Переезжая на Моховую, Софья предвкушала, как, закончив таскать коробки с чемоданами, займется доведением жилья до приличной кондиции. Накупит всяких хорошеньких вещичек, которые расставит и развесит по всей квартире, разложит на диване разноцветные подушки, купит футуристический ковер на пол, два кресла – одно бирюзовое, другое цвета пыльной розы – и ощутит наконец, что создала свой мир. Именно свой, а не мир, который устраивал Кирилла и его мамочку. Тот состоял из массивной мебели, диванов «честерфилд» и тяжелых штор на окнах, украшенных ламбрекенами. Да, еще непременно темные обои с вычурными завитушками. У Софьи клаустрофобия начиналась, когда приходилось долго торчать в квартире, но Кирилл был убежден: именно так должен выглядеть дом солидного человека.
Он изо всех сил старался соответствовать статусу, правда, Софья не совсем понимала, какому именно статусу стремится соответствовать муж. На ее взгляд, душная квартира в староанглийском стиле совершенно не подходит для молодой пары. Ей хотелось чего-то светлого, легкого, даже веселого, но Кирилл сразу начинал таращить глаза, фыркать, всем своим видом показывая, что Софья по своей женской глупости совершенно не осознает значимость домашнего интерьера «в качестве имиджевой составляющей владельца». Вот прямо так и говорил – «имиджевой составляющей». Софья в самом деле не понимала и мучилась среди ламбрекенов ужасно. Особенно тоскливо она чувствовала себя, восседая на диванах «честерфилд». Зимой кожа холодила и скрипела, а летом и того хуже: не прикрытая длинными штанами попа к дивану прилипала, отлепляясь каждый раз с жутким звуком, как будто пластырь с раны сдирали.
Теперь все было в прошлом. Квартирка на Моховой прямо-таки ждала добрых и умелых рук, чтобы стать уютной. Вот только рукам в последнее время стало не до нее. Каждую свободную минуту они щелкали по клавиатуре компьютера в поисках… чего-нибудь, что могло вывести на след того, кто мог засунуть в печку коробку из-под леденцов. Поисковик вывалил на нее кучу информации, но все нарытое годилось лишь для мусорного ведра. Коробочка крепко хранила свои тайны.
Шарманова – шарман ее подери! – тоже не объявлялась, и Софья топталась на месте, все больше нервничая и понимая, что она просто не там и не то ищет.
А между тем со дня задержания Протасова минуло пять суток, и становилось все очевиднее: если его не выпустили через сорок восемь часов – во всех фильмах назывался именно этот срок, – то он оказался прав. Менты не нашли достойной замены и решили его «закрыть».
Наконец Софья решила, что Маришку следует поторопить. Трижды в течение дня она набирала номер экс-подруги и каждый раз натыкалась на короткие гудки.
Наверное, с Кириллом болтает. Не может быть, чтобы Шарманова не соблазнилась возможностью освежевать только что убитого оленя.
Софья представила Маришку, предвкушающую открывшиеся перед ней перспективы. И сразу перед глазами всплыло лицо бывшего мужа, какое бывает лишь у тех, кто срывает запретный плод и хочет, чтобы жена об этом не узнала, – горящее азартом, но при этом немного трусливое, краснеющее от вожделения, однако изо всех сил пытающееся выглядеть цивилизованно.
Тогда, правда, была вовсе не Маришка. Ту, кажется, звали Алиной. За Алиной шли Регина и Нелли. Или Нелли случилась после Божены?
Ну что ж, теперь Маришкина очередь. Флаг ей в руки! Пусть только сделает этот чертов химический анализ!
Наверное, Шарманова почувствовала, что ее кто-то дергает и поминает «незлым тихим словом», стоило Софье по-настоящему разозлиться, тут же на экране телефона высветилась Маришкина мордашка.
– Привет, Мариш, я так рада твоему звонку! – быстро заговорила Софья и почему-то вспотела.
Наверное, от страха. Вдруг сейчас выяснится, что ничего не получилось!
– Добрый вечер, Соня, как дела? – голосом светской львицы начала Шарманова.
– Отлично. Спасибо. А у тебя? – сцепив зубы, чтобы не гаркнуть во все горло, процедила Софья.
– Все хорошо. Ты знаешь, Кирилл…
– Ты анализ сделала? – не выдержала Софья.
– Ну… да. Тебе это так важно? Почему?
Спокойно, Ипполит, спокойно!
Софья перевела дух.
– Не то чтобы очень важно, просто время поджимает. Другая работа стоит. Впрочем, я уже говорила, что в долгу не останусь.
– Ловлю на слове. Мне бы хотелось поговорить…
– Так что с анализом?
– Хорошо. Так. Основной процент в составе…
– Мариш, не надо процентов. Скажи для непосвященных.
– Для особо непосвященных сообщаю, в платок был завернут пакетик или мешочек из замши. Следы ворса говорят, что ей не менее ста лет, может больше. Старая, то есть. Причем выделана из кожи серны.
– Серны? И что это значит?
– Выделывали замшу не в Центральной России. У нас на натуральную замшу идет кожа лосей, северных оленей, ягнят или телят. Она жестче и толще. Серны еще на Кавказе водятся, но у них ворс другой.
– А где бегала эта?
– Где-нибудь в Азии. Туркмения, Узбекистан, Таджикистан и тому подобное.
– А поточнее нельзя?
– Соня, ты вообще обнаглела? – не выдержала Шарманова. – Просила выяснить, что там было, я и выяснила. Все остальное уже без меня!