Глава вторая

Лучше хоммут в руках, чем фенакодус вдалеке.

Кремлевская пословица

По пошарпанным ступеням спускались гуськом трое. Первый шел легко и свободно, его спутники то и дело спотыкались. Факелы из горюн-травы трещали, вонюче дымили в узкой каменной кишке. Дружинники, могучие детины, звякающие железом и задевающие плечами стены, недовольно кривились.

Идущий первым худой болезненный старикашка лишь подхихикивал, глядя на них. Дружинники на удивление терпели неприкрытую насмешку, спорить с Гораздом было себе дороже. Тайный Приказ, образованный недавно, мог многое. Да и люди, туда подобранные, были одним из оплотов Кремля. Таким незаметным непривычному взгляду, но позволявшим держаться против натиска нечисти из-за древних стен. А Горазд в приказе пусть и невелика сошка, но и не из последних. Приходилось терпеть и помалкивать. Хорошо хоть, что перед входом в тюремный подвал лестница заканчивалась просторной площадкой.

– Пришли.– Горазд остановился перед низенькой дверью из толстенных досок, окованной железными полосами.– Вот здесь он, голуба, и сидит, мается. Так, а что, молодцы, никак срок ему пришел? А я ничего не знаю…

– То князя дело, а нам про то ничего не ведомо,– буркнул один из дружинников, довольный случаем хоть в чем-то насолить мерзопакостно ухмыляющемуся старику.– Отпирай давай.

– Ишь, каков храбр… ну-ну.– Горазд вставил длинный ключ в навесной замок.– Да пожалуйста.

Ключ провернулся с легким щелчком, за порученным ему хозяйством старикан следил хорошо. Смазанные петли не скрипнули, когда Горазд потянул за ручку, сразу спрятавшись пообок дверного полотна. Один из дружинников положил руку на рукоять короткого прямого меча. Чуть вытянул клинок, блеснувший отточенными кромками. Второй остановил, накрыл его пальцы своей ладонью. Густо пробасил:

– Окстись, Егорша, он же свой.

– Муты ему свои…– проворчал Егорша, но товарища послушал. Клинок, недовольно шипя, вошел обратно в ножны.– Смотри, Олег…

– Да уж посмотрю.– Олег потянул носом воздух, принюхиваясь. Тянуло из подвала тяжело, сыро, со смрадом. Дружинник вздохнул, позвал тихо: – Дунай… Д-у-у-н-а-а-а-й?!!

Тишину подземелья нарушал лишь треск факелов и неровное, с хрипами, дыхание старика Горазда. Потом в темноте еле слышно, но явно намеренно зашуршало. Олег внимательно всмотрелся перед собой, подняв факел выше. Но так и не успел ничего заметить, когда в темноте перед ним возник тот, за кем и пришли.

– Тьфу ты! – Дружинник вздрогнул от неожиданности, запоздало отпрянув и потянувшись было за мечом. Потом взял себя в руки, приосанился: – Здравствуй, Дунай.

– Здравствуй, Олег.– Узник спокойно смотрел на здоровяков дружинников из-под грязных волос, сбившихся в сплошной колтун. Намного ниже и меньше ростом, шириной плеч и весом, он и раньше казался рядом с богатырями подростком. Пластун, он и есть пластун, как еще-то? А уж сейчас-то, после того как оказался на хлебе и воде в подземелье Горазда… одежда, уже отсыревшая донельзя, висела на жилистом и мосластом теле совсем свободно, и Дунай рядом с великанами-дружинниками смотрелся просто мальчишкой.

– Пошли, дело к тебе есть. Баловать не будешь? – Олег нахмурился, глядя на узника, не так давно бывшего ему с остальными дружинниками товарищем. Боевым, проверенным, пусть, может, и не так сильным, как они с Егоршей, но дружинником. Разведчиком, да еще каким.

– Не буду, не переживай,– буркнул Дунай.– Факелы держите чуть дальше, глаза слепит.

Олег кивнул. Затопал по лестнице наверх, придерживая рукоять меча. Второй дружинник толкнул Дуная в спину, мол, давай двигай, чего встал-раскорячился? Узник даже не посмотрел в его сторону, двинулся за первым. Внизу еле слышно заворчал Горазд, сунувшийся посмотреть порядок в камере Дуная. Поняв это, узник ухмыльнулся, видно было с чего. Так и оказалось. Дикий вопль догнал их на самом верху лестницы. Горазд заорал резко и надсадно, срывая голос, чуть позже перейдя в тоскливый и плачущий вой, полный боли и страха.

– Стой!..– Олег резко развернулся.– Чего там?

– Да особо ничего.– Дунай пожал плечами.– Может, причудилось чего сослепу?

