Купер и Вальтер Скотт (1771–1832), британский писатель
23 ноября 1826 года Куперу нанес визит Вальтер Скотт. Вот как сам Купер описывает эту встречу: «Я спускался по лестнице нашей гостиницы… когда встретил пожилого человека, подымающегося, как мне показалось, с трудом. Во дворе стояла карета. По всей фигуре и по выражению лица входившего, как и по виду экипажа, мне показалось, что посетитель приехал ко мне. Мне даже показалось, что его лицо мне знакомо, хотя я никак не мог вспомнить его имя. Мы разошлись, раскланявшись, и я уже выходил из двери, когда незнакомец вдруг остановился и спросил по-французски: “Не могу ли я видеть господина Купера?” – “Я – Купер”. – “Мое имя Вальтер Скотт”… Мы пожали друг другу руки, и я поблагодарил его за оказанную честь. Мы проговорили около часа в моем кабинете… Затем я дважды завтракал с ним, он снова побывал у меня, и мы встретились еще раз у княгини Голицыной, которая устроила прием в его честь… На следующий день сэр Вальтер уехал в Лондон». (По книге С. С. Иванько «Фенимор Купер», 1991)
В начале 1826 года Купер познакомился с Вальтером Скоттом, который приехал к нему в отель и провел в беседе около часа. «Он обращался со мной как со своим младшим братом, говорил с добротой и держался с изысканностью», – сообщал Купер друзьям в Нью-Йорк. Писатели встречались несколько раз в доме Голицыной. Об одном таком вечере есть запись в дневнике Вальтера Скотта: «Купер также был здесь, так что шотландский и американский львы совместно владели полем» (по книге М. Н. Бобровой «Джеймс Фенимор Купер», 1967).
Считается, что свой первый морской роман Купер написал под влиянием Вальтера Скотта. С. С. Иванько так описывает это в своей книге:
Замысел нового романа Купера возник совершенно случайно во время оживленного обмена мнениями с друзьями за обедом в Нью-Йорке. Темой беседы был новый роман Вальтера Скотта «Пират». Собравшиеся за столом удивлялись, как Вальтер Скотт, юрист и знаток рыцарской старины, поэт и исследователь нравов и обычаев северных народов, мог стать специалистом в области морского дела и создать на эту тему роман. Купер возражал, что в романе не чувствуется знания морского дела и что автор просто сумел создать иллюзию действительности настолько реальную, что читатели ей верят. Настоящий знаток моря и морского дела мог бы создать куда более интересный роман. Но большинство присутствующих не соглашались с Купером. Как может монотонная морская пучина, которая знает одно лишь движение – шторм, послужить местом действия романа? Разве образованные женщины станут читать роман, герои которого пропитаны потом и солью? Кому интересна тяжелая и однообразная, как само море, морская служба?
Чем больше возражений выслушивал Купер, тем сильнее он утверждался в мысли о том, что действие его следующего романа должно будет происходить на море. Такой поворот событий, конечно, не был случайным, он был предопределен собственным жизненным опытом писателя и его личными интересами. Купер провел на море годы ранней юности. Он любил и море, и моряков, хорошо знал и любил морскую службу и оставил ее только под давлением своей будущей жены, которая не давала согласия на их брак, пока он не пообещал, что уйдет с флота. Можно лишь удивляться тому, что море и моряки не стали предметом романов Купера значительно раньше. Ведь в представлении писателя две стихии всегда были неразрывно связаны между собой – морская пучина и лесная глушь, водная гладь и чаща леса. Обе эти природные стихии являлись неизменными предметами его напряженного интереса.
И вот теперь, ранней весной 1823 года, Купер принялся за свой первый морской роман.
…
Задумав написать морской роман, который моряки ценили бы за точность описаний корабля и морской службы, а незнакомые с морем читатели понимали бы специфику и сложность жизни на море, Купер взял на себя весьма сложную задачу. «Я ставил себе целью избежать технических описаний, чтобы создать поэтическое произведение. Хотя сам сюжет требовал следования мельчайшим деталям обстановки, чтобы повествование выглядело правдивым», – так охарактеризовал свои намерения писатель.
Дэниэл Вэбстер (1782–1852), американский государственный деятель
Он известен повсюду, его произведения читали не только во всей нашей стране, но и везде, где читают на нашем языке, – и где бы их ни читали, они вселяли добрые чувства и приносили разумное удовольствие. Он обладал силой развлекать и просвещать читателей из младшего поколения страны, не нанося ущерба их нравственности и не потворствуя извращенным страстям. … И в то же время эти произведения полны информации относительно нашей страны, древних народных обычаев и наших пейзажей, и, следовательно, они будут с большим интересом восприняты последующими поколениями и передадут его изображение американского характера в эпоху, предшествовавшую его собственной, тем, кто придет после него.
