Космический вихрь, разыгравшийся в день прилунения, отбросил Голоска так далеко, что он вначале даже не понял, где он и что с ним. Когда же он, наконец, пришёл в себя, то обнаружил, что упал в море. Тихо покачиваясь на волнах, Голосок смотрел в тёмное вечернее небо и думал: «Может быть, мне просто снится, что я на Земле? Или, может быть, мне приснилось, что мы улетели на Луну? Если это Луна, то почему меня так укачивает? А если это Земля, тогда откуда же здесь море? Нет уж, я буду лежать вот так долго-долго, пока не проснусь и не станет ясно, что именно мне приснилось – Луна или Земля…»
Скафандр был герметичным, к тому же весь наполнен воздухом. Поэтому Голосок без малейшей опасности мог сколько угодно находиться на поверхности воды, как поплавок, и размышлять, сколько душе угодно. Тем временем волны постепенно прибили его к берегу и убаюкивающее покачивание прекратилось. «Ага, – подумал Голосок, почувствовав под собой твёрдую почву. – Кажется, наступает какая-то ясность!» – и перевернулся на бок. Смахнув тёмно-синюю мохнатую водоросль, прилипшую к иллюминатору гермошлема, он уселся и оглядел окрестности. Перед ним простиралось море. Вдоль берега шла ровная песчаная коса, здесь и там, как тощие опята, торчали пляжные зонтики. За его спиной, вдалеке, виднелись разноцветные огни. Они мерцали и переливались, будто подмигивая друг другу.
Сняв гермошлем, Голосок глубоко вдохнул. Воздух был влажным и прохладным, но ничем не отличался от земного. Стащив с себя комбинезон и космические сапоги, Голосок окончательно понял, что ничего ему не снится, и что на самом деле он попал в абсолютно незнакомое место. Но самое ужасное во всём этом было то, что рядом с ним не было видно ни Незнайки, ни Пончика, ни Торопыжки. У Голоска сжалось сердце, но, в конце-то концов, он решил что-то предпринять. Не сидеть же здесь всё жизнь!
Свернув скафандр, Голосок запихнул его в рюкзак, аккуратно прикрыл сверху парашютом и щёлкнул замочком. Рюкзак был таким тяжёлым, что Голосок решил спрятать его в ближайшем кустарнике. Он присыпал его песком и завязал на крошечной ветке узелком свой носовой платок. «Порядок. Так-то оно надежней» – подумал он, довольно потирая руки, и тронулся в путь по направлению к огонькам, которые по-прежнему заманчиво подмигивали ему сквозь темноту.
Вскоре до него стали доноситься разные звуки, среди которых была и музыка, и какие-то необыкновенные шумы, и обрывки чьих-то голосов. Наконец, впереди показались маленькие аккуратные разноцветные домики, ярко освещённые фонариками, которые болтались то там, то сям. Миновав несколько домов, Голосок заметил, что каждый следующий домик выглядит краше предыдущего. Дома постепенно становились всё больше, всё роскошней, среди них начали попадаться двух, а потом и трёхэтажные, всё больше становилось и фонариков.
Голосок так увлёкся, что даже забыл о том, что ему нужно позаботиться о ночлеге. Выйдя на широкую прямую улицу, он совершенно растерялся. Вокруг всё искрилось и сверкало, переливалось разноцветными огнями. На огромных стеклянных домах красовались гигантские светящиеся и крутящиеся во все стороны вывески с диковинными словами и движущимися картинками. По огромному бетонному полю, разлинованному в белую полосу, непрерывно гудя и мигая, неслись блестящие автомобили. Их было невероятное множество, поэтому Голосок вначале даже струсил, ведь на Земле автомобиль был только один, и тот у респектабельного джентльмена Пончика. Конечно, не поверить в то, что в одном месте может одновременно существовать столько новеньких, великолепных, разных по форме машин было невозможно, так как Голосок видел всё это собственными глазами. Однако представить себе такое невообразимое количество «респектабельных джентльменов» он, как ни напрягался, так и не смог.
Навстречу ему шли нарядно одетые коротышки в ярких фосфоресцирующих костюмах. Они смеялись, щебетали и выглядели очень шикарно. «Сразу видно, настоящая Луна… «Сразу понятно, что жить здесь весело и интересно!» – с лёгкой завистью подумал Голосок и тут же почувствовал, что неплохо было бы чего-нибудь перекусить.
