Обход немало удивил. Невысокий холм, на котором был построен дом, речка огибала, как оказалось, с трех сторон, просто делая петлю. Леонардов мост вел к дому с севера, а на южной стороне, не видной от хозяйского дома, Алексей обнаружил небольшой виноградник. Три рядка по восемь-десять лоз. Это был сюрприз.
Он нагнулся, рассматривая их, и не услышал шагов. Когда с ним поздоровались, вздрогнул и резко выпрямился. Оказалось, его посетила училка Полина. Она стояла довольно близко и тоже разглядывала виноградник, приложив руку козырьком ко лбу.
– Не думала, что напугаю вас, – сказала она, заметив его движение.
Алексей улыбнулся снисходительной улыбкой. Не льстите себе, еще не хватало пугаться – вот что она означала.
– Что вы, Полина Аркадьевна, разве вы можете кого-нибудь напугать? Просто засмотрелся на лозы и не услышал, как вы подошли.
Она не улыбнулась в ответ. Только кивнула:
– Виноград Макар Иванович посадил года четыре назад.
Точно. В последний свой приезд он привез несколько отличных саженцев из Крыма. Наказал деду, чтобы посадил где-нибудь, хоть в палисаднике у подъезда. Вина с него не выжмешь, но для красоты сгодятся. Или просто на память.
Дед так и сделал. Только посадил не в палисаднике, а в жирную деревенскую землю. Саженцы прирослись. Ухаживал дед Макар за ними старательно, подрезал, правда, неумело и неправильно, но выглядели лозы в целом неплохо. Между рядами засыпал белый известняк. Днем на южной стороне мягкий камень нагревался, а ночью отдавал тепло винограду. Занятно. Алексей нагнулся и посмотрел внимательнее. А вот и кисти. Значит, и винограда дождался? Ну и дед!
Он улыбался и не замечал, что училка его разглядывает.
– Вы любили вашего дедушку? – вдруг спросила она.
– Любил, – ответил Алексей, сразу заскучав.
Сейчас спросит, почему не навещал.
– Почему же вы к нему не приезжали?
Что-то она стала его раздражать. Надо же. И двух минут не поговорили. Быть резким, впрочем, не хочется. Все же он в здесь в гостях.
– А не приезжал, уважаемая Полина Аркадьевна, потому что все это время жил в другой стране, и у меня там… были проблемы.
Она кивнула, но как-то так, что сразу стало понятно – оправдания не приняты. А он разве оправдывается?
Рассердившись, Алексей снова нагнулся и, отщипнув виноградину, растер между пальцами.
– Это черный виноград. Ваш дед делал из него красное вино.
Тоже мне, специалистка!
– Виноград красный, называется «мерло», а вино из него можно делать любое. Сок не имеет пигментации. Чтобы вино получилось белым, надо быстро отделить мезгу. Если немного настоять на кожице красного винограда, то вино станет розовым. Хотя вы правы, красное – самое полезное. Пектины, которые в нем есть, выводят из организма стронций и другие тяжелые металлы. Про холестерин и говорить нечего. Бокал красного вина – то, что доктор прописал.
Он повернулся и глянул на училку. Эффект был именно тот, который предполагался. Она смотрела с интересом.
– Вы специалист по… выращиванию винограда?
– Правильнее будет – винодел.
Полина Аркадьевна посмотрела на дедовы лозы.
– У Макара Ивановича вино получалось… Можно сказать, не получалось. Жутко кислое. Я попробовала, но выпить не смогла.
Алексей кивнул и вдруг ощутил такую жалость к деду, что слезы выступили. Пришлось резко отвернуться и сделать вид, что осматривает окрестности. Бедный Иваныч! Хотел удивить внука. Приедет в гости, а у деда лозы не просто выжили! Виноград вырос! Вино получилось! Угощайся, Алексейка!
Если бы училка не смотрела в спину, он бы разревелся.
