Крышка капсулы бесшумно отъехала в сторону. Яркий свет Лаборатории ударил в глаза. Я привычно зажмурился и несколько раз глубоко вдохнул. Начал не спеша подниматься, давая разуму время снова привыкнуть к телу. Остальные капсулы закрыты – значит сегодня я первый. Что-то неприятное заскреблось на душе. Петр Иванович наверняка будет недоволен. Ну и черт с ним. Старый засранец заставил меня взять работу по изучению пещеры, пока сам собирал сливки в Обсерватории выше по склону. Несправедливо, учитывая, что я писал диссертацию по оптическим технологиям времен сингулярности. Но жизнь вообще несправедливая штука. Уж если что-то одно идет не так, то наверняка пойдет не так и все остальное.
Я вздохнул и поплелся в свой кабинет, надеясь, что никому не захочется меня беспокоить. Уединение, однако, продолжалось недолго.
– Сергей, зайдешь? – прозвучал в ушах голос Юли.
– Что там?
– Кое-что интересное.
– Это действительно нужно?
– Да. Поднимайся и тащись сюда.
Я выругался. Настроение хуже некуда. Мало того, что заставили заниматься банальной археологией гоминид, изученной вдоль и поперек, так еще и дергали по пустякам.
– Что у тебя? – спросил я, заходя в кабинет Юли.
– Смотри, – указала она лапой на проекцию перед собой.
В воздухе висело объемное изображение скелета неандертальца. Юля покрутила его передо мной так и этак.
– Погоди, не суети, – перехватил я управление.
Обычный скелет homo neanderthalensis5. Рост – метр шестьдесят два. Кости крупные, без следов деформации. Короткие конечности. Бедренные и лучевые кости слегка изогнуты. Объем черепной коробки – 1623 кубических сантиметра, больше чем у современного человека. Над глазницами – сплошной надбровный валик. Пропорции черепа – вытянутые назад. Массивная нижняя челюсть. Зубов нет. Анализаторы сообщали, что особь умерла 44287±2 года назад от естественных причин в возрасте сорока трех лет, почти вдвое пережив большинство представителей своего вида.
– Ну, и? – спросил я.
– Да как же? Вот, смотри.
Она повернула проекцию черепа левой стороной ко мне. Сосцевидный отросток височной кости казался увеличенным. Я приблизил изображение, чтобы рассмотреть внимательнее.
– Генетическая аномалия?
– Я проверила, с геномом все в порядке.
– Что тогда? Травма? Воспаление?
– Пока не знаю. Запустила молекулярное сканирование. Жду результатов.
Я сел в кресло в углу кабинета. Ближайшие пару недель предстояло корпеть над отчетом по результатам раскопок. Проводить анализы, составлять планы и графики. С одной стороны, многие процессы были автоматизированы, с другой – ИИ Второго Поколения ограничивался директивами Хасперса, поэтому никогда не мог полностью заменить разумное существо, обладавшее свободой воли. Кроме того, начальство настаивало на том, чтобы текст отчета ученые составляли сами. Этого я понять не мог совершенно. Зачем заставлять работников по тысяче раз прописывать одни и те же шаблонные фразы, если с этим мог справиться любой алгоритм? Но в «Заслоне» были непреклонны. Похоже, у кого-то просто пунктик на этот счет.
В середине XXI века, уже после Исхода, именно «Заслон» выиграл тендер ООН на контроль искусственного интеллекта. Очень скоро организация стала одной из самых влиятельных, поскольку только у нее был доступ к исследованиям того, что осталось от ИИ Первого Поколения. Чудеса технологической сингулярности все больше проникали в жизнь обычных людей, но раньше всех оказывались в «Заслоне». В том числе в нашей Лаборатории. На фоне этого, подход к отчетам казался анахронизмом из тех дремучих веков, когда род homo с улюлюканием скакал по веткам и только мечтал спуститься в саванну.
– Готово, – прервала мои размышления Юля.
Я вгляделся в голограмму.
– Постой. Быть не может… У него что имплант?