На углу одного из домов красовалась какая-то вывеска, где был изображён толстенький розовый зверь, которого Голосок когда-то видел в библиотечной книжке у Буковки. Попытавшись вспомнить, как называлось это лунное животное, Голосок подошёл к вывеске поближе. Над затейливо разрисованной дверью красовалась светящаяся надпись из кокетливо изогнутых разноцветных букв: «ЛУННЫЙ СЛОН». А рядом ещё одна надпись: «Добро пожаловать!» Голосок приободрился.
Из-за приоткрытой двери доносились какие-то странные, незнакомые, но такие умопомрачительно вкусные запахи! Поколебавшись некоторое время, Голосок решил войти. Внутри всё было чисто убрано, пол натёрт до зеркального блеска. В больших квадратных колоннах мерцали огромные зеркала. В первом же из них Голосок увидел какого– то жалкого субъекта со свалявшимися в сосульки жиденькими волосёнками. «Ой, да это же я!» – с испугом подумал он и поспешил отойти от зеркала подальше.
Вокруг стояли изящные овальные столики с маленькими вазами, в которых ютились крошечные невзрачные зелёные цветочки. За дальним столиком сидел какой-то чопорный лысый коротышка в чёрном сюртуке с серебряными пуговками. Из кармана у него неряшливо торчал измятый уголок носового платка. Перед коротышкой стояло несколько белых тарелок, на которых находились какие-то непонятные блюда. Вокруг самой большой тарелки лежало несколько вилок, ножей и ложек разной величины. Коротышка важно брал их по очереди и не спеша копошился в еде. Голосок подошёл поближе к столику, чтобы рассмотреть, что это такое лежит перед коротышкой. Оно было тёпло-розовое, продолговатое, и испускало такой запах, что у Голоска моментально потекли слюнки, и закружилась голова.
– Вам чего, любезный? – противным гнусавым голосом осведомился жующий коротышка, мельком взглянув на Голоска и, придерживая эту загадочную розовую штукенцию вилкой, отпилил ножом кусочек, потом наколол отпиленный кусочек на зубцы вилки и медленно отправил в рот.
Голосок, как зачарованный, следил за ловкими манипуляциями, которые проделывал неприветливый коротышка, поэтому он даже не понял, что вопрос относится к нему.
– Вам чего, любезнейший? – проглотив последний кусочек, уже с явным раздражением в голосе повторил коротышка и, перестав жевать, уставился на Голоска маленькими тусклыми глазками.
– Извините пожалуйста, за то, что я вас побеспокоил. Вы не могли бы ответить: а как называется эта еда? – виновато спросил Голосок и судорожно сглотнул. В ответ на это коротышка устало вздохнул и вынул из кармана сюртука толстый кожаный бумажник.
– Вот, возьмите и убирайтесь, чтобы я вас больше не видел, иначе я вызову полицию!
С этими словами он вытряхнул из бумажника на пол несколько круглых блестящих металлических бляшек.
– Зачем это?.. – растерялся от неожиданности Голосок. – Я только хотел узнать, как называется…
– Вон!!! – истошно завопил вдруг лысый коротышка и запустил в Голоска пустой тарелкой.
Пока Голосок с ужасом наблюдал, как тарелка, больно стукнув его по плечу, падает на пол и рассыпается на мелкие осколки, из дальнего угла выбежал ещё один коротышка с прилизанными волосами, в аккуратном чёрном костюмчике с белыми манжетами и элегантным жабо. Он быстренько просеменил к месту происшествия.
– Уберите сейчас же этого мерзавца! Мало того, что он нагло попрошайничает, он ещё и издевается при этом! Моей ноги больше не будет в вашем идиотском заведении! И заведения вашего не будет завтра же! Сегодня же! – не унимался разъярённый коротышка, не переставая бить посуду, и при этом целясь в перепуганного Голоска.
– Будет сделано-с! Мы всё уладим, господин Важнингс… Не беспокойтесь, господин Важнингс, сейчас всё будет в порядке… – жалобно заблеял прибежавший коротышка, дрожащими руками поспешно собирая осколки на полу.
Видя, что дело принимает совсем нехороший оборот, Голосок пустился наутёк. Выбежав на улицу, он в ужасе устремился прямо через дорогу, кишевшую автомобилями, на противоположную сторону, подальше от гнусавого голоса и звяканья бьющихся тарелок. Вокруг него началось что-то совершенно невообразимое. Поднялся такой скрежет, лязганье и вой, что Голосок не сразу сообразил, что одна из машин, вильнув в сторону, ударила его бампером. Голосок пробежал ещё несколько метров и упал прямо посреди дороги.
