15

Декабрь Гиацинтового ара

Двадцать один месяц до суда


Они приходят за Нией (этого следовало ожидать), не в тот момент, когда мы отдыхаем, лежа спокойно в своих постелях. Они приезжают в разгар дня, когда серо-золотое декабрьское солнце стоит высоко в небе, и наблюдают, как мы делаем прощальные поклоны на дневном параде Волшебной Страны. Я разглядела их в толпе перед самым опусканием занавеса: три Супервизора, одетые в белые одежды, ничего не выражающие лица в живом море цвета и звука.

Ния что-то украла.

Она нарушила правило.

Никто не знает, какое наказание ей уготовано.

«Что они сделают?» – мягко спрашивает Юми, когда позже мы собираемся в саду с подстриженными деревьями позади дворца. И здесь крысы вывели из строя камеры видеонаблюдения, и мы можем свободно разговаривать на любые темы. Солнце заходит за тучу, и шифоновое платье Юми – с открытой спиной, расшитое сверкающими розовыми жемчужинами – слабо поблескивает в этом приглушенном свете. Мы сидим в тесном кружке внутри «зверинца», сделанном из буйно растущих кустарников, подстриженных в виде фигур животных – слоны, обезьяны, лисы, единорог, со-единив руки в память о покинувшей нас сестре. «Они сделают ей больно?»

Глаза Зары расширяются. «Вы думаете, они постригут ее волосы?» Она трогает свои черные косы, убранные в эффектный, красочно украшенный бусами высокий пучок, и я знаю, о чем она думает: «Я бы умерла, если бы Супервизоры сделали со мной такое».

«Уверена, что нет». Я со вздохом поднимаю глаза и вижу дворец, нависающий над нами, как большая гора. Все посетители восхищаются длинными русалочьими локонами Нии, и Супервизоры не станут рисковать своей суперзвездой. «Но они могут запереть ее в башне».

«Навсегда? – ахает Юми. – Без еды?»

«Оставайся самой собой», – вставляет Кая. Ее блестящие черные волосы уложены на плечах элегантной волной, напоминающей рыбий хвост, – одна из ее любимых причесок. «Ты никогда не ошибешься, если слушаешь свое сердце».

Новенькие модели переглядываются между собой.

«Супервизоры всегда знают, что правильно, – раздраженно говорит Ева. – Мы должны поддерживать любое их решение».

Она всегда ведет себя так, будто знает все на свете. Ева – самая старшая из нас, и поэтому имеет привилегии, которые остальные получить не могут. Первая в очереди при выборе платья. Первая в очереди на раздаче еды – и утром, и днем, и вечером. Первая выбирает себе партнера по танцам на вечернем банкете в Волшебной Стране, где актеры, одетые прекрасными принцами, сопровождают каждую из нас вокруг городской площади перед восторженными толпами посетителей. Направление разработки Волшебников мужского пола не продвинулась в Королевстве дальше этапа проектирования опытного образца. Якобы Инвесторы побоялись, что они будут пугать посетителей.

Я отворачиваюсь.

Иногда у меня чешутся руки, и я с трудом сдерживаю себя, чтобы не сорвать с головы Евы тиару, чтобы разломить ее пополам.

Зара отстраняется. «Поддерживать? – Ее красочные бусины позвякивают, когда она встряхивает головой. – Сестра важнее Супервизора. Или ты забыла?»

Забыла.

Внезапно я вспоминаю, как мы сидели в нашей гардеробной перед парадом. Я видела страх в глазах Нии. Я слышала громкое биение ее сердца под слоями кружев и шелков. Я слышала его так же ясно, как мягкий стук в дверь, когда пришли Супервизоры.

«Не забывай меня, Ана».

«Не забывать тебя? – я потрясла головой. – О чем ты говоришь?»

Стук в дверь становится громче. Ния хватает мою руку. «Обещай мне. Пожалуйста».

Я зажмуриваю глаза, ощущая ужасную тесноту в груди. Я так старалась заверить ее, но мои слова ощущались фальшью.

«Пожалуйста, не волнуйся. Все будет хорошо. Ты очень скоро вернешься домой. Я обещаю».