– Изготовление вина, Полина Аркадьевна, технологически сложный процесс. В домашних условиях трудно осуществимый.
– У нас бабушка раньше вино делала. Брала дрожжи, сахар…
Алексей хмыкнул и повернулся:
– Прошу вас, увольте меня от рассказов об опытах вашей бабушки. Поверьте, то, что она делала, к вину никакого отношения не имеет. Хотя… дайте угадаю. Получалось очень вкусно. Сладко.
Он думал, что училка рассердится, но она посмотрела на него и вдруг… рассмеялась. От души. Вот уж от кого не ожидал.
– Точно! Ужасно вкусно! Как я понимаю, главное слово тут – ужасно!
Как хорошо она, оказывается, смеется. Просто замечательно. Бледное лицо при этом розовеет и становится каким-то… персиковым. Нет, не персиковым. Цвета чайной розы. Опять не угадал. Та, кажется, желтая. Жемчужно-розовым. Точно. Это подойдет больше.
– Алексей Петрович, вы меня слышите? А где вы работали? Вы сказали, в другой стране.
Округин кашлянул и попытался сосредоточиться.
Кажется, училка принимает его за наемного работника. Это хорошо. Что Ольховские могли подумать, если бы узнали, что у него почти два десятка больших и малых винодельческих хозяйств в пяти странах и тысячи гектаров виноградников? Пришлось бы объяснять, какого черта он делает в избушке сторожа Макара Ивановича. А в самом деле, какого?
Девушка поняла его молчание по-своему:
– Я просто так спросила. Можете не рассказывать.
Алексей посмотрел на ее смущенное лицо.
– Вообще-то я пришла позвать вас на обед. Мама сделала окрошку. Есть творог, оладьи, картошка и даже щи, если хотите.
Просто удивительно, что сегодня она кажется совсем другой. От вчерашней суровости завуча по воспитательной работе не осталось и следа. На обед приглашает. Смотрит вполне приветливо.
– Мне неудобно так беззастенчиво пользоваться гостеприимством вашей семьи. У вас, как я понимаю, намечается большое торжество. Тут не до непрошеных гостей.
Она перебила:
– Это правда, конечно. Но до юбилея еще далеко. Просто все решили съехаться пораньше, чтобы как следует подготовиться. Макар Иванович тоже помогал, пока… все это не случилось. Если бы дожил до праздника, веселился бы с нами. Мы считали его близким человеком. Очень уважали и ценили.
– Спасибо, – искренне ответил Алексей. – Тогда, пожалуй, можно один раз напроситься на семейный обед. Пойдемте.
– Только давайте вы не будете называть меня по отчеству. Просто Полина.
– Согласен. В семейной обстановке звучит не слишком уместно. Тогда уж сориентируйте меня, кого еще можно не называть по батюшке.
– Почти всех. Кроме бабушки, дяди Евгения и его жены. Они любят, чтобы к ним обращались… почтительно.
– Я так и думал. А Евгений Аристархович депутат чего?
– Областной Думы. Но собирается баллотироваться в Совет Федерации.
– Ууу… Это серьезно. Жену его зовут Альбина Михайловна?
– Да. У вас хорошая память.
– Сам удивляюсь.
Они перешли леонардов мост и направились по тропинке к дому. Алексей смотрел на идущую впереди Полину и думал о том, что концы волос, стянутых в высокий хвост, щекочут ей шею. Неужели она не чувствует? Уже август, а шея почти не загорела. И спина в вырезе сарафана бледная. Поди, загорать не любит, предпочитает дома сидеть и книжки читать. Одно слово, училка!
Он было подумал, что Ольховские снова соберутся «всей семьей», но Полина повернула к пристройке, правда, перед самым крыльцом вдруг куда-то делась. Алексей повертел головой, ничего не понял, решил, что училка свернула в палисадник, и поднялся по ступеням. Не топтаться же перед дверью!
В комнате была только солнечная Оля. На столе у окна она месила тесто.
