Региональный разведцентр размещался на базе США в Фушу, что в западной части Большого Токио. Официальное предназначение – узел военной связи, а неофициально – координация сбора информации, проведение агентурных и технических операций. По японскому «бюджету симпатии» американским военным ежегодно выделялось несколько миллиардов долларов, часть из которых позволяла ЦРУ следить за Восточной Азией и частью Тихого океана. В первую очередь, за быстро набирающим силу китайским драконом.
ДНР слушал, наслаждаясь улуном. Чудесный чай, по словам доставившего его резидента ЦРУ в КНР, снижал вес, боролся с раком, гипертонией и еще массой болячек, препятствовал деградации мозга и нервной системы. Толи эти качества, толи новости способствовали поднятию настроения у высокого гостя.
– Так, говоришь, удалось серьезно улучшить позиции в финансовом секторе?
– Как и планировалось, сэр, наша точка в Шанхае расширила число информаторов в банковских кругах. От них поступают полезные сведения по экономике и политике Пекина, а также оперативные данные на местных бизнесменов и чиновников.
– Какой из банков наиболее активен в крупных сделках с госучастием?
– Государственный Шанхайский Банк.
– В нем есть серьезные контакты?
– Старший вице-президент по зарубежным операциям. Доносит о крупных китайских сделках за рубежом и об участвующих в них лицах.
– Бизнес в России?
– В том числе, хотя он имеет исключительно коммерческий характер. Военно-техническое сотрудничество финансируется, к сожалению, по другим каналам. ГШБ действует по запросам компаний-клиентов или сам проявляет инициативу. Порой получает импульсы от правительства. Иногда инициатива исходит и от банков-партнеров. Вы же знает, что финансовая система КНР не испытывает недостатка в денежных ресурсах и имеет мощную подпитку от Центробанка, особенно, если кредитуемые проекты отвечают национальным интересам Китая.
– Инициатива может исходить от западных банков-корреспондентов?
– Нередко так и происходит, сэр, поскольку китайцы еще недостаточно профессиональны в сфере международного корпоративного финансирования, например, слияний и поглощений.
– В ГШБ есть западные менеджеры?
– Да.
– Нужен не наш сотрудник и не американец.
– Не могу сразу ответить, нужно уточнить.
– Немедленно дай поручение определить кандидата для использования втемную. Ответ я хочу увезти с собой, вылет поздно вечером. Это в рамках того проекта, что мы обсуждали в нью-йоркском офисе.
– Уже догадался. Нельзя ли уточнить задание?
– Скажем так: человек должен передать китайцам информацию, которая подтолкнет ГШБ к участию в сделке. Сама сделка представит несомненный интерес для китайской корпорации, то есть, будет отвечать национальным интересам Пекина.
– Правильно понимаю, что требуется возможность полного отрицания нашего участия?
Директор национальной разведки молча кивнул. Резидент наморщил лоб: задача выглядела простой, хотя с запашком. А босс, выспрашивая детали, выпил пять чашек улуна и едва не описался, значит, задача сложная, поэтому принюхиваться не следует. Пусть в Вашингтоне ломают голову, а наше дело – отправить запрос в шанхайскую резидентуру. В положительном ответе был уверен, сомневался только в имени – не запомнил. Парня из ГШБ видел с полгода назад, обычный голландский банкиришка – высокий, светлый, жаловался, что негде на коньках побегать. Сразу называть кандидата резидент не стал, вдруг Шанхай предложит и других. Уже к вечеру прояснится будущее конькобежца. Шпион – отчасти демиург, способный подправлять планы Создателя и тем менять судьбы людей.
После паузы глава национального разведсообщества предпочел уйти с обсуждавшейся темы.
– Правда, улун производят только из взрослых листьев чайного дерева? Поэтому продукт дороже и менее распространен?
– Да, сэр. Мне привозит оперативник, действующий по программе GDI под прикрытием импортера элитных сортов чая.
– Постой, «Инициативу глобального развертывания» мы уже свернули. Пять тысяч бездельников, якобы почти нелегалов, только проедали бюджет, а отдачу давали нулевую.
