Королева секретов. Роман об Анне Клевской - читать онлайн

Глава 6

1539 год

Вильгельм отправился в Шваненбург, где 25 ноября должен был собраться эскорт Анны, подобающим образом одетый и снаряженный. И пусть никто не посмеет сказать, что Клеве отправило свою принцессу в Англию недостаточно почетно!

Кортеж тщательно продумывался много недель: кто поедет с ней до Кале, кто отправится в Англию, кто останется там, а кто вернется домой. Анну должны были сопровождать знатнейшие дворяне и сановники страны. Возглавит эскорт доктор Олислегер; доктор Уоттон и члены его свиты тоже включатся в него.

В Дюссельдорфе, занятая последними приготовлениями среди суматохи сборов, проходивших под руководством матери, которая, попеременно то подбадривая, то распекая, совершила чудеса за отведенное ей краткое время, Анна не имела возможности задумываться о том, что скоро ей придется говорить прощальные слова. Из Брюсселя пришли добрые вести; их доставил отправленный Вильгельмом гонец.

– Анна, – объявила мать, – королева-регент намерена прислать знатного человека, который проследит, чтобы с вами хорошо обращались во владениях императора, пока вы не проедете Гравлин, где вступите на территорию Англии. Это весьма дружелюбный и почетный жест. Очевидно, что, несмотря на распрю между Вильгельмом и императором по поводу Гелдерна, вы будете в безопасности и под защитой во Фландрии.

– Это огромное облегчение. – Анна улыбнулась. – Все так добры ко мне.

– А как же иначе! – сказала мать.

Она опытным взглядом окидывала женские покои, еще раз проверяя, на месте ли составленные один на другой, обитые железом сундуки, холщовые мешки, сумки и ящики, готовые к погрузке в повозки и на вьючных мулов, которые потянутся вслед за процессией Анны. Герцогиня не догадывалась, что среди личных вещей дочери спрятано кольцо, оставшееся для нее единственным напоминанием о том, какой прекрасной может быть любовь.

Делать больше было нечего, кроме как помочь Анне одеться. Настало утро отъезда в Шваненбург, где она распрощается с родными.

– Не могу выразить, как я вам благодарна за то, что вы так основательно собрали меня в путь, – сказала Анна, чувствуя, что к горлу подкатывает ком.

Ей хотелось обнять мать и никогда не отпускать, но герцогиня не поощряла открытого выражения привязанности и эмоций.

– Это был мой долг и мое удовольствие, – ответила мать. – Теперь я вполне удовлетворена: вы поедете в Англию, снабженная всем необходимым королеве.

Анна не могла уснуть. Ее подушка была мокра от слез. Это случалось уже много раз за последние недели. В ночные часы человек нередко оказывается под властью мрачных мыслей и впадает в отчаяние. Как она сможет поехать в Англию и оставить все, что было ей знакомо и привычно, может быть, навсегда? Зачем согласилась на это? Ей невыносимо было расставаться не только с матерью, Вильгельмом и Эмили, но еще и с тем маленьким мальчиком, который жил в Золингене и по которому она тосковала каждый день.

Она не поедет! Скажет, что совершила ужасную ошибку. Напишет письмо с извинениями королю и все объяснит. Он легко найдет себе другую невесту.

Но потом Анна ощущала укол совести. А как же союз, жизненно важный для безопасности Клеве? Какой позор падет на Вильгельма из-за того, что она позволила английскому королю увлечься собой и обманула его надежды, да и на самого Генриха тоже! Это будет расценено как величайшее оскорбление. Что скажет мать, которая всегда учила ее ставить долг превыше всего и так напряженно трудилась, чтобы обеспечить ей достойный отъезд? Что подумают доктор Олислегер, доктор Уоттон и лорд Кромвель, которые месяцами вели переговоры о браке? Как быть с ожидающими ее в Шваненбурге лордами и леди из эскорта? Как они отреагируют, если получат приказ разъезжаться по домам?

Анна не могла больше лежать в постели и терзаться этими тревожными мыслями. Она встала, осушила слезы, обула бархатные туфли и надела тяжелый ночной халат, подбитый мехом горностая. Спускаясь по лестнице в башне, она услышала отдаленный бой часов – полночь – и вдруг увидела матушку Лёве, которая шла ей навстречу, завернувшись в черную накидку.

– Миледи! Я как раз ищу вас, – громким шепотом сообщила няня. – Я привела кое-кого повидаться с вами. Он ждет внизу.

Сердце у Анны заколотилось. Нет, конечно, этого не может быть… Матушка Лёве сама сказала, что это невозможно.

– Там?.. – начала было она, но няня, показав ей широкую спину, уже быстро спускалась по лестнице, так что Анна поспешила вслед за ней во двор.

Мужчина в дорогой меховой накидке, с золотой цепью, аккуратно одетая женщина и маленький мальчик, закутанный от холода, стояли на мостовой. При виде Анны мужчина низко поклонился, а женщина сделала быстрый реверанс, толкнув локтем мальчика. Тот тоже поклонился.

– Золинген желает выразить уважение и пожелать вашей милости счастья, – сказала матушка Лёве. – Позвольте представить вам мэра города, фрау Шмидт и ее сына. Эти добрые люди собирались прибыть сюда раньше, но были застигнуты бурей и пережидали ее.

Мэр сделал шаг вперед, и Анна оторвала взгляд от ребенка.

– Ваша милость, примите уверения в верности и сердечные пожелания удачи от всех людей Золингена. Мы давно питаем добрые чувства к герцогскому дому, ведь вы сами и ваши родные часто гостите в Шлоссбурге, и мы понимаем, какое благо вы приносите Клеве, согласившись на этот брак. Мы хотим сделать вам подарок, чтобы выразить свои чувства и нашу благодарность. Мы решили, что преподнести его должен один из наших самых юных горожан. Выйдите вперед, мальчик.

Ребенок снял шапку и вынул из-под накидки маленький сундучок. Анна не могла оторвать глаз от лица малыша. В мерцающем свете стенных факелов оно выглядело красивым: голубые глаза, вишневые губы и светлые волосы, как у нее и Отто; нос немного длинноват, а в остальном – совершенство.

– Ваша милость, прошу, примите этот скромный дар, – произнес мальчик заученную фразу.

Анна наклонилась и взяла сундучок, упиваясь мгновением, когда ее рука коснулась нежной кожи ребенка. Внутри лежала красивая золотая подвеска в форме сердца, украшенная эмалевыми узлами вечной любви, синим и красным.

– Благодарю вас, – сказала Анна, а потом, поддавшись порыву, наклонилась и поцеловала мальчика в щеку. Ей хотелось обнять его, но она не посмела. Пусть изголодавшееся сердце довольствуется тем, что можно. Выпрямившись, Анна добавила: – Господин мэр, этот подарок и тот очаровательный способ, каким он был преподнесен, глубоко тронули меня. Это великолепное украшение я буду хранить как память о вас и обо всех добрых людях Золингена. – Голос ее дрогнул, и она испугалась, как бы не расплакаться, ведь, увидев всего на миг своего малютку-сына, она вновь теряла его, теперь уже навсегда. – Простите, – сказала Анна, – меня переполняют эмоции при мысли о расставании с Клеве и теми, кто здесь живет и так дорог мне. А этот подарок воплощает в себе все то, что я оставляю позади. Примите мою самую смиренную благодарность, я буду молиться, чтобы Господь благословил вас за вашу доброту.

Говоря это, Анна еще раз взглянула на милое лицо сына, после чего отвернулась, чтобы никто не увидел ее слез, и пошла к башне.

Матушка Лёве поравнялась с ней на ступенях лестницы. Она обняла Анну и держала ее в объятиях, пока та рыдала, говоря сквозь всхлипы:

– Спасибо вам, спасибо, что устроили эту встречу. Вы не представляете, как много она значит для меня.

– Но я представляю, – ответила няня; ее голос прозвучал глухо, потому что она говорила, уткнувшись в плечо Анны. – Давным-давно, до того как я овдовела, у меня был ребенок, маленький мальчик. Он умер вскоре после рождения. Так что, да, Анна, я знаю, что такое скорбь по своему малышу. Любая мать поймет это. И устроить все было нетрудно. Мэр – мой кузен. Когда я услышала, что он собирается преподнести вам подарок, шепнуть ему на ухо нужное словечко оказалось достаточно.

– Он красавец, мой сын. И так хорошо говорит. Шмидты прекрасно его воспитывают.

– Они в нем души не чают. Вы можете спокойно отправляться в Англию, зная, что дали ему все самое лучшее.

– Да, – неохотно согласилась Анна, утирая глаза.

– А теперь давайте ложиться спать, – сказала матушка Лёве. – Утром нам рано вставать.

Во дворе стояла карета, в которой Анна отправится в Англию, – закрытая, изящная, золоченая, украшенная резным орнаментом во французском стиле и разноцветными гербами Клеве, с козлами для возницы и золотой фигуркой гордо выступающего клевского льва, установленной спереди наподобие носовой фигуры корабля. Крыша была затянута золотой парчой, на окнах висели шторы из такого же материала. Их можно было крепко связать внизу для приватности или защиты от сквозняков. Четыре золоченых колеса доходили стоящему рядом человеку до уровня груди, внутри карета тоже имела роскошную отделку.

