Если не считать живота, Агнес была женщиной миниатюрной, но даже в сравнении с ней Мария Елена Гонсалес казалась крошкой. Однако, усевшись за стол, молодые женщины из столь различных миров, но со столь схожими характерами стали отстаивать свой собственный взгляд на оплату урока с тем же упорством, с каким пытаются сдвинуть друг друга тектонические плиты под Калифорнией. Агнес настаивала, что дает уроки по дружбе, не требуя никакой компенсации.
– Я не желаю красть дружеские чувства, – заявила Мария.
– Дорогая, ты не эксплуатируешь мои дружеские чувства. Мне так приятно учить тебя, видеть, какие ты делаешь успехи, что я сама должна платить тебе.
Мария закрыла огромные черные глаза, глубоко вдохнула, беззвучно зашевелила губами, словно повторяя про себя какую-то важную фразу, которую хотела произнести правильно. Наконец глаза открылись.
– Я каждый вечер благодарю Деву Марию и Иисуса за то, что ты появилась в моей жизни.
– Мария, мне так приятно слышать эти слова.
– Но английский я покупаю, – твердо добавила мексиканка и положила на стол три долларовые бумажки.
Три доллара означали шесть десятков яиц или двенадцать батонов хлеба, а Агнес не собиралась оставлять без еды бедную женщину и ее детей. Она пододвинула деньги к Марии.
Сжав челюсти, с закаменевшими губами, прищурившись, Мария вновь положила деньги перед Агнес.
Не обращая на них ни малейшего внимания, Агнес открыла учебник.
Мария развернулась на стуле, спиной к трем баксам и учебнику.
– Ты невозможная. – Агнес смотрела в затылок подруге.
– Неправильно. Мария Елена Гонсалес – реальная.
– Я о другом, и ты это знаешь.
– Ничего не знаю. Я – глупая мексиканская женщина.
– Вот глупой тебя не назовешь.
– Всегда теперь буду глупой, всегда с моим злобным английским.
– Плохим. Твой английский не злобный, а плохой.
– Тогда учи меня.
– Не за деньги.
– Не бесплатно.
Так они и просидели несколько минут, Мария – спиной к столу, Агнес – раздраженно глядя в затылок Марии, пытаясь усилием воли заставить ее повернуться к ней лицом, услышать голос разума.
Наконец Агнес поднялась. Судорога опоясала болью спину и живот, она оперлась о стол, дожидаясь, пока полегчает.
Молча налила чашку кофе, поставила перед Марией. Положила на тарелку выпеченную утром булочку с изюмом, поставила рядом с кофе.
Мария маленькими глотками пила кофе, сидя на стуле боком, спиной к трем долларовым бумажкам.
Агнес вышла из кухни в прихожую, и, когда проходила мимо двери в гостиную, Джо вскочил с кресла, уронив книгу, которую читал.
– Еще не время. – Агнес направилась к лестнице на второй этаж.
– А если тебе станет нехорошо?
– Поверь мне, Джой, ты узнаешь об этом первым.
Агнес начала подниматься по ступеням, и Джо поспешил в прихожую.
– Ты куда?
– Наверх, глупый.
– И что ты собираешься там делать?
– Порву кое-какую одежду.
– Понятно.
В спальне Агнес взяла с туалетного столика маникюрные ножницы, достала из своего стенного шкафа красную блузу, изнутри чуть распорола шов под мышкой, дернула, чуть не оторвав рукав.
Из стенного шкафа Джо достала старый синий блейзер, который он теперь практически не надевал. Оторвала подкладку, ножницами изнутри распорола боковой шов.
К куче рванья добавила вязаный кардиган Джо, предварительно отпоров один карман. За кардиганом последовали брюки из грубой материи. Тут она расправилась со швом на заду и практически отпорола один манжет.
Вещам Джо досталось гораздо больше по одной простой причине: легко верилось, что такой здоровяк если и рвал вещи, то по-настоящему.
Спустившись вниз, Агнес вдруг забеспокоилась, что брюки могут вызвать подозрения. Увидев ее, Джо вновь вскочил с кресла. Правда, на этот раз не уронил книгу, но зато споткнулся о скамеечку для ног и чуть не упал.