– Этот выучил китайский и шурует в глубине континентальной территории Китая. Завел полезные контакты, в том числе одного полицейского в закрытом районе, где строится система подземных туннелей для межконтинентальных ядерных ракет. В перспективе …
– Ладно-ладно, про чай расскажи.
– Листочки скручивают в плотные комочки, чтобы минимизировать их контакт с воздухом, иначе будет происходить излишняя ферментация.
– Вот как! – ДНР пристально взглянул в глаза подчиненному, понял, что того не удалось сбить со следа словесной эквилибристикой. – Если кандидат найдется подходящий, то ты его потом в «комочек скатаешь»?
– В лучших традициях. Своими руками.
– Лучше китайскими. «Импортер» организует?
– Абсолютно. Очень толковый.
Прогулки становились длиннее, шаг убыстрялся, Алехин ощущал, как в тело возвращается энергия, а с ней и оптимизм. «Неужели проскочу?» – вслух, конечно, не произносил, чтобы не сглазить. Химиотерапия дала ощутимый эффект, и с её окончанием отрастали не только волосы, но и сроки планирования будущих действий. Только червь сомнения портил картину, заставлял мрачнеть, глядя на исхудавшее лицо с ежиком почти платинового оттенка. И еще не хотелось смотреть на струю, несущую в писсуар остатки отравы и умерших клеток-паразитов. От запаха деваться некуда: даже если отвернуть нос, то верный пес шумным вдыханием анализируемого воздуха напомнит, что моча совсем не золотистая. Зато врачи настроены позитивно. Привыкший тонко чувствовать нюансы чужого поведения, шпион заметил, как белые халаты перестали избегать его взгляда и мучительно подбирать нейтральные слова. Также симптоматично, что приходящая медсестра шлепнула по руке, когда он как бы случайно погладил её тугое бедро. Матвей не вкладывал в жест приглашения к продолжению, так, настроение нахлынуло, чего в период бессилия не случалось.
– Обед готов, – раздался голос из кухни.
– Бегу, Анечка, – с энтузиазмом ответил мужчина, чей аппетит уже посылал сигналы голода по стволу мозга в его переднюю область, которая, обработав, сформировала заключение «жрать хочу».
– Не забудь принять таблетки, – тон жены за время болезни стал отчасти приказным, – и звонила Шпагина, обещала скоро быть.
Довольный ветеран переваривал тарелку овощного супа и порцию пасты с морепродуктами, что затуманивало голову, которая вновь наполнилась многообразием образов и затей. Сквозь туман проступала идея открыть бутылку тосканского в честь приезда онкопсихолога. Кроме приятных вкусовых ощущений это могло выставить пациента в выгодном свете, что требовалось для успокоения друга, рвущегося к нему гости. Алехин не сомневался, что Мария информирует Чудова – её опекуна и бывшего зам. директора СВР.
– Машенька, не сочти за труд, набросай для меня мой же психологический портрет, – приступил бывший шпион к реализации очередного пункта своего плана. – Типа, как стальная воля чекиста дала трещину под ударами рака легких. Как его веселая и живая личность трансформировалась в нечто гротескно-мрачное и деградирующее. Затем вплети нотку надежды, когда химия начала побеждать раковые клетки. И прогноз, как лучевая терапия скажется. Концовка в двух вариантах – пациент отбрасывает коньки или убегает на них к радостям бытия.
– Замысел интересный. Только зачем? Еще не время.
– Зачем еще не придумал, но postmortem я прочесть не смогу. Сделай, вдруг пригодится. Только не болтай об этом с моим семейством.
Из докладной записки.
«…Нами проведен внешний осмотр и технический контроль грузовика, на котором ранее была осуществлена доставка «Зверя». Использовался передвижной пункт рентгеновского сканирования большегрузных автомобилей на трассе «Дон». В целях зашифровки одновременно подверглись просвечиванию 12 машин, следовавших в попутном направлении.
В рефрижераторе выявлена скрытая внутренняя полость размерами 190 × 65 × 40 см. Она оказалась пуста. Проверка документов показала, что фурой управляет по доверенности брат хозяина. Под легендой знакомства с владельцем наш сотрудник выяснил, что тот, по словам брата, погиб на территории Ингушетии в результате наезда неустановленного автомобиля. Дата смерти примерно соответствует его предполагаемому возвращению из Краснодара после доставки «Зверя».
