрессе?
– Не хочу…
– На личном самолете вокруг Земли?
– Нет, не то…
– А на личном теплоходе по экватору?
– Ну его!
– Тогда я вынужден предложить вам эксклюзивный, эротический тур!
– Интересно. А что это такое?
– Да пошел ты на…
Елена звонко смеялась. Ей вторили подруги (Варвара с Тамарой), с энтузиазмом воспринявшие идею пикника на свежем воздухе, успевшие в рекордно короткие сроки подчернить ресницы, подкрасить губы и кокетливо поглядывающие на статных, привлекательных гостей. Александр продолжал травить анекдоты: «На международном аукционе продается уникальная картина Рембрандта. Неожиданно в зал врывается новый русский, не торгуясь платит тридцать миллионов долларов, но требует, чтобы внизу картины написали масляной краской: «Корешу Пете от Вовы». Затем звонит по сотовому телефону в Москву: «Слышь, Коль, открытку к Петькиному дню рождения я купил. Теперь дуй в магазин за подарком!» Варвара с Тамарой расхохотались, а Елена, к всеобщему удивлению, грустно вздохнула.
– Открытку! Да! Тридцать миллионов баксов! А нам эти самые богатеи за работу гроши платят да в придачу придираются к любой мелочи.
– Господин Рабинович, может, конечно, и новый, но уж никак не русский, – заступилась за братьев-славян Варвара, стройная двадцативосьмилетняя шатенка с бойкими карими глазами. – Жлобина пакостный!
– Чурки не лучше, – вмешалась в беседу худощавая, крашенная под блондинку Тамара. – Полтора месяца назад мы отделывали особняк одному то ли чечену, то ли дагестанцу, так до сих пор не расплатился. Денег, говорит, нету! Козел!!!
Рязанцев с Олейниковым навострили уши.
– Плакали наши денежки, – постепенно распаляясь, продолжала Тамара. – Хозяин-то куда-то уехал, а вместо него в доме поселились несколько чурбанов с бандитскими рожами. Я было сунулась туда, спрашиваю: «Где Муслим?!» – а они мне в ответ: «Проваливай, шалава! Не твоего ума дело! И не ходи сюда больше! Плохо будет!»
– Слава Богу, не изнасиловали! – добавила Тамара. – Обычно проходу от них нет, от кобелей похотливых, а тут – «Проваливай», «Не ходи сюда больше». Я ведь не уродина, кажется! – женщина обиженно надула губы. – Наверное, гомосеки, – с раздражением заключила она.
Александр с Ярославом переглянулись. В другое время Тамарины рассуждения изрядно бы их позабавили. Воистину бабья логика вещь непостижимая! С одной стороны она радуется, что не изнасиловали, с другой – злится, что потенциальные насильники ее прогнали. Умора да и только! Однако в настоящий момент бывшим спецназовцам было не до смеха. «Гомосеки! Гм! Вероятно, но не факт, хотя среди мусульман педерастия распространенное явление, – почти синхронно думали они. – Несколько чеченов с «бандитскими рожами» поселились недавно на загородной даче в том самом районе, который указал Мавлади. Кругом сосновые леса… «Воздух здесь целебный, хвойный»… слишком много совпадений! Похоже, Тамару они прогнали не из-за гомосексуальных наклонностей, а в целях конспирации. На хрена им свидетельница, да еще с длинным болтливым языком?!»
– Извините, девочки! – вслух сказал Олейников. – Мы с другом отойдем на минутку, а вы приглядите за шашлыком. Мясо, по-моему, почти готово!..
… – Твое мнение?! – тихо спросил Олейников Александра, когда они удалились от женщин на приличное расстояние.
– Славик, ты гений!
– Не подхалимничайте, старший лейтенант, – погрозил пальцем Ярослав. – Давай, Саша, без шуточек! Что думаешь об услышанном?
– Девяносто процентов из ста «женоненавистники»-чеченцы те, кого мы ищем!
– И я так считаю! – согласился Олейников. – Идем обратно к костру. Выпьем, закусим, покалякаем с девчатами о том о сем, а по ходу ненавязчиво выясним месторасположение дома с «джигитами»… Только ненавязчиво, – подчеркнул он.