– Сходи, Егорша, проверь. А его я и один доведу, давай иди.

Второй дружинник кивнул и загремел вниз, торопясь к слуге тайного дьяка. Дунай спрятал улыбку.

– И чего ж там? – досадливо повторил Олег.

– Да сделал из сухой травы с тюфяка сколопендру, измазал в… короче, измазал, ну и привязал над нарами. Видать, как раз шлепнулась. Интересно только куда?

Олег ничего не сказал, лишь дернул головой и пошел дальше. Пролет, другой – Дунай увидел впереди дверь, ведущую к выходу из каземата на улицу, в Кремль. Спокойное лицо пластуна чуть дрогнуло, когда повеяло запахами снаружи. Дунаю до жути захотелось свежего воздуха, без которого обходился так долго. Жаль, что на дворе ночь, света ему хотелось не меньше.

– Не туда.– Олег остановился, пропуская его в незаметную арку справа. Дунай напрягся, глядя на него. Раз ведут по неизвестному коридору, пусть и ночью, так дело нечисто. Но дружинник непреклонно показал в сторону узкого темного прохода: – Иди, Дунай, обещал не баловать.

Обещал-обещал… Дунай вздохнул и пошел, куда ему было велено. Нырнул под низкую притолоку, увидел свет впереди и двинулся туда. Олег шел сзади, как и положено конвоиру. Несмотря на свои габариты, в знакомых, видно, стенах ориентировался куда легче. Громада, на голову выше Дуная, закованная в железо, двигалась на удивление мягко, перекатываясь с пятки на носок. Особая стать дружинников, выучка и мастерство, взращенное мастерами боя Кремля с самого детства. Хотя Дунай и сейчас, даже ослабевший и голодный, мог бы дать ему фору в умении красться бесшумно и скрытно. Но толку от этого?

Пока шли, в голову недавнего (а точно ли недавнего?) узника лезли мысли, воспоминания. Все, что привело его к порубу и презрительному отношению побратимов в дружине. Была ли в том его вина? Наверное что и была. Только в чем?

Да, в той лютой и скорой схватке погибло трое совсем еще неоперившихся молодых соколов из младшей Дружины: Любослав, Ярослав и Жатец. Тюремщик, приносивший хлеб и воду, сказал, что их испоганенные и истерзанные тела, над которыми глумились нео, два дня торчали на грубо сбитых деревянных столбах напротив кремлевских стен. Воины сжимали зубы, глядя на бесчестье, творимое мохнатыми, но не рисковали выйти. Но про это пластун узнал совсем недавно, меньше нескольких часов назад. А тот дружинник, Мал, что попытался ударить пластуна мечом, помер. После его, Дуная, удара. Это и того хуже.

После горячки боя Дунай, получивший несколько раз ногами в живот, схвативший удар по уху и пару тяжелых зуботычин, валялся под ногами своих же. Пребывал в красноватом тумане, через который возвращались крики и спор о нем. Все сводилось к тому, как его, предателя и труса, покарать за смерть дружинников. А он плавал на волнах багрового беспамятства и удивлялся. За что его карать, чего он сделал? Себя защищал ведь, а оказался убийцей и чуть ли не предателем. Веселые дела, ничего не скажешь. В себя пластун пришел через сутки, отлеживался на прелом и вонючем матрасе. И вот только сейчас шел куда-то, не зная чего ожидать от будущего.

Несколько раз пришлось нырнуть под низкие сводчатые притолоки коридора, вьющегося и вьющегося куда-то вперед. В какой-то момент Олег просто взял его за плечо и толкнул в темный проход, где Дунай нос к носу столкнулся с теми, кого видеть бы не хотел. Любомир, Савва и Буривой, молодые, только прошедшие посвящение и тогда громче всех оравшие и сильнее всех бившие. Это их друзей нео распяли напротив стен, когда молодежь ни с того ни с сего решила пойти на выручку разведчику. А Любомир… тот одному из погибших дружинников приходился не больше и не меньше, а братом родным. Он-то и начал ту драку, перешедшую в бой между ними, защитниками Кремля, кому этого делать никак нельзя.

– Привел? – Любомир осклабился, глядя на Дуная.– Чего, выродок, не пошел тебе подвал на пользу?

– Здесь боярин? – Олег не обратил на него никакого внимания.

А вот Дунай тут и напрягся. Какой такой боярин, ась?

– Ждет пса этого.– Любомир качнулся вперед, собираясь взорваться ударом, хакнул и побледнел. Кулак здоровенного юноши утонул в громадной лапе Олега. Он просипел через побелевшие от боли губы.– Ты чего?