– Какой великолепный экипаж! – воскликнула Анна, выйдя из дому в новой дорожной накидке с широким капюшоном, отороченной соболиным мехом. – Он похож на тот, в котором уезжала на свою свадьбу Сибилла.

– Похож, – подтвердила мать, – и подвешен на цепях, так что вас ждет комфортная поездка, если не помешают погода и плохие дороги.

Двор был полон повозок, коней и людей. Весь багаж погрузили, хаос чудесным образом превратился в порядок, и они были готовы к отправке. Вскоре башни и шпили Дюссельдорфа заметно уменьшились в размерах. Анна задумчиво смотрела назад, а город постепенно таял вдали. Сидевшая рядом мать осторожно положила ладонь на ее руки и пожала их – редкий жест, выдававший чувства герцогини. Матушка Лёве, занимавшая место напротив, задорно глянула на них обеих.

– До Дуйсбурга отсюда меньше тридцати миль, ваши милости.

Ночь они собирались провести в тамошнем замке.

– А оттуда останется всего триста двадцать. – Анна улыбнулась. – Для меня, по крайней мере.

– Счастливица, – вздохнула Эмили, сидевшая сбоку от матушки Лёве. – Хотелось бы мне поехать в Англию.

«И вы наверняка поехали бы без тени сомнения», – подумала Анна. Она откинулась на спинку сиденья и предалась воспоминаниям о вечерней встрече, глядя на мать и сестру, как будто хотела, чтобы их лица навечно запечатлелись в ее памяти.

На следующий день они прибыли в Шваненбург, где их ожидал герцог. Во дворах замка толпились вооруженные мужчины, которые будут сопровождать Анну в Кале. Когда она вошла в Рыцарский зал, то обнаружила, что он полон более высокопоставленных членов эскорта, которые, увидев ее, возликовали. Анна подняла руку в приветственном жесте, а герцог призвал всех к тишине и проводил сестру на помост, где она, поблагодарив брата, села рядом с ним в резное кресло, стоявшее под балдахином, поскольку теперь Анна была фактически королевой.

В ожидании, когда начнется церемония представления, она рассматривала собравшуюся перед ней толпу и узнавала многих представителей семейств высшего дворянства Клеве. Впереди всех стояли доктор Олислегер и его дородный кузен Герман, граф фон Нойенар, второй человек в свите. Анна посочувствовала графу: тот оставлял дома больную жену, но его профессиональное владение латинским и французским было необходимо.

Мать, разодетая в узорчатый златотканый дамаст, приветствовала своего сводного брата, дядю Иоганна, бастарда из Юлиха, который мог бы позавидовать ее наследству, но был слишком добродушен и ленив, чтобы обижаться на нее. Анна увидела своих кузину и кузена – Анастасию Гунтеру Шварцбург и Франца фон Вальдека, которые обменивались шутками, как и подобает четырнадцатилетним подросткам. Красавец Франц был многообещающим сыном Анниной тетушки, другой Анны Клевской, и Филипа, графа фон Вальдека; Франц будет в числе восьми пажей, а Анастасия займет должность одной из пяти камеристок Анны. Другие ее будущие слуги толкались вокруг Сюзанны Гилман, которая улыбнулась и сделала реверанс, встретившись взглядом с Анной.

Вдруг зазвучали трубы, и герольды начали по очереди, в соответствии с рангом, выкрикивать имена собравшихся. Один за другим выходили вперед члены эскорта Анны, низко кланялись и нагибались поцеловать ей руку. Внезапно, до сих пор скрытый из виду, перед глазами у нее возник – нет, этого не могло быть… Анне захотелось отшатнуться и пришлось напрячь все силы, чтобы сохранить самообладание, потому что из поклона поднялся теперь уже взрослый, но сохранивший прелесть лица, приобретшего, однако, более зрелые черты, мужчина, который навязчиво являлся ей в воспоминаниях и наводил на мысли о том, что могло бы быть, если бы… Отто фон Вилих. Рядом с ним стояла миловидная, вся в украшениях молодая женщина. Отто поднял глаза на Анну, и она увидела в них знакомое тепло и память о тайне, которую они оба хранили.

Анна заставила себя улыбнуться паре, силясь не замечать, как застучало у нее в груди сердце. Прошлое всегда возвращалось к ней, чтобы упрекнуть за тот единственный отроческий грешок. И все же видеть Отто было приятно, хотя она и отпрянула от него, задержала дыхание, когда он вышел вперед; однако, наблюдая за ним, никто не заподозрил бы, что этот молодой мужчина с такими уважительными манерами знает Анну гораздо лучше, чем следовало бы. Теперь она занимала более высокое положение – сидела на троне королевой, но чувствовала чистый, беспримесный ужас оттого, что Отто находится в ее свите и вместе с ней отправляется в Англию.

Как такое могло случиться? Мать знала, что он сделал. Почему она не остановила Вильгельма, когда тот решил включить его в свиту?

Доктор Олислегер что-то тихо говорил ей на ухо.

– Мой племянник, ваша милость, Флоренц де Дьячето. Моя сестра вышла замуж за флорентийца, но он родился в Антверпене.

Анна поняла, что Отто и его жена отошли, а перед ней раскланивался остроносый молодой человек с длинными курчавыми волосами. Несмотря на разыгравшееся сердце, она заставила себя милостиво улыбнуться жизнерадостному Флоренцу, за ним – великому магистру Гохштадену, потом вице-канцлеру Бурхарду и маршалу Дульцику; обоих прислал курфюрст для демонстрации одобрения альянса.

Процессия казалась бесконечной. Голос герольда раздавался вновь и вновь:

– Милорд Иоганн фон Бюрен-Дроссар… Милорд Вернер фон Паллант, лорд Бредебент… – (Глаза Анны остекленели, улыбка застыла на лице.) – Леди Магдалена фон Нассау-Дилленбург… леди Кетелер… леди Александрина фон Тенгнагель…

Последняя оказалась согбенной, сморщенной старухой, которой, наверное, было лет сто от роду, и тем не менее, к изумлению Анны, она все равно ехала в Кале. Помнится, Вильгельм говорил ей, что эта старая женщина настаивала на поездке, утверждая, что это ее право. Может быть, Отто сказал то же самое…

Как только завершилась эта длительная церемония, Анна последовала за матерью в женские покои и быстро заперла за собой дверь, пока не вошли их приближенные.

– Mutter, как случилось, что Отто фон Вилих попал в мою свиту?

Мать беспомощно покачала головой:

– Он ваш кузен. У него есть право. Что я могла сказать, не возбудив подозрений Вильгельма?

– Вы могли сказать, что он вам не нравится. – Анна расхаживала взад-вперед по комнате, она была вне себя.

– Этого недостаточно для отказа.

– Но, Mutter, одно его присутствие подвергает меня опасности. Если появится хотя бы намек, что между нами что-то было, это может вызвать подозрения у короля. Вдруг он решит, будто я привезла с собой любовника.

– Анна, возьмите себя в руки! Отто теперь женат. Он любит свою супругу, и она любит его. Ваша тетя говорила мне. Он не станет подвергать опасности ни свой счастливый брак, ни надежды на продвижение по службе в Англии. Ему тоже есть что терять. Успокойтесь, и давайте готовиться к вечернему пиру.

Мать была права; она говорила разумно. Анна перестала расхаживать по комнате и постепенно ощутила, что внутреннее напряжение спало. И все же, как только представится возможность, Анна постарается найти повод, чтобы отправить Отто домой.

Карета ждала у гейтхауса. Двор был забит людьми и лошадьми. Вильгельм поцеловал Анну в обе щеки.

– Господь да пребудет с вами, Schwester. Пишите и сообщайте нам, как у вас идут дела в Англии. – Вильгельм остался верен себе и не смог удержаться от напыщенного наказа: – Помните, вы едете туда, чтобы поддержать честь Клеве.

– Сделаю все, что в моих силах, для поддержки интересов моей родной страны. Прощайте. Да хранит вас Господь в здравии! – Она взяла руку брата и сжала ее.

Искушение было велико, но Анна не обняла Вильгельма.

Эмили, напротив, распахнула крепкие объятия для сестры.

– Я буду сильно скучать по вам, – сквозь слезы произнесла она.

Анна начала всхлипывать, хотя строго наказала себе не плакать.

– Я тоже буду скучать по вам, Liebling, – пробормотала она. – Берегите себя. Может быть, в следующем году наступит ваш черед отправиться в свадебное путешествие. – Вдруг у Анны в голове промелькнуло видение: годы пролетели, они постарели, но в памяти остались такими же. – Приезжайте ко мне в Англию, если сможете.

– Я приеду, приеду! – воскликнула Эмили и энергично закивала; лицо ее было мокро, капюшон на голове сдвинулся набок.

Самое трудное прощание осталось напоследок. Анна встала на колени, чтобы в последний раз получить материнское благословение.

