– Опять эти мерзкие пятиклашки! – сказал Попов и встал впереди меня.
Это я потом узнал, что он Попов. Тогда он для меня был просто старшеклассником. Длинным и наглым.
Мало того что сам без очереди влез в очередь в столовой, так ещё и друзей пропускал. Их штук пять набралось! Так я не только параграф по истории прочитать не успею – поесть не получится. Положу на поднос салат из капусты, борщ красный дымящийся и пюре с курицей, а тут – бац! – и звонок.
Если бы нас толпа была, мы бы с шестью старшеклассниками справились. Но были только я и Лёва Ладушкин, поэтому мы молчали. Но, когда влез седьмой старшеклассник, я возмутился. Попов повернулся и сказал:
– Цыц, малявка!
Тогда я решил ненавидеть Попова. Лёва меня поддержал, и после пятого урока мы подстерегли Попова за углом рекреации на третьем этаже и обстреляли жёваными бумажками.
Попов был не один, а с другом. Они пытались нас поймать, но куда им. Нас-то пятеро. С нами пошёл Боря – он рад любой заварушке, Илья Колесников, мой друг, и Саша с Тарасом.
Саша с Тарасом не стреляли, но убегать им всё равно пришлось, потому что Попов за ними погнался.
Через два дня Попов появился в нашем корпусе снова. У них расписание такое: два дня в нашем корпусе, остальные – в старшем. К тому времени мы целую военную операцию разработали. На каждом этаже появлялись три или четыре пятиклассника, кричали: «Попов – гад!» – и убегали. В разные стороны.
К третьей перемене Попов был красный и лохматый. От его взгляда двигались диваны, и мы решили пока ему на глаза не попадаться. Но попались.
Точнее, попался Тарас, хотя он в нашей войне не участвовал. Попов схватил его за ворот, и мне показалось, что сейчас серый пиджак останется в руках годзиллы Попова, а Тарас вылетит из него на пол.
И тогда я налетел на Попова. Я умею налетать. Вскочил ему на спину и вцепился в уши. Попов от неожиданности выпустил пиджак вместе с Тарасом и стал стряхивать меня. Но тут подоспели ещё наши. А трое пятиклашек – это банда.
На следующей неделе Попов от нас шарахался. Один раз даже развернулся и на другую лестницу пошёл. И тогда мы решили, что это победа. И радовались до четверга.
В четверг я сидел после уроков на программировании – доделывал домашнюю работу, и у меня никак не получалось переместить эти дурацкие часы. Точнее, они перемещались, но гасли на секунду, а потом начинали отсчёт снова. А надо было, чтобы стрелки продолжали двигаться, словно часы кто-то бережно перенёс из правой части экрана в левую.
Я уже минут двадцать тупо смотрел на программу, когда краем глаза заметил: в кабинет кто-то вошёл. Я оглянулся и понял: мне конец. Это был Попов.
Я съехал вниз по сиденью стула. Под столом было пыльно, в углу валялся смятый фантик, над головой угрожающе свисала коллекция жвачек. К ножкам стула подошли ноги в громадных ботинках. Я замер. Ноги тоже. «Давай, иди дальше!» – подумал я.
Нос зачесался изнутри и решил чихнуть. Я его зажал рукой. Стул со скрежетом отъехал в сторону, на него взгромоздилось длинное тело Попова. Его колени почти упёрлись в мой нос. Я шарахнулся назад и стукнулся о подстольные жвачки. В голове громыхнуло. Это был грохот провала. Колени отодвинулись, ко мне свесилось перевёрнутое лицо Попова.
Попов увидел меня, усмехнулся и сказал:
– Ты не ту команду написал. Надо «MOVE», а у тебя «DROVE». Ты заново всё отрисовываешь.
Оказалось, Попов соображает в программировании. Он мне тему за пять минут рассказал – я её прослушал на уроке, потому что своего персонажа для комикса рисовал. Я не говорил, что мы с ребятами общий комикс рисуем? Значит, расскажу потом. А ещё оказалось, что Попова Глеб зовут.
Больше мы с Поповым не враждуем. Ни один пятиклассник.
Видишь конфету? У Маринки был день рождения, она всем по две раздавала: «мини-Сникерс» и «мини-Марс».
Я «Марс» съел, а «Сникерс» сейчас отнесу своему другу Глебу Попову. Я помню: он на этой перемене всегда обедает. Потому что эта перемена в столовой только для старшеклассников.