– Отзынь, Любомир.– Олег нахмурился.– Уйди в сторону, сопляк, не то сокрушу.

Спорить с одним из самых опытных воинов Кремля никто из троих не решился. Отодвинулись в сторону от двери за широкими спинами, приоткрыли. Дунай шагнул вперед, понимая, что все сейчас прояснится. Не ошибся.

В небольшой горнице, теплой и уютной, сидели двое. Меж ними стоял низкий и широкий стол, накрытый шитой скатертью и заставленный мисками и тарелками. Нос пластуна дрогнул, поймав сводящий с ума запах жареного мяса. Но лицо не дрогнуло, да и желудок удалось усмирить – не выдал слабость его хозяина жадным рычанием. Вместо бесполезного определения того, что еще было на столе у сидящих мужчин, Дунай решил присмотреться к ним самим.

Мастер Устин, командующий пластунами, и боярин Неждан, которого он помнил по редким посещениям княжьих палат. Знать его не знал, да и откуда простому недодружиннику-пластуну знать одного из близко приближенных к самому князю бояр? Кряжистые и заматерелые, глыбами сидели на низких стульях, занимая разом половину комнаты. Из-под кустистых бровей на Дуная пытливо уставился боярин Неждан. Устин же молча ковырялся в каких-то листах на столе. Молчали недолго.

– Выйди, Олег, и иди отдыхать. Любомиру скажи, что как кликну – так чтобы не медлил.– Неждан кивнул конвоиру Дуная.

То было нехорошо, подумалось пластуну, не пришлось бы ему на обратном пути драться разом с тремя ражими юнцами. Если он будет, обратный путь. Мало ли чего тут случится сейчас? Справиться с этими двумя, ходившими в самых сильных и бесстрашных бойцах, нечего было и думать. Да и возраст им не помеха, вон как мягко пересел на соседний стул Устин, даже не повернув головы. Эхма… что будет-то с ним теперь?

Олег мягко прикрыл дверь, и на какое-то время в комнате стало совсем тихо. Лишь еле слышно скреблась где-то под полом мышь, и трещали фитили свечей. Неждан сверлил глазами арестованного пластуна, Устин все себе переворачивал бумаги. Но он-то и нарушил тишину, заговорил, не поворачивая головы в сторону Дуная:

– Садись… пластун. В ногах правды нет.

Дунай сел на стул, стоявший рядом, положил руки на колени, приготовился слушать. Неужто-таки суд, тайный и скрытый?

– Вину свою осознал?

Дунай промолчал. Врать не хотелось, вины же за собой он не чувствовал.

– Гордый? Д-а-а-а…– протянул Устин, наконец-то повернувшись правой, изрезанной шрамами от когтей крысособак стороной лица.– Оно нам и неважно. Ты, бывший пластун Дунай, судом Перуновым и княжьим признан виновным в смерти жестокой и лютой четырех дружинников. Что тебя ждет, знаешь?

Дунай пожал плечами. Говорили про наказания многое. Боялся он только попасть к ученым монахам, которые могли использовать его для всяких своих хитрых опытов. За стеной оказаться одному было, конечно, не особо приятно, но этого Дунай не боялся. Работать же в Кремле… Ну работать так работать. Всяко лучше, чем сидеть в сыром каменном мешке и ждать незнамо чего. Хотя… оказаться без походов за стену? Пластун вздрогнул, представив себя в роли огородника. Без боя, без лука со стрелами, без Пасюка…

– Смотри-ка, Неждан, как спокоен наш преступник, а? – Устин недобро усмехнулся.– А что, может, и отправим его как мясо к нашим умникам, им материал всегда нужен. Что думаешь?

– Я бы и отправил,– бухнул Неждан, почесывая пятерней бороду.– Кабы не нужда в нем, выродке. Слышь, ты, понимаешь, про что говорю?

Дунай молчал и смотрел. Пугают? Да пускай пугают себе, страшнее бывало. Хотя от одной мысли об ученых монахах ему стало действительно страшно.

– Ладно, только время зря тратить, запугивать его.– Устин вздохнул.– Дунай, есть хочешь?

– Очень.– Пластун сглотнул слюну.

– Так садись и ешь. И слушай, а мы говорить будем.– Устин протянул ручищу через стол, хлопнув неожиданно побагровевшего Неждана по плечу.– Брат, не злись, он тебе нужен куда как больше, чем мне. Бери мясо, пластун, угощайся. Браги не наливай, возьми воды.

– Что насчет жуков-медведей, Мастер? – Дунай посмотрел на него.

– Занимаются, пластун. Твое дело сейчас не в жуках, тебе надо про свою шкуру думать. Да и есть ли те жуки? Говорю – садись и ешь.