– Да хранит вас Господь, мое дорогое дитя, – ровным голосом произнесла мать. – Пусть Он благословляет каждый день вашей жизни, убережет вас во время поездки и сделает счастливой и плодовитой в браке.

Анна поднялась на ноги и обняла ее, вглядываясь в любимое лицо. Впервые она заметила, что мать стареет. Скоро ей исполнится пятьдесят. Увидятся ли они еще хотя бы раз? Дай-то Бог. Снова глаза Анны наполнились слезами. В ней как будто образовалась плотина, ждавшая момента, чтобы прорваться.

– Прощайте, Анна, – сказала герцогиня, проводя пальцами по щекам дочери. Это был самый нежный материнский жест, какой Анна могла припомнить. – Поезжайте и будьте хорошей королевой во славу Клеве.

– Я буду, дорогая мама, – нетвердым голосом дала слово Анна. – Прощайте.

Она забралась в карету и устроилась на алых бархатных подушках. Матушка Лёве сидела напротив с Сюзанной Гилман. Под сиденье Анны положили каменные бутыли с горячей водой, чтобы всем было тепло.

Анна отодвинула штору на окне и заставила себя улыбнуться родным. Она не хотела, чтобы в памяти у них запечатлелось на прощание ее заплаканное лицо. «Будут письма», – напомнила она себе, хотя мать сказала, что сама не станет писать, пока не дождется вестей от Анны о ее благополучном прибытии в Англию. Вероятно, подумалось Анне, мать просто не хочет в первые дни после разлуки расстраивать ее напоминаниями о доме.

Где-то впереди затрубили трубы, возница щелкнул кнутом, застучали по мостовой копыта, и огромная процессия тронулась в путь. Анна махала матери, Вильгельму и Эмили, чувствуя, что грудь у нее вот-вот разорвется от эмоционального накала, а потом карета, находившаяся в середине кавалькады, сопровождающей Анну в Кале и дальше в Англию, прогромыхала под аркой гейтхауса.

Спереди и сзади доносился топот двухсот двадцати восьми лошадей, которые везли ее свиту из двухсот шестидесяти трех человек, и маршевый шаг солдат эскорта. Вильгельм выделил ей сотню личных слуг. Среди них числились казначей, широкоплечий Яспер Брокгаузен с женой Герти (оба нравились Анне), и повар, мейстер Шуленбург, под пламенным руководством которого она провела много часов, постигая искусство кулинарии на дворцовых кухнях. По настоянию матери Вильгельм позволил Анне взять с собой хорошего врача – доктора Сефера. Были у нее личный священник, секретарь, грумы, пажи и ливрейные лакеи. Ее зять, курфюрст Саксонии, одолжил ей тридцать трубачей и двух барабанщиков, чтобы оповещать местных жителей о прибытии в каждое место, где она будет останавливаться по пути. Это они дали сигнал к отъезду.

Большинство членов ее немецкой свиты вернутся в Клеве после свадьбы. Анна про себя молилась, чтобы король Генрих позволил ей оставить при себе, по крайней мере, матушку Лёве и нескольких горничных, да еще доктора Сефера. Но только – прошу Тебя, Господи! – не Отто фон Вилиха.

К Фландрии они продвигались медленно. Первую ночь провели в принадлежавшем герцогу Вильгельму замке Вейнендале в Равенштайне. За второй день проехали всего три мили и остановились в замке Батенбург в Гелдерне на берегу Мааса. Анна сразу ушла в свои покои, избегая опасности столкнуться с Отто фон Вилихом.

На следующее утро во время завтрака доктор Уоттон попросил о встрече с ней.

– Ваша милость, я получил известие из Англии. Его величество решил не проводить ваше бракосочетание в Кентербери. Он считает, что вашей милости понадобится время на отдых после поездки, и он примет вас в своем дворце в Гринвиче, где вы и поженитесь.

– Я довольна любым решением его величества, которое он посчитает наилучшим, – сказала Анна, втайне радуясь краткой отсрочке, потому что в ней росло беспокойство при мысли о скорой встрече с будущим супругом.

Они проехали через Тилбург и Хогстратен и теперь направлялись к Антверпену. С каждой милей Анна удалялась от того, что было ей знакомо и любимо ею; тоска по дому грозила поглотить ее. В городах тосковать было некогда: невесту короля радостно встречали, устраивали пиры и праздники, но во время долгих дорожных переездов и по ночам у нее было слишком много свободного времени для грустных мыслей обо всем том, что она оставила позади.

– Эта поездка тянется невыносимо долго, – жаловалась Анна, поднимая шторку и глядя на очередное бесконечное пространство замерзших плоских полей. – Мы прибудем в Кале очень поздно. Уже декабрь. Король надеялся, что к этому моменту мы будем женаты.

– Тут ничего не поделаешь, – отвечала матушка Лёве.

– Но мне неприятно заставлять его ждать, – растравляла себе душу Анна.

– Мужчин нужно держать в ожидании, – заметила Сюзанна. – Это увеличивает их пыл. Они не ценят то, что достается без труда. К моменту, когда ваша милость доберется до Гринвича, король будет в лихорадочном нетерпении!

– Или в раздражении! – возразила Анна. – Я скажу доктору Олислегеру и доктору Уоттону, что не намерена оставаться в Антверпене больше чем на день. Если нам повезет, мы окажемся в Кале через шесть дней после этого.

Она поежилась. Каменные бутыли, которые наполняли горячей водой каждое утро, остыли, шторы были почти бесполезны для защиты от сквозняков, и все, кто сидел с ней в карете, кутались в накидки, надевали на головы капюшоны, укрывались одеялами и натягивали на руки толстые перчатки. Анна уже почти жалела, что не отправилась морем!

Когда они приближались к Антверпену, доктор Уоттон поехал рядом с каретой.

– Ваша милость, – окликнул он Анну, и Сюзанна отодвинула штору, – в четырех милях от города английские купцы из Компании торговцев-авантюристов встретят вас и проводят туда, где вы остановитесь.

– Это очень благородно с их стороны, – ответила Анна, – но я надеюсь, они поймут, если мы не задержимся здесь надолго. Время поджимает.

– Да, мадам, но мы зависим от погоды. Слабый ветер беспокоит меня.

– О Боже! – Анна совсем пала духом.

– Не беспокойтесь, ваша милость. Его величество – опытный мореход. Он понимает такие вещи. К тому же у меня есть и хорошие новости. Представители императора будут сопровождать вас из Антверпена в Гравлин. Они присоединятся к вашей свите в Антверпене.

– Говорят, это процветающий и богатый город, – сказала Анна.

– Один из крупнейших торговых центров христианского мира, там больше тысячи иностранных торговых домов, многие из них заведены англичанами. Милорд Кромвель и английские купцы вместе постарались устроить вам хороший прием. Смотрите, вот там вдалеке я уже вижу купцов!

Анна тоже заметила приближающуюся группу всадников, а позади них – мощные стены и бастионы Антверпена.

Саксонские трубачи сыграли фанфары, карета остановилась, шторы с окон были отдернуты. Анна спустилась на землю, а пятьдесят купцов-авантюристов, все в бархатных куртках и с золотыми цепями на шее, поклонились ей. Глава Компании мастер Воан преклонил колени, чтобы поцеловать Анне руку.

– Добро пожаловать в Антверпен, ваша милость! – провозгласил он, широко улыбаясь.

Хотя время было послеобеденное, купцы привели с собой процессию из восьмидесяти факельщиков, чтобы освещать путь в город. У Красных ворот Анну ждали представители императора граф Бюрен и Ферри де Мелен с великолепным имперским эскортом. Они должны были въехать в город с двух сторон от кареты Анны.

– Милорды, – сказала она, – я в долгу перед его императорским величеством за заботу, с которой он прислал вас обоих ко мне.

Мужчины поклонились.

– Для нас это удовольствие и большая честь, – сказал граф.

Анна удивилась и была тронута зрелищем огромной толпы, запрудившей широкие улицы города, радостно кричавшей и махавшей ей руками. Было ли это предвестием того, что ожидало ее в Англии, думала она, поднимая в приветствии одетую в перчатку руку и грациозно кивая головой направо и налево.

– Я никогда еще не видел, чтобы при въезде кого-нибудь в Антверпен, даже императора, собиралось столько людей! – воскликнул граф Бюрен. Пока они медленно ехали сквозь толпу к центру города, он указывал на интересные места. – Английский дом, где вы остановитесь, находится вон там.

Через мгновение Анна увидела впереди величественный фасад трехэтажного здания, протянувшийся не меньше чем на сотню ярдов. Его венчала крыша со ступенчатым коньком, какие были популярны во Фландрии.

Вперед вышел глава купцов Воан:

– Добро пожаловать в наше скромное жилище, мадам.

– Но это великолепный дом. – Анна улыбнулась, а Воан проводил ее в прекрасно обставленные комнаты. – Я благодарна вам за заботу обо мне.

Он поклонился и объявил, что Английский дом на день предоставлен в распоряжение Анны и ее свиты. Вечером будет устроен грандиозный пир в ее честь. Но, разумеется, почетной гостье нужно отдохнуть, перед тем как двери будут широко открыты для всех, кто хотел бы ей представиться.

