Ночное небо над городом Хеллоуина усеяно крошечными пятнышками звёзд, а на главной площади светятся зловещим медно-оранжевым светом десятки тыкв. Из дома Джека на вершине Черепушной горки всё выглядит непривычно – улицы окутаны длинными тенями, напоминающими крючковатые пальцы. Даже воздух пахнет иначе: чёрной лакрицей, вороньими крыльями и немного тыквенным джемом. Огромное отличие от мерзкой вони хлорки и медицинского спирта, которой пропитана лаборатория доктора Финкельштейна – место, которое когда-то было моим домом, но также и тюрьмой.
Ужасные воспоминания бурлят во мне, смешиваясь с чувством глубокого облегчения от того, что я больше не проведу ни одной ночи в этой холодной обсерватории. Не буду лежать без сна на узкой, изъеденной молью кровати, смотреть сквозь крошечное окошко на дом Джека вдалеке, мечтая о том, что когда-нибудь окажусь в его стенах.
Это похоже на счастливый финал одной из тех сказок, где золотоволосая тонкокостная принцесса штурмует замок, убивает гоблина или дракона и получает в награду королевство. Вот только я не очень-то гожусь на эту роль. Мои волосы не отливают золотом, да и костей у меня совсем нет.
Я просто тряпичная кукла, которая вышла замуж за короля-скелета.
Тряпичная кукла, которая очнулась от кошмарного сна и оказалась в собственной сказке, и конец её ещё не написан.
Я покидаю террасу с видом на город и возвращаюсь в спальню, которую теперь делю с Джеком, к высокому, затянутому паутиной зеркалу, прислонённому к покатой стене. Я провожу пальцами по волосам, перекидывая через плечо алые пряди, прямые, как крышка гроба, и настолько жёсткие, что их невозможно ни завить, ни уложить, ни собрать заколками с бантами в виде крыльев летучих мышей. Я расправляю подол своего лоскутного платья и смотрю на отражение в зеркале: перекрещенные швы на груди, стежки в уголках рта, отметки, где доктор Финкельштейн сшивал меня. Иголка, нитки и зловещие полуночные заклинания.
«Его творение», созданное среди мрачных теней лаборатории.
Из шва на внутренней стороне левого предплечья торчит пожухлый лист – набивка рвётся наружу. Быстрым движением я заталкиваю его обратно. Нужно будет заменить часть ниток и затянуть их посильнее.
– Ты готова? – спрашивает Джек.
Я оборачиваюсь и вижу, что он стоит в дверях спальни, держа в руках чёрный бархатный чемодан. Бездонная пещера его глаз похожа на могилу, в которую я бы с радостью провалилась – вниз, вниз, вниз – навсегда. Из недр чемодана выпрыгивает паук – напоминание о свадьбе – и бежит по ручке, прежде чем упасть на пол и забиться в одну из щелей. Я хотела собрать в саду ядовитые травы, хотя бы паслён или колючки бутылочного дерева, чтобы на всякий случай взять с собой, но Джек заверил меня, что в медовый месяц они не понадобятся.
– Зелья и яды не нужны за пределами Хеллоуина, – сказал он. – Нам не придётся отравлять кого-то или погружать в смертельный сон.
Но мне сложно представить мир, где в этом нет необходимости.
Я поворачиваюсь, чтобы улыбнуться Джеку – швы на моих щеках растягиваются, – и кладу ладонь на его крепкую костяную руку. Мой муж. Муж, которого я любила так долго, что временами мне казалось: я не выдержу больше ни секунды. И теперь мы вместе выходим в прохладные сумерки города Хеллоуина.
Джек распахивает парадные ворота нашего дома, которые охраняют два железных кота с поднятыми вверх пиками. Мы предстаём перед толпой, жаждущей взглянуть на только что поженившихся короля и королеву. Он прочищает горло, прежде чем произнести:
– Мы с моей женой Салли отправляемся в свадебное путешествие, – Джек смотрит на собравшихся с широкой улыбкой, обнажающей его зубы, похожие на кукурузные зёрна. – Но уже завтра мы вернёмся. Если что-то случится, обращайтесь к мэру.
Мэр, стоящий рядом с одним из клыкастых металлических котов, вздрагивает, а его лицо переворачивается – рот перекошен, в глазах беспокойство.
– Джек, думаешь, это хорошая мысль? – нервно спрашивает он. – Может, кто-то другой будет за главного? Или соберём совет? Не уверен, что смогу принять верное решение, если возникнет серьёзная ситуация. А ещё лучше, если ты отложишь свадебное путешествие на время после Хеллоуина. Осталось всего две недели, – напоминает он Джеку. – Весна – отличное время для поездки! Да и зачем вам куда-то уезжать? Оставайтесь дома.
– Ты отлично справишься, – говорит Джек, похлопывая мэра по плечу.
Тот на мгновение показывает своё улыбающееся лицо, как будто короткие полсекунды и сам верит, что справится с задачей, но затем его черты снова меняются: губы плотно сжаты, в глазах ужас.