Нет так нет, пластун лишь пожал плечами и посмотрел на стол. Приглашать дважды не пришлось. Дунай подвинулся к столу, схватил миску с жареными турьими ребрами, вгрызся. Густой и еще не полностью остывший сок потек по губам, обволакивая изнутри нёбо и язык тонкой жирной пленкой. Отче Перуне, владыка воинов, как же хорошо! Вода стояла рядом, холодная и чистая, с глубоких кремлевских колодцев. И хлеб, горячий и парящий, сводящий с ума тяжелым сладким своим ароматом. Даже если и идти сейчас куда в сторону Семинарии, так и… Не страшно, не на пустой живот.

– Ты, пластун, далеко захаживал.– Устин повернулся к нему.– Сам ведь мне про многое говорил, как возвращался. Да ты ешь, ешь. На вот, возьми кусок потолще, оголодал…

Кулак не выдержавшего все-таки Неждана грохнул по столу, чуть было не заставил Дуная поперхнуться.

Устин только вздохнул, не желая вмешиваться.

– Да чего ты его обхаживаешь, брат?! – Лицо боярина густо покраснело.– Нам от него дело надо, а не байки бабкины с небылицами. Сюда слушай, выблядок…

– Ты мою мать, боярин, не трогай.– Голос Дуная был спокоен.– Отец ее любил, не насильно взял. В память о нем не скверни их обоих поганью.

– Учить вздумал?! – Голос боярина вскинулся к потолку.

Дверь грохнула, впуская Любомира с Буривоем. Глаза злые, прищуренные, с переливающимся в них желанием добраться до ненавистного пластуна. Но Устин лишь нахмурился, и тех как ветром сдуло.

– Что-то ты, брат, никак не поймешь кое-чего, дай-ка я с ним поговорю.– Устин встал, мягко подошел к другу. Тот лишь дернул плечом, мол – ладно. А Мастер этого и добивался.– В общем, так, Дунай… есть у нас к тебе дело. Ты, пластун, хочешь свободы и честь свою попранную восстановить? Да и послужить одному из главных бояр Кремля? Ага, киваешь, ну так слушай. Знаешь Любаву, боярина Неждана дочку?

Дунай снова кивнул. Любава… ее-то он знал. Ну как знал? Красавицу-боярышню, статную, высокую и задорную бой-девку, мало кто не знал. А уж заглядывались на нее от мала до велика. Что говорить, сам Дунай смотрел на нее издалека и украдкой, когда возможность оказывалась. Бывало, что и мысли допускал лихие, что греха таить? Не его полета птица, что и говорить. Но хороша всем Любава Неждановна, ох и хороша. Пусть и приходится боярину дочерью названой, не родной. И странно, что ее сейчас вспомнил Устин.

– Пропала Любава, пластун.– Мастер стукнул кулаком по столу.– Тогда же, как погибли те трое, и пропала. Увязалась с дружинниками за стену, удаль показать свою, по нео пострелять. А назад и не вернулась…

– Говорил дуре-девке, не лезь, не суйся. Сколь раз говорил?!! – Неждан обхватил широченными ладонями лицо, сжал. Разом превратился из грозного думского боярина и княжьего советника в немолодого и до смерти переживающего потерю дочери отца.– Понимаешь, пластун, каково это, дочку потерять?

– Нет.– Дунай качнул головой. Неожиданно сильно заколотилось сердце, чего ожидать не приходилось. С чего, казалось бы? Не была ему никем Любава, а глядишь ты… И многое стало ясно, почти совсем.– Ее кто живой видел?

– Говорили дружинники, что сдернули ее с фенакодуса петлей. Потом набежали те нео, что за тобой гнались… Да что говорить, все ты видел, разве что про нее не знал. Помнишь же, какая рубка была лютая? Двое сумели вернуться, троих мохнорылые распяли на виду Кремля. А Любавы и след простыл. И что странно, как будто ждали их, заманивали даже. Она всю неделю на стене с дружинными была, стреляла. А тут мохнорылые совсем обнаглели, дразнили просто. А может, и верно, что заманивали, специально все подстроили, чтобы и ее обязательно из крепости вытащить. И тут ты, весь такой, спешишь в Кремль, она с юнаками и увязалась следом. И нет ее, не похвалялись ею нео, вот. Понимаешь, к чему клоню? Так что, пластун, должник ты мой. Дочка тебя шла выручать от смерти лютой. И не вернулась. А долг, Дунай, платежом красен.

– Я в подвале сижу и суда жду.– Дунай встал, поклонился. Не поясным поклоном, хотя Устину за вежливое обхождение и можно было. Так, нагнул голову.– Если за стену утеку, все, пиши пропало, назад дороги точно не будет. А здесь родина моя, пусть и крохотная, боярин. Предателем на ней слыть не хочу. Так что вели дружинникам меня назад вести.