– Не учи ученого! – возмутился Рязанцев. – Чай, не дурнее тебя!
– Извини, дружище!
– Ладно, чего уж там! Пошли… Подкрепиться действительно не помешает…
Шашлык удался на славу: сочный, мягкий, душистый… Очищенная, настоенная на лимоне водка также была встречена с восторгом.
– Отличная горилка, – похвалила напиток Лисовская.
– Высший класс, – вторила ей раскрасневшаяся от спиртного Варвара. – А почему вы, ребята, так мало пьете?
– Мы за рулем, – объяснил Рязанцев.
– Оба сразу?! – хихикнула Тамара..
– Ага, угадала! Кстати, хотите анекдот? Пьяного вдребезину водителя тормозит не менее пьяный гаишник. Долго смотрит на него, потом говорит: «А в-вы ч-чо з-за рулем вдвоем с-сидите?!» «Ха! – отвечает водитель. – С-стоило из-за т-такой е-ерунды машину окружать?!»
– Ха-ха-ха!!! Ой не могу!..
– Расскажи еще…
С начала трапезы прошло около двух часов. Не считая анекдотов, прибауток и комплиментов, Ярослав с Александром говорили мало, больше слушали. Захмелевшие женщины молотили языками без передышки. Бывшие спецназовцы узнали множество подробностей о жителях окрестных домов и, главное, без проблем выяснили, где находится особняк с противными педерастически настроенными «чурбанами».
– Девочки, нам пора, – взглянув на часы, сказал Рязанцев. – Дела!
– У-у!! – опечалилась Тамара. – Сколько водки осталось!
– Оставьте себе. На досуге выпьете за наше здоровье. Ну, красавицы, всего вам наилучшего!
– Приезжайте еще! – предложила Елена.
– Обязательно!..
– Вот это мужики! – восхищенно сказала Варвара, глядя вслед удаляющейся машине. – Добрые, вежливые, веселые, а фигуры – просто заглядение. Сплошные мышцы!
– Женатые наверняка, – вздохнула Тамара. – Такие на дороге не валяются! Везет же некоторым бабам!!!
– Странные они какие-то, – задумчиво произнесла Лисовская.
– Почему? – хором удивились подруги.
– На вид им тридцать – тридцать пять, а глаза страшно усталые, будто прожили они тысячу лет!
– Перепила! – констатировала Варвара. – В лирику ударилась. Ладно, хорошего понемножку. Пошли работать. Не дай Бог, Рабинович заявится. Вот визгу-то будет! «Пьяницы!!! Бездельницы!!! Уволю!!!»
– Мразь пархатая!
Не переставая вспоминать незваных, но исключительно приятных гостей, женщины двинулись к дому…
Сменяя друг друга через каждые два часа, Олейников с Рязанцевым наблюдали в бинокль за подозрительной дачей. Весенний голый лес не лучшее место для тайной слежки, однако, во-первых, он примыкал вплотную к садовому участку, а во-вторых, в ветвях вечнозеленой сосны удалось все же замаскироваться, тем паче, что, не доезжая двух километров до особняка, друзья переоделись в предусмотрительно захваченные с собой камуфляжи. Правда, сосновые ветки нещадно кололись, но тут уж ничего не поделаешь! Да бывшие «головорезы» Шаманова почти не обращали внимания на подобные пустяки. На войне им частенько приходилось по нескольку суток сидеть в засаде в куда более худших условиях! В настоящий момент была очередь Рязанцева дежурить. Ясная утром к середине дня погода испортилась. В небе сгустились тучи, подул холодный ветер. На землю упали первые капли дождя. Промерзший до мозга костей Александр, усилием воли заставляя себя не шевелиться и не лязгать зубами, не отрывался от бинокля. Внезапно он содрогнулся, протер глаза, решив, что померещилось, и снова прильнул к биноклю. Нет, не померещилось. На крыльце появился убитый им в Грозном снайпер, лицо которого Рязанцев почему-то хорошо запомнил! Мистика! Наваждение! Виденный в поезде сон оказался пророческим! Мертвец ожил!