Но Джек не замечает опасений мэра – в этом нет ничего нового, – и мы пробираемся сквозь толпу. Мой муж пожимает руки, принимая поздравления жителей города Хеллоуина, которые подходят близко, слишком близко, прижимаются к нам, протягивают руки, чтобы проводить нас.
Я хочу бежать: их взгляды ранят меня, словно колючки, пронзают мою льняную плоть, рвут меня. Я не привыкла к такому вниманию. Они осуждают меня, оценивают. «Тряпичная кукла Салли – наша Тыквенная королева». Внутри меня гложет мысль: возможно, они считают, что я не достойна этого звания. Тряпичная кукла не может быть королевой. Тряпичная кукла должна вернуться в темноту лаборатории доктора Финкельштейна, в холод, одиночество и печаль. Они смотрят на меня так, будто собираются съесть. Некоторые из них, возможно, и правда об этом думают.
Но тут слева от меня мелькает что-то белое. Это Зеро, призрачный пёс, пролетает сквозь толпу, чтобы ткнуть меня в локоть светящимся носом. Я глажу его призрачную шерсть – мягкий прозрачный мех, висящие уши. Мне становится чуточку легче. Для Зеро я ничем не отличаюсь от той девушки, которой была вчера, до того, как вышла замуж за Джека, до того, как стала королевой.
В компании Зеро, парящего рядом, я иду следом за Джеком по центру города. Среди собравшихся появляются Шито, Крыто и Корыто, также известные как злобные прихвостни Бугимена, они кричат:
– Тыквенная королева, мы будем скучать!
Они сняли маскарадные костюмы, открыв истинные лица, которые, как ни странно, идентичны их маскам, и улыбаются, словно маленькие дети. Однако в их мерцающих глазах всегда есть что-то коварное. Но не их ухмылки и лукавое хихиканье вызывают у меня холодок вдоль стежков на позвоночнике, а имя, которым они меня назвали, – Тыквенная королева.
Я впервые слышу, как его произносят вслух, и эти слова звенят у меня в ушах всю дорогу через лес и Заземелье до самой рощи Семи деревьев.
Мы шли по безветренному лесу, но кроны деревьев дрожали и вибрировали, маня нас ближе.
Спустя время мы оказались в центре поляны, окружённой семью деревьями, каждое из которых ведёт к одному из главных праздников. Именно отсюда Джек в прошлом году пробрался в город Рождества и похитил Санта-Клауса.
Я никогда не выходила за пределы города Хеллоуина и сейчас, затаив дыхание, кручу головой и дивлюсь необычным деревьям, растущим в роще. В стволе каждого есть дверца с резным символом.
Зелёный четырёхлистный клевер украшает проход в город Дня святого Патрика; красный фейерверк – для Дня независимости; индюшка отмечает вход в День благодарения; блестящее крашеное яйцо – для города Пасхи; дверца с ёлкой, украшенной миниатюрными игрушками и огоньками, ведёт в город Рождества; и, наконец, ухмыляющаяся оранжевая тыква для нашего дома, города Хеллоуина.
Джек указывает костяным пальцем на последний ствол – с вырезанным сердцем, выкрашенным светло-розовой краской. Он подходит к двери. Рядом с деревом стоит почтовый ящик в бело-розовую полоску.
– Уверен, что это безопасно? – спрашиваю я Джека. По его лицу бегут тени, которые отбрасывают ветки над нашими головами.
– Ну конечно, – отвечает он, я слышу радость в его голосе. Джек побывал во всех городах, посмотрел все праздники, кроме этого. Он берёг его для меня. – Мне кажется, город Дня всех влюблённых будет даже чудеснее, чем все остальные. И мы увидим его вместе!
Он целует мою руку, заглядывает в глаза, а затем открывает дверь, отмеченную сердцем. Из-за неё дует ветер, нежный и тёплый, со слабым запахом сахарного печенья и диких роз. Я ещё никогда не ощущала такого чудесного аромата.
Всё ещё нервничая, я кручу на пальце обручальное кольцо из белой кости, пробегая глазами по смертоносным побегам паслёна. Они вырезаны по внешнему краю украшения – это растение символизирует для меня свободу, способ сбежать от доктора Финкельштейна, опоив его паслёном из сада. «Ты теперь свободна», – напоминаю я себе, потому что, хотя в моей груди гудит любопытство, в животе от нервов словно хлопает крыльями ворон.
Но я поднимаю взгляд на Джека, и его бездонные глаза успокаивают метущуюся птицу. Уголки моих губ поднимаются вверх.
– Я верю тебе, – говорю я. Потому что так и есть, я верю ему всей душой.
Джек кивает, шагает в проход в дереве своими длинными, как у паука, ногами и утягивает меня за собой.