Устин усмехнулся. Зло, но не так, что следовало ждать чего плохого.

– Э, нет, пластун, не так быстро. На вот, гляди да читай.– Боярин взял один из листов, шлепнул прямо перед Дунаем на стол. Что оставалось, как не прочесть?

Прочел, полыхая лицом и понимая, что все решили за него. Князь передавал его, арестованного пластуна Дуная Ивановича, боярину Неждану как знак особой милости и расположения князя за заслуги того перед Кремлем. Вот такие вот дела, как оказалось. Дунай молча сел назад, потянулся было рукой за жбаном с брагой. Но передумал. На дворе стояла ночь, и времени, как пропала Любава, прошло много, пить нельзя. Тело еще не поняло, а рассудок уже начал готовиться уходить за стену. Мысли сразу перестали быть мягкими и раскисшими, свернулись в тугие жилы лучной тетивы. Какие-никакие, но хоть маленькие зацепки бы ему сейчас. Что еще? А, точно…

– Захватили с собой какие-нибудь вещи Любавы? – Дунай посмотрел на друзей-бояр. Устин кивнул на Неждана, а тот достал из-за пазухи свернутую тряпицу, протянул пластуну. Дунай узнал ее сразу, эту неширокую и длинную полоску, покрытую искусной вышивкой. Любава носила ее как повязку вокруг высокого лба, прижимая густые волосы. Пластун бережно взял ее в руки, поднес к лицу. Запах был, ему он показался просто оглушительным. Что говорить про того, для кого и спросил вещицу?

– Думаешь, что сможешь что-то? – Неждан взглянул с неожиданно полыхнувшей надеждой. Вот ведь люди, только дай им веру, подумал Дунай, так готовы хвататься за нее изо всех сил.

– Попробую, боярин. Мне мои вещи нужны, оружие…

– Здесь все.– Устин показал рукой в сторону угла. Да, точно, там все и было, что уцелело. Дунай прошелся, посмотрел что принесли. Неплохо для начала, совсем даже неплохо. Лук, ножи, мешок, одежда. Эх, помыться бы еще, но грязным сейчас даже лучше.

– А нет ли в Кремле живого нео, бояре? – Дунай повернулся к боярам, ждущим его решения и указаний.

– Есть, как не быть? – удивился Неждан.– А на что он тебе?

– Чтобы выбраться незаметнее. Велите мне его шкуру принести и желчи немного. Только накажите отскрести лучше и промыть изнутри и снаружи, чтобы кровью пахло не так сильно. Готового состава ведь не появилось, Мастер?

– Вот оно чего… Умен, зараза, умен.– Устин одобрительно качнул головой.– Не появилось, не хватает материала нашим монахам. Любомир!

Мощная фигура дунаевского недоброжелателя тут же выросла в проеме двери, всем видом показывая готовность действовать. Правду сказать, так Любомир вовсе не обрадовался, когда узнал, что требуется. Но лишь кивнул и скрылся в темноте коридора. Неждан, все это время молчавший, налил себе хмельной браги, выпил залпом, потрепал Дуная по колену. Наклонился ближе, цепляясь взором за его глаза:

– Ты это, Дунай, не держи на меня сердца, слышишь? Дрожит у меня все внутри, понимаешь, из-за дочки. Ажно трясется и сжимается, боюсь я, злюсь. Не могу спокойно отнестись к ее пропаже. Ведь сколь раз под смертью ходил, двух сыновей хоронить довелось. Спокоен был, веришь? А тут не могу в себя прийти. Ну дура девка, и я, старый, тоже дурак. Позволил то, что нельзя делать, допустил, э-эх… Не со зла я тебя обозвал и мамку твою помянул, не держи и ты зла. Помоги мне, парень, все тебе сделаю, никто и вякнуть не сумеет вслед. Поможешь?

Дунай наклонился ближе, посмотрев в ответ:

– Помогу боярин, не бойся, все сделаю, что смогу.

– Ишь, бойкий какой.– Устин усмехнулся, невесело, но успокаиваясь. Видно, ждал более сложного разговора, вдруг бы Дунай заерепенился да заартачился? Как будто был у него выбор…– С чего бы, а?

Пластун не ответил, снова вернувшись к еде. Все было уже решено и обговорено, стоило пополнить запас сил, которых ему сейчас нужно будет о-е-ей как много. Подвинул к себе глубокую чашку с кашей, хорошо сдобренной маслом из молока турьих маток и нарубленным мясом. Первые куски давно провалились внутрь и разошлись. Молодое и сильное тело требовало добавки, восполняя все потерянное за двое суток в подвале и рейде перед «отсидкой». Устин хмыкнул и неожиданно весело и хитро посмотрел на Неждана:

– А ведь, брат Неждан, и точно найдет пропажу. Только смотри, боярин, ой смотри…

– На что смотреть? – Тот непонимающе посмотрел на друга.

