Утром меня разбудила горничная словами:
– Барышня, пора одеваться.
Еле открыв глаза, я простонала:
– Может, я не пойду?
Вернувшись обратно после прыжка во времени, я легла очень поздно, да к тому же и замерзла сильно.
– Не думаю, барышня. Ваши родители сегодня все утро не в духе, а час назад у них с вашей сестрой вышел жуткий скандал. Светлана Александровна выбежали вся в слезах.
– Теперь еще и ее ждать, так что можно не торопиться, ― усмехнулась я.
– Нет, барышня, они уже практически одеты. Наталья Сергеевна сегодня дали по поводу времени строгие указания, и вам бы тоже нужно поторапливаться.
После таких сведений я приподняла брови, подумав: «Неужели любимица наказана?»
Но делать было нечего, пришлось одеваться да побыстрее. Закончив приводить себя в порядок, я взглянула в зеркало и осталась довольна своим внешним видом.
Мероприятие, ради которого меня заставили вылезти из теплой постельки, проводилось за городом, в одном из частных владений Лемнискату.
Это был огромный комплекс зданий в стиле барокко с большим внутренним двором, выложенным камнем, и стеной, окружающей все это великолепие. Мы не торопясь прошли через высокую арку, попав во внутренний двор, полюбовались искусственными прудиками и фонтанами, в которых замерли статуи обнаженных греческих богов и плавали золотые рыбки.
Николай тут же принялся исследовать множество других арочных проемов, в которых иногда прятались лавочки. А я снисходительно наблюдала за братом. Затем мы дружно прошли в главное здание, похожее на французский замок с высокими стрельчатыми окнами, украшенными витражами.
Многие именитые люди, обладающие в этом мире существенным влиянием, присутствовали здесь со своими семьями. Праздник обещал быть шикарным…
Выполнив свой светский долг ― то есть покрутившись между гостями достаточное количество времени, ― я решила, что остаток вечера проведу с братом, и спустилась с ним на террасу в сад.
Здесь, в окружении белоснежных резных колонн, были посажены розовые кусты, которые, переплетаясь, создавали красивую уютную атмосферу и иллюзию уединенности.
Но день, начавшийся столь необычно, преподнес еще один сюрприз. Через полчаса игр мы с братом услышали шум и крики. Все, кто находился на тот момент в саду, с тревогой начали озираться, некоторые поспешили к особняку. Я притянула к себе Николая, посматривая по сторонам и стараясь закрыть его от потенциальной опасности. Знать бы еще, откуда она последует?
Только этот вопрос пришел мне в голову, как возле особняка появились вооруженные люди. При виде их количества и того мастерства, с каким они обращались с оружием, мое беспокойство усилилось.
Наша охрана, призванная следить за порядком, бросилась на защиту гостей, но противников было слишком много, и, хотя их теснили, увы, происходило это слишком медленно.
Схватка закипела и на балконе, откуда прекрасно просматривался весь сад. И, конечно же, мы ― гости, вышедшие прогуляться и отдохнуть от шума и суеты.
Вот двое из вражеских воинов развернулись и, под прикрытием товарищей, атаковали нас. Среди нападающих были и обычные люди, и дуовиты. Внешне похожие на обычного человека, дуовиты умели обращаться с чистой энергией, вот только когда они использовали ее, их лица становились серыми и потрескавшимися, а глаза ― совсем черными.
Самый худой из дуовитов, с пронизывающим взором, стегал энергией особенно умело.
Неожиданно из одного из окон дома послышался крик мамы, зовущей Николая. Не меня… Ну да, она ведь была уверена, что я бесполезная обуза, которая принесла им в жизни только разочарование и позор.
Худой, заметив, на кого именно смотрит матушка, тоже обратил на нас внимание. Было заметно, что он собирает побольше энергии для атаки, но тут неожиданно ему помешали.
Разинский отбился от своих противников и швырнул сгусток энергии в худого, вынудив того защищаться. Но вот на Алексея налетели еще двое, и он отвлекся на них, следя за худым дуовитом краем глаза, ― должно быть, решил помешать атаке чуть погодя.
