В одном многоэтажном доме,
Чья потрясает высота,
Недельки две и очень долго
Жил призрак грустного кота.
Бродил ночами по квартирам,
Сквозь стены лихо проходил.
И всех мяуканьем противным,
Забыв про вежливость, будил.
Мяукал громко, сиротливо,
С душетерзающей тоской,
С невыносимой жуткой силой,
Что вмиг калечила покой!
В него швыряли тапки – мимо,
Ловили – не могли поймать.
Стреляли и втыкали вилы —
Опять, конечно, двадцать пять!
Бабулечку на унитазе
Заикой сделал невзначай.
Кота ночной прозвали мразью,
Чуть ночь – и уши закрывай!
И ничего не помогало!
Святой водой – хоть пол залей!
Вконец мяуканье достало
Обескураженных людей…
Но вот однажды лунной ночью
Девчушке Насте лет пяти
Кефиру захотелось очень.
Пришлось на кухню ей пойти.
Глядит, а там на стуле старом
Сидит в унылой тишине
Тот самый призрачный котяра,
Грустит, не думая о сне.
И почему-то не мяучит,
И почему-то не орёт,
Как будто ждёт заветный случай,
Едва надеясь, тщетно ждёт…
«Ой, котик! – девочка сказала. —
Проголодался, бедный, да?»
Колбаски быстренько достала
Из холодильника тогда.
И с благодарными слезами
Ей кот в глазёнки посмотрел.
Сражённый детскими словами,
Повеселел, точь-в-точь поел.
Сияньем нежным озарился
И, замурчав, теплом обдал,
А после, тая, растворился —
Он лишь добра людского ждал…