Мы летим в пустоту головой вперёд, словно подхваченные порывом ветра, пока наконец не оказываемся по другую сторону двери в городе Дня всех влюблённых – месте совершенно непонятном и странном. Я быстро провожу пальцами по швам, проверяя нитки и стежки, чтобы убедиться, что ни один из них не разошёлся, а затем полной грудью вдыхаю нежный, сладкий аромат шоколада и цветущих роз. Мы стоим в роще, почти такой же как наша: семь деревьев, растущих по кругу, по одному на каждый из семи праздников. Но лес здесь густой, с высокими раскачивающимися ветвями, изумрудными листьями и крошечными белыми цветочками, трепещущими от малейшего порыва ветра. Ничего общего с корявыми голыми деревьями, которые растут вокруг города Хеллоуина.
Джек берёт меня за руку, оглядывается с лукавой улыбкой, как будто только что выскочил из тени и напугал призрака – одно из его любимых развлечений, – и мы идём по извилистой тропке, ведущей из рощи. По пути я кончиками пальцев касаюсь лепестков пыльно-розовых маков и кроваво-красных роз, которые колышутся на длинных стеблях по краям тропинки, а когда мы выходим из леса, с удивлением гляжу на безоблачное небо, переливающееся нежными розовыми всполохами.
– Здесь день, – с удивлением отмечаю я. – Была ночь, когда мы покинули город Хеллоуина.
– В каждом мире закаты и рассветы наступают в своё время, – сказал Джек, взмахом руки указывая на небо. – Это называется часовые пояса.
Я крепче сжимаю его руку. Мне не по себе: все стежки напряжены, как будто их слишком сильно затянули. Путешествие из одного города в другой, из одного часового пояса в другой сбивает с толку. Голова кружится так, что я боюсь упасть.
– А где их кладбище? – спрашиваю я, когда мы выходим на усеянный розами луг, обрамляющий город.
В Хеллоуине кладбище находится на окраине, недалеко от ворот, так что каждую ночь вой мертвецов разносится по городским улицам. К этому времени я рассчитывала встретить хотя бы одного. Если их кладбище расположено где-то далеко, то как они наслаждаются стенаниями усопших?
– Не в каждом праздничном городе есть кладбище, – объясняет Джек и весело мне подмигивает. – Зато погляди, сколько здесь всяких сердечек!
Он указывает костяным пальцем на городские ворота из серебристого металла, украшенные сотнями кованых сердец. По обе стороны от ворот растёт по цветущему вишнёвому дереву, кроны которых образовывают – а может, их специально так обрезали – два больших сердца. Это странное, неестественное зрелище, хотя, безусловно, красивое. Мне становится интересно, неужели все растения в городе Дня всех влюблённых выглядят так?
Ветви вишен покачиваются на ветру, обдавая нас ароматом пышных цветов.
– Но к чему все эти сердца? – спрашиваю я.
– Я слышал, что День всех влюблённых – праздник, который проходит в феврале. – Джек задумчиво приподнимает надбровные дуги. – На него люди дарят друг другу конфеты, розы и плохо написанные любовные стихи.
– Зачем?
– Кто знает? – Джек улыбается, оглядывая город. – Но разве здесь не чудесно?
И правда, город Дня всех влюблённых очарователен, хоть для меня это всё очень непривычно. Небо здесь не нависает грозными свинцовыми тучами, а силуэты домов вдали совсем не похожи на скученные, покрытые чёрной копотью здания города Хеллоуина. Нигде нет гнилых черепов или тыкв-фонарей, зловеще светящихся в темноте, нет гогочущих упырей, демонов или мрачных жнецов с выпученными глазами, наблюдающих за нами из тёмных закоулков. На самом деле здесь вообще нет тёмных закоулков. Буквально всё вокруг блестит и сверкает на солнце, как сахарная пудра. Даже воздух наполнен розоватой дымкой с едва уловимым сладковатым ароматом только что распустившихся весенних роз или первой в году ложки тыквенного джема.
Всё здесь как будто вывернуто наизнанку, но, к своему удивлению, я не могу перестать любоваться. Каждый куст с пышными цветами заставляет моё сердце трепетать, а голову сладко кружиться.
Это место – нечто совершенно мне чуждое, но, несомненно, восхитительное.
Мы проходим через кованые городские ворота, украшенные замысловатым узором из сердечек, и я чувствую, как мои швы постепенно расслабляются, а в груди рассыпается комок из сухих листьев.
По розоватому небу над нами пролетает стая птиц, на время закрывая нас от лучей солнца, которые будто кистью разбрызгивают на всё вокруг золотистое сияние. Приглядевшись, я замечаю, что это вовсе не птицы.
Скорее эти маленькие существа напоминают детей.
Несколько из них порхают прямо над нашими головами: розовощёкие и пухленькие, с крошечными деревянными луками, стрелами с сердечками вместо наконечников, торчащими из колчанов на маленьких спинках, и белоснежными крылышками.
– Кто это? – спрашиваю я.
– Не представляю, – с усмешкой отвечает Джек.
Они не обращают на нас никакого внимания и спокойно летят дальше к мерцающим впереди зданиям.
Извилистая грунтовая дорожка вскоре превращается в булыжную мостовую, ведущую нас в глубь города Дня всех влюблённых. Я жадно оглядываюсь по сторонам и стараюсь даже не моргать, чтобы не упустить ни одной детали. Белоснежные домики из мелового камня, выстроившиеся вдоль улиц, выглядят почти съедобными. У них розовые черепичные крыши и обрамлённые сердечками окна с цветными витражами, напоминающими леденцы – кажется, лизнёшь их и наверняка почувствуешь сладость расплавленного сахара.