Большинство присутствующих отлично поняли, кто будет следующей жертвой. А для меня в этот миг стало ясно, что пришло время делать выбор. Мне придется открыть так тщательно охраняемый ото всех секрет ― или погибнем и я, и брат.
Собрав всю доступную энергию, я активировала алый щит, с которым экспериментировала уже много лет, и практически одновременно с этим мужчина метнул в меня сгусток «белой смерти». Щит выдержал.
Сила «белой смерти» была чудовищной, но я оказалась не так проста. В конце концов, творец первой степени!
Нападающий буквально остолбенел, уставившись на меня во все глаза. Изумились и представители руководства Лемнискату, которые тем не менее старались побыстрее добить противников.
Но когда худощавый предпринял новую серию атак, мне стало не до чужих впечатлений. Дуовит начал наносить один удар за другим, постепенно истощая мои силы, но и опустошаясь при этом сам.
Энергия сверкала и переливалась в воздухе еле различимым серебристым потоком, обжигая и убивая. Не знаю, как другие, но я видела ее отчетливо, и, несмотря на смертельную опасность, она меня восхищала.
Для поддержания защиты начала расходоваться моя жизненная энергия, и я медленно опустилась на колени, а из носа потекла кровь, заливая губы. Ее соленый вкус я ощутила особенно остро. У нападающего, судя по всему, силы осталось на последний удар, и его я уже не выдержу. Прикрывать и себя, и брата больше не смогу.
Помимо того, что я была практически обессилена, истощался и мой контроль над собственными способностями. Сдерживаемая энергия времени вырвалась наружу, сметая остатки контроля, который и так давался с огромным трудом.
Видя, что нападающий замахнулся для последнего удара, а никто из творцов не успевает ему помешать, я поняла, что пришло время раскрыть свой последний козырь.
Толкнув брата на траву и накинув на него энергетический щит, я почувствовала, как смещается мир, а время замедляет свой бег. Повернувшись в сторону своего противника, увидела, что Разинский наконец-то схватил его, а теперь с ошеломленным, как и у всех остальных, лицом смотрит в мою сторону…
Бой закончился. Но мне все это было уже неважно, так как в этот момент в меня ударила, обжигая, чистая энергия, а воронка временно́го прыжка сомкнулась, унося в другое время.
Ну вот, все тайны раскрыты, а маски сброшены. Одно радовало: брата спасти я успела.
Первые несколько секунд я ничего не чувствовала, а потом пришла боль. Болели тело, руки и лицо, все буквально горело огнем. Просто невыносимо!
Было очень трудно дышать. Вроде бы нормальный воздух, но в легких он ощущается горячей, тягучей, влажной субстанцией.
Лежа на голой земле, я приоткрыла один глаз и застонала от боли и потрясения. Меня окружали огромные растения. И не просто огромные, а гигантские! Тело ныло, как будто по нему прошлись дубиной, голова кружилась.
Едва приподнявшись на локте, я, насколько позволяло мое состояние, огляделась. Местность, в которой оказалась, напоминала субтропики.
Подобные растения я видела лишь в географическом атласе по палеонтологии. Невероятной высоты и многообразия папоротники, грибы в мой рост. Толстенные, кажется, секвойи. Даже если задрать голову, то верхушек их крон не видно.
Вдруг мимо пробежал огромный паук, и я возрадовалась, что он не заинтересовался мной. Неожиданно вспомнилась сказка Джонатана Свифта, которую читала мне в детстве нянюшка, и я подумала, что напоминаю себе Гулливера в стране великанов.
И именно в этот момент меня озарило: я попала в прошлое на многие тысячи лет назад!
Понимая, что в ближайшие часы обратно не прыгну и, скорее всего, придется ждать, когда время заберет меня само, я решила куда-нибудь заползти, чтобы не стать чьим-то обедом.
Поблизости возвышалась груда из нескольких каменных глыб, внизу под которыми проглядывала щель. Хорошо бы туда пролезть…
Кое-как поднявшись и стараясь не обращать внимания на боль, я доковыляла до нужного мне места, ухитрившись еще и подобрать по пути небольшую палку. Осторожно улегшись на живот, потыкала в эту естественную нору найденным оружием и, убедившись в отсутствии нежеланных соседей, заползла под глыбу. Будем надеяться, что никакая живность здесь в ближайшие десять часов не появится.