«Чушь! – постепенно успокаиваясь, подумал Александр – верующий, но не суеверный человек. – С того света не возвращаются! Голливудские ужастики о воскресших покойниках – бред сивой кобылы! Но до чего похож! Вероятно, брат или другой близкий родственник. Вайнахи плодовиты как кролики!»
Чеченец явно пребывал в дурном расположении духа. На физиономии застыло угрюмое выражение. Он бродил по двору, пиная ногами все, что подвернется: скамейку, дощатый стол, пустое ведро, шашлычный мангал… Неожиданно чечен остановился и уставился, казалось, прямо на Рязанцева. Неужели засек?!..
Аслану хотелось рычать от злости. До сих пор болела отбитая коммерсантом мошонка, а уязвленная гордыня просто выла дурным голосом! Русская собака осмелилась укусить его, джигита. Зловредная память в придачу услужливо подсовывала неприятные воспоминания… Заканчиваются бои за Грозный. Часть Аслана разбита, а сам он прячется в подвале среди женщин и детей.
– Мужчины тут есть?! Выходи!!! – кричит солдат Федеральных войск. – Иначе закидаем гранатами!
Аслан, трясясь от страха, забивается в дальний угол. Женщины истошно голосят, дети плачут. Русский, не исполнив угрозы, уходит. Аслан не чувствует угрызений совести. Обычная военная хитрость! Не более! Однако некоторые из женщин смотрят на него с откровенным презрением… Другой эпизод: Аслан, облизываясь от наслаждения, начинает пытать пленного офицера-летчика, а тот вместо того, чтобы верещать как свинья, медленно, раздельно говорит: «Грязный вайнахский ублюдок! Всех вас с говном смешаем!» – и смачно плюет джигиту в глаза. Взбешенный Аслан ударом ножа приканчивает русского. Удовольствие испорчено!..
Чеченец потряс головой.
«Ничего, ничего!!! – мысленно успокоил он себя. – Мамедов обещал после получения выкупа отдать Лапина мне. Шамиль сдержит слово. Отведу душу! Кожу с живого сдеру!!!» Эта идея так обрадовала Аслана, что он остановился, собрался улыбнуться, и вдруг по телу прошла ледяная дрожь. Чеченцу показалось, будто за ним пристально наблюдают чьи-то безжалостные глаза. Аслан долго смотрел в сторону леса, но ничего подозрительного не обнаружил. «Нервы расшатались, – решил он. – Довел проклятый гяур!»
Раздраженно сплюнув под ноги, чеченец вернулся в дом…
Когда двойник убитого снайпера ушел, Рязанцев облегченно вздохнул. Не заметил, Слава Богу! Тогда б вся операция насмарку. Теперь Александр не сомневался – они у цели. Удивительное чутье у Славки.
Послышался условный свист. Ага, пора сменяться! Олейников ждал внизу у подножия сосны.
– Забыл сообщить тебе новость, – прошептал он. – Помнишь, Юсуфов дал нам словесный портрет Мамедова? Так вот, старший из здешних чеченцев полностью подходит под это описание.
– А другой, очевидно, родственник снайпера, застреленного мной в Грозном, – добавил Рязанцев.
– Они?! – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Ярослав.
– Уверен!
– Прекрасно! Действовать начнем с наступлением темноты, а пока иди в машину, погрейся! Холодно наверху?
– Бр-р-р!!! Сейчас узнаешь на собственной шкуре.
– Спасибо на добром слове, друг! Кстати, в бардачке фляжка с коньяком. Промочи горло!
– Ты прям ходячий военный склад! – восхитился Александр.
– Вечно страдаю от своей доброты, – притворно понурился Олейников. – Да! Ты там не все вылакивай. Мне оставь!..
Шамиль по сотовому телефону позвонил в Швейцарию. Затем, побелев от злости, подошел к Лапину.
– Плохи твои дела, – сузив глаза, прошипел Мамедов. – На наш счет до сих пор не поступило ни цента! Что скажешь?
Петр Андреевич ничего не ответил.
– Молчишь? – оскалился Шамиль, пнув его ногой под ребра. – Ну и молчи! Завтра отрежем тебе левое ухо и перешлем жене, послезавтра правое. Если не подействует, отправим по почте голову.