Фиц-Грин Холлек (1790–1867), американский поэт
Я имел честь хорошо знать г-на Купера. Его отличала исключительная искренность. Его уважение к правде как в мелочах, так и в важнейших делах превосходило все мне известное, а его жизнь в дискуссиях с теми, кого он считал неправыми, в конце концов превратилась в долгое подвижничество ради принципов.
Сэмюэл Морзе (1791–1872), американский изобретатель и художник
Я могу искренне сказать, что годы наших близких отношений не были омрачены наименьшей холодностью. Мы общались каждый день, почти каждый час, в полные событий 1831 и 1832 годы в Париже. Я никогда не встречал более искреннего, теплосердечного, надежного друга. Никто не был так близок к созданному мной идеалу честного и благородного человека. … Он был пылким, непреклонным приверженцем устоев своей страны и защищал их от нападок с риском потерять славу и богатство. Его щедрость, покорная его великодушным симпатиям, едва ли ограничивалась благоразумием.
Я побывал во многих странах Европы, и утверждения о славе господина Купера могу подтвердить собственным опытом. Во всех европейских городах, в которых я побывал, произведения Купера были выставлены на видном месте в витринах всех книжных магазинов. Как только он их заканчивает, они издаются в тридцати четырех разных местах Европы. Американские путешественники видели их переведенными на турецкий и персидский язык, в Константинополе, в Египте, в Иерусалиме, в Исфахане.
Петр Андреевич Вяземский (1792–1878), русский поэт, литературный критик
Купер – романист пустыни, влажной и сухой. (В другом романе описывает он американскую степь.) Романы его и отзываются немного однообразием пустыни; но зато есть что-то беспредельное и свежее. Никто, кажется, сильнее и вернее его не был одарен чутьем пустыни и моря. Он тут дома и переносит читателя в стихию свою.
Вальтер Скотт вводит вас в шум и бой страстей, человеческих побуждений; Купер приводит вас смотреть на те же страсти, на того же человека, но вне очерка, обведенного вокруг нас общежитием, городами, условиями их и т. д. С ним как-то просторнее, атмосфера его свободнее, очищеннее и прозрачнее. Малейшее впечатление, которое в сфере Вальтера Скотта ускользнуло бы, здесь действует сильнее и раздражительнее. Чувство читателя изощряется от стихии, куда автор нас переносит. Мы видим далее и глубже. В Купере более эпического, в Вальтере Скотте более драматического, хотя в том и в другом эти оттенки иногда сливаются.
…Море – какое раздолье и какая прелесть у Купера! Так и купаешься в этом море. Корабль, все морские принадлежности, вся адмиралтейская часть изображены в живописном совершенстве. Петр I осыпал бы Купера золотом и пожаловал бы его в адмиралы…
В романах Вальтера Скотта в толпе людей не всегда успеешь разглядеть человека; мимо иных действующих лиц проходишь иногда без внимания: оно все обращено на лица, особенно выдающиеся вперед, и на вышины, как обыкновенно водится и в житейском быту. На пустом и обширном горизонте Купера всякое существо рисуется отдельно и цело, все видимое возбуждает внимание, и следишь за ним, пока не скроется оно совершенно из глаз. Общежительный человек скажет: должно жить в мире Вальтера Скотта и заглядывать в мир Купера. Нелюдим (не то что человеконенавистник; нелюдим может и не иметь ненависти к человечеству, а у нас неправильно то и другое слово принимаются в значении мизантропа), нелюдим скажет: должно жить (т. е. любо жить) в мире Купера, а можно для развлечения заглядывать и в мир Вальтера Скотта.
Уильям Каллен Брайант (1794–1878), американский поэт, журналист и редактор «New York Post»
Я мало сказал о его недостатках, так как они были очевидны для всего мира, они лежали на поверхности его характера; те, кто мало его знал, больше всего обращали на них внимание. С его характером, настолько состоящим из позитивных качеств, – характером столь независимым, непреклонным и намного более чувствительным, чем он хотел бы признать, неудивительно, что часто возникали обстоятельства, которые приводили его иногда к дружеским столкновениям, а иногда к более серьезным разногласиям и недоразумениям со знакомыми. … Ему никогда не приходило в голову скрывать свои мысли, и он ненавидел обман у других людей; к тем, о ком он был плохого мнения, он не соизволял выявить даже те знаки почтения, которые были приняты и почти необходимы в обществе. Когда кто-нибудь мужественно высказывал свое мнение, даже отличающееся от его собственного, это вызывало его уважение.