Постепенно моя улыбка становится такой же широкой, как и у Джека.
И вот мы наконец оказываемся на главной городской площади, где установлен большой фонтан с каменной скульптурой младенца в середине. Это точно такой же толстощёкий крылатый малыш как и те, что мы видели по дороге.
Я сажусь на край фонтана и гляжу в нежно-розовую воду – оттуда на меня удивлённо смотрит моё отражение.
– Как думаешь, отсюда можно пить? – спрашиваю я и осторожно тянусь к воде. Уверена, на вкус она как сахарная глазурь и лепестки календулы.
Но за мгновение до того, как кончик моего пальца разрушил бы безмятежность водной глади, позади нас раздаётся спокойный бархатистый голос:
– Радостно видеть в городе влюблённую пару.
Я поворачиваюсь и поднимаю глаза… поднимаю… и поднимаю… пока не встречаюсь взглядом с дамой ростом на голову выше Джека. Не женщина, а башня в длинном шифоновом платье с крошечными белыми сердечками, вышитыми на кремовой ткани юбки. Её волосы цвета клубники собраны в причёску, напоминающую пчелиный улей, которую украшает золотистая заколка в виде сердечка.
– Прибыли к нам издалека? – спрашивает она, с любопытством дотрагиваясь до розоватых губ длинным крашеным ноготком. Её кожа настолько розовая, что кажется, будто она много лет подряд ела исключительно розовые лепестки и это в итоге изменило цвет её лица.
– Я Джек Скеллингтон, – сообщает мой муж, протягивая руку незнакомке. – Тыквенный король из города Хеллоуина. А это моя жена Салли, Тыквенная королева.
– Да-да, чудесно, – рассеянно отвечает дама, не обращая никакого внимания на его повисшую в воздухе руку, словно ей совершенно безразлично, кто мы такие и зачем прибыли. Ей явно гораздо интереснее говорить о себе. – Я Руби Валентино, и это мой город.
Она изящно раскидывает в стороны свои длинные руки и приседает в изысканном реверансе. Я искренне восхищена тем, как уверенно она держится. Её манеры, наряд, даже черты лица с идеально расположенными веснушками, буквально всё – образец того, как, по моим представлениям, должна выглядеть и вести себя настоящая королева. А вот я рядом с ней чувствую себя совсем не по-королевски.
– Это наш первый визит в город Дня всех влюблённых, – приветливо отвечает Джек. Его плечи расслаблены, голос совершенно спокоен. Кажется, моего мужа встреча с такой благородной дамой совсем не смущает.
Правда, Руби уже не смотрит на нас.
– Ах! – восклицает она. – Кровоточащее сердце! Пауло! Пауло, я же просила вырывать их, как только начнут расти.
Из-за её спины выскакивает худой высокий мужчина. Вид у него такой, будто он стоял там, притаившись, и только и ждал, когда Руби отдаст ему приказ. На нём рабочий фартук, соломенная шляпа и светлые брюки, в перепачканной землёй руке он сжимает садовые ножницы.
– Прошу прощения, ваше королевское величество! Наверное, пропустил.
Руби грациозно склоняется к земле, несмотря на пышное платье и высокие каблуки, и срывает маленький цветок с кроваво-красной сердцевиной, пробившийся между каменной брусчаткой, окружающей фонтан. Поднявшись, она держит цветок так, чтобы мы смогли его рассмотреть.
– Нельзя, чтобы кровавые сердца росли так близко к фонтану, – произносит она с плохо скрываемой брезгливостью.
Я с удивлением гляжу на безобидный на вид цветок, зажатый в её пальцах, и пытаюсь сформулировать вопрос, как ребёнок, стесняющийся заговорить.
– Но почему? – наконец неуверенно спрашиваю я. Вряд ли мой тон под стать королеве.
Руби бросает на меня быстрый взгляд, черты её лица чуть смягчаются.
– Дело в том, что купидоны макают стрелы в фонтан, – произносит она таким тоном, будто я непременно должна была это знать. Я снова смотрю на спокойную водную гладь, искорки света розоватыми бриллиантами поблёскивают на её поверхности. – Любовный эликсир поступает в него из подземного источника. – Она приподнимает свои идеально выщипанные брови. – Если цветок кровоточащего сердца отравит фонтан, то все, кто в День святого Валентина будут поражены стрелой купидона, обретут не любовь, а разбитое сердце.
Она бросает бутон на землю и топчет его леденцово-красной туфлей на высоком каблуке. Когда она убирает ногу, Пауло, который стоит рядом и едва ли не дрожит, желая исполнить малейшую её прихоть, быстро выбегает вперёд и поднимает расплющенный цветок.
– Сейчас же сожгу его, – говорит он и исчезает.
С довольной улыбкой Руби вновь возвращается вниманием к нам с Джеком.
– Уже решили, где остановитесь на ночь?