Очнулся он в опрятной комнате с белыми стенами и кружевными занавесками. Прямо на него соболезнующе смотрела худенькая медицинская сестричка. В руках она держала большую красную чашку с прозрачной дымящейся жидкостью.
– Ну, как вы? Вам лучше? – участливо спросила она. – Не беспокойтесь, вы в больнице. У вас был лёгкий шок. Вам неслыханно повезло! Ведь вы отделались всего лишь царапиной, синяком и сильным испугом.
– Спасибо, не стоит так беспокоиться обо мне… – растроганно прошептал Голосок и почувствовал, что в носу у него что-то закрутило и защипало, а на глаза навернулись благодарные слёзы.
– Скажите, насколько вы кредитоспособны? – поинтересовалась медсестричка и поставила чашку, которая распространяла аппетитный запах, на низенький стеклянный столик.
– Креди… что? Как это? – с недоумением переспросил Голосок, интуитивно чувствуя какой-то подвох, и слёзы умиления тут же раздумали вытекать из его глаз.
– Я задала простой вопрос. Вы сможете оплатить лечение?
– То есть… как это? – ещё более осторожно переспросил Голосок.
– Да вы пейте бульон, кушайте, не волнуйтесь, – и она придвинула чашку поближе.
– А это что? – с опаской заглянул Голосок в чашку.
– Бедненький! Вы, наверное, сильно стукнулись головой при падении, – посочувствовала она и направилась к выходу. Вы главное не волнуйтесь, всё уладится.
Голосок в задумчивости выпил ароматную горячую жидкость и принялся ждать, когда же, наконец, всё уладится. Вскоре дверь приоткрылась и в палату вошли двое в белых халатах. Один был толстенький, розовый и бодрый, второй тощий, жёлтый и унылый, в больших роговых очках с толстенными уменьшительными стёклами, отчего и без того маленькие его глазки превращались в крохотные тёмные точки. Под мышкой он держал большой блокнот в чёрном кожаном переплёте. У каждого на груди поблёскивал стетоскоп, как у докторов Пилюлькина и Укольчика, только коротышки эти были Голоску незнакомы.
Толстенький коротышка задрал на Голоске рубашку, приложил свой стетоскоп к его груди и бодро спросил:
– Ну-с! Как ваше имечко, больной?
– Голосок, – поёжившись от прикосновения холодного металла, ответил он.
– Так-так-так, Голосок. Не слыхивали, не слыхивали А в каком, собственно, банке вы храните свои деньги?
– Деньги? Какие деньги? Я в банках храню только варенье, – честно сознался Голосок.
– Ах, шутник, ах, весельчак! А документик у вас какой-нибудь имеется? Ну там… м-м-м… водительские права какие-нибудь?
– Какие ещё права? – удивился Голосок – У меня вообще никаких прав нет…
– Ох, развеселил, ой, уморил, ох-ох-ох-ох, ха-ха-ха! – затрясся доктор, как будто Голосок и впрямь рассказал ему что-то смешное.
– Амнезия, вероятно, – с сожалением произнёс тощий коротышка и что-то записал себе в блокнот.
– А что это? – на всякий случай поинтересовался Голосок.
– Амнезия – это когда человек стукнется обо что-то головой, а потом ничего не помнит. Ужас. Вот как вы, например. Придётся вас сдать в полицию, для выяснения личности. Так-то, голубчик.
– В полицию? – уточнил Голосок и почувствовал, что на душе у него становится как-то нехорошо, тем более, что это слово напомнило ему о безобразной сцене в кафе «Лунный слон», которую ему довелось пережить.
– Да-да, вот именно, в полицию! – мстительно сказал тощий и в сердцах захлопнул свой блокнот.
В это время в палату снова вошла медсестра с небольшим свёртком в руках.
– Вот ваши вещи, – сказала она и, повернувшись к толстенькому доктору, добавила: – В карманах ничего не обнаружено.
– М-да… Задали вы нам задачку, милейший. Ну что ж, одевайтесь и ждите. Сейчас приедет полиция и вам помогут вспомнить всё, что вы забыли: чем занимались, куда направлялись, не попрошайничали ли часом, и всё такое прочее. До скорой встречи, – сухо попрощался толстенький доктор и бесшумно выкатился из палаты.