– Если внутрь кладут творог, получается пирог, если ж поверху кладут…
– То ватрушкою зовут, – неожиданно для себя подхватил Округин.
Оля обернулась с сияющим лицом, и они дружно допели:
– Так и эдак хорошо, так и эдак вкусно – получается пирог!
Залившись смехом, Оля захлопала в ладоши. В воздух поднялось облако мучной пыли. Они одновременно чихнули.
– Добрый день, Алексей Петрович! Как хорошо, что вы пришли!
– Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро, – глубокомысленно изрек Алексей Петрович.
Почему-то ему стало неудобно. Негоже гостям приходить раньше хозяев. Словно их не ждали, а они приперлись.
С улицы послышался дробный перестук. Зинаида и ее старшая дочь вошли с полными руками всяких огородных даров. На стол они ссыпали помидоры, малюсенькие баклажаны, крепкую репку, пучки петрушки, кинзы и какой-то неизвестной ему дивно пахнущей травы.
– Алексей, мы виноваты, что оставили вас одного, – начала Зинаида, – но вы должны нас простить. Мы…
– Уже простил, – торопливо сказал он и посмотрел на училку Полину. Она молча принялась мыть овощи.
Нет, ну нормально? Бросила одного посередь двора и делает вид, что ничего такого не случилось?
– Я с большой пользой провел время в обществе Ольги Аркадьевны. Повторил слова любимой детской песни.
Оля прыснула. Полина хмыкнула. Правда, почти незаметно.
– Давайте уже поедим. Девочки! – скомандовала мать семейства.
Обед был накрыт в мгновение ока. Такого он не видел даже в лучших европейских ресторанах. Женщины вдруг одновременно тронулись с места, склонились над столом, а когда отошли, оказалось, что он заставлен обещанной вкуснятиной, и посредине стоит горячий самоварчик. Алексей невольно присвистнул и тут же зажал рот ладонью.
Вот дурацкая привычка!
Он посмотрел на отличницу. Она довольно оглядывала стол и его промашки, кажется, не заметила.
– А где папа? – спросила Полина.
– Он уехал в город по поручению Евгения. Будет к ужину, – сухо ответила Зинаида.
Алексею показалось, она недовольна отсутствием мужа во время обеда. Не любит, когда нарушают правила?
Он сглотнул слюну и быстренько уселся поближе к оладьям, которые обожал с детства.
«Обед прошел в теплой и дружественной обстановке», – написали бы газеты, если бы им пришло в голову сообщать об этом событии.
Пожалуй, миссию можно считать оконченной, а визит завершенным. Алексей, совершенно объевшийся, спустился с крыльца и неторопливо двинулся по дорожке к реке. У кустов шиповника он остановился, чтобы закурить, и услышал зазвучавший откуда-то сбоку бархатный баритон.
– Гори, гори, моя звезда, – душевно выводил невидимый певец, чуть фальшиво подыгрывая себе на гитаре.
Наверное, кто-то из родственников вовсю репетирует номер для юбилея. Похвально.
Округин прислушался.
– Евгений, ты не забыл позвонить насчет икры?
Баритон прервался и недовольно ответил:
– Альбина, я сделал это еще на прошлой неделе.
– А про форель слабого соления напомнил?
– Да, Альбина, напомнил, – с раздражением ответил певец. – Оставь меня в покое! Я репетирую!
– Сколько можно? Ты исполняешь этот романс сорок лет! Еще не нарепетировался?
Что ответит баритон, принадлежавший, как выяснилось, депутату Евгению, Округин слушать не собирался и уже двинулся было прочь, но тут депутатша громко спросила:
– А зачем здесь эта дворняжка ошивается?
– Ты о внуке, что ли?
Алексей замер у шиповника.
– О ком же еще? Дворняжка дворника. Иначе не скажешь. Хочет вещички вывезти? Или надеется, что мы ему денег отстегнем? Так сказать, выходное пособие.