Устроившись поудобнее, я наконец позволила себе немного расслабиться. Тонкое нарядное платье для подобного приключения оказало не очень приспособленным. Камешки впивались в кожу, да и, пока заползала сюда, основательно поцарапалась. И так как боль чуть-чуть отошла на второй план, на первый непроизвольно вылезли другие вопросы.
Я задумалась, чем может мне грозить произошедшее.
Прыжки на много веков назад считаются очень опасными. Помимо того, что такое спонтанное перемещение, как у меня, ― это большой стресс для организма, так еще и готовятся творцы к таким прыжкам постепенно, каждый раз прыгая все дальше и дальше в прошлое, пока не достигают своего максимума.
У меня же организм был спровоцирован на подобный прыжок стрессовой ситуацией и опасностью. Но, увы, он был совсем не подготовлен. То, что я не преставилась, ― просто чудо и причина для гордости. Не каждый творец может перемещаться так далеко. И этот прыжок спас мне жизнь.
Впрочем, я рано обрадовалась: неизвестно, каких инфекций я могу тут нахвататься, да еще и остро стоит вопрос местных обитателей.
Но основательно подумать о здешней флоре и фауне я не успела, ибо мое обожженное лицо начало не столько болеть, сколько чесаться. Сильно чесаться. Потом ― сильнее и сильнее. Зуд потихоньку сводил с ума.
Не знаю, сколько времени я пыталась сдерживаться, но потом начала аккуратно поглаживать и тереть щеки, стараясь не издавать никаких звуков, хоть это было и трудно.
Несмотря на то, что я уже немного привыкла к окружающей реальности и дышать стало чуть-чуть полегче, тем не менее каждый вдох порождал неприятные ощущения.
Так продолжалось, наверное, несколько часов, после чего зуд уменьшился, а потом и совсем прекратился. Я даже немного задремала, благо земля была теплой, хоть и влажной.
В реальность меня вернул подозрительный гулкий ритмичный звук. Невдалеке явно ходил кто-то тяжелый, и, как только я поняла это, мне пришлось приложить массу усилий, чтобы не вскрикнуть и не заползти поглубже. Все равно некуда. Я замерла.
Топот постепенно приближался, и вскоре я ощутила, как под щекой вздрагивает земля, а затем в поле моего зрения появилась огромная чешуйчатая лапа рептилии размером, наверное, с человеческое тело.
Я рефлекторно вжалась всем телом в землю, мечтая вообще куда-нибудь провалиться. Для большей безопасности даже зажала себе рот рукой.
Очень большая рептилия стала принюхиваться. В том положении, в каком находилась, я смогла увидеть край ее морды с носовыми щелями. И дышала она шумно, словно заправская лошадь.
Чудовище подошло практически вплотную к расщелине под скалой, где в полном ужасе лежала я. И вдруг резко наклонилось ― и на меня уставился желтый глаз с вертикальным зрачком, а потом в поле зрения появились жуткие зубы. В такой пасти я вся умещусь, а зверюга этого даже не заметит!
На этот раз, не выдержав, я что есть мочи заорала:
– А-а-а-а‐а!
Тварь тоже не осталась в долгу и зарычала, как мне кажется, в полном восторге от того, что нашлась добыча.
Правда, нагромождение камней мешало хищнику достичь цели. Боднув глыбу и досадливо заревев, он немного отступил и принялся, не прекращая реветь, крошить скалу когтями.
Но вскоре тварь изменила тактику и принялась ковырять землю. Пару минут спустя жуткие когти проходили практически у меня перед носом. Я прижималась к скале, но когти, наконец, подцепили шелк и потащили к себе. Послышался треск: ткань лопнула по шву.
А я, заорав в очередной раз, постаралась сконцентрироваться, чтобы прыгнуть назад. Тело пронзила боль, но я не поддалась неприятным ощущениям и продолжала настраиваться на прыжок, хоть беснующаяся тварь этому мало способствовала.