Анна была слишком взволнована, чтобы отдыхать. Она приказала горничным, чтобы те помогли ей вымыться и переодеться, потом спустилась вниз и пожелала осмотреть сад позади дома, который краешком глаза увидела из своего окна. Воан и доктор Уоттон проводили ее туда и прогулялись с ней по крытой галерее, сооруженной по периметру сада. На ней разместилось множество лавок и ларьков, хозяева которых торопливо сворачивали торговлю.

– У нас тут больше сотни лавок, мадам, – сказал Анне мастер Воан. – Здесь мы продаем купцам со всей Европы прекрасные английские шерстяные ткани.

– Шерсть – источник богатства Англии, – добавил Уоттон. – На нее большой спрос повсюду.

Анне хотелось бы осмотреть сад, но ее попросили вернуться в дом, так как там встречи с ней ждали люди. После этого Анну увлекло в водоворот приветствий, любезностей и пиршества. Столько народу пришло встретиться с ней или просто поглазеть на нее с любопытством; скамьи вокруг уставленных яствами столов были забиты купцами – хозяевами Английского дома, знатью и официальными лицами – лучшими и славнейшими людьми Антверпена. Всем не терпелось познакомиться с будущей королевой. Анна едва успевала сунуть что-нибудь в рот. Сюзанна переводила, и ее царственная ученица постепенно овладевала искусством поддерживать ничего не значащие разговоры с незнакомцами, делая вид, что ей приятно их общество. Это давалось Анне нелегко.

В кровать она повалилась только после полуночи. Утром нужно было рано вставать, потому что двери дома останутся открытыми для всех до самого вечера, и им придется провести здесь еще не одну ночь, прежде чем они продолжат путь.

На следующий день посмотреть на Анну собралось столько же народу, сколько и накануне. Когда она наконец освободилась от желавших представиться ей, уже наступали сумерки, голова у нее шла кругом. Анна во главе свиты придворных поднялась по лестнице в свои покои. В трубе завывал огонь, ей стало жарко в роскошном черном с золотом наряде.

– Мне нужно немного подышать воздухом, – сказала она сильно раскрасневшейся матушке Лёве, которая сидела и занималась шитьем. – Тут очень душно! – Анна потянулась за накидкой.

Она спускалась вниз с Сюзанной, шедшей следом, и встретилась с доктором Уоттоном.

– Ваша милость! – приветствовал он ее с улыбкой, которая всегда была у него наготове. – Я как раз шел искать вас. Можем мы поговорить?

– Разумеется. Пойдемте со мной в сад.

– Я получил письмо от лорда Кромвеля, – сказал Уоттон, когда они медленно побрели по засыпанной гравием дорожке мимо затейливых цветников и декоративных деревьев в огромных горшках. – Его величество хочет узнать, какие немецкие обычаи ваша милость хотели бы соблюдать в Англии, чтобы помочь вам быстрее и легче привыкнуть к новой жизни. Он особенно интересуется одним, который называется breadstiks[18].

Сюзанна засмеялась.

– Он имеет в виду Brautstückes! – сказала она Анне. – Доктор Уоттон, это означает «невестины вещички». В Германии наутро после свадьбы знатный мужчина дарит своей жене подарок. Это могут быть деньги, земли или драгоценности. Он также раздает Brautstückes ее горничным, – обычно кольца, брошки или диадемы; а мужчинам, которые ей служат, – накидки, дублеты или куртки из шелка или бархата. Так поступил курфюрст Саксонский, когда женился на леди Сибилле.

– Вероятно, его величество подарит вашей милости Brautstückes наутро после свадьбы! – Доктор Уоттон улыбнулся.

– Это было бы очень приятно, – сказала Анна. – Я бесконечно ценю заботу его величества о моем счастье. Мне так же не терпится увидеть его, как ему – встретиться со мной. Надеюсь, завтра мы продолжим путь?

– Да, мадам, и я думаю, в субботу доберемся до Брюгге.

– Оттуда уже недалеко до Кале?

– Около семидесяти миль, мадам. Бо́льшая часть пути уже позади.

– Какое облегчение!

Доктор Уоттон раскланялся, и Анна с Сюзанной возобновили прогулку по саду. Они встретили Анастасию фон Шварцбург и Гербергу, еще одну юную камеристку Анны: девушки, хихикая, возвращались в дом. Увидев свою госпожу, они покраснели и торопливо сделали реверанс.

– Поспешите, – строго сказала Анна. – Если матушка Лёве увидит вас на улице без присмотра, вы получите нагоняй!

Юные леди поблагодарили ее и побежали в дом.

– Вы лучше пойдите за ними, как будто гуляли вместе, – сказала Анна Сюзанне. – Я подожду вас здесь.

Какое благословение – побыть одной, пусть даже совсем недолго. Анна стояла посреди сада, который освещался только светом, горевшим в окнах дома, откуда доносился звон посуды: шла подготовка к ужину, и еще кто-то играл на лютне.

Вдруг из тени вышел мужчина.

– Ваша милость, простите меня!

Перед Анной стоял на одном колене Отто фон Вилих. От неожиданности она растерялась и не знала, что сказать, а потому отозвалась эхом:

– Простить?

– За то, что напугал вас, миледи, и… за мои юношеские поступки. – Отто повесил свою прекрасную голову; волосы у него и теперь были длинные и буйные.

– О… Встаньте, прошу вас.

– Я хотел, чтобы ваша милость знали, я не искал места в вашей свите и не имел желания смущать вас своим присутствием. Это все мой родственник, эрбгофмейстер фон Вилих, он попросил за меня, и герцог согласился. Я бы принес вам извинения раньше, но не было никакой возможности приблизиться к вашей милости и… ну, признаюсь, мне не хотелось встречаться с вами. Я обязан принести вам глубочайшие извинения за то, что случилось, когда мы были юными. Сможете ли вы когда-нибудь отыскать в своем сердце прощение для меня?

Отто сильно изменился, но что-то от непослушного мальчика, каким он был тогда, чувствовалось в нем и сейчас. И хотя он согрешил больше, потому как знал, что делает, а она нет, Анна тоже была виновата. А теперь ее возлюбленный счастливо женат.

– Я охотно прощаю вас, – сказал она, протянула ему руку для поцелуя и, вздрогнув от прикосновения его губ, отдернула ее. – Но при одном условии: вы поклянетесь, что никогда и никому не скажете.

– Конечно, – сразу согласился Отто; его голубые глаза были исполнены понимания и чего-то еще. Ей показалось, или это нечто большее, чем почтительное восхищение? – Я торжественно обещаю никогда не говорить об этом. У меня есть свои причины желать, чтобы случившееся осталось в забвении. – Отто покаянно улыбнулся.

Анне захотелось сказать ему, что у него есть сын, но тут она увидела возвращавшуюся Сюзанну, и вообще, пусть лучше Отто живет в неведении. В горле у нее встал ком.

– Благодарю вас, сэр, – сказала Анна, когда ее компаньонка подошла ближе. – Я обдумаю вашу просьбу, но должна вас предупредить, что в настоящее время для вашей жены нет места среди моих дам.

Отто понял ее уловку и откланялся, сказав напоследок:

– Благодарю вас, мадам.

– Красивый молодой человек, – заметила Сюзанна, глядя ему вслед, и они продолжили обходить по кругу сад.

– Да, – согласилась Анна. – Он мой кузен.

Ее обуревали разные эмоции, но главной была одна – чувство облегчения. Отто не представлял для нее угрозы, и она больше его не боялась.

Глава 7

1539 год

В Брюгге Анна прибыла на день позже, продрогшая, вымокшая и упавшая духом из-за опоздания. Она удалилась в свои покои такая уставшая, что даже думать не могла об осмотре достопримечательностей этого славного города.

Доставка ящика вина от городских властей ее приободрила, и она с благодарностью выпила кубок, за ним другой и еще один. Первый помог ей расслабиться, второй согрел, а после третьего она определенно почувствовала себя счастливой. Вечер Анна провела весьма оживленно, со своими дамами; за ужином они рассказывали друг другу разные забавные истории.

Из Брюгге она отправилась в Ауденбюрг, Ньивпорт и Дюнкерк. В понедельник, 8 декабря, ее карету остановили гонцы из Кале. Они сообщили, что лорд-адмирал и его свита провели там уже какое-то время, а горожане развлекали их в меру сил в ожидании своей новой королевы. Доктор Уоттон, сидевший на лошади рядом с каретой, получил письмо от адмирала.

– Леди Лайл прислали много подарков для вашей милости, и она готовит для вас роскошный стол. Надеюсь, вы любите оленину и хряковину!

Анна улыбнулась:

– Уверена, меня порадует ее гостеприимство.

– Ее светлость – неугомонная женщина.

– Я не возражаю, если это будет означать, что я наконец-то на английской земле, – сказала Анна, и процессия тронулась. – Задержки в пути, должно быть, стоили моему брату гораздо больше, чем он рассчитывал.