– Насчет вещей – пусть забирает. Мне плевать. А деньги… Думаю, у него совести не хватит.
– Да неужели? Вот подожди, явится клянчить деду на памятник! И насчет вещей ты тоже поторопился. Инструменты все наши. И холодильник с телевизором. Мы отдали с городской квартиры. Забыл?
– Да ничего я не забыл! Не будет же он грузовик вызывать!
– Отчего же не вызвать? Плохо ты этот народ знаешь! Такие своего не упустят! И вообще, ты уверен, что он в самом деле родной внук? Документы у него проверял? Может, это бандюган с большой дороги?
– Не говори глупости, Альбина! – повысил голос Евгений. – Он в самом деле внук. Я видел его на фотографии. Как-то раз… старик показывал.
– Все равно, – не сдавалась депутатша, – поговори с Аркадием. Пусть не приваживает этого… любящего родственника. Никогда не приезжал, а как дед помер, явился – не запылился! Точно тебе говорю, ищет, чем поживиться! Поговори немедленно!
– Ладно.
– Да не ладно, а поговори!
– Хорошо, я поговорю! Отстань уже! Надоела!
Усмехнувшись, Алексей смял сигарету и пошел прочь от странного дома к избушке деда.
В самом деле, что-то он загостился. Глянет еще раз на виноградники, поклонится дому и в дорогу.
Телефон зазвонил, когда он перемещался по мосту. Пришлось ускориться, рискуя застрять между досок. Спрыгнув на землю, Округин посмотрел на дисплей.
Саня. Неужто соскучился по работе?
– Алексей Петрович, добрый день. Все в порядке?
– Отлично, Саня. Скоро возвращаюсь.
– Насчет вашего поручения уточнить ситуацию по Макару Ивановичу.
– Слушаю, – сразу напрягся Округин.
– Врач, который подписал свидетельство о смерти, говорит, что вскрытие не производилось. По просьбе членов семьи.
– Каких еще членов? Я ничего не просил, баба Маша, уверен, тоже.
– Врач ничего конкретного не сказал, но подчеркнул, что они сделали это из уважения к умершему. Мол, дело очевидное. Старый человек умер от сердечного приступа.
– Подожди. Почему врач так старался подчеркнуть, что дело очевидное?
– Говорит, признаки сердечного приступа были налицо. Случилось все ночью. Рядом никого не оказалось. Таблетки принять не успел.
На столе в доме действительно лежала коробка с сердечными препаратами, шприцы и ампулы для внутривенных инъекций.
Алексей молчал. Саня в трубке – тоже.
– Я не понял, это все?
– Нет, не все, Алексей Петрович. Мне показалось…
Когда Сане, в прошлом сотруднику федеральной службы охраны, что-то казалось, Округин начинал нервничать.
– Не тяни.
– Врач врет.
– Никакого приступа не было?
– Был. Возможно. Но смерть наступила по другой причине.
– Какой? – глупо спросил Алексей Петрович.
– Если дадите команду, я выясню.
Округин помолчал и спросил:
– Сколько тебе нужно времени?
– Два часа.
Алексей не стал уточнять, что Саня собирается делать. Но если он сказал, значит, через два часа станет ясно, от чего умер Макар Иванович.
В дом Алексей заходить не стал. Сел в кресло-качалку и стал думать. Он всегда считал, что думать умеет очень хорошо.
Итак, что он будет делать, если выяснится, что дед Макар умер не своей смертью? Конечно, начнет выяснять, кто и за что его убил. На вопрос «кто?» ответ готов. Один из членов семьи Ольховских. Других вариантов нет. Пусть даже их тут футбольная команда. Он вытрясет душу из каждого. Но вот зачем им убивать старого человека, проработавшего в их семье столько лет? Что должно случиться такого, чтобы это стало мотивом убийства?
Алексей качнулся в дедовом кресле. Да нет, какая чушь! Кто из Ольховских мог убить? Он вспомнил, как тепло все отзывались об Иваныче.
