Тимур.
Давайте знакомиться. Я Тимур Нагибин. Для друзей просто Тим. Хотя врагов у меня больше, чем друзей – это факт, начиная от моего родного отца, до одноклассников. От папы, кстати, у меня осталось только отчество – Даниярович. Вы, наверное, подумали, что я не русский. Ну, в общем, да, но мать была русская, а отец кабардинец. Мама была красивая – шатенка, с зелёными глазами. Но вот беда, она была очень наивной и глупой. Всем верила, пытаясь видеть в людях хорошее. Я понял это уже в десять лет, когда маму надул какой-то парень, ходивший по квартирам с товаром. Он втюхал ей дешёвый утюг и набор ножей в три раза дороже. Говорил: эксклюзив и в магазине такого нет.
В любви мама была такой же. Вот хоть бы моего отца взять. Он служил в армии у нас в городе. На одной из увольнительных познакомился с мамой. Ей было тогда восемнадцать лет. Мама сама признавалась, что он красиво ухаживал: цветы, стихи, нежные слова. А когда мама забеременела – все стихи позабылись, и нежные слова исчезли. Он принёс маме денег и сказал: «Вот, родители прислали тебе на аборт. Они не примут девушку другой веры. Да я и сам жениться не собирался».
Мама деньги взяла, но купила на них детскую кроватку и коляску с рук. А когда я родился, она даже Тимуром меня назвала в надежде, что папаша одумается. Потащила меня к воинской части. Но папа только хмуро глянул в пелёнки и произнёс: «Ну, и кого ты мне притащила? Может, он не мой вовсе? В моей семье никогда не рождались уроды». Потом папаша развернулся и ушёл, сказав напоследок, что завтра уезжает домой, у него дембель.
В то время ещё было непонятно, на кого я похож, но вот глаза были обоих родителей. Одна радужка кария, а другая зелёная. Я иногда спрашивал об отце, а мама отшучивалась, мол, любовь молодости и всё. Но потом решила признаться во всём. Это произошло на моё восемнадцатилетние. Мой отец, конечно, был не единственный мужчина в её жизни. Сколько себя помню, за красавицей Еленой ухаживали многие, но жениться никто не хотел. Поиграют, как красивой куклой и бросят.
Мы жили в двухкомнатной квартире, поэтому я был не против, что мама приводила в дом кавалеров. Уже в десять лет я был продвинутым мальчиком. Понимал, что она взрослая и ей нужен секс. Хотя сам был и остаюсь скромником. И вот однажды, когда мне было шестнадцать лет, мама нашла очередного поклонника. Дядя Жора – накачанный, лысый мужик, весь в наколках. Я говорил матери: не связывайся, но она сказала, что они любят друг друга. Мама как будто расцвела вся. У неё снова на душе началась весна. Она ходила такая счастливая, а я хмурился вечно. И вот она говорит, что противный Жорик сделал ей предложение, и она выходит замуж через месяц. Я заявил тогда, что не желаю жить с уголовником. Если она хочет, то пусть едет к нему, а я останусь дома. Моя наивная мама, как всегда, начала его оправдывать:
– Ну что ты, сынок? Георгий давно исправился. Не надо смотреть на прошлое человека, если он встал на правильный путь. Жора работает, с криминалом больше не связан.
Да, он действительно работает: развозит на рефрижераторе товар по магазинам. Но это ничего не значит. По крайней мере, для меня – он как был уголовником, так и остался.
Неожиданно на помощь пришёл сам Жора. Он сказал маме, что я парень взрослый и могу сам о себе позаботиться. Типа, будешь ему продукты и деньги возить. Мама согласилась, но взяла с меня обещание – хорошая учёба и никаких гулянок в доме. Какие гулянки, если у меня из друзей один только сосед Юрка Новиков, да и то потому, что он тоже изгой в классе. А я был таким с первого урока. Нет, меня не били, но могли обозвать или толкнуть, а потом сказать учителю, что я сам споткнулся. Всему виной были разные глаза. Над этим ржали больше всего, ведь у мамы была маленькая зарплата, и на специальные линзы денег не было. А в шестнадцать лет обидных шуточек стало больше. Однажды на спину прикрепили листок со словом «пидор». Когда я заметил, то разозлился и полез в драку. Меня удержали, а я брыкался и орал:
– Я не пидор! Сами вы такие!
Тогда ко мне подошёл заводила класса Иван Калинин и начал ржать.
– Ну как же не пидор? Ты на себя глянь, Тимурчик-амурчик. Фигура, как у бабы. Рожа – бабья. Даже причёска, как у девки. Одним словом – пидор. Или этот… трансвестит, во!