О собственных произведениях он говорил так же свободно, как и о произведениях других и никогда не колебался высказываться о книге из-за того, что она была написана им самим; при этом он мог с мягкостью выносить любые несогласия с его оценкой собственных произведений. Его характер был похож на коричное дерево – твердая и жесткая кора снаружи и пылкая мягкость внутри. Те, кто проникали под поверхность, находили мягкий характер, теплые чувства и сердце, в котором было достаточно места для его друзей, их занятий, их доброго имени, их благополучия. Они узнавали, что он филантроп, … религиозный человек, наиболее благочестивый, когда благочестие – это скорее чувство, чем исполнение обрядов, … гостеприимный и в меру своих средств щедрый в благотворительных делах. … Короче говоря, Купер был из тех людей, кого чтобы любить, нужно близко знать.
Мне кажется, что в характерной для него манере письма он соединял в высшей мере те качества, которые позволяли ему заинтересовать наибольшее количество читателей. Он не писал для людей привередливых, утонченных, не в меру чувствительных, так как для них его талант был слишком жестким …; нет, он писал для человечества в целом – для мужчин и женщин с обычными здоровыми чувствами, – и их восхищение было ему наградой. Именно для этой части общества библиотеки вынуждены запасаться огромным количеством экземпляров его произведений… Следовательно, он заслужил более широкую славу, чем любой современный.
Джентльмена, который вернулся из Европы незадолго до смерти Купера, спросили, что делают люди на Континенте. «Они все читают Купера, – ответил он, – в маленьком королевстве Голландии, с его тремя миллионами жителей, я видел четыре разных перевода Купера на язык этой страны». Путешественник, который видел многих представителей среднего класса в Италии, позже сказал мне: «Оказалось, что все, что они знают об Америке, а это немало, они узнали из романов Купера».
Купер и Адам Мицкевич (1798–1855), польский поэт и общественный деятель
Купер встретился с Адамом Мицкевичем в Париже в 1826 году. Известно, что они вместе ездили верхом в окрестностях Рима, но не осталось никаких записей об их разговорах. Хотя польский поэт-романтик Антоний Эдвард Одынец слышал, как Купер спрашивал Мицкевича «о духе и характере славян и о племенах, кочующих в степи».
Оноре де Бальзак (1799–1850), французский писатель
В наше время Купер – единственный автор, достойный встать рядом с Вальтером Скоттом… Купер обязан высоким местом, которое занимает в современной литературе, дару описывать море и моряков и дару идеализировать великолепные пейзажи Америки.
…Я читал и перечитывал произведения американского романиста, скажем точнее, – американского историка: обе его способности вызывают в мне восхищение, которые вызвали они и в Вальтере Скотте.
Некоторые авторы книг о Купере утверждают, что Бальзак «рычал от восторга, читая его романы».
Жорж Санд (1804–1876), французская писательница
Купера часто сравнивают с Вальтером Скоттом, это большая честь, которой его нельзя считать недостойным; но говорят также, что Купер всего лишь искусный и удачный подражатель великого мастера – это не то, что чувствую я.
Купер, конечно же, мог и должен был испытывать влияние формы и способа письма Скотта. Какой более подходящий пример мог бы он выбрать? Стиль, когда он хорош, сразу же становится общественной собственностью, но стиль – это только одежда идеи, и никто никому не подражает, когда одевается согласно моде своей эпохи. Оригинальность не задыхается в подходящей и хорошо сшитой одежде, наоборот, она может свободнее двигаться в ней.
Америка, по словам Жорж Санд, стольким же обязана Куперу в сфере литературы, скольким Франклину и Вашингтону в науке и политике (по книге М. Н. Бобровой «Джеймс Фенимор Купер», 1967).
Генри Уодсворт Лонгфелло (1807–1882), американский поэт
Наша страна многим ему обязана. … Я не был ни в одной европейской стране, где его имя не было бы хорошо известно.
Сэмюэл Осгуд (1808–1885), американский художник
Сила воли, наверное, более, чем способность к интеллектуальному анализу, изысканная чувствительность или развитое воображение, является характерной чертой его героев, и в этом смысле его портреты хорошо показывают самые сильные черты американского практического ума. Типичный для него человек, будь то обитатель лесов, моряк, слуга или джентльмен, всегда стремится исполнить какое-то особенное задание, и его развитие от плана до исполнения описано с военной или морской точностью. Однако он никогда не пропускает ни одной существенной черты благородного мужества и любит показывать, сколько предприимчивости, храбрости, сострадания оно объединяет со здравым смыслом и религиозными принципами.