– Ждите, – с нажимом повторил тощий и тоже удалился.
– Скажите, а что означает слово попрошайничать? – в отчаянье обратился Голосок к медсестричке.
Брови её удивлённо поползли вверх, лицо приобрело какое-то странное соболезнующе-брезгливое выражение.
– Это вам в полиции объяснят, – тихо ответила она, скорбно взглянула на него и, поджав узкие губки, тоже вышла из палаты.
Голосок вскочил с постели, быстренько переоделся и выглянул в окно. Во дворе больницы гуляли больные. До земли было не очень-то и близко, однако прямо под окном располагался козырёк крыши. – Была не была, – прошептал Голосок неизвестно кому и осторожно спрыгнул вниз. Теперь до земли было рукой подать. Совершив ещё один прыжок, Голосок, не обращая внимания на вовсю глазевших на него коротышек в больничных пижамах, которые, как по команде, повернули головы в его сторону, проворно добежал до опрятного больничного забора, молниеносно вскарабкался на него, спустился с другой стороны и дал стрекача, успев подумать: «Ну их всех с их непонятной полицией!»
Выбежав на дорогу, по которой неслись машины, Голосок благоразумно остановился. Ему просто-таки жизненно необходимо было попасть на противоположную сторону, но сейчас это казалось почти невозможным! И, как назло, ни один коротышка не перебегал дорогу, но все, как один, шли в одну и ту же сторону и после этого исчезали, будто проваливались под землю. Голоску стало интересно: куда же деваются коротышки?
Чтобы выяснить, в чём тут секрет, он пошёл вслед за однообразно спешащими коротышками и шёл до тех пор, пока не увидел каменную лестницу, ведущую под землю. Голосок мужественно последовал за всеми в тёмный подземный коридор, и – о, чудо! Пройдя некоторое количество шагов, он увидел ещё одну лестницу, которая выходила из-под земли наверх!
– Подайте сантик! – раздалось у него прямо под носом. Перед ним, у бетонной стены, стоял какой-то замухрышка и протягивал Голоску замызганную ладошку.
– А зачем? – заинтересовался Голосок необычным коротышкой.
– На пропитание, – невозмутимо ответил тот.
– А как это – на пропитание? – не понял Голосок.
– Чтобы я купил себе чего-нибудь покушать, – с удивлением объяснил тот и на всякий случай опасливо сжал ладошку, в которой уже поблёскивали круглые металлические штучки, которые так озадачили Голоска в первый вечер.
– А что ты вообще тут делаешь?
– Как что, не видишь, что ли? Стою в подземном переходе.
– А зачем?
– Попрошайничаю, – несколько развязно ответил коротышка, и, видя, что Голосок интересуется данным вопросом от чистого сердца, доверительно добавил:
– Место тут, видишь ли, хлебное, коротышки всё больше сердобольные. Да и полицейских не видно. Клянчи, сколько хочешь!
– А почему ты попрошайничаешь?
– А что делать-то? – замухрышка вздохнул. – Голод не тётка, пирожок не даст. Опять же занятие вполне честное и благородное. Я бы сказал, одно из самых благородных занятий для честных коротышек. Так-то, брат. Только ты тут не стой, это мой подземный переход. Ты иди, а? Не мешай работать! – и он, нахохлившись, сунул руки в карманы курточки.
И тут Голоска осенила блестящая идея. Поболтавшись некоторое время по городу, он присмотрел себе ещё один подземный переход, сиротливо притулился к бетонной стене и, замирая от стыда, негромко произнёс, обращаясь к идущим мимо коротышкам:
– Подайте сантик! На пропитание…
Какая-то упитанная коротышка тут же остановилась, порылась в ридикюле и сунула ему монетку.
– Спасибо… – опустил глаза Голосок и покраснел.
– На здоровье, – ответила упитанная коротышка и ушла восвояси.
– Эй, ты, доходяга! – окликнул его кто-то. Голосок оглянулся. Прямо на него неприязненно смотрел худосочный коротышка с взлохмаченными волосами и длинным унылым носом, на котором поблёскивали очки с тёмными стёклами. Он был в изрядно поношенном чёрном фраке и синих потёртых штанишках. Под воротником белой сатиновой рубашки у него была пришпилена потрёпанная бархатная бабочка, а в руках он гордо держал футляр из-под скрипки.
– Здравствуйте, – вежливо приветствовал его Голосок.