– Мы прибудем в Кале в четверг, – заверил ее Уоттон и пришпорил коня. – И как только ваша милость вступит в пределы Англии, вы и вся ваша свита окажетесь на попечении короля. Если нам повезет, мы пересечем Канал в субботу.

На следующий день Анна была в Гравлине, где комендант города приказал устроить в ее честь пушечный салют. Здесь она проведет две ночи, чтобы отдохнуть и подготовиться к официальному приему в Кале. Осталось проехать всего шестнадцать миль…

Рано утром в четверг граф Бюрен и Ферри де Мелен попрощались с Анной, обеспечив ее благополучный переезд через владения императора. Она сердечно поблагодарила их и села в ожидавшую ее карету.

Еще не было восьми часов, когда, сразу за Гравлином, они достигли дорожной заставы. Здесь Анна, впереди которой двигались трубачи и барабанщики, пересекла границу Англии. Ее ожидала многочисленная группа всадников, лейб-гвардейцев в бархатных куртках и с золотыми цепями, а также состоявшая из лучников стража в ливреях самого короля.

Высокий мужчина средних лет с аристократическими чертами лица вышел вперед и поклонился Анне. Наверное, это был наместник короля, комендант Кале. Ей говорили, что Артур Плантагенет, виконт Лайл, побочный сын короля Эдуарда IV, приходился дядей его величеству.

– Ваша милость, примите мои сердечные приветствия и добро пожаловать в Кале! – сказал лорд Лайл – воплощение учтивости.

Когда с обменом любезностями было покончено, процессия перестроилась: каждый из королевских гвардейцев поехал рядом с одним из членов эскорта Анны.

До ворот Кале осталось меньше мили, и Анна увидела на открытом пространстве рядом с церковью лорда главного адмирала, графа Саутгемптона, ожидавшего ее во главе большой депутации, чтобы выразить свое почтение. Он выглядел впечатляюще в мундире из пурпурного бархата и золотой парчи, с украшенным драгоценными камнями свистком, который висел на цепочке у него на шее. Стоявшие рядом с ним лорды были одеты похоже, а в свите находились сотни джентльменов в мундирах из красного дамаста и синего бархата, цветов королевского герба Англии. Казалось, ради нее служилых людей облачили во все виды самого шикарного английского военного обмундирования.

Карета подъезжала к приветственной группе, и Анна занервничала. Все они – подданные ее мужа и наверняка станут оценивать и обсуждать свою новую королеву. Она должна вести себя так, чтобы заслужить их уважение и – желательно – любовь. Анна села прямо, приказав себе улыбаться и не терять грации. Матушка Лёве подала ей руку, как будто говоря: «Мужайтесь!»

Снова загремели трубы, и карета остановилась. Пока Анна спускалась и впервые ступала на английскую землю, все мужчины из свиты адмирала встали на колени. Сам он вышел вперед и низко поклонился. Величавый, похожий на быка, с крупными чертами лица, выступающим носом и проницательными глазами, он выглядел грозным; такому человеку никто не захотел бы попасться на пути, и тем не менее, когда Анна протянула ему руку, он тепло улыбнулся.

– Ваша милость, эти джентльмены – придворные короля, – сказал ей Саутгемптон.

Снова и снова она протягивала руку для поцелуев, примечая, что у сэра Томаса Сеймура красивое лицо и озорные глаза, у сэра Фрэнсиса Брайана распутная улыбка под повязкой на одном глазу, а в мистере Калпепере есть что-то неопределенное и отталкивающее. Мистер Кромвель, представительный молодой мужчина в прекрасно сшитом костюме, был, очевидно, сыном лорда Кромвеля.

После обеда они наконец увидели гавань Кале с массивными воротами, стоявшими, как часовые, при въезде на пристань. Множество кораблей и лодок стояли на якоре у морских ворот, где круглая башня защищала вход в гавань.

Анна залюбовалась морем, которое видела впервые. Она чувствовала соленый запах бурливой воды и слышала крики паривших над головой чаек. Очень скоро она окажется посреди этого холодного серого пространства, будет пересекать узкий пролив, отделявший материковую Европу от Англии. На горизонте виднелось английское побережье.

– Это, мадам, Лантерн-гейт[19], главный вход в город, – сказал ей комендант, указывая вперед, а Сюзанна наклонилась к Анне и перевела. – Городские стены тянутся до замка Ризебанк. Кале находится под властью Англии с тех пор, как его завоевал король Эдуард Третий около двухсот лет назад. К сожалению, это все, что осталось от английских владений во Франции.

– Я уверена, горожане рады быть англичанами, – сказала Анна.

Адмирал заулыбался:

– Так и есть, мадам. И Кале очень важен для его величества, поэтому он не жалеет средств на оборону города. У меня под началом сильный гарнизон, который насчитывает пятьсот отборных солдат, а также кавалерийский отряд в пятьдесят всадников.

Они были уже почти у Лантерн-гейт. Стоявшие в гавани королевские корабли вдруг грянули салютом, казалось, одновременно выстрелили из сотен пушек, а в ответ раздался залп из города, который длился дольше. Грохот стоял оглушительный.

– Какой восхитительный прием! – крикнула Анна матушке Лёве и Сюзанне. Высунувшись из окна кареты, она поблагодарила коменданта.

– Это сделано по личному распоряжению короля, мадам, – сказал он ей, – которое я выполнил с большим удовольствием.

– Ваша милость, вы видите корабль вон там? – спросил Анну адмирал. – Это «Лев», он отвезет вас в Англию.

Корабль был украшен множеством шелковых с золотом флажков, а три стоявших рядом на якоре судна увешаны вымпелами, большими и маленькими флагами, на концах рей встали матросы. Когда Анна проезжала через Лантерн-гейт, корабельные пушки выпустили еще один оглушительный залп салюта, а когда появилась с другой стороны, то все вокруг заволокло таким густым дымом, что ни один человек из ее свиты не мог разглядеть другого. Люди кашляли и были потрясены увиденным.

– С каждым шагом все чудеснее, милорд! – заметила Анна, как только смогла говорить.

– Вы позволите представить вам мою супругу, ваша милость? – спросил комендант, когда Анна спустилась на землю из кареты. Значит, вот она – амбициозная леди Лайл! Это была гордая матрона с изящной фигурой и длинным аристократическим носом.

– Добро пожаловать в Кале, ваша милость, – громко сказала леди Лайл.

Анна протянула ей руку в перчатке для поцелуя.

Лорд и леди Лайл повели шедшую во главе свиты и рядом с адмиралом Анну по узким улицам, забитым людьми, которые вытягивали шеи, чтобы хоть краешком глаза увидеть свою новую королеву. По обеим сторонам выстроились в шеренги и поддерживали порядок пятьсот солдат в королевских ливреях.

Анна заметила, что некоторые зеваки со смехом указывали на ее немецких фрейлин.

– Почему они смеются? – спросила она, стараясь не выдать, как это раздосадовало ее саму.

Адмирал заметно смутился и ответил:

– Просто не умеют себя вести. Прошу вас простить их. Мадам, вы скоро узнаете, что английский народ может быть ограниченным и недалеким. Они считают все чужое странным и, кажется, находят что-то чудно́е в нарядах ваших дам. Не обращайте на них внимания.

Анна оглянулась на своих фрейлин в строгих черных платьях и Stickelchen; их одежда походила на ее платье с той лишь разницей, что на ней был черный бархат с отделкой из золотой парчи. Разумеется, городской люд не осмелится насмехаться над ней! Однако Анна забеспокоилась, что роскошный гардероб, которым снабдила ее мать, не понравится англичанам.

Комендант показывал ей красивейшие здания Кале: прекрасную церковь Святой Марии, великолепную ратушу с башней, возвышавшейся над рыночной площадью, и здание купеческой гильдии «Степл инн». Перед ним выстроились купцы, которые преподнесли Анне толстый кошель с сотней золотых суверенов. Она от души поблагодарила их, и процессия двинулась дальше ко дворцу Казначейства, где ей предстояло остановиться. Там мэр Кале с низким поклоном вручил гостье еще один тяжелый кошелек с золотыми монетами и украшение в виде латинской буквы «С».

– Это означает Кале[20], ja?[21] – спросила Анна.

– Нет, мадам, – сказал переводчик, – это означает Клеве[22] в честь вашей милости.

Анна благодарно улыбнулась. Сейчас было не время указывать на ошибки в правописании.

Дворец Казначейства имел два внутренних двора и был красиво обставлен. Запах краски еще не выветрился, на полах лежала свежая подстилка из тростника. После того как лорды и мэр отвели Анну в покои королевы и пообещали быть к ее услугам все время подготовки к отплытию в Дувр, она в изнеможении опустилась на постель, а ее дамы засуетились вокруг, разбирая и раскладывая по местам вещи.

– Не нужно распаковывать много, – сказала им Анна. – Я надеюсь отправиться в Англию через день или два.

Доктор Уоттон предлагал ехать сегодня, но было уже слишком поздно, и она не могла разочаровать своих щедрых хозяев, покинув Кале так сразу.