Эдгар Аллан По (1809–1849), американский писатель, литературный критик
Эдгар По говорил о том, что современную американскую литературу можно поделить на две категории – к первой отнести те произведения, которые читают все и каждый, ко второй – изысканные, рассчитанные на немногих. К первой категории он относил книги Купера, а ко второй – собственное творчество (по книге М. Н. Бобровой «Джеймс Фенимор Купер», 1967).
Виссарион Григорьевич Белинский (1811–1848), русский литературный критик, публицист
Купер явился после Вальтера Скотта и многими почитается как бы его подражателем и учеником; но это решительная нелепость: Купер – писатель совершенно самостоятельный, оригинальный и столько же великий, столько же гениальный, как и шотландский романист. … Будучи гражданином молодого государства, возникшего на молодой земле, не похожей на наш старый свет, – он через это обстоятельство как будто бы создал особый род романов – американско-степных и морских. … Дивный, могучий, великий художник!
Сюзан Фенимор Купер (1813–1894), американская писательница, дочь Джеймса Фенимора Купера
Семейная легенда о том, как Купер неожиданно стал писателем.
Мать моя была нездорова; она лежала на кушетке, а он читал ей вслух свежий английский роман. Видимо, вещь была никчемная, потому что после первых же глав он отшвырнул его и воскликнул: «Да я бы сам написал тебе книгу получше этой!» Мать рассмеялась – до того абсурдной показалась ей эта идея. Он, который терпеть не мог писать даже письма, вдруг засядет за книгу! Отец настаивал, что сможет, и правда, с ходу набросал первые страницы истории, у которой еще не было названия; действие, между прочим, происходило в Англии.
Михаил Юрьевич Лермонтов (1814–1841), русский поэт и прозаик
О единственной серьезной своей беседе с Лермонтовым Белинский пишет: «Я был без памяти, когда он сказал, что Купер выше Вальтера Скотта, что у него больше глубины и художественной целостности» (по «Литературной энциклопедии», 1929).
Ричард Генри Дана (1815–1882), американский юрист, политический деятель и писатель
Вы делаете для нас то, что Скотт и мисс Эджуорт делают для их родины. Вы живете весьма близко от тех времен, которые описываете, знаете лично людей, которые были актерами на сцене истории или простыми свидетелями ее. И из того, что осталось от этих дней, вы сумели воссоздать их атмосферу. Ваши труды впечатляют нас всей искренностью описываемой реальной действительности. Созидательная сила вашего ума, кажется, преподносит нам истинную правду, приукрашенную или приглушенную атмосферой того времени… Мысли и движения души, которые вы подарили миру, будут будоражить своим светом и таинственным значением толпы живых, озабоченных людей и тогда, когда уже нельзя будет разобрать ваше имя на вашем могильном камне.
Джордж Копуэй (1818–1863), вождь индейцев оджибве, а затем проповедник и литератор
Изо всех писателей нашей любимой родины вы больше всех других по достоинству оценили попираемую расу. В ваших книгах в истинном свете показаны благородные черты характера индейцев. В моих путешествиях по Англии, Шотландии, Франции и другим европейским странам меня часто спрашивали: «Правдиво ли изображает г-н Купер американских индейцев?» И я всегда с большим удовольствием отвечал одним словом: «Да!»
У. Гардинер (автор рецензии на книгу Купера в «North American Review», 1822)
Когда нужно изобразить действие, он принимается за дело со всем пылом. Внимание читателя приковано к событиям; всякий иной интерес поглощается в действии, которое описано смелой кистью в живых красках… Бегство, отчаянное преследование, поражение, победа проносятся перед вами с быстротой и яркостью молнии, сверкающей летом в тучах; а рисуемая картина продолжает неодолимо увлекать за собою читателя, не менее чем самого автора.
Упоминание о Купере в русской прессе
В 1828 году в «Московском телеграфе» напечатана была следующая заметка: «Американский литератор Фенимор Купер в мае месяце хочет отправиться через Германию в Россию, побывать в Петербурге, Астрахани и Одессе. Один из корреспондентов “Одесского вестника” видел Купера в Париже, и Купер сам говорил ему об этом. “Люблю русских и хочу видеть Россию”, – сказал Купер».
Вальтер Скотт о романе «Красный Корсар»
Прочел новый роман Купера «Красный Корсар»; действие его развертывается почти исключительно в океане. Некоторое излишество мореходных терминов; по сути дела, они подавляют все остальное. Но если только читатели заинтересуются описаниями, они проглотят и многое такое, чего не понимают.
…
Купер обладает могучим талантом, глубоким пониманием человеческой души и силой исполнения. Но, как видно, ему приходят в голову те же мысли, что и другим людям. Изящная форма рангоута и узор такелажа на фоне неба встречаются слишком часто.