«Они не постригут ее волосы», – говорит, как бы между прочим, Зэл, пробегая пальцами по своим распущенным каштановым волосам. Ее волосы напоминают о том, что Зэл названа в честь Принцессы племени майя Итзэл, богини радуги. «Они не лишат ее пищи и не запрут в башне».

«Ты так думаешь? – Юми подтягивает ноги к груди, ее нефритовые сережки покачиваются при каждом движении. – Вот здорово!»

«Нет, – Зэл медленно качает головой. – Я не думаю, что это здорово».

Все звуки в саду стихли, слова Зэл нависли над нами, как грозовая туча. Внезапно фигуры животных, окружающие нас, перестают выглядеть дружелюбными фантастическими зверями.

Это – чудовища.

«Что же они сделают?» – осторожно спрашиваю я через мгновение.

Как всегда, последнее слово остается за Евой. «Они выключат ее. Несомненно».

***

Ния не возвращается к нам ни этой ночью, ни следующей, ни даже потом. На четвертый день ее отсутствия одеяло на ее постели остается аккуратно сложенным, разглаженным, и от вида того, как она в последний раз застелила свою кровать, мне так тяжело, что едва хватает сил работать. Мои мысли блуждают. У меня пропал аппетит. Моя эхокардиограмма показывает слабые шумы в сердце. Я просто устала, говорю я им, когда чувствую давление иглы, проскальзывающей под кожу; чувствую металлический привкус на языке; слышу гудение машины, закачивающей кровь с повышенным содержанием гемоглобина в мои вены. Но потом мне становится интересно, а почему я себя так чувствую? Логично же: если Супервизоры приходят к выводу, что ее операционная система дает сбой, значит, Нию надо выключить.

Тем не менее я не могу избавиться от этого чувства – чувства, что есть в этом что-то неправильное.

Я тоскую по ней.

Вместо того чтобы ночью отдыхать, я стою у окна, всматриваясь в направлении леса в поисках горящих желтых глаз бешеной лисы, притаившейся в парке. Насколько я знаю, ее (судя по небольшим следам, это именно женская особь, я случайно услышала, как охранник так сказал) до сих пор не поймали.

Что, если Нию покалечили? Или, что еще хуже, выключили? От такой мысли в груди ощущается жгучая боль, сердце сжимается. Что, если она нуждается в моей помощи?

По прошествии недели я больше не могу молчать и собираюсь с духом, чтобы спросить Папу, что они с ней сделали и почему. «Люди ошибаются, – говорю я ему. – Для них это естественно. Она не крала телефон, посетитель дал его ей».

Выражение его лица мгновенно меняется с умиротворенного на удивленное, будто стая черных дроздов внезапно сорвалась с дерева. «Ния – это наша забота, Ана», – отвечает он низким голосом, мягко ощупывая мои меридианы – электрические схемы, спрятанные глубоко в моем теле – чтобы восстановить оптимальный поток энергии. «Ей пора было… немного отдохнуть. Впрочем, может пройти не один сезон, прежде чем Супервизоры решат, что она готова вернуться к своей работе».

У меня пропадает дар речи. Не один сезон? Это может длиться почти год. «А как же дети? Они едут издалека, чтобы увидеть ее. Их семьи жертвуют многим ради этого. Разве они не расстроятся?»

Папа поднимает на меня глаза, но по их выражению трудно понять, о чем он думает. В стеклах очков я вижу только свое отражение – коричневые волосы с медным отливом, серо-голубые глаза, изящный носик и губы, как розовый бутон, – но из-за искривления линз мои математически выверенные, идеально правильные черты выглядят искаженными, изломанными. От этого вида в эпигастральной области поднимается тошнота. Впервые, сколько себя помню, присутствие Папы мне неприятно, оно не успокаивает меня. На-оборот, на коже появляется раздражение, словно в моих венах ползают туда-сюда маленькие жучки.

«Посетители все поймут, – говорит он, возвращаясь к осмотру моих меридианов. – А пока, могу я предложить тебе кое-что?»

«Конечно».

«Не думай о Ние, – говорит он мягко. – Сосредоточься на благодарности. На том, чтобы быть счастливой».

Загрузка...