Все в классе дружно заржали, а я вырвался и сломал Ваньке зуб. Вот тогда меня впервые отмутузили.
Да, вот такой я парень. У меня, действительно, по-девичьи сложенная фигура. Густые светло-коричневые кудри. Мама всегда стригла меня, оставляя уши и шею закрытыми. Она говорила, что мне идут мои кудряшки. Я с детства привык к такой причёске и ничего не хотел менять. А самое больное моё место – это лицо. Личико миленькой девушки. Ко мне даже иногда парни приставали со словами: «Девушка, может быть познакомимся»? Ну вот, такой я и есть: урод, как правильно сказал мой батяня. Хотя я вовсе не трансгендер. Всегда внутри ощущал себя мужчиной и готов был изуродовать шрамами эту смазливую девчачью рожу. Да вот не решался на такой шаг, маму было жалко.
А мама, кстати, не забывала меня. Заглядывала каждый день после работы. Приносила денег, иногда готовила поесть, радуясь, что я сам этому научился. Но вот однажды заявился Жорик. Он сказал, что квартиру продают, а я перееду к ним. Оказалось, он въехал в какую-то дорогую иномарку. Авария была сильная, никто не погиб, так как водителя в машине не было, но капот иномарки всмятку. Сказали, автомобиль восстановлению не подлежит. С Георгия начали трясти деньги и немалые, а если не отдаст, то снова тюрьма. Мама как верная и преданная жена кинулась помогать. Обещала продать квартиру и спасти любимого. И продала. А любимый, после всего, прописал нас у себя только временно. А потом стал без зазрения совести лапать меня, когда матери не было дома. Я отбивался как мог, говорил, что расскажу всё ей. Только это останавливало его от насилия. Он говорил, что таких, как я, на зоне за девочек держат, и называл меня мальчик-девочка.
И вот финиш моей никчёмной жизни: я лежу на кровати. Сейчас июль, маму сбила машина месяц назад, и мы её похоронили. Она только и успела справить мои восемнадцать лет и побывать на выпускном вечере. А этот гад в конец распоясался. Он пришёл с работы, а я не успел закрыться в спальне. Мужик налетел на меня сзади, начал тискать и раздевать. Я брыкался. Орал на всю квартиру. Но я маленький, всего метр шестьдесят и хрупкий, а он амбал под два метра, с горой мышц.
– Ну, что ты ломаешься, Тим? Приятно будет, обещаю, – шептал он мне на ухо.
Он повалил меня на пол, а я еле вырвался. Побежал в трусах на кухню и схватил нож.
– Не подходи, падаль, прирежу! – диким голосом заорал я.
– Ну давай чё, режь. Тебя же потом на зоне сотня таких, как я, драть будет, – усмехнулся он. – Хочешь жить в моей квартире – будешь делать, что велено. А не хочешь —выметайся бомжевать.
– Ну и уйду! – заорал я.
– Вали. Только знай: твоя временная прописка неделю назад закончилась. Мамаша твоя в могиле, а мне не за что тебя снова тут прописывать. Хотя, если попку подставлять будешь – пропишу, и даже в институт учиться отправлю, – проворковал он.
– Пройти дай, пойду вещи собирать, – сказал я, не опуская ножа.
– Да иди, мне-то что, – он пожал плечами и ушёл в свою комнату.
Через какое-то время к нему кто-то пришёл, но я не обратил внимание. Набивал вещами большую сумку в комнате. Вдруг послышался грохот. Этот урод тупо выбил двери и появился на моём пороге с каким-то мужиком. Они быстро скрутили меня и связали.
– Ну что, Гарик? Я же говорил, что мальчик хорош. Сладкий такой, – Жорик погладил меня, лежащего на полу, по голове. – Что же ты, мальчик-девочка, по-хорошему не захотел? А теперь будет по-плохому. Гарик завтра в одном закрытом клубе аукцион организует для придурков, которые решили свою девственность богатым лохам продать. Разумеется, всё добровольно, и деньги, за вычетом процентов, им отдают. Только вот бабло, что за тебя дадут, мне причитается в качестве моральной компенсации. Ты же мне не дал, а я обиделся, расстроился. Даже сердечко заболело. Так что желаю тебе удачи. Чтобы купил тебя гей с огромным хуем. Ха-ха-ха.
Дальше они заткнули мне рот кляпом, а ночью вывезли куда-то на машине. И вот я лежу в темноте на чужой кровати. Кляп вынули, но не развязали. Реву, как позорник. А кто бы не заплакал в такой ситуации? Я же орал, звал кого-то. Но потом перестал: или им нет дела до меня, или меня тут вообще одного оставили. Мочевой переполнился до предела, и я лежу весь обоссанный и скулю, как девка. Даже самому от себя противно.