Та Шу остановил запись своей сетевой программы, ощутив, что это замечание снова уводит его в ту сферу, которой он не хочет делиться со зрителями, он приберегал ее только для поэзии. Он не сомневался в том, что мир куда интереснее мыслей старика, и пытался во время рассказов о путешествиях сосредоточиться на мире.
Он ехал на север, по ветке «Зона либрации», и записывал историю своего путешествия, чтобы отвлечься от тревоги за молодого американца, не считая прочих тревог. Как все чаще случалось в последнее время, повествование сошло с намеченного пути. Но позже можно будет что-то вырезать и что-то вставить.
В любом случае, поезд подходил к месту назначения, пора встретиться со старым другом Чжоу Бао в смотровом павильоне, устроенном на гребне кратера Петров. Когда поезд остановился, Та Шу осторожно встал, двигаясь вперед слегка неуклюже, как медвежонок. Он слегка качнулся на ступнях в своего рода замедленном танце. Вслед за провожатыми он направился дальше по залу и вверх по широкой лестнице к павильону. Вся соль была в том, чтобы двигаться медленно, как поток воды.
Его радостно поприветствовал Чжоу Бао:
– У нас есть немного времени до восхода Земли, – сказал он. – Позволь представить тебе кое-кого из моих здешних друзей, тебе они понравятся.
– С удовольствием, – отозвался Та Шу.
Чжоу махнул рукой в сторону открытого коридора и двинулся туда своей обычной походкой.
На Земле он хромал и ходил враскачку. Его голова, большая, лысая, почти круглая, была похожа на шар для боулинга. В маленьких широко расставленных глазах читались недюжинный интеллект и уверенность. Ему и не требуется выглядеть или двигаться как все остальные, говорил этот спокойный взгляд. Здесь, на Луне, его походка выглядела скорее прыгающей. О причине хромоты – давней автокатастрофе, унесшей жизнь его жены, когда они столкнулись с пьяным водителем, давно уже не упоминали. Это было событие из прошлой жизни, прежней реинкарнации, и теперь пора жить сегодняшним днем, говорил его взгляд.
Он повел Та Шу по коридору с окнами на одной стороне и зеленой тканью на другой. Снаружи виднелось другое здание, с двумя длинными окнами, одно над другим, похожее на то, в котором они находились. На крыше лежала гора обломков высотой почти со здание. Обычный здесь стиль, пояснил Чжоу, здания с окнами друг напротив друга, а между ними канава.
Такое расположение предохраняло от радиации и микрометеоритов, а кроме того, здания неплохо освещались. В лунной гравитации можно было положить на крышу здания множество камней, никак его не повредив. Там до сих пор трудились роботизированные бульдозеры и самосвалы, наваливая на здание дополнительный реголит. Чжоу сказал, что подобное строительство происходит во всей прилегающей к южному полюсу области. Работы не полностью автоматизированы. С подобной стандартной конструкцией зданий, автоматизированными работами и сном в центрифугах Луна становится безопаснее для людей, чем в первые дни, хотя прошло всего-то двадцать лет, но кажется, будто то было время далеких пионеров – несомненно потому, что никто из нынешних поселенцев не был здесь в то время.
Чжоу провел Та Шу в комнату с высоким потолком, теплую и влажную. Та Шу быстро понял, что это нечто вроде зоопарка. Или просто обезьянник – в большой стеклянной клетке в центре висели трапеции, крутящиеся колеса и канаты с узлами, а еще там были гиббоны. Похоже, только гиббоны.
– Гиббоны! – воскликнул Та Шу.
Ему нравились эти маленькие родственники человека, он провел многие часы, наблюдая за ними в зоопарках по всей Земле. Их невозмутимые морды напоминали Бастера Китона, но акробатические трюки они проделывали даже лучше него. А еще они были замечательными певцами, если можно назвать это пением. Скорее, они издавали звуки. В этом, пожалуй, они менее всего походили на людей.
– Да, гиббоны, – ответил Чжоу. – А в комнате за углом есть еще сиаманги и другие мелкие обезьяны. Они здесь для медицинских экспериментов. Но мне кажется, еще и скрашивают унылые будни. Учат нас правильно двигаться. Я часто за ними наблюдаю.
– Хорошая мысль, – согласился Та Шу. – Я частенько ходил на них посмотреть в берлинском зоопарке.
– Значит, ты поймешь, какая от них здесь польза.