Анна встала и осмотрела прекрасные апартаменты, состоявшие из четырнадцати комнат, соединенных галереей с видом на личный сад. Дверь, сейчас запертая, вела из ее спальни в покои короля. Повсюду были начертаны инициалы «А. R.», заявлявшие всему миру о ее королевском статусе, однако, приглядевшись внимательнее, Анна обнаружила, что позолота на некоторых потрескалась. Они совсем не были новыми. Эти комнаты принадлежали покойной королеве Анне. Останавливалась ли она в них когда-нибудь? Анна поежилась.

Вдруг она почувствовала себя очень одинокой и затосковала по дому. Вот бы рядом были мать и Эмили, они бы весело поболтали с сестрой, и она бы немного развеялась. Анна поймала себя даже на том, что скучает по суровым наставлениям Вильгельма. Как ужасно никогда больше не увидеть родных. Если это будет в ее власти, она с ними встретится, обязательно встретится.

Но нельзя ей погрязнуть в жалости к себе. Ее жизненный путь определен. Какой смысл предаваться печали?

– Давайте выпьем вина! – предложила она своим дамам. – Анастасия, налейте нам, пожалуйста.

Взяв наполненный кубок, Анна вернулась в галерею. Там висели картины, закрытые шторами для защиты от солнечного света, проникавшего внутрь сквозь решетчатые окна. Сегодня небо было серым, его затянули облака.

Отдернув занавески, Анна обнаружила вставленную в раму карту Кале, вычерченную с большим искусством. Глаза ее расширились, когда она раздвинула шторы на соседней картине и увидела портрет великолепно одетого красавца-мужчины с коротко подстриженными волосами, аккуратной бородкой, веселыми глазами и легкой улыбкой на устах. На золоченой раме внизу было вырезано: «Король Генрих Восьмой».

Анна глядела на портрет как завороженная. Перспектива замужества мгновенно стала казаться ей восхитительной. Она могла полюбить этого человека, сомнений у нее не было. Его доброта и забота о ее комфорте вполне совпадали с впечатлением от этого портрета. Вот если бы она увидела изображение короля Генриха раньше, то не колебалась бы… Анна быстро вернулась в спальню.

Скорее бы в Англию. Ждать больше не было сил.

Вечером повидаться с ней пришел адмирал. Она встретилась с ним в своем приемном зале.

– Надеюсь, ваша милость хорошо поужинали? – осведомился он.

– Оленина была вкуснейшая, милорд, – ответила Анна.

– Я написал его величеству о прибытии вашей милости, – продолжил адмирал. – И воспользовался случаем похвалить превосходные качества, которые нашел в вас. Молюсь, чтобы ваш союз был благословлен детьми и, если что-нибудь случится с моим господином, не дай Бог, мы имели бы отпрыска королевских кровей, который будет править нами.

– Я об этом тоже молюсь, – отозвалась Анна, тронутая и одновременно встревоженная его словами.

Как она перенесет беременность в этой чужой стране и со странным мужем? Но большинству принцесс приходилось справляться с такими проблемами, и король, конечно, будет рад, если молодая жена родит ему ребенка. Она и сама обрадуется не меньше и младенцу, и открытию заново тех радостей, которые испытала с Отто, занимаясь тем, что предначертано Господом для продолжения рода. На сердце у Анны потеплело от мыслей о том, какой будет любовь с ее прекрасным королем. И ее ждет еще одна радость. Потеряв одного ребенка, она обретет в другом утешение, которое было ей так нужно.

– Его величество ждет не дождется приезда вашей милости в Англию, – говорил меж тем адмирал.

– Я тоже жажду встречи с его величеством, – с улыбкой ответила Анна.

– Мне приказано сопроводить вас туда как можно скорее. У меня есть прогноз по приливам, составленный на ближайшую неделю. Вечерние приливы нам не годятся, потому что высаживаться на берег ночью непросто. Поэтому, с согласия вашей милости, нам нужно быть на борту готовыми к отплытию в четыре часа утром во вторник.

– Я буду готова, – пообещала Анна.

И да пошлет им Господь попутный ветер и хорошую погоду!

В понедельник вечером адмирал явился снова, вид у него был встревоженный.

– Ветра нет, мадам. Мы не сможем отплыть завтра. Мне очень жаль.

– Как вы думаете, получится у нас выйти в море на следующий день? – спросила она, досадуя на очередную отсрочку.

– Надеюсь. А я тем временем организую кое-какие развлечения для вашей милости, чтобы вы немного развеялись, пока задерживаетесь здесь.

– Вы очень добры, милорд.

После ужина адмирал повел Анну, леди и лордов из ее свиты смотреть корабли и устроил для нее банкет на борту «Льва», где подавали марципаны, желе, печенье и засахаренные фрукты. После этого в честь почетной гостьи были устроены поединки. Смотреть, как отважные конные рыцари, одетые в костюмы своих геральдических цветов, сшибаются друг с другом на турнирной площадке, было увлекательно и страшно, дух захватывало при звоне скрещиваемых копий. Английские лорды вызывали на поединки немецких. Анна увидела цвета Отто фон Вилиха и, когда он появился на поле, задержала дыхание; снова вдохнула она, только когда Отто вышел победителем. При дворе Клеве редко устраивали рыцарские турниры, но доктор Уоттон заверил Анну, что в Англии они очень популярны и вскоре она увидит новые.

– Его величество – один из величайших поклонников турниров.

Анну это впечатлило, ведь королю уже сорок девять, а все бойцы, которых она видела сегодня, – молодые люди. Приятно было узнать, что ее будущий супруг в хорошей форме.

К пущему разочарованию Анны, погода оставалась неблагоприятной во вторник, и адмирал демонстрировал все признаки беспокойства из-за своей неспособности выполнить приказания суверена.

– Я снова написал его величеству, – сообщил он Анне утром в среду. – Разумеется, он понимает, что людям не под силу управлять морем, но отсрочка расстраивает его. Я распорядился, чтобы семеро джентльменов следили за погодой и немедленно дали мне знать, как только сложатся подходящие для мореплавания условия. Надеюсь, погода и ветер позволят нам совершить переход в Англию завтра.

– Я тоже на это надеюсь, – отозвалась Анна.

– Как только погода наладится, я прикажу трубить в трубы. Ваша милость, вы можете быть готовой к отплытию, как только услышите сигнал?

– Я буду готова к отъезду немедленно. Мне не терпится попасть в Англию!

Их беседу прервал церемониймейстер, сообщивший о прибытии лорда и леди Лайл. Адмирал встал.

– Приветствую вас, ваша милость. У миледи имеется две просьбы к вам, – сказал комендант Кале.

Леди Лайл с надеждой смотрела на Анну:

– Мадам, у меня есть дочери от первого мужа, милые девушки, и обе так хотят поступить на службу. Старшей, Анне, повезло, ей дали место при дворе вашей милости, но мне не удалось обеспечить место для младшей, Кэтрин, а им так жаль разлучаться…

– Леди Лайл, – оборвала ее Анна, – я все понимаю, но такие вопросы должна обсуждать с его милостью королем.

– Бедняжка Кэтрин так расстроилась, – продолжила причитать леди Лайл, как будто не слышала сказанного.

– Я постараюсь, – твердо пообещала Анна. – Вам нужно что-нибудь еще, миледи?

– О да! – Ее светлость расплылась в улыбке. – Не окажет ли ваша милость нам честь отужинать с нами сегодня вечером?

Анне меньше всего хотелось этого. Взглянув на адмирала, она прочла в его глазах намек на сочувствие.

– Вы очень добры, и я благодарю вас обоих, – сказала Анна, не желая обижать лорда и леди еще одним отказом.

Адмирал и его джентльмены изо всех сил старались развлечь Анну. Они играли для нее на музыкальных инструментах, пели и вели долгие разговоры о великолепии английских королевских дворцов и приготовлениях, которые делались к ее приезду. Должна состояться впечатляющая церемония встречи, – сообщили они Анне, – на которой будет присутствовать вся знать и все самые состоятельные люди королевства.

– Все спешно кинулись шить новую одежду, так что портные не успевали справляться с заказами, – шутливо заметил сэр Фрэнсис Брайан, который всегда имел сардонический вид, и повязка на глазу усиливала это впечатление. – Мой костюм был готов буквально за пару часов до отъезда в Дувр.

Анне вновь стало неловко, что ее приезд вызвал такую суматоху. По совету доктора Уоттона она объявила, что будет держать открытый двор. Все желающие могли приходить к ней, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

– Я хочу лучше узнать подданных милорда короля, – сказала она.

Ей хотелось порадовать Генриха, дать ему повод для любви к себе. Целыми днями Анна сидела с Сюзанной, пытаясь постичь сложности английского языка.

– Почему bough, cough и rough пишутся одинаково, кроме первой буквы, но произносите вы их по-разному? – спрашивала она, недоумевая.

– Вашей милости нужно просто запомнить это, – с улыбкой отвечала Сюзанна.

– Никогда мне не одолеть этот английский! – вздыхала Анна.

Но как же тогда она сможет общаться со своим супругом? Не могут же они всегда иметь при себе переводчика!