– Глядишь, вернет добрый молодец нам Любаву, да и потребует ее в жены. Откажешь разве такому, что на край света да на смерть неминуемую за ней решился пойти?

Неждан хрюкнул, покраснел, посмотрел в сторону спокойно жующего Дуная. Надулся, потом успокоился:

– А и отдам, если вернет, помяни мое слово, отдам. Слышь, пластун, приведешь Любаву в Кремль, свататься смело приходи. Тут тебе и приданое будет, да и чин подыщем, прекратишь на брюхе к мохнорылым ползать. Понял?

Дунай молча пожал плечами. Чего судить да рядить раньше самого дела? То-то и оно, что не стоит. А то решишь так поделить шкуру неубитого рарра – и вместо него сам станешь половиком. На памяти Дуная таких сложных задач еще не было. Не пришлось бы ему идти в неизвестные районы города. А сходить так далеко и вернуться в Кремль пока вышло только у живой легенды Данилы. Выйдет ли у него, Дуная? На минут десять в комнатке повисла полная тишина, нарушаемая только стуком ложки.

В дверь коротко и сильно стукнули. Она приоткрылась, и в комнату влезла недовольная рожа Любомира:

– Сделали, боярин…

– Хорошо. Ты, Дунай…

– Пора делом заняться, боярин,– кивнул Дунай и отложил ложку. Пришло время собираться. Подошел к вещам, взял все разом и вопросительно посмотрел на бояр: – Тайно спускаться буду?

– Куда уж тайнее…– Устин хмыкнул.– Любомир!

Дружинник вырос в дверях.

– Отведешь его, куда сказано было. Присмотрите, прикроете, если что.

– Спускаться тоже прикажешь, Мастер? – Лицо здоровяка не дрогнуло.

– Надо будет, так спуститесь. Ладно…– ответил вместо Устина Неждан и подошел ближе к Дунаю.– Постарайся, пластун, прошу тебя. Если найдешь и увидишь, что не можешь ничего сделать… сделай так, чтобы не мучилась. Понял?

– Исполню, что смогу.– Дунай коротко кивнул.– Идти пора, утро не за горами.

Дверь мягко закрылась, оставив его наедине с дружинниками. Те сопели, но не спешили пойти против боярского слова. Пахло мокрой шерстью и совсем свежей кровью от мохнатого свертка в углу.

– Хватай давай.– Любомир ткнул рукой в сторону свежеснятой с нео шкуры.– Или думаешь, что все мы делать будем?

– Оружие понесешь? – Пластун спокойно посмотрел на него.

– А и понесу.– Дружинник неожиданно покладисто протянул руку, но потом кивнул одному из товарищей, чтобы тот взял.

Дунай пожал плечами, передавая такие необходимые остатки своего барахла.

Нагнулся, взяв в охапку еще теплую шкуру, которую точно промыли колодезной водой и быстро, но тщательно выскребли. Запах нео, густой, привычный, ударил в ноздри. Желчью пахло от высокого Буривоя, видно, пузырь был у него. Дунай посмотрел на провожатых, не зная куда идти. Любомир мягко двинулся по коридору в глубь здания. Зашагал широко, явно торопясь. Прикидывая и так и сяк, Дунай уже понял, что до рассвета от силы часа два-три, а значит, стоит торопиться.

Шли долго, ныряя по таким переходам, которых Дунай знать не знал и ведать не ведал. Ходили слухи о тайной системе ходов, доступной лишь дружинникам и только после особого посвящения. А ведь ведут его трое совсем молодых дружинников, но уже прошедших его, выходит? Вот и довелось проверить и поверить, проходя под Кремлем никем не замеченным. Странно только было, что в головы боярам пришла мысль так вот таиться. Будь воля Дуная, так за стены пошел бы под грохот выстрелов с какого-нибудь из участков, никак не граничащих с местом спуска. Прикрылся бы боем, неожиданной атакой, прошел бы через часовых нелюдей. Или вышел бы известным тайным ходом, как обычно. Только кто знает, почему складывается не так?