Установочные данные погибшего и его брата, полученные по базе ГИБДД, прилагаются. Экспертное заключение по грузовику прилагается».
«Смирнову» Волгоград не понравился: скучный индустриальный город послевоенной постройки. Только на привокзальной площади виден фонтан сталинской стилистики «Детский хоровод». При ближайшем рассмотрении и тот оказался новоделом – старый фашисты разбомбили. Сам вокзал пытались взорвать шахиды, только кабардинец об этом узнал позже. А сейчас, сойдя с поезда, нашел телефон-автомат и набрал нужный номер. Ответа долго не было, но затем трубка зарычала «Пошел нахрен!» После ссылки на «Торгаша» абонент сменил тональность и велел ждать.
Переволновавшийся капитан, почти уже майор, наблюдал со стороны, как подъехавший черный «хаммер» заглотил агента. Оперативник прилетел раньше, но едва успел к приезду своего протеже: местный аэропорт, расположенный в низине, был по обыкновению закрыт туманом и долго не принимал самолеты. «Сталин или Берия, наверняка, расстреляли проектировщика, выбравшего столь неудачное место», – беззлобно пробубнил фээсбэшник. Закурил на ветру и побрел представляться новому начальству. Предстояло выбить место в общаге, семья пока осталась в Краснодаре. Потом придется устанавливать контакт с новыми коллегами. Как-то они примут новичка? Летел он через Москву, где прошел инструктаж: поддерживать ровные отношения, опираться на местные ресурсы, «Смирнова» не раскрывать, докладывать напрямую в Москву. Приказывать легко, выполнять приказы сложно.
«Стукачок» с ненавистью смотрел в монитор: досье на Красько не содержало компрометирующих моментов, которые можно было бы выгодно представить Руслану. Пришлось приложить немало сил, чтобы подключиться к деятельности группы, расследующей аварию в Селитрограде. Он давно понял, что оперативная работа – самая неблагодарная в Службе – общаешься с поддонками, а продать нечего. Другое дело – аналитика: сведения стекаются отовсюду и несложно найти кусок на продажу. Чем пахучее – тем аппетитнее. Соответственно и отгреб, сославшись на здоровье, в отдел экономической информации. Не раз в храме – а считал себя истовым прихожанином – благодарил Всевышнего, что наставил на смену должности.
Таких покупателей, как Руслан, у него образовалось пятеро. Что-то туда, что-то сюда, и навар набегал неплохой. По-крупному предатель не работал, крысятничал осторожно, предпочитая длительное сотрудничество с клиентами, которые и ему подбрасывали кое-какие оперданные. Тем и легендировал сохранение контакта с ними после перехода в аналитики. Начальство не возражало: граница между дозволенным и запретным давно превратилась в широкую серую зону. Слева посмотришь, смахивает на приватизацию служебного положения, справа – на современный стиль работы.
Устав ломать голову, решил предложить Руслану оптовую сделку: полное досье в обмен на сумму, не крупную, но достаточную для того, чтобы поменять двухлетнюю иномарку жены на новую, рестайлинговую. «Пусть сам выбирает нужные ему детали, – кумекал он. – Возникнут вопросы, нехай платит дополнительно». Набрал номер Руслана: «Алло. Интернет-магазин? Это клиент 1856. Хотел бы заказать кроссовки для горных прогулок, такие синие, что в «Спортмире» стоят 12.000 рублей. Есть в наличии 43 размер? Отлично. Доставка? Сегодня в 19.00 мне было бы удобно». Спортивные причиндалы сотрудник ФСБ любил, правда, на самом деле покупал их в «Спортмире». На еженедельном футболе с коллегами (всегда полезно посекретничать в неофициальной обстановке) щеголял обновками. Одно дело – легенда общения с бандитом, другое – зашифровка самих встреч.
