В чернильно-чёрный полуночный час мы с Джеком обручаемся на вершине Витого холма, нависшего над кладбищем «Врата смерти». Порыв ветра проносит мимо иссохшие до скелетов листья, Джек берёт мою мягкую тряпичную руку в свою – прохлада его пальцев унимает дрожь в моих швах.
Церемонию проводит мэр. Его лицо прямо перед нами – то радостное с глазами-спиралями, то испуганное и бледное, почти рыдающее. Согласно древнему обычаю мы произносим мрачные свадебные панегирики. В небе светит кроваво-красная луна – доброе предзнаменование, – а у меня за левым ухом увядший цветок олеандра, сорванный в самом тёмном закоулке города Хеллоуина. Верю, что он должен принести нам долгую и кошмарную семейную жизнь.
Я сжимаю руку Джека. Длинные полы его фрака развеваются на холодном ночном ветру, а моё платье, которое я сшила из чёрной кружевной ткани накануне вечером, трепещет, как призрак. С опаской я бросаю взгляд в толпу, откуда за мной наблюдают холодные, полные злобы глаза доктора Финкельштейна. Он стоит в первом ряду, его рот перекошен от ярости – он знает, что я наконец-то смогла сбежать навсегда из его плена.
«Я больше не твоё творение», – думаю я. Эти слова вышиты у меня на сердце.
Сложно поверить, что лишь год назад я боялась всю жизнь провести в лаборатории доктора Финкельштейна, обречённая наблюдать за Джеком издали. Я любила его, но была уверена, что он никогда не узнает, какую боль мне причиняет каждый брошенный на него взгляд. Но после того, как Джек попытался украсть Рождество у Санта-Клауса, после того, как он чуть не погиб, отправившись в мир людей с Зеро, запряжённым в сани вместе с оленями-скелетами, чтобы доставить наши зловещие подарки в канун Рождества, – план, который сразу показался мне обречённым на провал, – я поняла, что не могу жить без него.
Что больше не потеряю ни одной ночи.
Под тёмным небом, усыпанным звёздами, будто снегом, мы с Джеком шли по кладбищу. Он остановился, посмотрел на меня, и я начала тонуть, тонуть, тонуть в его бездонных луноподобных глазах. И после долгих лет отчаянного желания узнать, каково это – быть любимой в ответ, мы впервые поцеловались на вершине Витого холма.
Ровно на том же месте, где стоим сейчас… рука об руку.
Лицо мэра вновь меняется, открывая широкую зубастую улыбку, его чёрная бабочка призрачно мерцает в лунном свете, и он объявляет Джека и меня мужем и женой. Его голос разносится над толпой.
Джек наклоняется, его глаза становятся чуть влажными. Он прижимает свои могильно-холодные губы к моим. Мне кажется, что мои швы вот-вот лопнут, будто они не способны сдержать разрывающее грудь чувство. Чувство настолько непривычное и странное, что от него голова идёт кругом.
Мы с Джеком женаты.
Он вытирает слезу, стекающую по моей хлопковой щеке, и смотрит на меня так, будто и его грудь разрывается на части. В это мгновение мне хочется, чтобы нас обоих просто похоронили здесь, в центре кладбища. Поженились и умерли в один день, не в силах справиться с невыразимыми, ужасными и одновременно чудесными чувствами, разбивающими наши сердца.
Жуткие на вид жители города бешено аплодируют и бросают к нашим ногам пригоршни крошечных паучков, пока мы под руку идём с кладбища. У меня ощущение, будто в грудной клетке сотни летучих мышей хлопают крыльями, пытаясь вырваться наружу. Разорвать меня на части.
Теперь я Салли Скеллингтон. Тыквенная королева. И я уверена, что уже никогда не буду счастлива так, как в этот самый момент.