Джек откашливается:
– Пока нет.
– Идите за мной, – торжественно произносит она. Её голос настолько мелодичен, что может показаться, будто прекрасная певчая птица свила гнездо у неё в горле. Руби уводит нас от фонтана.
Сначала мы проходим несколько кафе, рядом с которыми витает уютный аромат свежей выпечки, затем приёмную зубного врача – в окне висит рекламное объявление, обещающее «Лечение всего за полцены», а затем более мелким шрифтом «Бесплатный леденец за каждый удалённый зуб». Люди, которые проходят мимо, – все с большими глазами и пухлыми щёчками – держатся парами. Их пальцы переплетены, и они то и дело шепчут друг другу на ушко разные нежные глупости. Большинство столиков в кафе тоже заняты воркующими парочками, которые явно не в силах оторваться друг от друга. В петлицах у мужчин тюльпаны, а у дам в волосы вплетены полевые цветы.
Любовь пропитала каждый шов и стежок этого города. Она неизбежна. И я чувствую, как от всего этого иссохшие листья в моей груди начинают наполняться весенней истомой.
Мы проходим ещё квартал, и Руби останавливается перед невысоким кирпичным зданием. Над нами покачивается деревянная вывеска с надписью «Любовное гнёздышко».
– Подождите здесь, – говорит она, весело подмигивает и исчезает за дверью. Спустя мгновение она возвращается с серебряным ключом. – Можете остановиться в одном из коттеджей позади. Там есть всё необходимое. Уверена, вам понравится.
Джек с благодарной улыбкой берёт ключ:
– Прекрасно! Спасибо.
Руби поправляет выбившуюся из причёски прядь волнистых волос и вдруг хмурится, глядя куда-то вверх.
– Летите отсюда! – громко приказывает она.
Тоже подняв глаза, я вижу порхающих над нами крылатых малышей. Они весело хохочут и исчезают вдали.
Руби раздражённо вздыхает.
– В это время года купидоны просто невозможны! – Говоря это, она смотрит на меня так, будто я, будучи королевой, должна, как никто другой, понять её. – Они скучают в ожидании февраля, вот и сбиваются в стаи, чтобы устраивать пакости. – Она снова вздыхает. – Купидонам можно доверять только в День всех влюблённых, в остальное время от них одни неприятности.
Руби смотрит на меня так, будто впервые замечает мою внешность. Её глаза цвета молочного шоколада пробегают по мне от ног до самой макушки. Закончив, она задумчиво склоняет голову набок.
– Для королевы у вас слишком скучная причёска, – замечает она. – Мой личный мастер мог бы завить несколько локонов или добавить яркий акцент, чтобы вы выглядели немного… – Она задумчиво постукивает ноготком по нижней губе. – Ну… как я. – В её чистых, как роса, глазах искрится улыбка. – С удовольствием запишу вас на приём, пока вы здесь.
Я быстро мотаю головой. Мне не нравится её пытливый оценивающий взгляд.
– Не стоит… – Я нервно дёргаю торчащую на запястье нитку, отчего шов расходится ещё сильнее. – Нет, спасибо.
Она пожимает плечами и переключает своё внимание на улицу, где в дверях кондитерской стоят двое: высокий темноволосый господин читает возлюбленной стихотворение, которое, кажется, сочинил сам – слова написаны на розовом листке бумаги, который он сжимает в руке.
Руби тихонько вздыхает, растроганная сладостью момента – нежностью двух безумно-безумно влюблённых людей. Она вытирает глаза, не давая слезе умиления скатиться по щеке, затем снова поворачивается к нам с Джеком.
– Скажите, – говорит она, хлопая ресницами, – вы случайно не знакомы с человеком по имени Уильям Шекспир?
Джек удивлённо приподнимает надбровные дуги:
– К сожалению, нет.
Руби испускает долгий, полный горечи вздох и поджимает пухлые губки.
– Из-под его пера выходят самые прекрасные сонеты на свете! Я уверена: он моя единственная настоящая любовь. Но как я ни пыталась его найти, всё тщетно.
Джек молча глядит на меня. В его библиотеке много книг, написанных Шекспиром. Это прекрасные, часто трагические истории, и все они довольно старые. Не сомневаюсь, что он уже давно умер. Я незаметно качаю головой, не желая, чтобы Джек ненароком разбил Руби сердце, рассказав об этом.
– Если мы с ним встретимся, – произносит он со сдержанной улыбкой, – то непременно направим к вам.
– Спасибо. – Уголки губ Руби ползут вверх, хотя глаза ещё полны печали. – Надеюсь, вам обоим понравится у нас. Сегодня отличный день для прогулки по городу. Обязательно загляните в лавку «У Ромео» – там продают самые вкусные карамельные слезинки, что вы когда-либо пробовали.
Я понятия не имею, что это за угощение, зато точно знаю, что магазинчик назван в честь Ромео из пьесы Шекспира «Ромео и Джульетта» – ещё одно напоминание о мужчине, в которого Руби страстно влюблена, хоть ни разу его и не встречала.