Шарль Огюстен де Сент-Бев (1804–1869), французский литературовед и литературный критик
Посмею заявить со всей смелостью, что в этом романе [ «Красный Корсар»] корабли – два наиболее важных и наиболее сильных характера и что «Дельфин» более интересен, чем сам корсар.
Никто не понимал океан лучше, чем Купер, – звуки его голоса и переливы его цветов, тишину его спокойствия и гром его шторма. Никто не передал с такой образностью и правдой чувства самого корабля и его преисполненную сочувствия гармонию с командой.
Виссарион Григорьевич Белинский
Купер на тесном пространстве палубы умеет завязать самую многосложную и в то же время самую простую драму, которой корни иногда скрываются в почве материка, а величавые ветви осеняют девственную землю Америки. Эта драма невольно изумляет вас своею силою, глубиною, энергиею, грациозностию, а между тем в ней все так, по-видимому, спокойно, неподвижно, медленно и обыкновенно! – Вспомните его «Лоцмана» и «Красного корсара». …
Немало оригинальности придает гению Купера еще и то, что Купер – гражданин молодого государства, возникшего на молодой земле, нисколько не похожей на наш старый свет. Вследствие этого обстоятельства на созданиях Купера лежит какой-то особый отпечаток: с мыслию о них тотчас переносишься в девственные леса Америки, на ее необъятные степи, покрытые травою выше человеческого роста, – степи, на которых бродят стада бизонов, таятся краснокожие дети Великого Духа, ведущие непримиримую брань между собою и с одолевающими их бледнолицыми людьми… Море еще едва ли не больше связывается с мыслию о романах Купера: море и корабль – это его родина, тут он у себя дома; ему известно название каждой веревочки на корабле, он понимает, как самый опытный лоцман, каждое движение корабля; как искусный капитан, он умеет управлять им, и, нападая на неприятельское судно и убегая от него, он сыплет любезными его слуху терминами и теряется в описаниях маневров корабля с таким же удовольствием, как Вальтер Скотт в описании какого-нибудь древнего костюма или мрачной готической залы.
Много лиц, исполненных оригинальности и интереса, создала могучая кисть великого Купера: стоит только упомянуть о Джон-Поле, Красном Корсаре и Харвее-Бирше, чтоб разом потеряться в созерцании бесконечного…
Сюзан Фенимор Купер
«Красный Корсар» – это более всего книга о море, так же как «Могикане» – это рассказ о лесе. Вся драма почти полностью разыгрывается в океане. Занавес поднимается в порту, но разнообразные сцены …, сменяющие друг друга с потрясающей скоростью, полностью разворачиваются на водных просторах. Считается, что в английской литературе вряд ли есть другая книга, настолько морская по своему духу. Это как бы материальная картина моря, написанная рукой мастера, где взгляд устремляется вдаль над катящимися волнами, скользит по морской птице, парящей в брызгах, и останавливается на прекрасном корабле с наполненными ветром парусами, пока мы не забудем о простирающейся за нами суше и почве под собственными ногами. В «Корсаре» изображены чрезвычайно благородные пейзажи океана в его величественном движении, в то время как два судна, на которых сосредоточено повествование, двигаются с чудесной силой и грацией, управляемые рукой того, кто был и лоцманом, и поэтом в собственном мире.
Фрэнсис Паркмен (1823–1893), американский историк и литератор
Я всегда испытывал особое восхищение перед сочинениями Купера. Они были моими любимыми в детстве, и хотя прошло по крайней мере девять или десять лет с того момента, как я впервые открыл их, сцены и персонажи нескольких его романов благодаря силе его таланта наложили такой отпечаток на мое сознание, что мне иногда трудно четко отделить их от собственных воспоминаний. Я без преувеличения могу сказать, что влияние Купера определило направление моей жизни и занятий.
Изо всех американских писателей Купер является наиболее оригинальным и наиболее типично национальным… Его книги – правдивое зеркало той грубой трансатлантической природы, которая кажется такой странной и новой европейскому глазу. Море и лес – сцены наиболее выдающихся достижений его сограждан. И Купер чувствует себя как дома и на море, и в лесу. Их дух вдохновлял его, их образы запечатлелись в его сердце. И люди, воспитанные морем и лесом, – моряк, охотник, пионер – живут и действуют на страницах его книг со всей энергией и правдивостью подлинной жизни…
Уилки Коллинз (1824–1889), английский писатель
Купер – величайший романтик, ему нет равного во всей американской литературе.