Наконец, когда я думала, что сойду с ума от пронизывающей боли, а рептилия уже вытягивала меня из-под камня, я почувствовала, как мир расплывается.
Выдохнув: «Слава богу», ― перенеслась в свое время.
А там меня уже поджидали…
Еще не понимая, в какой именно реальности нахожусь, я, увидев тени, скользнувшие ко мне в еще размытом мире, снова закричала и дернулась назад. А когда меня схватили чьи-то руки, судорожно забилась. Изо всех сил. Но вконец сорванное горло отказалось издавать громкие звуки, и ко мне пришла спасительная темнота.
Очнулась я в помещении, напоминающем лазарет у наших лекарей, но это была другая комната ― с зелеными драпировками на стенах. Посмотрев по сторонам, заметила седовласого мужчину с добрым лицом, одетого в темный сюртук и ― поверх него ― в белый халат, и наткнулась на ответный, внимательный взгляд.
Желая поприветствовать седовласого джентльмена, я хотела хоть что-то произнести, но без толку.
– Не стоит, юная барышня, пытаться заговорить. У вас сорван голос. Видимо, вы сильно кричали в последнее время. Я прав?
Я молча кивнула.
– Так я и думал. Сейчас вы находитесь в отделении творцов, в медицинской комнате. Я доктор Кованиц, и настоятельно рекомендую вам поехать сегодня домой.
Увидев ужас, промелькнувший у меня на лице, доктор поспешил успокоить:
– Понимаю. Если хотите побыть в тишине и покое, то корпорация может предложить вам комнату, где вы сможете отдохнуть.
Я поспешно закивала.
– Вот и договорились. Заседание по вашему делу назначено на завтра, ― улыбнувшись моей озадаченности, доктор пояснил: ― Не думали же вы, что такое событие, как обнаружение еще одного творца, пройдет незаметно?
Я лишь пожала плечами.
– Давайте-ка я проведу полное обследование и необходимые процедуры, чтобы вы завтра были хоть немного в форме, и провожу вас в комнату для отдыха.
Доктор не обманул и после всех манипуляций с приборами и лекарствами, вопросов, ответы на которые я писала на бумаге, и анализов меня проводили в довольно-таки шикарные апартаменты с двуспальной кроватью и все тем же красно-зеленым убранством.
Едва я оказалась одна, как подумала, что и так сегодня много отдыхала, пока находилась в обмороке, поэтому, подойдя к секретеру, открыла его и, достав листы бумаги, села писать.
Мысли метались в голове, словно рой пчел, и я начала переносить их на бумагу, чтобы хоть как-то упорядочить.
Забыться сном удалось только ближе к утру.
Мне очень не хотелось ехать домой. Сейчас там сидят обеспокоенные родители, с которыми меня ждет непростой разговор. Очень, очень непростой разговор.
Есть еще сестра и младший брат, и именно он является одной из основных причин, почему я все же решила на вторую ночь отправиться ночевать в отчий дом.
Голос ко мне вернулся, но доктор строго-настрого запретил перенапрягать связки.
В корпорации пока не установили, почему они были повреждены. И вообще, сначала нужно определиться с тем временем, куда я попала. Хорошо уже то, что хоть никакой инфекции не подцепила.
Вот карета остановилась перед домом, и, покинув ее, я вошла в городскую резиденцию родителей.
В первое мгновение холл встретил меня тишиной, а потом ее нарушил радостный голос брата. И вот уже он сам несется навстречу, выкрикивая мое имя.
Присев, я поймала его в свои объятья и, сжав такое родное тельце, спросила:
– С тобой все в порядке?
– Да! Но я так испугался! Просто ужасно! Сначала они напали, потом ты что-то сделала, и нас не ранили, но потом в тебя попали, и ты пропала! Оля, с тобой все хорошо?
– Конечно, хороший мой, что мне сделается? Расскажи, чем ты тут занимаешься?
– Играю в индейцев! Ты присоединишься ко мне?
– Конечно.
– Ой, ты же сначала должна зайти в гостиную. Тебя ждут мама и папа.
Ох!
– Откуда ты знаешь?
– Домой мы все приехали очень расстроенные…
Неужели и Светлана переживала?