Она делает быстрый реверанс, затем поворачивается и идёт по мощёной улице. Я наблюдаю, как местная правительница то и дело останавливается, чтобы перекинуться парой слов с хозяевами кафе и магазинов или пожать руки проходящим мимо жителям города – истинная королева, достойная править всем этим великолепием, украшенным разноцветной глазурью и резными сердечками.
Уверена, я совсем не так смотрюсь во время прогулки по городу Хеллоуина. Угловатая тряпичная кукла с торчащими нитками и разошедшимися швами, из которых сыплются сухие листья. Я совсем не похожа на неё. Острый клинок сомнения вонзается в моё сердце. Может быть, я ещё более не готова к роли королевы, чем предполагала.
Но Джек мягко берёт меня за руку, и я вижу восторг в его глазах – это заставляет тревожные мысли отступить.
Мы находим нужную тропинку, огибаем гостиницу «Любовное гнёздышко» и идём к дюжине небольших коттеджей, которые, словно невинные поцелуи, укрылись в высокой траве среди сосен. Джек вставляет ключ в замок домика с номером пять, расположенного чуть в стороне от остальных.
– Интересно, кто ещё здесь останавливается? – с любопытством спрашиваю я Джека.
– Да кто угодно, полагаю, – отвечает он. – Наверняка сюда часто заглядывают гости из других городов-праздников. Те, у кого выдались свободные выходные или отпуск.
Мы заходим внутрь, и нас встречает аромат ванильно-жасминовых свечей и лепестков роз, рассыпанных по деревянному полу. Джек ставит наш чемодан рядом с кроватью.
– А почему никто не гостит в городе Хеллоуина? – удивляюсь я, подходя к окну с кружевной шторой, чтобы ещё раз взглянуть на город Дня всех влюблённых.
– У нас нет гостиницы, – пожимает Джек плечами и вдруг задумчиво замирает. – Хотя, возможно, стоит её построить. Туризм может быть полезен для города.
Я опускаю штору, а Джек пересекает комнату и берёт мои ладони в свои.
– Здесь столько всего интересного, – говорит он, – не будем терять ни минуты.
Оставив чемодан в нашем домике, мы отправляемся исследовать город.
День проходит в вихре конфет с фундуком и карамельной посыпкой, малины, покрытой белым шоколадом, и маленьких шоколадных сердечек с милыми посланиями: «Люблю», «Милашка», «Жажду объятий». Мы ели их горстями, хорошо, что наши щёки не могут покраснеть от сахара. Бесцельно прогуливаясь по мощёным улочкам, мы набрели на фабрику, где делают эти сердечки. Их складывают в маленькие розовые коробочки, которые доставляют в мир людей накануне Дня всех влюблённых.
– Здесь даже воздух пахнет сладко, – говорю я и отправляю в рот вишнёвый трюфель, с наслаждением ощущая, как шоколад начинает таять на языке.
Джек подхватывает меня на руки и кружит.
– Знал, что тебе здесь понравится!
Как здорово, наверное, жить здесь и дни напролёт лакомиться нежнейшими пирожными, карамельками и сливово-имбирными слойками. После обеда – чай с лимонными кексами, после ужина – мятные трюфели и кофе с вишнёвым сиропом. От одной мысли об этом перед глазами всё плывёт. Эта сладкая истома будет приходить ко мне в самых радостных снах. Жизнь здесь, в городе Дня всех влюблённых, несомненно, была бы очень приятной и безоблачной.
В дверях небольшой кондитерской – витрина забита подносами с песочным печеньем – невысокая дама забирает коробку с меренгами у седого усатого господина. Рядом стоит отделанная кружевом коляска, в которой истошно вопят сразу три младенца. У каждого из них на голове по вихру тёмных волос, кожа цвета инжира и ярко-розовые губки, а пухлые пальчики, как и их слюнявчики, покрыты крошками сахарной пудры. Я наклоняюсь и осторожно дотрагиваюсь до щёчки одного из малышей, он тут же хватает мой палец и начинает улыбаться, показывая беззубые дёсны.
Два других младенца тоже замолкают и удивлённо глядят на меня круглыми глазками. У всех троих на лицах такое выражение, будто они впервые рассматривают ночное небо.
– Отличная работа, – довольно кивает их мать. – Обычно этих разбойников можно утихомирить только с помощью сладостей, но вы их точно заинтересовали.
Она убирает коробку с меренгами в корзинку для покупок.
– Они купидоны? – Я не могу удержаться от вопроса. Мне ужасно интересно, почему этих малышей уложили в коляску, когда другие летают по городу с крошечными луками в руках.
– Станут, когда у них вырастут крылья, – отвечает дама и наклоняется, чтобы поправить белую сорочку с рюшами одного из младенцев. – Самого сладкого вам дня, – с улыбкой желает она нам и собирается уходить.
Стоит малышу отпустить мой палец, как он издаёт беспокойный писк, а потом начинает кричать. Но его мать невозмутимо толкает коляску перед собой, напевая своим купидончикам нежную колыбельную.
Интересно, станем ли мы с Джеком когда-нибудь родителями? Услышим ли в своём доме детский смех?