Князь мог одобрить поход опального пластуна, да не разрешить как-либо помогать. Не так много людей в Кремле, чтобы тратить для прикрытия поисков пропавшей девки, это точно. Да и ходы не след открывать из-за этого же, мало ли. Ну и ладно, пришло в голову Дунаю, чему быть – того и не миновать. На себя он мог положиться полностью. Сколько раз вот так, ночью, выходил – и ничего…

Жив и здоров – пока, во всяком случае. А там посмотрим, кривая выведет, а Пасюк поможет. Глядишь, и найдет он Любаву, если не убили. Да… лучше бы живой… И плевать на сватовство, обещанное в запале неутешным отцом. Просто спасти непутевую бабу, полезшую куда не след, вернуть доброе имя и дальше служить маленькому клочку родной земли, раз уж такая доля выпала. А другой доли Дунай себе и не желал.

Любомир тем временем вышел на подъем, прошел по узенькому перекидному мосту и оказался у запертой двери. Отворил, вышел из коридора. Остальные потянулись вслед. Дунай почуял свежий воздух, оглянулся, поняв, где находиться. Петровская башня темной громадой высилась по левую руку. Значит, стоят они на углу, что выходит на почти мертвую реку, поблескивающую в свете еле-еле мелькавшего среди низких туч месяца. Так… знакомая дорожка, частенько довелось ходить здесь, что и говорить. Это ему только на руку, можно будет проскользнуть незаметно. Нео не любили воду, старались оказываться возле нее пореже.

– Ну пришли, что ль…– протянул Любомир.– Собирайся.

Дунай развернул тяжелый, густо пахнущий кровью сверток, раскинул на полу галереи. Пахнуло еще сильнее. Буривой, повернув к нему голову и положив вещи у стенного зубца, сплюнул. Куда там мерзко господину дружиннику, значит. Дунай незаметно усмехнулся. Тоже мне, чистоплюй, не приведи Перун ему замараться в нечистой крови нео, помимо боя. Точно, это же вовек не отмыться, ну да. А он, пластун, человек привычный, не брезгливый, чего ему станется?

– Дай мне пояс. И желчь не забудь,– попросил у Буривоя, раскладывая шкуру так, чтобы кое-где подрезать.– И еще в мешке должны быть ремешки такие, тонкие…

– На, да ищи сам.– Буривой кинул мешок, звякнул пряжкой пояса. Сверху мягко плюхнулся мешочек, завернутый в тряпицу. Дунай вздохнул: помощи от дружинников ждать не приходилось. Наказ боярский слово в слово выполнят и больше ни-ни, какой там помогать ему, политому помоями и ненавистью убийце. Ничего, он не гордый, сам справится.

Потянул за ручку старого друга. Нож охотно выскочил наружу. Лезвие не блестело в лунных лучах, покрытое темной пленкой, вываренной из корней деревьев Тайницкого сада. Ни к чему блестеть разведчику оружием, не надо оно ему. Нож у Дуная всегда был острым. Попробовал ногтем – нет, не пользовались стальным другом, не стали марать руки о подлое ночное оружие. Ну и хорошо, меньше ковыряться сейчас придется. Пластун начал с верхних лап, подрезая так, чтобы удобнее затянуть на предплечье ремешком. Любомир недовольно покосился на него:

– Давай быстрее, через полтора часа уже светать начнет, чего копаешься там?

Дунай не ответил, старательно пластая толстую кожу и густой мех шкуры. Разрез, еще один, тут да там, руки, привычные к этому, работали в полутьме быстро. Эх, ему бы кого из ребят в напарники… Да нет, не дал Князь на это одобрения. Хорошо бы было, одному все же тяжелее придется. Хотя напарник внизу у него всегда окажется. Дунай даже и не думал, что Пасюк мог бы сгинуть за эти несколько дней. Не таков этот храбрец, многое прошедший до встречи с ним.

А работа тем временем подошла к концу. Дунай пробежался пальцами по шкуре, проверяя: а не забыл ли чего? Нет, не забыл, все сделал как нужно, в лучшем виде. Переодеться бы, конечно, но запас одежды в мешке всего на раз. Не думал тогда Дунай, что не вернется в каморку своего терема-казармы. Знал бы… глядишь, догадался бы захватить еще рубаху со штанами. Не страшно, пойдет то, в чем сидел в подвале, а на своем месте переоденется во что есть. Главное – дойти. Взял желчь, размазал по пальцам, за ушами, дотянулся к подмышкам. Пахло зло и едко.