Из дверей, расположенных на половине высоты стены, напротив окна, где стояли Чжоу и Та Шу, появились две семьи гиббонов. Молодняк немедленно рассыпался по вольеру, и Та Шу вскрикнул, когда обезьяны прыгнули вниз по дуге, как белки-летяги, растопырив руки и ноги. Падали они медленно, но все же летели вниз, и казалось, что приземление будет смертельным, пока они не схватились за веревки, затормозив. По сравнению с тем, что привык видеть Та Шу, это выглядело невероятным, несмотря на то, что гиббоны на Земле могли прыгать на огромное расстояние. Один смельчак схватился за веревку и качнулся по загону, а потом выпустил ее и полетел, закинув ноги выше головы, как прыгун с шестом.
– Великолепно! – воскликнул Та Шу.
Потом загикало и старшее поколение, с поднимающейся тональностью в голосе – не совсем по-человечески, но и не совсем по-звериному. У-у-у-уп! Они подначивали остальных тоже присоединиться к крику, пока весь загон не зазвенел от сливающихся нот обезьяньей музыки. Была ли это радость, смех, злость, предупреждение? Невозможно определить. Этот язык, как и музыка, был совершенно чуждым. Та Шу тоже присоединился к хору, стараясь сымитировать хотя бы тональность братьев меньших, если не может повторить их полет. Поняли ли они его, да и услышали ли вообще, оставалось неясным. Но было приятно попытаться повторить эти звуки.
Чжоу Бао засмеялся и тоже загикал, хотя и не с такой же ловкостью, как Та Шу, немало практиковавшийся в этом в берлинском зоопарке. Чжоу указал на одного особо сумасбродного акробата, и они наблюдали, как остальные следуют примеру этого гения в воздушных прыжках со всем возможным изяществом.
– Как в старом цирке! – сказал Чжоу.
– Они просто фантастические, – произнес Та Шу. – Так и хочется тоже попробовать, правда?
– Нет. Хотя, когда смотришь на них, это выглядит простым. – Чжоу посмотрел на стену над головой. – Пора вернуться в павильон. Ты должен увидеть самое начало.
Они с легкостью зашагали к павильону. После бравады гиббонов Та Шу пытался подпрыгивать, на что не решался раньше. Если они могут, то почему бы и ему не попробовать? Для этого требовалось немного расслабиться и понять, что все эти движения – не что иное, как танец.
Он последовал за Чжоу в зал с большим окном и сел на кушетку. Цифровые часы на стене оказались таймером с обратным отсчетом.
– Уже скоро, – объявил Чжоу. – Вон у той бороздки на холме, видишь? – показал он.
– Всегда в одном месте?
– Нет, не всегда. Она движется над горизонтом по так называемой фигуре Лиссажу, то есть по неправильной окружности, вписанной в прямоугольник. Каждый раз это выглядит немного по-разному, но всегда Земля появляется где-то над тем холмом и заходит чуть левее.
– Разнообразие – это хорошо.
– Да. Так ты надолго на Луну?
– Не очень. Еще около месяца. А ты?
– Моя командировка почти закончена. Я должен улететь домой и снова нарастить кости. Даже центрифуги для меня теперь недостаточно.
– Сколько ты уже здесь?
– В этот раз – четыреста дней.
– И хочешь снова сюда вернуться?
– О да. Иногда я подумываю навсегда покинуть Землю.
– Но это ведь запрещено, верно?
– Да. И вероятно, оно и к лучшему.
– Но некоторые же все равно так поступают? Ускользают из-под надзора?
– Возможно. Здесь есть несколько частных поселений, и некоторые старатели скитаются от одного к другому. Может, им это нравится. Но большинство подчиняется правилам.
– И все же один мой знакомый американец пропал.
– Который? И как это случилось?
Та Шу объяснил. Чжоу Бао нахмурился и на какое-то время уткнулся в свой браслет.
– Ничего хорошего, – заявил он. – Я не могу сказать, где он.
– А думал, что сможешь?
– Да.
– И что, по-твоему, случилось?
Чжоу вздохнул.
– Ну, как ты и сам можешь предположить, здесь идет нешуточная драка кланов.
– Как и везде.
– Да. И тот, кто забрал американца, подставляет подножку местной администрации – выглядит так, будто она не контролирует ситуацию и нужно прислать сюда кого-то более надежного. И если администрации не удастся это предотвратить, то она лишится власти. Исчезновение превращает его в серьезную проблему наших взаимоотношений с американцами.
– Но местные власти уж наверняка должны знать, где этот американец!
Чжоу Бао покачал головой.
– Не думаю. Если бы знали, он бы объявился. Потому что иначе у них возникнут большие неприятности. – Он махнул в сторону окна. Таймер приближался к нулевой отметке. – А теперь давай посмотрим.
Прозвенел сигнал. И в ту же секунду линия горизонта, граница между черным небом и белым холмом, озарилась голубым.