Мальчики-скелеты, скатывающиеся по перилам винтовой лестницы; девочки – тряпичные куколки, у которых то и дело распускаются нитки, так что приходится без конца пришивать им пальчики на ногах или руках. Счастливая мрачная семейка!
Джек срывает розу удивительного пыльно-сиреневого цвета, растущую рядом с кондитерской, и протягивает мне.
– Для королевы города Хеллоуина, – торжественно произносит он и кланяется с дурашливым видом.
Кажется, ему нравится, как это звучит. «Королева!» Но у меня от этого слова всё внутри содрогается. И всё же я беру цветок и подношу к лицу, ощущая нежный аромат и шелковистое прикосновение лепестков.
Джек снова переплетает свои пальцы с моими и увлекает меня прочь от центра города по извилистой тропинке. Она ведёт через заросли усыпанных цветами кустов к широкой спокойной реке.
У берега четыре небольшие лодочки покачиваются на волнах. Джек забирается в одну из них, у неё на боку нарисовано сердечко лавандового цвета, и поднимает весло.
– Не уверена, что нам можно, – с сомнением произношу я. – Мы же не знаем, чья это лодка.
– Мы просто возьмём её на время, – отвечает он и хитро мне подмигивает.
Я не могу удержаться и улыбаюсь ему в ответ. Джек протягивает мне руку и помогает усесться рядом с ним.
Мы медленно отплываем от берега, я опускаю руку в реку, но вода оказывается густой, словно тина.
– Что это? – удивляюсь я.
Джек проводит кончиком пальца по речной глади и пробует воду на вкус:
– Шоколад.
Тогда он снова макает в него палец, подаётся вперёд и осторожно дотрагивается до моего носа. Я смеюсь, зачерпываю целую горсть тёплого растопленного шоколада и выплёскиваю на своего мужа. Джек успевает увернуться, но я уже отправляю в его сторону вторую порцию, которая попадает точно в цель и растекается по его белоснежному лицу. Мне становится ужасно смешно, и я хохочу как никогда в жизни, надеясь, что мои швы выдержат и не разойдутся все разом.
Джек тоже смеётся, а я перелезаю через узкую скамейку, разделяющую нас, и целую его в губы, ощущая приторную сладость тёмного шоколада.
– Спасибо, что привёл меня сюда, – шепчу я ему.
Он улыбается.
– Мы можем вместе исследовать остальные города-праздники, как король и королева.
Он нежно проводит рукой по моей льняной щеке и целует меня.
Но у меня в ушах всё звенит это слово – «королева». Оно острым шипом вонзается в мою льняную плоть, впивается глубже и глубже. Я не могу спокойно принять это обращение.
– Никак не привыкну, – тихо признаюсь я, прислоняясь к деревянному борту.
– К чему? – Джек направляет лодку на центр реки.
– К титулу.
Джек кладёт вёсла, позволяя течению нести нас по каналам города Дня всех влюблённых вдоль набережных, где выстроились уютные кафе, кондитерские магазины и лавки с поздравительными открытками ручной работы.
– В городе Хеллоуина ещё никогда не было королевы, – мягко произносит он, проводя костяным пальцем по шву на моей ладони. – Ты первая. – Его тёмные бездонные глаза смотрят прямо на меня, и в этом взгляде я нахожу утешение, которое раньше нигде не встречала. – Теперь ты королева всего города Хеллоуина.
Я прикусываю губу и опускаю подбородок.
– Но что, если я не знаю, как быть королевой? Что, если я всё делаю неправильно? – Я смотрю на Джека сквозь ресницы, боясь встретить его взгляд. – Руби Валентино держится просто безупречно, не уверена, что смогу стать такой же.
Джек смотрит на меня с улыбкой.
– Но ты не королева города Дня всех влюблённых, ты королева города Хеллоуина, – говорит Джек и заглядывает мне в глаза. Его улыбка становится всё шире. – И поскольку ты самая первая королева, то можешь сама решить, как будешь править. – Он целует мою ладонь, а затем снова поднимает глаза на меня. – Ты – Тыквенная королева, Салли, и можешь поступать так, как считаешь правильным.
Я киваю, пытаясь поверить в его слова. Мне это необходимо. Потому что сомнения, бурлящие во мне, похожи на могильных жуков, роющих тоннели на кладбище. Они рвут меня на части.
Джек придвигается ближе, чуть качнув нашу лодку, и снова целует меня. На короткое мгновение прохлада его губ успокаивает мои мечущиеся мысли. Он целует меня настойчивее, проводит ладонью по спине вдоль позвоночника, и я всем телом ощущаю, как мы близки – моя тканевая плоть крепко-накрепко связана с холодом его костей. Его пальцы находят мою шею, плечи, и я чувствую, как таю, утопаю в его прикосновениях. Как будто он никогда меня не отпустит. Как будто мы можем навсегда остаться в этом моменте, так и плыть без конца по этой шоколадной реке.
Я прошу себя забыть, кем должна быть.