– Мама плакала, а папа говорил ей, что нужно подождать. Что ты должна вернуться!
Поцеловав брата в макушку, я отослала его играть дальше, а сама отправилась испытывать свое мужество.
К гостиной я подходила с тяжелым сердцем. Стремительность событий последних дней сильно выбила меня из колеи. Но делать нечего, разговора все равно не избежать, поэтому, глубоко вздохнув, я открыла дверь и вошла.
Мама в задумчивости полулежала на диване. Кажется, она немного постарела за эти дни. Отец же, как обычно, сидел в кресле около камина. Это происшествие и на папе оставило свой отпечаток: он выглядел уставшим и изможденным.
При моем появлении оба родителя резко развернулись в мою сторону, а мама, вскочив, подошла ко мне. Взяв мое лицо в руки, внимательно его осмотрела.
– С тобой все в порядке?
Я отстранилась и, пройдя к камину, присела в кресло рядом с отцовским:
– Со мной все хорошо. Есть, конечно, синяки, ссадины… но в остальном обследование показало, что последствий быть не должно. В физическом плане.
При этих моих словах мама подтащила к нам стул и, присев, настороженно посмотрела на меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Попадание «белой смертью» спровоцировало прыжок. Как мне кажется, далеко в прошлое. Очень далеко. А при преодолении больших временны́х отрезков, без предварительной подготовки, творец может потерять контроль над даром.
– О боже… ― пробормотал отец.
– Но ты смогла вернуться! ― воскликнула мама.
– Да. Но в точности все станет ясно после того, как я выберу тотем.
– Как прошел совет директоров? ― обеспокоенно нахмурился папа.
– Вполне спокойно и предсказуемо. Теперь я работаю на корпорацию, а вам, отец, дадут полную свободу в исследованиях, а также финансирование, в которых было отказано ранее.
– Они сами предложили? ― растерялся глава семьи.
– Нет, это было одним из моих условий.
Погладив меня по щеке, мама заметила:
– Такая нежная…
– Это новая кожа.
Матушка с отцом посмотрели на меня непонимающе.
– В смысле ― новая? ― ошарашенно спросила мама.
– Творца очень сложно убить. Время и генная мутация дают нам небольшое преимущество перед обычными людьми. И чем больше наши способности, тем дольше мы живем. Энергия нанесла мне очень сильные ожоги, в итоге поврежденная кожа слезла, и на ее месте появилась новая. Как у ребенка… ― улыбнулась я холодно и добавила: ― Раньше я думала, что змея на гербе творцов изображена как символ мудрости и бесконечности. Но, наверное, не все так просто…
Сейчас я уже смирилась с мыслью, что у меня может слезать кожа, но когда мне доктор вчера, во время процедур, все это рассказывал, со мной случилась истерика.
Как только родители оправились от шока, отец тихо проговорил:
– Мы очень перед тобой виноваты… не поверили тебе тогда.
Я промолчала. Да и что тут можно сказать, если я тоже так считаю? Прислушайся они тогда ко мне, все было бы по-другому.
– Но как же переходный период?.. ― растерянно спросила мама.
– Он был. Тогда няня подумала, что я умираю, и отправила к вам гонца.
– К нам никто не приезжал, ― нахмурился папа.
– Я знаю, ― отстраненным голосом заметила я. ― Его убили по дороге, а нам прислали письмо, что вы его уволили.
– Что же ты должна была подумать о нас… ― глядя на меня расширившимися глазами, прошептал отец.
В комнате повисла тишина.
– Как ты могла такое о нас подумать?! ― воскликнула мама и, вскочив, нервно заходила по комнате.
Все звенящее напряжение последнего времени сказалось на мне, вырвавшись наружу, и я, повысив голос, заговорила:
– Как я могла подумать?! А что может думать девочка, родители которой перестали ее замечать, как только решили, что она не особенная? Что я должна была думать, когда в одиночку боролась за свою жизнь? Мне было десять лет! Я была еще совсем ребенком! Я ведь писала вам, но вы не поверили мне и пригрозили выгнать няню ― единственного человека, который поддерживал меня все это время и помог не сломаться! Вы оставили меня наедине с моей сущностью, и я одна боролась со своим даром и мутацией. Что после всего этого я должна была думать, судите сами, ― и я направилась к двери.