Та Шу вскочил на ноги, переполняемый чувствами. В легкой лунной гравитации любое необдуманное движение могло сшибить с ног. Но увидев эту потрясающую синеву, он не мог не качнуться вперед, а потом шагнул назад, чтобы восстановить равновесие. Он протянул руку и дотронулся до холодного оконного стекла, понимая, что может заляпать пальцами чистейшую поверхность. Голубая точка на горизонте расширилась влево и вправо и слегка побелела: океан покрывали облака.
– Ты когда-нибудь видел чистый синий цвет? – спросил Та Шу.
– Конечно. Чистейший. Тихий океан занимает почти половину Земли, и иногда над ним нет облаков. И порой он появляется первым.
– Наверное, очень красиво.
– Да, – кивнул Чжоу. – Всегда. Ты видишь свой дом. И чувствуешь, что это твой дом.
– Да. – Та Шу приложил руку к сердцу. – Это что-то вроде голода. Или страха.
– Ностальгия, – предположил Чжоу. – Или гордость.
Чжоу использовал для обоих понятий западные названия, и Та Шу покачал головой, словно обдумывая это.
– Мне кажется, лучше всего это описали предки, – сказал он. – Те, безымянные, давным-давно. – И в доказательство продекламировал свою любимую поэму в стиле юэфу, которая выглядела как нельзя более подходящей к этой минуте:
Вновь и вновь ухожу, ухожу.
Покидаю тебя наяву.
Промеж нас расстояний лес,
Мы на разных концах небес.
Путь-дорога длинна, нелегка.
Как нам встретиться, где и когда?
И разлука грядет на века.
Солнцу омут сплели облака.
Я блуждаю, вернуться нет цели.
О тебе мысли – старости трели.
Месяца и года – все, прощайте.
Все забудьте! И больше ни слова!
Лишь с удвоенной силой вкушайте.
– О да, юэфу, – сказал Чжоу. – Похоже, они уже тогда все знали, правда?
– Да.
Та Шу мотнул головой на их родной дом, превратившийся в голубой полумесяц над белым холмом, размером не больше ногтя, но когда Земля взойдет полностью, то станет вчетверо шире, чем Луна, видимая с Земли, то есть по площади – в четырнадцать раз больше.
– Она так прекрасна! – воскликнул Та Шу, нетерпеливо ожидая, когда Земля покажется целиком. – Именно об этом всегда и говорили древние поэты.
Чжоу кивнул.
– Вот почему мы здесь – чтобы увидеть такие восходы и закаты.
– И сколько времени она висит на небе?
– За два дня она восходит полностью, и после этого видна около шестнадцати дней, а потом снова скрывается на восемь, до следующего месяца.
– И эта зона составляет двести километров в ширину?
– Да, если считать ту часть, где над горизонтом встает лишь узкая полоска Земли. Конечно же, мы ведем строительство в том месте, где ее видно максимально.
Та Шу смотрел, как их родной мир взбирается над холмом – так медленно, что и не заметишь движение, хотя теперь голубой полумесяц стал больше.
– Она выглядит даже больше, чем на фотографиях, тебе не кажется?
– Вероятно, из-за того, сколько внимания мы ей уделяем.
– Или любви, – сказал Та Шу.
– Или из-за наших страхов! Все-таки это наш дом. Большой, но в то же время маленький. И мы так далеко от него забрались.
Некоторое время они смотрели на Землю молча. Голубой, цвет жизни.
– Похоже, дома не все гладко, – сказал Та Шу, чтобы посмотреть, как отреагирует старый приятель.
– Да. Многие встревожены.
– Может, партия распустит народ и выберет себе другой.
– Кто это сказал? – рассмеялся Чжоу.
– Бертольд Брехт.
– Ах да. В прошлом году в одноименном кратере ставили пьесу «Жизнь Галилея».
– В кратере Галилея или в кратере Брехта?
– Кратер Брехта? Он же на Меркурии.
Та Шу покачал головой.
– Не думаю. Пока что Коммунистическая партия еще не отправляла туда актеров.
Они засмеялись.
– Ты ведь не член партии? – спросил Чжоу.
– Нет. Геомантов и поэтов не особо жалуют.
– Но ты же знаменитость. А поэзия ценится высоко. Я слышал, что председатель Мао любил писать стихи.
– И да, и нет. Моя поэзия уже в прошлом.
– Правда? – Чжоу показал на вид из окна. – И даже это не вдохновит твое перо?
– Нет. Антарктика научила меня, что иногда в языке не хватает слов. Думаю, это как раз тот самый случай.
– Тебе не стоило бросать поэзию. Все мы в молодости зачитывались твоими стихами.
– Это было давно. Когда люди еще читали стихи.
– Думаю, и до сих пор читают. Браслеты прекрасно для этого подходят. И к тому же мы сейчас в такой поэтической ситуации! Нам стоит поступить как Ли Бо и Ду Фу[2] – разделить бутылку вина и обмениваться стихами о том, что мы видим.