– Когда ты сцепился с собакой? – спросила Агнес.
– С какой собакой? – в недоумении переспросил Джо.
– Вчера или позавчера?
– С собакой? Не было никакой собаки.
Она показала ему растерзанные брюки:
– Тогда кто их так изуродовал?
Он мрачно уставился на брюки. Старые, конечно, но он любил работать в них по дому.
– А-а, та собака.
– Просто чудо, что она тебя не покусала.
– Слава богу, у меня была лопата.
– Ты же не ударил собаку лопатой? – усмехнулась Агнес.
– Разве она не нападала на меня?
– Это же был карликовый колли.
Джо нахмурился:
– Я думал, собака была большая.
– Да нет же, дорогой. Маленький Мафин, из соседнего дома. Большая собака разорвала бы и брюки, и тебя. Нам нужна правдоподобная история.
– Мафин – очень милая собачонка.
– Но порода нервная, дорогой. А от нервной породы можно ожидать чего угодно.
– Пожалуй, что да.
– Но, вообще-то, Мафин, хоть он и набросился на тебя, собачка хорошая. И что бы подумала о тебе Мария, если бы ты сказал ей, что ударил Мафина лопатой?
– Я же боролся за свою жизнь.
– Она подумала бы, что ты очень жесток.
– Я бы не сказал, что стукнул собаку.
Улыбаясь и чуть склонив голову, Агнес ожидала продолжения. Джо, уставившись в пол, переминался с ноги на ногу, потом перевел взгляд на потолок, очень напоминая при этом дрессированного медведя, забывшего следующий номер.
– Я схватил лопату, быстренько вырыл яму, – наконец нашелся Джо, – посадил туда Мафина и забросал по шею землей, чтобы он немного успокоился.
– Так, значит, все было?
– Я буду придерживаться этой версии.
– Ладно, на твое счастье, у Марии очень злобный английский.
– Ты не можешь просто взять у нее деньги?
– Конечно могу. А потом превращусь в Румпельштильцхена[4] и потребую в уплату одну из ее дочек.
– Мне нравились эти штаны.
– Когда она их зашьет, они будут как новенькие, – ответила Агнес, направившись на кухню.
– А мой серый кардиган? – осведомился Джо. – Что ты сделала с моим кардиганом?
– Если не замолчишь, я брошу его в камин.
На кухне Мария ела булочку.
Агнес свалила груду одежды на стул.
Аккуратно вытерев руки бумажной салфеткой, Мария с интересом оглядела одежду. Работала она портнихой в химчистке Брайт-Бич. Поцокала языком, видя оторванные пуговицы и распоротые швы.
– Одежда на Джое так и горит.
– Мужчины, – посочувствовала Мария.
Рико, ее муж, пьяница и картежник, сбежал с другой женщиной, бросив Марию и двоих малолетних дочерей. Без сомнения, отбыл он чистенький и наглаженный.
Мария взяла брюки, брови ее взлетели вверх.
– На него напала собака, – усаживаясь, пояснила Агнес.
У Марии округлились глаза.
– Питбуль? Немецкая овчарка?
– Карликовый колли.
– Что это за собака?
– Мафин. Ты знаешь, из соседнего дома.
– Это сделал маленький Мафин?
– Порода очень нервная.
– Que?[5]
– Мафин был не в настроении.
– Que?
Агнес поморщилась. Опять схватка. Не такая и сильная, но промежутки заметно сократились. Она обхватила руками огромный живот и задышала медленно и глубоко, пока боль не ушла.
– Значит, так, – по тону Агнес чувствовалось, что с объяснениями нехарактерной для Мафина агрессивности покончено, – починка этой одежды покроет оплату десяти уроков.
Брови Марии сошлись у переносицы.
– Шести уроков.
– Десяти.
– Шести.
– Девяти.
– Семи.
– Девяти.
– Восьми.
– Договорились, – согласилась Агнес. – А теперь убери деньги, чтобы мы могли начать урок до того, как у меня отойдут воды.
– Вода может отойти? – Мария посмотрела на кран над раковиной. Вздохнула. – Как много я еще должна обучиться.