Отец меня позвал, но мне было все равно…
Открыв дверь, я увидела подслушивающую Светлану. Оттолкнув ее с дороги так, что она упала, я стремительно понеслась в свою комнату и закрылась на защелку.
Забравшись с ногами на кровать, я прикрыла глаза, из которых катились крупные слезы. Мои руки светились красным, словно стараясь закрыть меня коконом, защитить.
Много лет я боролась со своей натурой, скрывала, много лет я не хотела думать о том, как поступили тогда родители. А сейчас поняла, что закрываю дверь в свою юность и спокойную жизнь. Теперь все будет по-другому…
Подумав об этом, я вспомнила вчерашнее собрание в отделении…
…Мне дали немного времени прийти в себя после пробуждения и проводили в зал совещаний уже после обеда.
На тот момент там собрался весь совет директоров корпорации, а также творцы, которые сидели чуть в стороне. Рядом с ними стояло еще одно кресло.
– Добрый день, госпожа Орлова, ― поднялся со своего места князь Лехвицкий, за ним встали все остальные. ― Прошу вас, проходите и займите свое место.
Последовав предложению, я присела рядом со вторым творцом, стараясь не смотреть на Разинского. По лицам обоих мужчин было видно, что настроение у них не самое радужное, а между бровями залегли тревожные складки.
Расположившись поудобнее, я взглянула на членов совета, повернувшихся в нашу сторону.
– Госпожа Ольга, со мной вы знакомы. Позвольте представить моих коллег. Как вы, наверное, знаете, в совет входит тринадцать человек. Каждый из них, кроме того что занимает директорское кресло, курирует в корпорации свою область. Здесь присутствуют главы отделов культуры, финансов, здравоохранения, безопасности, связи с общественностью, общих вопросов, религии, политики, образования, ― представлял князь своих коллег. ― И, конечно, люди, работающие на нашу организацию. Лично со всеми вы познакомитесь чуть позже.
Глядя на всех этих людей, я понимала, что хоть они и не занимают публичных должностей ни в европейских государствах, ни в России, но зато имеют очень сильное влияние в своей области, находясь при этом в тени.
– Заканчивая знакомства, я хочу представить вам господина Джеймса Мэллори. С его сиятельством Алексеем Михайловичем Разинским вы были представлены друг другу ранее.
Я кивнула.
– Теперь перейдем к причине, по которой мы сегодня собрались. А именно той, что в корпорации большая радость: мы нашли еще одного творца!
– Вообще то мы уже давно могли бы его найти, ― недовольно заметил глава отдела здравоохранения ― маленький, среднего возраста, темноволосый мужчина.
В зале повисла тишина, и Лехвицкий взглянул на меня из-под бровей.
– Да… Тогда, десять лет назад, произошла ошибка. Но я думаю, никто не держит ни на кого зла? ― поинтересовался у меня глава Лемнискату.
– А вы как думаете? ― равнодушно произнесла я, глядя прямо на князя. Мною владело странное безразличие. ― Вы хоть представляете, что мне пришлось пережить? Чужая ошибка, ― в этот момент я посмотрела на Разинского, который сидел белый как мел, ― чуть не стоила мне жизни. Я долгое время училась в корпорации и хорошо знаю, что у меня раньше всех активировалась мутация. Не могу сказать, что в десять лет, находясь на грани смерти, я была счастлива. Поэтому объясните, почему вы считаете, что я должна забыть, как со мной поступили окружающие?
В зале повисло молчание, многие слегка морщились, некоторые поглядывали на меня, кто-то делал записи на бумаге.
– И что же вас спасло? ― спросила руководитель отдела культуры, единственная женщина в совете. Это была элегантная темноволосая дама с тонкими чертами лица и в строгом костюме.
– Случай и, в некотором роде, поддержка родителей.
– Значит, они были уверены, что вы творец? ― поинтересовался Лехвицкий, слегка прищурившись.
– Они надеялись на это, пока вы их не разубедили.