– Пошел ты, козел! – огрызнулся коммерсант.
Мамедов изменился в лице.
– На дыбу, – рявкнул он и, когда приказ был выполнен, с оттяжкой хлестнул проволочной плетью по истерзанной спине: – Раз…
– Пидор гнойный! – корчась, прохрипел Петр Андреевич.
– Два…
При счете пять Лапин потерял сознание…
– Быстро отключился, – с сожалением заметил жилистый двадцатичетырехлетний Нарбек. – Может, посолить?!
– Давай, – кровожадно ощерился Мамедов и, взяв из рук Нарбека солонку, присыпал наиболее глубокий рубец на спине пленника. Петр Андреевич конвульсивно изогнулся, громко застонал, но глаз не открыл.
– Снимайте, – нехотя распорядился Шамиль. – А то сдохнет!
– Почему ты так беспокоишься о его здоровье? – удивленно спросил Джахар.
– Мне нужен еще один звонок, последний. Раз жена не обращалась в милицию, то деньги найдет, хотя бы часть. Мы должны дать ей возможность убедиться, что муж жив.
– А уши пошлем? – встрял Аслан.
– Да, сперва одно, потом другое. И он, – тут Шамиль кивнул на неподвижное тело Лапина, – он лично это подтвердит, по телефону…
Лапин ухитрился обмануть своих мучителей. Когда соль попала на рану, от страшной боли он очнулся, однако невероятным усилием воли заставил себя притвориться по-прежнему бесчувственным, избавившись таким образом от дальнейших издевательств. Петр Андреевич уже перестал бояться смерти. Он думал теперь только о Вечности, мысленно исповедовался перед Богом и просил Господа лишь о двух вещах: простить его душу грешную да позаботиться о жене. Трудно придется Ирине в мире, где царит дикий рынок и безумствует псевдодемократия. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, прими мою душу грешную и помоги вдове моей!» – шептал Лапин непослушными губами…
Между тем Шамиль, словно учуяв опасность, усилил меры предосторожности. Все чеченцы проверили и перезарядили оружие, а самого молодого, Нарбека, отправили осмотреть окрестности. Мамедов не понимал, почему он вдруг так переполошился. Милицейский информатор выдавал достоверную информацию: заявления от жены похищенного не поступало, розыски не ведутся, штурма собровцев ждать не приходится… Тем не менее на сердце кошки скребли.
– Шайтан! – выругался наконец Мамедов, списав нехорошие предчувствия на расшатанные за время войны нервы, однако данное Нарбеку распоряжение отменять не стал. Пусть парень прогуляется, подышит воздухом. Остальные же слегка подтянутся, а то чересчур расслабились, будто на курорте! В дальнейшем предстоят другие операции с заложниками и не все пройдут так гладко, как нынешняя. Уж на что крут Басаев, и тот едва не вляпался в Буденовске, когда «Альфа» захватила первый этаж больницы. Слава Аллаху, вмешались тайные союзники! «Альфовцы» получили приказ отступить. Иначе быть бы Басаеву не национальным героем Ичкерии, а обыкновенным трупом… Нервы!!! Нужно курнуть травки для успокоения! Отложив в сторону автомат, Мамедов принялся набивать анашой пустую «беломорину»…
Нарбек Сулейманов не пришел в восторг от приказа главаря банды. На улице было холодно, темно и сыро, под ногами противно хлюпали грязные лужи. Деревья прилегающего к садовому участку леса застыли в угрюмом молчании.
– Рехнулся Шамиль, – бубнил Нарбек, бредя вдоль невысокого забора. Короткоствольный автомат болтался за спиной. – Паникером стал! Сам-то в тепле сидит, а мне приходится грязь месить! Безмозглый ишак!
Неожиданно сильная рука сдавила сзади горло, шею пронзила нестерпимая боль, и мысли Нарбека оборвались…
С наступлением темноты Рязанцев с Олейниковым подобрались вплотную к дому. Несмотря на внушительные габариты, двигались они бесшумно, как призраки.