В свободное время Анна овладевала другими средствами порадовать короля. В тот вечер Анна подошла к доктору Олислегеру:

– Я слышала, его величество любит играть в карты, но меня никогда этому не учили. Пожалуйста, попросите адмирала показать мне несколько игр, которые нравятся королю.

Доктор Олислегер задумался. В Клеве не одобряли карты и другие азартные игры. Однако адмирал с радостью согласился. И вот Анна уже сидела за столом с ним и лордом Уильямом Говардом и осваивала игру в сент, а доктор Уоттон, Сюзанна и несколько английских джентльменов стояли рядом. Анне не потребовалось много времени, чтобы запомнить правила.

– Ваша милость, вы играете так же прекрасно, как любая другая благородная дама, какую я видел за этим занятием, – сделал ей комплимент адмирал.

Анна поймала себя на том, что ей очень нравится играть, особенно после того как на стол подали отличное французское вино. Вспоминая, как в Клеве она развлекала избранных гостей, Анна решила, что сегодня пригласит на ужин этих славных джентльменов, которые так скрасили ее день.

– Милорд, – обратилась она к адмиралу, – не доставите ли вы мне удовольствие отужинать со мной сегодня вечером, и приводите с собой каких-нибудь благородных джентльменов, чтобы они присоединились к нам. Я получу возможность больше узнать о правилах, которые вы, англичане, соблюдаете за столом.

Она что-то сказала не так. Анна поняла это по тишине, которая воцарилась среди веселого собрания, и по тому, как изменились лица мужчин, когда доктор Уоттон перевел ее слова. Сюзанна подавала ей тревожные сигналы глазами.

– Мадам, – помолчав, сказал адмирал, – прошу у вас прощения, но боюсь, это считается в Англии не подходящим для незамужней дамы, еще меньше – для королевы, приглашать джентльмена на ужин. Я не стал бы ни за что на свете вызывать гнев его величества, принимая ваше милостивое приглашение, не обижайтесь на мой отказ.

Анна смутилась и повернулась к доктору Уоттону:

– Думаю, возникло какое-то недопонимание. Пожалуйста, повторите мое приглашение и объясните милорду, что в Клеве принято, чтобы незамужняя дама приглашала джентльменов за стол, и что мои отец и мать поощряли это.

После того как Уоттон перевел, адмирал учтиво принял приглашение и привел с собой на ужин восемь других джентльменов. Анне нравилось исполнять роль хозяйки. До сих пор ей не доводилось принимать столько гостей и пытаться очаровать их. Еда была превосходная, и с помощью Сюзанны разговор, как и вино, тек рекой.

Позже, когда адмирал собрался уходить, Анна задержала его.

– Милорд, было ли в нашем милом ужине что-то такое, чего не одобрил бы его величество? – игриво спросила она.

– Мадам, ничего такого не было. Я сообщу его величеству, что ваша благосклонность к нам и ваше безупречное поведение достойны всяческих похвал.

Через два дня они все еще сидели в Кале. Ветер окреп, но приобрел такую силу, что теперь было опасно выходить в море.

– Нам остается только надеяться, что он утихнет, – сетовал адмирал. – Некоторые отчаянные капитаны решаются плыть в такую погоду на свой страх и риск. Я слышал, сегодня старый голландский корабль пропал в море недалеко от Булони.

– Какой ужас! – вздохнула Анна. – Если так пойдет, я не выйду замуж до Рождества. Надеюсь, король не рассердится.

– Вовсе нет, – заверил ее адмирал. – Он рассердится гораздо больше, если мы подвергнем опасности вашу жизнь, пустившись в плавание. К счастью, ветер благоприятствует тем, кто идет в обратном направлении, и гонец из Англии сумел добраться сюда, хотя это было опасно. Его величество получил мои письма. Хотя он жаждет скорейшего прибытия вашей милости, но воспринимает отсрочку спокойно и от души желает, чтобы я ободрил вас и вашу свиту.

Это было еще одно свидетельство заботы о ней короля.

– Я благодарю его величество, – сказала Анна, воспрянув духом. – И глубоко признательна ему за его доброту.

Адмирал и комендант охотно взялись выполнять пожелание короля. В дни, предшествовавшие Рождеству, устраивали пиры и турниры для утешения и развлечения Анны. В рождественскую ночь, когда ей и многочисленным гостям подали вино с пряностями и вафли, неожиданно появился ликующий адмирал.

– Ваша милость, – провозгласил он, – ветер меняется.

Наконец в полдень 27 декабря адмирал под звук фанфар проводил Анну на борт «Льва». Находиться на корабле было странно и немного боязно от сознания, что палуба качается под ногами и внизу – морская бездна, но Анна поборола страх. Через несколько часов она будет в Англии, где ее ждет король.

Капитан корабля почтительно приветствовал ее, и вместе с Сюзанной, шедшей следом в качестве переводчицы, важную пассажирку проводили в отведенную ей очень красиво отделанную каюту с дубовыми панелями на стенах и широким решетчатым окном с видом на море. Адмирал посоветовал Анне оставаться здесь во время перехода.

– Моряки суеверны относительно женщин на борту, – сказал он ей, но она махнула рукой.

– Я немного нервничаю в море, милорд. И предпочла бы находиться на палубе, чтобы наблюдать за происходящим.

Адмирал замялся.

– Хорошо, мадам. Но если возникнут сложности, капитан попросит, чтобы вы вернулись в каюту.

Он проводил ее и Сюзанну обратно на палубу, где некоторые члены ее свиты ждали, пока их отведут в каюты. Остальные плыли на других судах, сопровождавших «Льва» в Англию, а таких было пятьдесят. Анна стояла с Сюзанной у левого фальшборта и смотрела, как поднимают якорь. В нескольких футах от нее находилась женщина, закутанная в зеленую накидку, с ней был один из солдат эскорта. Видя, что Анна смотрит на нее, женщина сделал реверанс.

Анна улыбнулась ей и сказала:

– Вы были с леди Лайл у Лантерн-гейт, когда меня встречали в Кале, верно?

– Была, ваша милость, – ответила женщина; она была англичанкой лет около сорока, с темными волосами, узким лицом и заостренным подбородком.

– Вы были в ее свите?

– Нет, мадам. Мой муж – солдат в гарнизоне Кале, но теперь он получил должность при дворе в гвардии короля, поэтому мы возвращаемся в Англию.

– И вы?..

– Мистресс Стаффорд, мадам. – Женщина снова сделала реверанс.

Анна заметила, что Сюзанна, переводившая разговор, холодно смотрит на ее новую знакомую.

– Вы долго пробыли в Кале?

– Последние пять лет, и даже больше, мадам.

Корабль отчаливал. Ветер надул паруса, и судно грациозно отошло от пристани. К ним присоединился адмирал.

– Корабль двигается так мягко, – с надеждой произнесла Анна.

– Обычно это так, пока он в гавани, мадам.

Когда они вышли в море, плавание пошло уже не так гладко. «Лев» сразу начал раскачиваться на волнах. Анну затошнило, и она испугалась, не зная, как вынесет качку.

– Сколько нам идти до Англии? – спросила она.

– При таком хорошем ветре, как сейчас, мадам, к вечеру мы будем в Дувре.

Адмирал вовсе не казался озабоченным, из чего Анна заключила, что корабль идет нормально, и попыталась подавить нараставшую внутри панику. От качки она шаталась, спотыкалась, и ей приходилось хвататься за фальшборт, чтобы удержаться на ногах. Ах, но принцессе Клеве не годится терять лицо.

– Простите меня, мадам, но я лучше пойду в женскую каюту, – сказала мистресс Стаффорд и удалилась.

– Скоро ваши ноги привыкнут, – улыбнулся адмирал.

Анне верилось в это с трудом.

– Думаю, я тоже лучше отправлюсь к себе, – сказала она и пошла в каюту вместе с Сюзанной. Не успела посеревшая лицом матушка Лёве закрыть за ними дверь, как Сюзанна сказала:

– Вы знаете, кто эта женщина, мадам?

– Нет, – ответила Анна. – А я должна?

– Это Мэри Болейн, сестра почившей королевы. У нее дурная репутация. Она с позором покинула двор, после того как вышла замуж за солдата Стаффорда. Королева Анна не одобряла этот брак, потому что жених был намного ниже Мэри по статусу и без гроша. Она упросила короля прогнать их. Мэри никогда больше не видела королеву Анну.

– Тяжело ей, наверное, жить с воспоминаниями о том, что сделали с ее сестрой. Почему у нее дурная репутация?

Корабль снова накренился. Анна быстро села на кровать, а Сюзанна схватилась за дверную ручку, чтобы не упасть.

– Мэри свободно дарила свою благосклонность, – фыркнула она. – Лучше, чтобы вашу милость не видели в обществе этой женщины.

Матушка Лёве качала головой, неодобрительно поджав губы.

– Надеюсь, этого не произойдет, – сказала Анна. – Она ведь не появится при дворе?

– Нет, мадам. Для нее там нет места.