Господи, да это просто фантасмагория! Может, дед все-таки умер от алкогольного отравления? Поэтому Ольховские попросили не делать вскрытия и не указывать в свидетельстве истинную причину смерти? Врач сказал что-то про «уважение к старику». Конечно. Это вполне правдоподобно. Он сам поступил бы так же, если бы дед умер у него в доме.
Алексей поднялся из кресла и пошел к винограднику.
Все-таки почему дед Макар начал пить? Всю жизнь он относился к алкоголикам с презрением. Считал, что пьют от безделья и безверья. Сам выпивал только по праздникам и иногда – в субботу. Правда вино, которое делал внук Алексейка, пробовать любил.
Обычно он привозил деду несколько лучших образцов и устраивал дегустацию. По всем правилам. Рассказывал о том, где был выращен виноград, когда собран, какой способ отжима использовался, как проходила ферментация, в бочке из какого дуба вино выдерживалось и так далее. Дед до того проникся темой, что научился, пусть и не всегда точно, определять – сепажное вино или купажное, а еще степень его танинности, кислотности и сбалансированности. В разговор стал вставлять разные умные слова типа «миллезим», «терруар» и даже такое замысловатое, как «декантация». Вспомнив, как он наливал деду вино в большой бокал, а тот сначала рассматривал его на свет, потом немного взбалтывал, чтобы увидеть «слезы», а уж потом отпивал с таким видом, словно эликсир жизни пробовал, Алексей понял, как заскучал по старику.
Нет, не мог Макар Иванович начать пить горькую. Да еще так, чтобы умереть от алкогольного отравления. Если только… его не отравили. Кто мог это сделать? Снова возвращаемся к Ольховским? Тогда кто из них? И, главное, – за что?
Кажется, он пошел по второму кругу. Кто вообще сказал, что он умеет думать? Битый час по одному месту!
Алексей постоял над дедовыми лозами.
Кто именно из Ольховских попросил не делать вскрытия? Это выяснить легко. Обычно пишется заявление. Отказ от вскрытия. Надо просто спросить у врача. Затем узнать, кто еще из членов семьи знал об отказе. А потом начать трясти всех по очереди, пока не выяснится правда. А когда все станет понятно…
Он вздрогнул от телефонной трели, выхватил сотовый и нажал кнопку.
– Алексей Петрович, настоящая причина смерти Макара Ивановича – асфиксия дыхательных путей. Проще – удушье.
– Ты хотел сказать – удушение?
– Это неизвестно. Причины асфиксии могут быть различными.
– Кровь на анализ брали? Алкоголь в крови нашли?
– Поскольку был отказ от вскрытия, анализ крови не делали.
– Понятно. А как же асфиксия?
– Врач уверяет, что по внешним признакам было очевидно. Но теперь уже точно установить невозможно.
– Кто, кроме врача, знал по асфиксию?
– Говорит, никто.
– А почему он никому не сказал?
– Не хотел связываться из-за старика.
– Деньги?
– Однозначно.
Санин голос в трубке звучал сочувственно:
– Что делать дальше, Алексей Петрович?
Округин молчал, наблюдая, как виноградные лозы расплываются у него перед глазами.
– Алексей Петрович? – забеспокоился Саня.
– Кто подписал отказ от вскрытия?
– На заявлении ваша подпись.
Приехали. Еще и подпись.
– Саня, как ты думаешь, мы сможем уехать, не выяснив все до конца?
– Нет, Алексей Петрович, не сможем.
– Тогда давай попробуем узнать, кто виноват в смерти деда.
Алексей нажал отбой.
Что же получается? Дед умер вовсе не от сердечного приступа, а от удушья. Может ли человек задохнуться без посторонней помощи? Наверное, может, если он, например, пьян до бесчувствия. Могло ли такое случиться с его дедом или… кто-то просто задушил его? Но кто и за что?