– Здесь стоять нельзя, здесь моё место! Вот доказательство! – колко глянул худосочный в ответ на приветствие, громко щёлкнул замочком на футляре, и, приоткрыв его, начал что– то искать внутри, время от времени бросая сердитые взгляды в сторону Голоска. Это продолжалось так долго, что Голоску стало неудобно из-за того, что он доставляет совершенно постороннему коротышке столько хлопот.
– Простите, я не знал, что здесь нельзя стоять, – смутился он, видя, как ожесточённо роется незнакомец в своём футляре. – Не беспокойтесь, я вам и так верю. Просто, видите ли, я думал, что это ничейная улица.
Коротышка ещё немного пошарил внутри футляра, но так ничего оттуда и не вынул. Снисходительно взглянув в сторону Голоска, он покровительственно произнёс:
– Ладно уж, постой, так и быть. Только отойди подальше!
– Хорошо, – кротко кивнул Голосок и отодвинулся на несколько шагов.
Коротышка вынул из футляра скрипку, любовно протёр её тряпочкой, достал смычок, выпрямился и запиликал какую-то красивую незнакомую мелодию. Голосок страшно удивился: музыкант вовсе обходился без нот! Все музыканты, которых он видел в своей жизни, играли по нотам, даже Гусля, самый лучший музыкант Цветочного города. Ведь невозможно же играть без нот, и даже как-то не совсем прилично! Но он не стал ничего говорить вслух, тем более, что музыка, которую он слышал, захватывала его всё больше и больше. Она была то весёлой, то грустной, то смешной и шутливой, то бесконечно печальной… У Голоска даже слёзы на глаза наворачивались.
Возле музыканта останавливались спешащие коротышки, чтобы хоть несколько минут послушать, как хорошо он играет. Некоторые из них бросали сантики в распахнутый футляр, который лежал у ног музыканта. Большинство же задумчиво смотрели на него, кивали головами в такт музыке и, совершенно расчувствовавшись, говорили:
– Спасибо, голубчик, какая восхитительная музыка!
Голоску стало даже слегка завидно. Особенно задело его то, что музыкант вовсе не спешил раскланиваться и посылать воздушные поцелуи в публику. Чаще всего он с достоинством склонял голову, если в его футляре оказывался очередной сантик, а если же какой-нибудь коротышка говорил ему очередное спасибо, он тихо бормотал себе под нос:
– Спасибо в карман не положишь… – и после этого даже не удостаивал его взглядом.
– Да… Спасибо в карман не положишь, – грустно повторял за ним Голосок и с надеждой смотрел на свою безнадежно пустую ладошку.
Незаметно наступил вечер. Коротышки появлялись всё реже и реже, наконец подземный переход совсем опустел. Музыкант сосчитал монетки, ссыпал их в карман, спрятал скрипку и смычок, щёлкнул замочком на футляре и, наконец, посмотрел в сторону Голоска.
Что, дружище, никакого улова?
– Никакого… – вздохнул Голосок.
– Не повезло тебе. Ну, не горюй. Если хочешь, присоединяйся ко мне, я угощу тебя отменным ужином!
– Я не голоден, – соврал Голосок, и у него отчаянно засосало под ложечкой.
– Отменный ужин это, брат, не столько для желудка, сколько для души, – назидательно произнёс музыкант. – И потом… Мы же так и не познакомились! Будем знакомы. Меня зовут Смычок.
– А меня Голосок…
Они пожали друг другу руки и пошли в ближайшее ночное кафе, где им предстояло съесть по великолепной розовой сосиске с кисло-сладким яблочным соком и крошечной булочкой. Пока Голосок с наслаждением уплетал эту заманчиво пахнущую розовую вкуснятину, которую он впервые увидел в том злополучном кафе, Смычок рассказывал ему историю своей жизни. До недавнего времени он вместе со своей скрипкой играл в огромном оркестре. Каждое утро он ходил на репетиции, а каждый вечер выступал в огромном филармоническом зале. Но был у него не то что бы недостаток, но очень вредная привычка, от которой он никак не мог избавиться. Смычок наступал всем на ноги. Поскольку его за глаза признавали лучшей первой скрипкой на Луне, все мирились с его вредной привычкой, потому что поделать с этим было ничего нельзя.