Потому что сейчас я просто тряпичная кукла в лодке со скелетом, которого люблю. Безумно. Лихорадочно. Плыву по городу, где мой титул не имеет значения. Где никто не знает, кто я.
Наконец Джек отстраняется от моих губ, но я не открываю глаз, наслаждаясь искорками, вспыхивающими за моими нитяными ресницами. Я хочу притянуть его обратно к себе, сказать, чтобы он вечно держал меня в объятиях, но наша лодка мягко утыкается в отмель из шоколадных трюфелей недалеко от берега, так что ему приходится снова браться за вёсла.
Постепенно течение шоколадной реки уносит нас на окраину города, где шелестит небольшой лесок.
Я откидываюсь на нос лодки, позволяя руке свободно свеситься через борт, и наблюдаю, как Джек гребёт, размеренно повторяя идеальные взмахи руками, на его лбу блестят бисеринки пота. Я гляжу на безоблачное голубое небо и мечтаю остаться здесь, в городе Дня всех влюблённых, навсегда.
Два купидона резвятся над нашими головами, за ними тянется шлейф из блёсток в форме сердечек.
Мне так спокойно в тишине этого леса, где под пологом деревьев растут розовые тюльпаны, а на стволах вязов вырезаны сердца с именами влюблённых.
Джек + Салли. Навсегда.
Мы наблюдаем, как над городом тускнеет закат цвета розовой сахарной ваты, потягивая тюльпановое вино из хрустальных бокалов, а потом идём в наш коттедж и падаем на мягкую кровать, застеленную пуховой периной. Наши пальцы сплетены, Джек читает мне глупые любовные стихи и сам над ними смеётся. От счастья у меня перехватывает дыхание – это, без всяких сомнений, самый идеальный момент за всю мою жизнь. Я хочу, чтобы это длилось вечно. Чтобы всегда были только Джек и я, вместе до скончания времён.
Но когда мы наконец засыпаем, сон мой неглубок и беспокоен.
Мне снится город Хеллоуина, окутанный всеобъемлющей тьмой. Я в одиночестве брожу по улицам, пытаясь найти знакомые здания, зову Джека, ищу его в полумраке нашего дома, в лаборатории доктора Финкельштейна, даже на Витом холме, где мы впервые поцеловались. Страх сковывает меня. В отчаянии я кричу, стоя в одиночестве в центре пустого города.
От этого крика, который ещё долго эхом раздаётся в моей груди, я резко просыпаюсь. Джек крепко спит рядом, укрывшись бледно-розовым одеялом, расшитым маленькими сердечками.
Я расслабляю сжатые от страха пальцы и переворачиваюсь на бок, чтобы посмотреть в квадратное окошко спальни. Тусклый пастельный свет пробивается сквозь деревья, наискосок падая на пол нашего маленького коттеджа.
Уже утро.
Но даже первые лучи солнца не способны прогнать липкий ужас кошмарного сна о тьме, притаившейся в закоулках города Хеллоуина.
Джек открывает глаза и нежно гладит меня по волосам.
– Доброе утро, жена, – мягко произносит он.
Я поворачиваюсь и гляжу в тёмные бездны его глазниц.
– Доброе утро, муж, – откликаюсь я.
Он притягивает меня к себе, и некоторое время мы лежим обнявшись. Я прислушиваюсь к его спокойному дыханию, не решаясь нарушить блаженную тишину и рассказать о странном сновидении, оставившем горькое предчувствие беды. Вскоре до нас начинают доноситься щебет птиц и шум просыпающегося города Дня всех влюблённых.
Наше свадебное путешествие подходит к концу.
После завтрака из блинчиков с карамельным сиропом Джек выносит из коттеджа наш чемодан, и мы неспешно идём к роще Семи деревьев.
Я чуть замедляю шаг и оглядываюсь на город, жадно вдыхая аромат песочного печенья и растопленного шоколада. У меня в руках роза, которую прошлым вечером мне сорвал Джек, но чем дальше мы уходим, тем быстрее она увядает. К тому времени как мы вернёмся в город Хеллоуина, лепестки облетят и от неё останется только высохший стебель.
Красота этого цветка предназначена только для этого мира.
– Готова вернуться домой? – с хитрой улыбкой спрашивает Джек, когда мы останавливаемся на поляне в кругу волшебных деревьев.
– Хотелось бы побыть здесь дольше, – признаюсь я.
Джек подходит к дверце, на которой вырезана оранжевая тыква, и берётся за ручку.
– До Хеллоуина всего две недели, – напоминает он. – Мы должны вернуться.
Я киваю и в последний раз поднимаю глаза на пышные кроны деревьев, усыпанные крошечными цветочками, которые треплет тёплый ветерок.
– Но мы обязательно вернёмся, – обещает Джек и протягивает мне руку.
Я боялась покидать город Хеллоуина, но теперь, спустя всего день, понимаю, что уже не хочу возвращаться обратно.
Тем не менее я беру Джека за руку и мы вместе шагаем в пустоту дверного проёма. Перед глазами проносится вихрь из крошечных тыковок, и спустя мгновение мы оказываемся в городе Хеллоуина.