Томас Рейнсфорд Лонсбери (1838–1915), американский историк литературы и критик
С самого начала следует отметить, что первое впечатление, которое Купер производил на незнакомцев, редко было в его пользу. … Он был бесконечно горд, и в его манерах было самоутверждение, которое граничило, или казалось, будто граничит с высокомерием. Более того, его искренность часто ошибочно принимали за резкость и жестокость, потому что он был в некоторой мере из тех людей, которые кажутся взволнованными, когда они всего лишь заинтересованы. В результате он сначала скорее отталкивал, чем привлекал.
…
В противовес этом взгляду на его характер справедливо будет прибавить, что он имел много качеств, которые могли бы привести к почти противоположному результату. Он был необычайно щедрым и дарил с расточительностью, которая иногда выходила за рамки благоразумия в понимании большинства людей. … Кроме щедрости, он обладал высочайшим чувством собственного достоинства. Действительно, иногда оно доходило до почти донкихотской крайности; так что люди нравственно ограниченные не могли даже понять принципов его поведения, а те, кого удовлетворяла общепринятая мораль, воспринимали его защиту своих взглядов как оскорбление. … Близкое знакомство непременно вызывало к Куперу уважение, восхищение и, в конце концов, привязанность. … Те, кто знал его лучше всего, больше всего его любили. Но даже они часто были вынуждены признать, что необходимо было быть хорошо с ним знакомым, чтобы оценить, каким щедрым, каким преданным и возвышенным он был.
Джозеф Конрад (псевдоним Юзефа Теодора Конрада Коженевского; 1857–1924), английский писатель, поляк по происхождению
Для Джеймса Фенимора Купера природа не была обрамлением, она была неотъемлемой частью жизни. Он мог слышать ее голос, он мог понимать ее тишину и мог толковать и то, и другое для нас в своей прозе. … Его слава, такая же широкая, но менее блистательная, чем у его современников, основана большей частью на романах, в которых речь идет не о море. Но он любил море и смотрел на него с совершенным пониманием. В его морских повестях море переплетается с жизнью; оно неуловимым образом является частью проблемы существования, и, со всем своим величием, оно всегда соприкасается с людьми, которые, связанные делами войны или наживы, пересекают его необъятные одинокие просторы. Его описания полны деталей, которые позволяют увидеть широту горизонта. Они включают в себя цвета заката, спокойствие звездного света, изображения штиля и шторма, величественное одиночество вод, тишину настороженных берегов и тревожную готовность, отмечающую людей, которые живут лицом к лицу с надеждой и угрозой моря.
Максим Горький (1868–1936), русский писатель
Романы Купера и до сего дня не потеряли интереса правдивых и красиво сделанных картин к истории заселения Северо-Американских штатов, – истории, которая поучительно рассказывает нам о том, как энергичные люди в течение полутораста лет организовали мощное государство в стране дремучих лесов, пустынных степей, среди кочевых племен индейцев.
Воспитательное значение книг Купера – несомненно. Они на протяжении почти ста лет были любимым чтением юношества всех стран, и, читая воспоминания, например, русских революционеров, мы нередко встретим указания, что книги Купера служили для них хорошим воспитателем чувства чести, мужества, стремления к деянию.
Вернон Луис Паррингтон (1871–1929), американский критик
Фенимор Купер – один из самых сложных писателей своего времени. При знакомстве с ним легко может создаться впечатление, что он представляет собой сплошной клубок противоречий. Будучи писателем романтической школы и критиком социальной действительности, человеком, симпатизировавшим феодальным порядкам и тем не менее исповедовавшим республиканские убеждения, Купер нередко ставил в тупик как своих современников, пытавшихся, сердясь на писателя, все же понять его, так и последующие поколения.
Фенимор Купер играл роль барометра своего бурного времени, который чутко реагировал на все штормы, разыгрывающиеся за далеким горизонтом. Никто из тех, кто наблюдал изменчивую жизнь этой эпохи, не переживал так сильно, как Купер, распад старых связей, и никто не прилагал столько усилий, пытаясь удержать своих соотечественников на прямом пути старомодной праведности.
Человек кристальной честности, всегда откровенно говоривший то, что он думал, Купер попытался примирить непримиримое, утвердить прочные устои среди обломков всех и всяческих устоев. Он не мог бездумно плыть по течению и испытывал настоятельную потребность найти какое-то действенное равновесие между старой и новой Америкой.
Он хотел сохранить все прекрасное из наследия прошлого, чтобы обогатить прекрасное, существовавшее в настоящем, и придать ему новое достоинство, сделать так, чтобы молодая демократия приобрела величие и степенность аристократии.