Однажды, по очередной несчастливой случайности, он наступил на ногу какому-то весьма и весьма важному коротышке, который сам, лично, зачем-то захотел подняться на сцену. То ли он и впрямь хотел поздравить музыкантов, то ли ему очень уж захотелось побыть в центре внимания, но с тех пор у Смычка началась чёрная жизненная полоса. Дело в том, что когда Смычок нечаянно наступил ему на ботинок, коротышка пискнул и, натужно улыбаясь, прошипел:
– Ах ты, неуклюжая скотина!
Тогда Смычок бросился к рассвирепевшему коротышке с дикими извинениями, но наступил ему на шнурок, который тут же развязался. Коротышка попробовал оттолкнуть Смычка, но сам наступил на злополучный собственный шнурок и растянулся прямо на сцене. Конечно, он тут же начал орать и ругать всех и вся, на чём свет стоит. От таких выражений вытянулись лица не только у музыкантов, но и у коротышек в партере.
– Меня скомпрометировали! Наступили на мою любимую мозоль! Я закрою вашу чёртову филармонию, я её по кирпичикам разнесу! – надрывался коротышка, брызгая слюной куда попало.
– Вы, простые смертные, не представляете себе, что такое настоящая музыка! – сокрушался Смычок, – Я сидел на месте первой скрипки, прямо напротив партера, в непосредственной близости от дирижёра! – при слове дирижёр Смычок благостно закатил глаза вверх и проникновенно понизил голос. – И вот, извольте, роковой итог! Чудовищная несправедливость! Меня вышвырнули на улицу, не заплатив даже выходного пособия! А всё из-за какого-то вздорного, скандального грубияна! Его зовут… – тут Смычок наклонился прямо к уху Голоска и зашептал: – Важнингс… Важ-нингс! Запомните это имя и никогда с ним не связывайтесь! Это очень важный чиновник!
– А что такое дирижёр? – живо поинтересовался Голосок, откусывая хрустящую булочку.
– О, это наиглавнейшее, первое лицо в оркестре!
– А почему у него наиглавнейшее лицо?
– Да потому что он, именно он, и только он делает музыкантам особые знаки. Сделал один знак – и полилась музыка, сделал другой знак – и музыка прекратилась. Махнул – и оркестр заиграл громче, взмахнул чуть-чуть иначе – и музыка утихла.
– А, ну так я тогда тоже дирижёр, – невозмутимо доедая сосиску, заявил Голосок, вспомнив, как послушно играли земные музыканты его удивительный, популярный до поры до времени шлягер.
– Ты? Дирижер? – искренне удивился Смычок.
– Ага, я ещё и песни сочинять умею, и петь тоже.
– Да ну? – изумился Смычок ещё больше. – А ну-ка, изобрази! Без подготовки! Раз, два, три!
И Голосок, разомлев от тепла и сытости, неожиданно для себя вдохновенно, во весь голос, жалобно запел, сочиняя на ходу безо всяких там нот:
«Спасибо в карман не положишь,
Спасибо в стака-а-н-н-не нальёшь,
Спасибо на хлеб не нама-а-жешь,
Куда со спасибом па-а-а-йдё-о-о-ошь?»
Пока Голосок пел, коротышки, ужинавшие в кафе, совершенно перестали жевать. А когда он закончил петь, даже немного похлопали в знак одобрения и благодарности за доставленное удовольствие.
– Ух ты! Вот это да! – пришёл Смычок в полный восторг, – Да ты знаешь, дружище, мы с тобой вместе такую музыку устроим! Да мы с тобой горы свернём! Мы в подземном переходе целый мешок сантиков заработаем!
Голосок от такой похвалы сначала зарделся, а затем просиял и, окончательно осмелев, громко сообщил:
– Это ещё что! У меня исключительно тонкий слух и выдающиеся музыкальные способности! Я на Земле я ещё и не такие песни сочинял!
– Где?
– На Земле… – пожал плечами Голосок.
– Это которая… там? – ткнул Смычок указательным пальцем куда-то вверх.
– Ну да, а где же ей ещё быть!
Музыкант быстро огляделся вокруг, изучающе посмотрел на Голоска и вполголоса сказал:
– Знаешь, давай пока никому не будем говорить, откуда ты взялся. – А почему? – изумился Голосок.
– Видишь ли, – замялся Смычок, – Тебя могут… м-м-м… как это сказать помягче… неправильно понять. Даже шею могут намылить. Так что, дружище, лучше тебе пока держать язык за зубами. Допивай свой сок, поживёшь пока у меня, а там разберёмся.
Голосок послушно допил сок, вытер рот салфеткой и пошёл вслед за Смычком к выходу.