«Неплохо бы захватить языка, – подумал Ярослав. – Господи! Хоть бы один из абреков вылез наружу!» Казалось, Бог услышал просьбу капитана Олейникова. Вскоре в саду появился чеченец, вооруженный автоматом «АКС-74-У». Не оглядываясь по сторонам и что-то злобно бурча, он топал по лужам параллельно забору.
– Мой! – еле слышно шепнул Александр.
Олейников кивнул.
Подкравшись к джигиту со спины, Рязанцев провел так называемый «адский захват»[18]. Горец отключился в считанные секунды. Взвалив его на плечи, Александр понес тело в лес…
Нарбек очнулся на мокрой холодной земле. Руки и ноги были крепко стянуты веревками. Над ним склонилась массивная фигура в камуфляже. Другая стояла немного поодаль.
– Начнем пытать? – спросил один из незнакомцев.
– Сейчас решим, – отозвался другой. – Может, он сам заговорит.
– К-кто в-вы? – прохрипел Нарбек.
– Твой самый кошмарный сон! – ответил Олейников. – Слышал о «головорезах» Шаманова?
Чеченец смертельно побледнел.
– Слышал! – усмехнулся Рязанцев. – И в войне наверняка участвовал. Много наших загубил?
– Я-я мирный житель! – выдавил Нарбек. – Я никогда…
– Глохни, падла! – перебил Ярослав. – Мирные жители не разгуливают по России с автоматами в руках.
– Ты нам лучше не ври, – ласково посоветовал Александр. – Глядишь, и пожалеем!
Нарбек обезумел от ужаса. Страшные легенды стали реальностью. На войне ему, по счастью, не довелось столкнуться с отрядами «призраков»… Нарбек храбро сражался лишь с необученными новобранцами, которых по глупости (или по злому умыслу) толпами гнали на убой. Нарбек лично убил четверых сопливых, восемнадцатилетних юнцов, чем очень гордился. «Доблестный воин! Джигит! Аллах акбар!» И вот теперь он угодил в руки матерых профессионалов, если верить слухам, безжалостных и неуязвимых. Тяжелый, гипнотизирующий взгляд капитана Олейникова завораживал чеченца, подавлял волю…
– Колись, засранец! – предложил Рязанцев. – Не заставляй нас превращать тебя в мясной фарш! Будешь говорить?!
– Буду, – окончательно сломался Нарбек.
– Сколько здесь ваших?
– Ш-шесть вместе со мной!
– Русский коммерсант там?
– Да.
– Как выглядит?
Чеченец поспешно описал внешность Лапина. На лице Рязанцева появилась радостная улыбка. «Не промахнулись! Вышли точно на цель! Умница Славка!!! Гений!!!»
– План дома, в темпе. Расположение комнат, местонахождение пленника, все ходы и выходы, – отрывисто приказал он.
Нарбек, захлебываясь от волнения, начал подробный рассказ.
– Куда его денем, Слава? – выслушав до конца чеченца, обернулся к Олейникову Рязанцев.
– В ад!
– Договорились! – Александр молниеносно нанес два смертельных удара, кончиками пальцев в яремную вену[19] и «кулаком дракона»[20] в висок. Боли джигит почувствовать не успел. Душа его стремительно вылетела из тела и попала прямо в лапы черного гнусного демона, с нетерпением поджидающего свою законную добычу.
– Итак, осталось пятеро, – констатировал Ярослав. – Идем, Саша…
Чеченцы, за исключением Джахара, охранявшего заложника, собрались в гостиной и пили чай. Большие настенные часы показывали полночь.
– Давно нет Нарбека, – забеспокоился Мамедов.
– Любит свежий воздух, – сострил Абдула.
– Сходи, Ахмет, проверь, – не вняв шутке, распорядился Шамиль.
Ахмет без энтузиазма поплелся к выходу. Ему не хотелось покидать теплую, уютную комнату и месить грязь в поисках молодого придурка.
– Оружие захвати! – с трудом сдерживая ярость, прорычал Мамедов.
Чеченец сунул за пояс брюк пистолет. Ночь встретила его порывом смешанного с мелким дождем ветра. Ахмет поежился. «Перестраховщик! Самодур!» – мысленно охарактеризовал он главаря и крикнул в темноту на родном языке:
– Эй, Нарбек! Хватит шляться! Ты где?