Отвращение к убожеству окружающей его действительности, стремление отвлечься от нее толкало Купера на поиски благородных героев, не потерявших связи с природой, в девственных лесах и на морских просторах. … Их стихия – привольные леса, простирающиеся за границей поселений, где полным драматизма побегам и преследованиям не служат помехой возвышающиеся изгороди. Там их врожденные добродетели расцветают пышным цветом, а таланты, которыми их щедро одарила природа, находят себе полное применение. Они также держатся в стороне от поселков, как старался держаться подальше от них сам Купер. … Он не любил пестреющие пнями вырубки и грязные хижины ленивых скваттеров. Его печалили опустошения, творимые топором дровосека, и он находил успокоение лишь тогда, когда оставлял позади последние следы человека и оказывался в лесной чаще, где уже не ощущался запах рома.
Мария Несторовна Боброва (автор книги «Джеймс Фенимор Купер. Очерк жизни и творчества», 1967)
Купер-романтик предоставил европейцам то, чего они страстно ждали, – поэтический образ Америки.
Он был не только внешне привлекательным, но и обаятельным по нравственной сути своей. Положительных героев Купера отличала та органическая неспособность жить низменными (или приземленными) идеалами, которая уже была знакома в героях Байрона и Шелли. Они – современные по своей духовной структуре люди – ведомы были по трудному и часто трагическому пути страстями и чувствами высокого накала; их изнутри сжигала жажда такого внутреннего совершенства, которое им самим казалось недоступным, несмотря на то что они превосходили окружающих благородством деяний и помыслов своих.
Читать романы Купера – это значит проходить школу отваги и мужества. У него не бывает самодовлеющего пейзажа, а всегда – человек и природа. И человек в завидной роли «венца творения». Суровая, прекрасная, могучая, чарующая и грозная природа – достойный соперник человеку – мужественному, несгибаемому, волевому и любвеобильному. Таковы герои Купера. Они обаятельны в непрерывной деятельности своей, в стремительном движении и волевом напряжении: у них всегда ясная и конкретная цель, бескорыстное и великодушное стремление помочь другому человеку в беде; они отважны и искусны, не знают отчаяния, уныния или безвыходных положений. Ежечасно совершая героические подвиги, они скромны, упорны и поэтому неизменно удачливы.
Море в «Корсаре» занимает главное место. Оно – фон к мятежной натуре вольнолюбивого Корсара, симфония его смятенных чувств, когда благородство борется в его душе со злобной мстительностью и мрачной решимостью. Но главная эстетическая функция моря традиционно байроническая. Неукротимая изменчивая стихия – море грозное, бурное, сияющее пронзительной синевой и отраженной небесной лазурью, пленительное и погибельное, как его изображает Купер, – влечет к себе и укрывает на своих широких равнинах вольнолюбивых людей, вступивших в конфликт с обществом и его законами.
Море в морских романах и лес в пенталогии о Кожаном Чулке играют одну и ту же роль: они – убежище для парий. В то же время море, лес – суровая школа, в которой ежечасно проверяются воля, собранность, мужество и стойкость человека.
Непрестанное ратоборство со стихией таит в себе неизменную загадочность: кто кого? Тем самым является обаятельной, притягательной силой для читателей всех возрастов. Корсар и его корабль – чудесное, почти одухотворенное существо, неотделимое от легендарного моряка, – поэтичны в самом высоком смысле слова. Оба они неуязвимы ни для ядер врага, ни для свирепых ураганов. Лишь сила страстей может восторжествовать над волею моряка.
Сергей Сергеевич Иванько (автор биографии Купера в серии «Жизнь замечательных людей», 1991)
В своих отношениях с окружающими Купер придерживался определенных взглядов. Он высоко ценил мужскую дружбу, был скрупулезно точным в финансовых расчетах, отличался доброжелательностью и терпимостью, верил людям и был глубоко разочарован, если эта вера не оправдывала себя. Он бывал излишне резок в своих суждениях и оценках, но, как правило, его выводы опирались на жизненные факты. Его не раз подводили люди, которых он считал своими друзьями, и он каждый раз глубоко страдал от этого. Куперу были чужды расовые предрассудки, он одинаково уважительно относился к белым, черным или краснокожим своим согражданам.
Лето 1827 года Куперы жили в небольшой деревушке под Парижем. Просторный дом стоял на берегу Сены, вокруг дома раскинулся большой сад, на самом берегу реки был деревянный настил и небольшой летний павильон. Купер любил работать в этом павильоне, здесь-то и были написаны многие страницы нового романа, который получил название «Красный Корсар».