Дагестанец не стал сбивать цену и принял досье охотно. Из устного рассказа подполковника его почему-то заинтересовали подробности семейной жизни Красько. Из этого собеседник сделал вывод: разборка предстоит серьезная и глубоко личная. «Скорее всего, теневым заказчиком является совладелец и конкурент Магомедов, – запоздало блеснул аналитическими способностями он и тут же пожалел, что запросил маловато за сведения. – В следующий раз выставлю счет побольше!» Но сегодня принял двенадцать тысяч «зеленых» и промолчал: «Пацан сказал – пацан сделал».
Служба внешней разведки понесла огромные потери во времена перестройки и затем. Перебежчики из оперсостава дополнялись валом предательства на политическом уровне, вплоть до высшего руководства страны. Пока противники свободно действовали в Москве, а российских разведчиков вязали по рукам и ногам, сложилась тревожная обстановка: старые источники потеряны, новые приобретать получалось плохо. И хотя ситуация стала выправляться, опытные кадры сошли со сцены и козырных агентов вербовать стало некому.
Фишман это знал, поскольку относился к самому молодому поколению. В Великую Отечественную войну его дед, еще мальчишкой, был разведчиком у брянских партизан. Затем хотел выучиться на офицера, но его, как «лицо, находившееся на оккупированной территории», не приняли в военное училище. Потом, когда в СССР еврейская фамилия превратилась в обузу, тот посоветовал своему сыну поменять её на русский вариант – Рыбаков. А внуку пришлось проделать обратный обмен, чтобы удобнее шпионить в США. Рекомендация начальства оказалась нелишней: удобно в общении с людьми, особенно, если имя «Владимир» сократить до «Влад».
Невысокого черноволосого парня – 25 лет от роду, стройного, с загадочным взором из-под длинных ресниц – прислали на стажировку в Вашингтон, чтобы определить, готов ли новичок для самостоятельной разведывательной работы. Если «да», то предполагалась длительная загранкомандировка в США. Ничего особенного от него пока не требовалось: освоить должность переводчика в международной организации, присмотреться к иностранным сотрудникам, приноровиться к укладу американской жизни. В посольстве ему появляться запретили, чтобы не засветился перед ФБР. К тому же правила зашифровки требовали не светиться и перед согражданами. Не то, чтобы им не доверяли, но ведь среди них мог найтись и болтун, и «крот». Гадкое чувство – осознавать, что кто угодно из товарищей может нанести удар в спину. А ведь карьера только-только заладилась.
В двух кварталах от офиса Фишман, в соответствии с традициями аборигенов, отстоял короткую очередь в кофейне «Старбакс» за стаканом-термосом с напитком. Мулаточка фломастером черкнула пару слов на салфетке и улыбнулась. Одарив её четвертаком чаевых, как и полагалось, русский пожалел, что дело происходит не в ресторане, где можно поболтать. Девчонка симпатичная, сексуальность глубинная, не напускная. Такие экземпляры его возбуждали. Что нередко случалось после двух месяцев без женщины – правила запрещали внебрачные половые контакты без санкции Центра.
Двигаясь по улице и прикладываясь к кофе, скосил глаза на написанную фразу «Don't waste napkins» («He выбрасывай салфетки»). Приятно озадаченный вошел в конторский билдинг, дождался лифта. В кабине осенило, развернул бумагу в надежде увидеть номер телефона девушки. Увидел рекламу: «After coffee gum» («Жвачка после кофе»). Уголок салфетки почему-то отрезан. Работа в тот день могла бы не родиться, заинтригованный парень ждал завтра. Ждал только хорошего, не сознаваясь себе, чего именно. Почему бы не помечтать, коли еще ничего не случилось. Шмякнувший на стол пачку документов разносчик вернул к действительности. «Блин, опять просит миллиарды делегат страны, чье название и местоположение неизвестно большинству жителей планеты».
Мулаточка с беджиком «Паола» продолжала, как автомат, обслуживать посетителей. В уме прикидывала: «Вчера почта принесла фото парня и пятьдесят баксов, а обычно, чтобы получить такую сумму в качестве чаевых, приходится улыбаться придуркам два-три дня. Черкнула ему записку, как было велено, и все дела. ЦРУ платит неплохие деньги».