– Мысль о вине мне нравится.
Чжоу засмеялся, подошел к шкафчику и налил по бокалу.
– Вино бесполезно без поэзии, – сказал он. – В таком случае оно всего лишь этанол, яд.
– Возможно. – Они чокнулись и отпили по глотку. – За лунную богиню Чан Э и ее эликсир бессмертия.
– И за ее преданность своему мужу И, – добавил Чжоу.
– За преданность? А я думал, что она украла у него эликсир бессмертия.
– Нет. Она выпила его, только чтобы не дать Фен Мену его украсть. А потом она улетела на Луну, чтобы это скрыть.
– А мне это кажется подозрительным, – сказал Та Шу. Он пытался припомнить миф. Чан Э не только украла у мужа эликсир бессмертия, но и забрала его кролика – именно этого кролика теперь видно, когда смотришь на полную луну – кролик И, помешивающий в миске эликсир бессмертия. Что-то в этом роде.
Теперь Земля превратилась в тонкий бело-голубой полумесяц над белым холмом.
Под облаками виднелся клочок суши с разными узорами – зелеными и коричневыми. Удивительно, сколько деталей удалось разглядеть на таком расстоянии.
– Погоди-ка, – сказал Та Шу, – это же низ Южной Америки, только направленный вверх?
– Мы ведь в Южном полушарии, не забыл? А значит, вверх тормашками, если можно так выразиться.
– Ну конечно. Мне бы следовало знать, как геоманту.
– Но ты ведь не настоящий лунатик, дружище, пока еще нет.
Та Шу зачарованно уставился на голубую планету, рассматривал через окно ее очертания. Какой же это сложный мир. Даже Китай никто не в состоянии понять. А если прибавить весь остальной мир…
Два друга пили вино и наблюдали за вырастающей за окном планетой.
Чжоу налил еще по бокалу. Они сидели у окна и разговаривали о былых временах. Через некоторое время Чжоу снова предложил поиграть в древних поэтов. Та Шу выпил уже достаточно, чтобы согласиться, предупредив приятеля, что будет придерживаться лаконичного стиля, который развил в Антарктиде и который хорошо ему послужил, по крайней мере, пока он совсем не покончил с поэзией.
Та Шу задумался и что-то написал. Когда Чжоу Бао попросил его прочитать, он продекламировал:
Холмы белеют, и чернеют небеса.
Меж ними что лежит – не описать.
Чжоу наклонил большую голову, так что она, казалось, вот-вот скатится с плеча.
– Может, тебе следует задуматься над тем, что краткость была присуща твоему стилю в середине жизни. В юности ты был цветист, как Хань Юй. В зрелом возрасте стал краток. Может, пришло время подумать над конечным стилем?
Та Шу кивнул, размышляя. Хотя он не думал об этом в таких терминах, но вдруг его осенило, что Бао может быть прав. Несомненно, в последнее время у него возникали порывы писать стихи.
Чжоу прочел свой вариант:
Под звездами, что с детства душу грели,
Сидели мы, на мир смотрели.
Там жизни долгие, далекие планеты.
Года их всех уносят, как кометы.
В одно ты можешь верить точно,
Найдешь свой дом ты днем и ночью.
И даже если на Луне ты будешь,
Свой дом ты не забудешь.
Для слова «дом» он использовал слово лаоцзя – дом предков, место, откуда ты родом. Дом твоего сердца.
– Отлично! – сказал Та Шу. – Ты и сам теперь поэт.
Позже, когда Та Шу готовился ко сну, но еще до того, как комната начала вращаться в центрифуге, в дверь постучал Чжоу.
– Новые сведения, – сказал он, приподнимая запястье, чтобы продемонстрировать браслет. – Только что прямо в центре нашего комплекса на Южном полюсе высадились американцы. Говорят, хотят построить ретрансляционную вышку на Пике восьмидесяти одного процента вечного света.
– И это как-то помешает нашей деятельности?
– Нет, это как раз за пределами зоны нашего строительства.
– Тогда, может, и ничего страшного.
– Интересно, не связано ли это с исчезновением твоего американского знакомого?
– Понятия не имею, а ты как думаешь?
– Думаю, что все это связано.
– И тебе придется поехать на Южный полюс, чтобы с этим разобраться?
Чжоу Бао посмотрел на него.
– Нам обоим придется. Тебя там тоже хотят видеть, из-за того, что ты провел много времени с американцами в Антарктиде.
Та Шу вздохнул.
– Могу я хотя бы совершить свой обычный моцион перед отъездом?
– Да. Завтрашний поезд отходит в три. Завтра утром тебя сопроводят, чтобы ты совершил свою прогулку, посвященную фэншуй.