В своем новом романе Купер исторически правдиво изобразил не только определенный этап борьбы американских колоний за свою независимость, но и реалистически обрисовал типичные образы участников этой борьбы – американских корсаров и приватиров, людей по-своему благородных, но оттого не менее жестоких и беспринципных. Личная судьба Красного Корсара вызывает у читателей сочувствие, но методы его борьбы за справедливость, как он ее понимал, были жестокими и бескомпромиссными, такими, каким было его время.
Отто Вайскопф (автор статьи «Новый свет в литературе» в журнале «Рандеву», 2005)
Образ Корсара двойственен. С одной стороны, он отщепенец, окруживший себя головорезами. Но с другой стороны, он мечтатель, который чувствует необходимость отстаивать национальную свободу. Он в одиночку ведет борьбу за независимость и счастлив только тогда, когда своей рукой сбрасывает в воду флаг Англии. В этой двойственности особая притягательность образа. Благородный пират – что может быть романтичнее?
Бальзак об искусстве / Сост. В. Р. Гриб. – М.; Л.: Искусство, 1941. – 527 с.
Белинский В. Г. Браво, или Венецианский бандит, исторический роман. Сочинение Я. Ф. Купера // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. – Т. 3: Статьи и рецензии; Пятидесятилетний дядюшка: 1839–1840. – М.: Изд-во АН СССР, 1953. – С. 158–160.
Белинский В. Г. Путеводитель в пустыне, или Озеро-море. Роман Джемса-Фенимора Купера… // http://azlib.ru/b/belinskij_w_g/text_2160.shtml
Боброва М. Н. Джеймс Фенимор Купер: Очерк жизни и творчества. – Саратов: Приволжское книжное изд-во, 1967. – 212 с.
Вайскопф О. Новый свет в литературе // http://www.jamescooper.ru/content/view/8/469/
Вяземский П. А. Старая записная книжка. 1813–1877. – М.: Захаров, 2003. – 960 с.
Горький Максим. Собрание сочинений: В 30 т. – Т. 24: Статьи, речи, приветствия (1907–1928). – М.: Худ. лит., 1953. – 575 с.
Иванько С. С. Фенимор Купер. – М.: Молодая гвардия, 1991. – 267 с. – (Жизнь замечат. людей. Сер. биогр.; Вып. 713).
Кашкин И. Купер // Литературная энциклопедия: В 11 т. – Т. 5. – М.: Изд-во Коммунистической академии, 1935. – С. 737–743.
Неизданные письма иностранных писателей XVIII–XIX веков (из ленинградских рукописных собраний) / Под ред. акад. М. П. Алексеева. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. – 380 с.
Паррингтон В. Л. Основные течения американской мысли. Американская литература со времени ее возникновения до 1920 года: В 3 т. – Т. 2: Революция романтизма в Америке (1800–1860). – М.: Изд-во иностр. лит., 1962. – 591 с.
Санд Жорж. Леоне Леони // http://lib.ru/INOOLD/SAND/leoni.txt
Скотт В. Дневники // Скотт В. Собрание сочинений: В 20 т. – Т. 20. – М.; Л.: Худ. лит., 1965. – С. 694–724.
Староверова Е. В. Американская литература. Фронтир и индейцы. Роман Дж. Фенимора Купера «Последний из могикан» и проза коренных американцев // http://lit-prosv.niv.ru/lit-prosv/staroverova-amerikanskaya-literatura/frontir-i-indejcy.htm
Твен Марк. Литературные грехи Фенимора Купера // http://lib.ru/INPROZ/MARKTWAIN/r_kuper.txt
Шейнкер В. Н. Исторический роман Фенимора Купера, его истоки и своеобразие: Учеб. пособие. – Иваново, 1980. – 62 с.
Antropologia kultury: Zagadnienia i wybór tekstów / Pod red. Andrzeja Mencwela. – Cz. 1. – Warszawa: WUW, 2005. – 488 s.
Conrad Joseph. Tales of the Sea // http://www.online-literature.com/conrad/notes-life-and-letters/8/
Cooper Susan Fenimore. Introductions to Novels by James Fenimore Cooper. The Red Rover (1828) // http://external.oneonta.edu/cooper/susan/susan-rover.html
Crawford J. James Fenimore Cooper and his Family in Samuel Finlay Morse’s Painting: The Gallery of the Louvre // http://external.oneonta.edu/cooper/articles/suny/2003suny-crawford.html
James Fenimore Cooper: The Critical Heritage / Ed. by George Dekker, John P. Williams. – L.: Routledge, 1997. – 299 p.
Lounsbury Thomas R. James Fenimore Cooper. 1882 // http://www.gutenberg.org/files/19463/19463-h/19463-h.htm
Memorial of James Fenimore Cooper. – N. Y.: J. P. Putnam, 1852. – 106 p.