– Почему вы никому не рассказали? ― вступил в разговор глава отдела политики ― высокий мужчина со светлыми волосами и бесцветными глазами: в такие посмотришь ― и сразу становится не по себе.
Чуть повернув голову, я открыто встретила его взгляд и ответила:
– Не имеет значения. И тем не менее, когда я умирала, няня отправила в город посланника, а его сразу же по прибытии уволили.
– От вас в столицу никто не прибывал, ― отчеканил руководитель отдела безопасности ― крупный мужчина с выправкой военного и тяжелым взглядом.
– Но можно предположить, что вашим посланником был тот человек, которого нашли убитым в канаве недалеко от вашего поместья. В то время за всеми детьми, даже за не прошедшими собеседование, вели в течение нескольких месяцев наблюдение. На всякий случай. Но основное внимание было приковано тогда к другой девочке. И кто-то, видимо, это заметил. Через несколько дней она была найдена задушенной в собственной постели…
Я прикрыла рот рукой. Это могло произойти и со мной!
– Григорий… ― укоризненно произнес князь.
– Простите, мадемуазель, ― извинился главный инспектор, ― но вам все равно придется рано или поздно привыкать к жестокости и опасностям нашей жизни.
– Конечно, все это нужно будет проверить и провести тщательное расследование, но сейчас мы должны двигаться дальше. Столько предстоит сделать, а времени мало, ― быстро заговорил Лехвицкий.
– Что вы имеете в виду? ― в один голос спросили я и глава отдела аналитиков.
Кинув на меня суровый взгляд, мой начальник повернулся к князю.
– Вы же не думаете, что я отдам такого перспективного человека после того, как мы столько вложили в нее? К тому же есть правило, согласно которому аналитик не может быть творцом, и наоборот. Это строжайше запрещено!
– О чем ты говоришь, Энтони? Ты представляешь, что сейчас ложится на чаши весов? Творец первой степени ― и какой-то аналитик! ― не на шутку возмутился князь, испепеляя взглядом главного аналитика.
– И тем не менее есть определенные правила, ― насупился тот.
– Она еще не получила должность, ведь так?
Но тут спор двоих влиятельных мужчин прервала я.
– С чего вы взяли, что я соглашусь стать творцом? ― приподняв бровь, поинтересовалась я у присутствующих.
Все взгляды устремились на меня, а Разинский начал смеяться: сначала тихо, а потом захохотал в голос.
– Алексей, ― строго одернул его Лехвицкий, и тот притих, тая улыбку в уголках губ.
– Вы не сможете справиться со своей силой без тотема, ― обратился ко мне глава финансистов ― сухонький старичок с черными глазами.
Теперь уже рассмеялась я.
– Вы опоздали с этим утверждением на десять лет. Знаете, сколько я уже живу, постоянно рассчитывая время прыжка: то, куда именно попаду, и попаду ли туда, куда мне нужно?
– Но вы прыгаете во времени все чаще! Сейчас, готов поспорить, практически каждый день. Что будет еще через пару лет? ― впервые заговорил глава творцов. Кстати, очень красивый мужчина с немного волнистыми каштановыми волосами и пронзительными глазами.
– Раз уж я в детстве справилась с трудностями, то и сейчас справлюсь, ― нахмурившись, ответила я.
– Вы выросли, как и ваша сила, ― чуть улыбнувшись, заметил мужчина. ― Сдерживать ее долго без тотема вы больше не сможете.
– А может, и смогу, ― упрямо возразила я, воинственно подняв подбородок.
Тупиковая ситуация.
– Стоит прояснить еще один момент, ― продолжил главный творец. ― Корпорация дала вам знания, но может отказать в должности. В этом случае у вас будет только два варианта: выйти замуж или остаться старой девой на попечении своей семьи и брата.
– Или работать на Лемнискату и, опять же, остаться старой девой? Кто меня с такой работой замуж возьмет? ― насмешливо улыбнулась я.
– Ну, вполне возможно, многие сотрудники корпорации будут счастливы жениться на вас. Мы этому поспособствуем, ― заметил глава отдела политики.
А я сидела и не верила тому, что слышу.