Ловко обмотал один из ремешков вокруг правой руки, прижимая шкуру с лапы нео, прихватил узелок зубами, то же самое сделал на левой. Поперек груди, через плечи, протянул два самых длинных ремня, быстро намотав петли, не прося помощи. Затянул пояс и наклонился замотать ноги. Дружинники молчали, смотря на шевелящуюся кучу шерсти, закрывшую пластуна. Лишь Буривой удивленно присвистнул сквозь зубы, дивясь такой сноровке. Глянуть со стороны – так вылитый мохнорыл, ничего не скажешь. Что-что, а цену этому удивлению Дунай знал. Пару раз пластунов, шедших назад в Кремль, чуть свои же и не стреляли, не разобравшись. Закончив, он распрямился, шагнув к вещам. Любомир преградил дорогу, толкнув в грудь ладонью:

– Хватит тебе, выродок…– Глаза, еле освещенные факелом, недобро прищурились.– Так вот и полезешь. А нет… Так я тебя сам скину вниз с удовольствием. Один черт, к утру ничего от тебя не останется, найдется кому полакомиться.

– А не боишься боярского гнева? – Дунай устало вздохнул. Пакости от Любомира ожидать стоило, но никак не такой подлости.– Понимаешь, что делаешь?

– Не твое дело, ублюдок.– Любомир осклабился.– У стены в тот день погиб мой брат Любослав. Знал его? И ты, сволочь паскудная, в этом виноват. Какое мне дело до какой-то бабы? Сгинешь, так туда тебе и дорога. Жаль, что руками тебя убить не могу, один черт, так просто не дашься. Давай лезь. Вон лестница.

И ткнул пальцем в сторону веревочных петель вокруг зубцов. Пластун хмыкнул, прикидывая про себя что делать. Сопротивляться? Убьют, это точно. И ведь скажут, что сам в драку полез. Да им того и надо, вон, оба товарища Любомира уже вцепились в мечи, того и гляди порубят. Потянуть время, вдруг кто из бояр придет приказ проверить? А толку? Ждать долго не выйдет, а если умирать, то уж не так. Пластун не ждал легкого пути за стенами в поисках Любавы, но там он точно выживет. Дунай пожал плечами и пошел к лестнице.

Наклонился над темной пустотой, всматриваясь в начавшую светлеть ночь. Зря, ничего не разглядишь, а вот кто-то из дружинников запросто может помочь полететь вниз. Ну хватит, Дунай Иванович, пора двигаться. Одним резким движением оказался за стеной, повиснув на прочной лестнице. Ногой нащупал перекладину и начал спускаться. Любомир наклонился со стены, всматриваясь в исчезавшее темное пятно, плюнул вслед. Но пластуну, измазанному в сукровице и остатках подкожного жира из шкуры, было все равно.

Тело привычно работало на спуск, руки-ноги двигались ровно и спокойно, глаза наблюдали, насколько могли. Нет, вроде все хорошо, прямо под стеной никто его не ждет. Остается спуститься, рывком уйти к обсыпавшимся каменным плитам набережной и прижаться к воде. Сейчас там вряд ли есть кто из мохнатых, значит, пройти до заваленного битым камнем и ржавым железом огромного пустыря за мостом он сможет. А там будет проще. Лестница провисла в паре-тройке метров над землей, Дунай мягко спрыгнул. Приземлился на четвереньки, неуловимо и плавно перетек в ближайшую тень, падавшую от ребристых остатков речного судна, выброшенного когда-то волной прямо под стены. Прислушался.

У моста поблескивали рыжие всполохи костров и изредка слышался густой рев. Сторожат все-таки нелюди, стоят на месте. После прорыва к Кремлю танка, на котором добрался назад Данила, нео еще сильнее взялись за охрану моста и его окрестностей. Био временно отсутствовали, то ли копили силы, то ли Кремль неожиданно стал им неинтересен. Да это и хорошо. Против сервов, слуг больших био, пластуну мало что удалось бы выставить.

Тем ведь, что ночь, что день – все едино. Сторожат они свою территорию куда лучше мохнорылых, пользуются остатками былой мощи и возможностей. Но ему сейчас идти туда, где в помине нет ни сервов, ни самих полумеханических людоедов. Есть только чуткие носы мохнатых нелюдей и его, Дуная, хитрость и умение. Да тонкий костяной свисток-манок, что висел на кожаном шнурке под сопревшей насквозь одеждой. Пальцы уже доставали его, уцелевшего в драке после боя.

Свист был похож на зов рукокрылов… для того, кто не понимал звуков и не умел их верно слушать. Похож, да не тот, и звал им Дунай вовсе не летающих проглотов-кровососов. Если Пасюк где-то рядом, то скоро объявится и станет немного проще. А пока надо было начинать красться в сторону моста и думать, как пройти мимо караула нео, чтобы добраться до полуразвалившегося после войны лабиринта каменных коробок за пустырем.

Военная академия ракетных войск стратегического назначения имени Петра Великого. Именно туда Дунай и стремился, оттуда и планировал с самого начала выйти в поиск Любавы. И, крадучись, уже начал двигаться в направлении сторожевых постов нео.

Загрузка...