Внезапно перед чеченцем вырос будто из-под земли широкоплечий человек в камуфляже и взмахнул рукой. Острозаточенная отвертка пробила горло чуть ниже кадыка. Не издав ни звука, джигит свалился на ступеньки.
«Теперь их четверо!» – подумал Рязанцев и, забрав у убитого пистолет, прокрался в дом…
– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного! Прими душу мою! – шепотом молился Лапин.
«А куда ты, собственно, так торопишься?» – неожиданно прозвучал в голове мелодичный красивый голос, явно не принадлежащий смертному.
– Замолчи, неверный, – прикрикнул доселе мирно дремавший в кресле Джахар. – Нет Бога кроме Аллаха, а Магомет пророк его! Истинная религия ислам! Закрой пасть – язык вырву!
– Ересь ваш ислам, а Магомет лжепророк! – смело ответил Петр Андреевич.
– Что-о-о?!! – взвился взбешенный чеченец. – Ну, гяур, мало тебя били!
Подскочив к скованному пленнику, он принялся с ненавистью пинать беспомощного человека ногами. Жестокость сгубила Джахара. Увлеченный избиением своей жертвы, он не заметил, как бесшумно отворилась дверь и в комнату проникла облаченная в камуфляж фигура. Зажав правой ладонью рот чеченца, Рязанцев левой рукой с силой вогнал отвертку под лопатку точно в сердце. Глаза Джахара остекленели.
– Ты Петр Лапин? – осторожно уложив мертвеца на пол, спросил у коммерсанта Рязанцев.
– Да.
– Приятно познакомиться. Я Александр, двоюродный брат Ирины. Твой теперешний телохранитель, если не возражаешь!
– Я… я! – из глаз Лапина потекли слезы умиления.
– Тихо! – предостерег Рязанцев при помощи простой булавки с легкостью открывая наручники. – Трое чурок еще живы! Слушай внимательно. Ходить в состоянии?
– Да!
– Хорошо. Аккуратно выбирайся наружу и жди возле ворот. Мы с другом скоро подойдем. Только завершим зачистку территории…
Пинком распахнув дверь в гостиную, Олейников выпустил по джигитам длинную очередь. Голова Мамедова разлетелась на куски, как гнилой арбуз. Абдуле пули изрешетили грудь, а Аслан, разбив стекло, сиганул в окно. Там его уже поджидал Рязанцев, предвидевший возможность подобного варианта. Драться Аслан умел, а страстное желание выжить удвоило силы. Ударом ноги чеченец выбил из руки Александра пистолет. Противники сошлись врукопашную. Впрочем, схватка длилась не долго. Карате штука хорошая, однако УНИБОС гораздо лучше. Спустя десять секунд Аслан с предсмертным хрипом обрушился на землю. «Точно родич того снайпера, – вглядевшись в лицо убитого, подумал Рязанцев. – Ну и отправляйся к нему в ад!..»
Лапин выписался из больницы через три недели. После чудесного освобождения из рук похитителей он стал ревностным христианином, регулярно посещает церковь, жертвует солидные суммы на восстановление храмов. Не забывает Петр Андреевич и о помощи малоимущим, познав теперь на собственном опыте, что такое голод. В родственнике-телохранителе Лапин души не чает, никогда с ним не расстается и откровенно благоговеет перед Александром. Олейникова, невзирая на его решительные возражения, Петр Андреевич заставил принять в подарок новенькую «БМВ».
Хозяин дачи, где содержали заложника, некто Муслим, вернувшись из поездки в Ичкерию, обнаружил в подвале банду Мамедова в полном составе. Джигиты к тому времени успели разложиться и источали зловоние. Рядом с трупами лежал клочок бумаги. На нем крупными печатными буквами было написано: «Хотите войны, шакалы?! Будет вам война!!!..»
«Ныне, как и всегда, взывает Церковь Русская к защитникам Отечества нашего – воинам армии и флота: будьте достойны своего великого жертвенного служения. Пусть ненавистники России тщатся разрушить ее силу и мощь, оболгать ее ратную славу… Этому, верю, не бывать!»