– С таким доходом, какой имеет творец, и способствовать не понадобится, ― сквозь смех едва выговорил Разинский, и Мэллори шикнул на него, призывая к порядку.
– Разинский, я рад, что вам смешно. Много поводов для веселья? ― резко поинтересовался князь.
Алексей умолк, но улыбаться не перестал.
– Вам и так светит штраф и выговор за поверхностность суждения. Плюс Лемнискату отменяет приоритет мнения одного из творцов, и все серьезные решения вне досягаемости корпорации вы будете теперь принимать голосованием.
Я сидела, смотрела на лица этих влиятельных людей и понимала: никуда я от них не денусь. Такая влиятельная организация умеет получать то, что хочет, так или иначе.
Полюбовавшись на присутствующих еще немного, я решила заканчивать этот разговор.
– Вы ведь понимаете, что я соглашусь, да? ― спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Ответил мне глава творцов:
– Да. Ведь если вы откажетесь, то ваше настоящее, прошлое и будущее изменятся… и вы знаете, как именно.
– Хорошо, но у меня есть условия…
«Да. Ведь если вы откажетесь, то ваше настоящее, прошлое и будущее изменятся… и вы знаете, как именно…»
Я и сейчас слышу эти слова. Они эхом отдаются в голове, высушивая мои слезы. До этого мгновения я не представляла, как важна для меня та реальность, в которой живу. Как важно то, что рядом со мной брат и близкие мне люди.
Если мое настоящее изменится, то родные и знакомые останутся со мной, но будут уже другими. А что самое ужасное ― я буду помнить, какими они были раньше.
Для своих творцов время всегда делает исключение из правил.
Но и я поставила совету свои условия. Отцу предоставят полную свободу в его разработках и поправят здоровье няни. В последнее время та плохо себя чувствует, а корпорация с ее возможностями в разных областях сможет продлить ей жизнь.
И теперь мне всего лишь нужно идти именно по этому пути, чтобы те люди, которых я знаю, остались прежними. Если я не сделаю того, что предначертано, моя реальность исчезнет.
Ничего страшнее и представить нельзя!
Александр Иванович Орлов
После того как дочь выбежала из гостиной, мы с женой некоторое время молчали. Каждый думал о своем, и, как оказалось, наши мысли текли в разных направлениях.
– Вот упрямая девчонка, ― пробормотала Наталья, сидя в соседнем кресле около камина.
– Что ты имеешь в виду? ― повернулся я к ней.
– Она закрылась в своей обиде на нас и не хочет ничего слышать!
– А что именно она должна услышать? ― тихо поинтересовался я, внутренне начиная закипать.
– То, что мы ей говорим. У нас за плечами жизненный опыт. А она ничего еще не понимает!
– Это ты ничего не понимаешь! Чем мы можем ей помочь? Зря я тогда пошел у тебя на поводу. Нужно было остаться с дочерью и утешить ее, помочь. А ты бросила ее и занималась только Светланой! И посмотри, кого ты вырастила!
– Ах, какая я плохая!.. Значит, во всем виновата я? Да она никого к себе не подпускала! Сейчас, впрочем, тоже. Она замкнулась, до нее не достучаться.
– Если бы меня так отослали, я бы на ее месте тоже к тебе не подошел!
– Так было лучше для нее!
– Ну и кому ты сделала лучше?! ― вскочил я с кресла.
– Думаешь, в твоей корпорации ей будет хорошо?! Да ей через такие ужасы придется пройти! Кем она после этого станет? Ни дома, ни детей, и для общества «белая ворона». Сотрудники Лемнискату всегда выделяются, а творцы ― и подавно. Мужчине это простят, женщине ― нет! Я думаю о своем ребенке, всегда думала!
Глядя на Наталью, я отметил, что она за последнее время постарела лет на десять.
– Ты даже не понимаешь, какие силы таятся в нашей дочери, ― устало проговорил я.
– А ты не представляешь, как тяжело ей придется. И она не представляет!
После этого жена покинула комнату, а я, сев обратно в кресло и уставившись на огонь, пробормотал:
– Но у нее нет выбора. У них его никогда не бывает…