Вот и хорошо. Анна выглянула в окно, французский берег удалялся. Далеко за ним оставался Клеве и все те, кого она любила, но впереди ее ждал король Генрих.

Анна легла и стала молиться, чтобы море немного утихло. Как ужасно, когда вас швыряет из стороны в сторону без всякого ритма. Ей хотелось, чтобы время шло побыстрее, хотелось снова оказаться на твердой земле, а не быть отданной на милость безжалостной морской пучины. Адмирал сказал, что она привыкнет, но пока этого не произошло. Оставалось только лежать и молить Господа и Его Святую Матерь, чтобы они сохранили путешественников живыми и невредимыми.

Было темно, когда на пороге каюты появился адмирал и сообщил, что ветер отнес их к северу от Дувра, но скоро они высадятся на берег недалеко от города Дил. Более приятных слов Анна в жизни не слышала.

Она рассчитывала находиться на палубе, когда впервые увидит Англию, однако, посмотрев в окно, ничего не смогла разглядеть, кроме нескольких далеких огней во тьме.

– Давайте-ка лучше подготовим вашу милость к прибытию, – сказала матушка Лёве и подозвала Гербергу с Анастасией. Обе они выглядели зелеными и едва держались на ногах от слабости. Герберга расчесала Анне волосы и заново заплела косы, надела на нее Stickelchen и прошлась щеткой по черному бархатному платью своей госпожи. Анастасия, пошатываясь, зачерпнула воды из бочки и плеснула ее в серебряный таз, чтобы Анна умыла лицо и руки. Матушка Лёве принесла украшения и подбитую соболиным мехом накидку.

Снаружи доносились крики моряков. Качка постепенно утихла, что принесло долгожданное облегчение.

В дверь постучал адмирал.

– Мадам, мы достигли берегов Англии! – Он одобрительно взглянул на Анну. – Если мне будет позволено заметить, ваша милость, вы выглядите до кончиков ногтей королевой. Давайте поспешим, лодки уже готовы.

Лодки? Неужели, только что пройдя одно испытание, ей придется столкнуться с новым? Похоже, что да. Капитан ждал ее, чтобы помочь сесть в гребную шлюпку, которую потом через борт судна на веревках опустят на воду. Анна поблагодарила его за благополучную доставку в Англию, потом собралась с духом и залезла в утлый челн. К счастью, недолгая поездка оказалась спокойнее, чем она предполагала.

– Эти холмы называются Даунс, мадам, – объяснял по пути адмирал, – и они дают хорошее укрытие для якорной стоянки. А вон там, в море, расположены коварные Гудвиновы пески, где погибло много кораблей. Признаюсь, я немного волновался, когда нас отнесло ветром к северу, но капитану удалось привести нас сюда без происшествий.

Анна перекрестилась. А что, если бы не удалось?

Береговые огни стали заметно ближе.

– Где мы?

– Это Дил, мадам. – (Вдалеке церковный колокол пробил пять раз.) – Мы прибыли вовремя. – Адмирал улыбнулся.

Матросы подгребли к берегу и помогли Анне сойти на сушу. Какое облегчение – снова стоять на твердой земле. Пока мужчины подавали сигналы, к ним на полном скаку приближался всадник, а за ним мчался галопом еще один с факелом в руке. Подъехав, он буквально соскочил с седла.

– Это ее милость королева? – задыхаясь, спросил мужчина.

– Да, сэр. – Анна напрактиковалась приветствовать людей по-английски. – Я очень рада наконец оказаться в Англии.

Незнакомец припал на колено, поцеловал ей руку, после чего встал.

– Сэр Томас Чейни, лорд-хранитель Пяти портов[23], к вашим услугам. Добро пожаловать, мадам, от имени короля! Милорд адмирал. – Он снова поклонился. – Мы подумали, что вы пристанете здесь, когда не увидели вас в Дувре.

Следом за ним подъехала целая кавалькада всадников. Вскоре на берегу собралось множество людей, которые приехали встречать Анну.

– Мадам, здесь холодно, – сказал сэр Томас. – Давайте не будем задерживаться. Пойдемте, я провожу вас в замок.

Карету Анны сгрузили с корабля. Она забралась в нее вместе с Сюзанной и в сопровождении процессии проделала короткий путь вдоль берега к замку Дил.

Сэр Томас извинился за то, что замок не подготовлен к ее приезду.

– Это крепость, мадам, построенная его милостью для защиты королевства на случай вторжения французов. Но вы, по крайней мере, сможете освежиться здесь, прежде чем мы отправимся в Дувр.

Когда Анна вошла в приземистый, похожий на цветок с шестью полукруглыми лепестками форт, ее поразила суровая простота внутреннего убранства. Но в помещениях было чисто, а на кухне шла готовка. Для угощения нежданной гостьи на стол выставили разные сласти и засахаренные фрукты, и Анна, не евшая ничего с завтрака, с аппетитом принялась за них, запивая лакомства пряным вином, которое англичане называли гиппокрас.

Только она успела слегка перекусить, как доложили о прибытии герцога Саффолка. В комнату вошел дородный, роскошно одетый мужчина с белой бородой лопатой и крупным носом; он поклонился и поцеловал Анне руку.

– Добро пожаловать в Англию, ваша милость, – сказал герцог, окидывая ее взглядом знатока. – Надеюсь, переход через Канал прошел удачно. Я прибыл с епископом Чичестера, рыцарями и леди, чтобы сопровождать вас в Дуврский замок.

Анна улыбнулась. Снова надев накидку, она прошла следом за Саффолком через подъемный мост. Большинство членов ее свиты, включая доктора Олислегера, доктора Уоттона, матушку Лёве и Отто фон Вилиха, уже высадились на берег и ждали ее среди толпы английских придворных и солдат. Все смотрели на Анну.

Она снова села в карету. Закончится ли когда-нибудь эта поездка?

В темноте они проехали около девяти миль, и наконец Анна увидела выраставшую впереди могучую крепость на вершине высокой скалы у самого моря.

– Впереди Дуврский замок! – крикнул кто-то.

Процессия поднималась все выше и выше, наконец они проехали через несколько массивных ворот и оказались в центральном внутреннем дворе замка, ярко освещенном факелами. Здесь находилась Большая башня, где, по словам герцога, Анне предстояло остановиться. Перед башней собралась еще одна толпа людей. Саффолк представил Анне больше сорока лордов и джентльменов, свою молодую жену, миловидную рыжеволосую женщину с живыми глазами и вздернутым носиком, а также других богато одетых леди.

Было уже одиннадцать часов, и Анна устала. Герцогиня Саффолк и английские дамы – женщины из свиты Анны шли следом – отвели гостью по винтовой лестнице в ее покои, которые были обставлены со всеми возможными роскошью и удобством, какие позволяло это древнее здание.

Огромные сундуки Анны уже доставили, и ее горничные слетелись к ним, чтобы распаковать вещи.

– Думаю, ее милость готова ложиться в постель, – твердо сказала матушка Лёве, и английские леди расступились, давая возможность камеристкам Анны раздеть ее. – Gute nacht![24] – многозначительно произнесла няня.

Герцогиня Саффолк уловила намек и выгнала остальных дам из комнаты.

Анна едва держалась на ногах, пока ее одевали в ночную сорочку. Она была донельзя счастлива, что наконец-то оказалась в постели. И хотя голова шла кругом от английских впечатлений, Анна мгновенно погрузилась в сон.

Глава 8

1539–1540 годы

Проснулась Анна свежей и хорошо отдохнувшей. Согласившись на предложение леди Саффолк, она поднялась на крышу и ахнула: какой же потрясающий вид открывался оттуда! День был ясный, морозный, море блестело под низко стоящим солнцем. Анна даже разглядела вдали берег Франции, а вокруг нее расстилалась Англия – зеленая, холмистая, поросшая густыми лесами.

Вернувшись в свои покои, Анна села завтракать. Тут явился доктор Олислегер.

– Рад видеть вас в добром здравии на английской земле, – сказал он с отеческой улыбкой. – Герцог Саффолк, доктор Уоттон и я считаем, что вам и вашей свите необходимо отдохнуть в Дувре весь воскресный день и понедельник.

Анна была рада перерыву в путешествии. Но тем не менее ей не терпелось продолжить путь. Поэтому на следующее утро она вызвала герцога Саффолка и спросила, могут ли они двинуться дальше?

– Мадам, вы смотрели в окно? День ненастный и ветреный.

– Милорд, мне очень хочется поскорее увидеться с королем.

Саффолк грубовато улыбнулся ей:

– Ну тогда, мадам, я с радостью возьмусь сопровождать вас.

Багаж погрузили, снова образовалась длинная процессия, которая, извиваясь змеей, потянулась вниз по дороге с холма и дальше на запад через Кент. Погода была действительно ужасная. Ветер дул нещадно и то и дело распахивал шторы на окнах. Всю дорогу Анне летели в лицо ледяная крупа и мокрый снег. Герцог и лорд-хранитель ехали верхом по бокам от нее, щеки и носы у них покраснели от холода.

В десяти милях от Кентербери, на известковом холме у местечка Бархэм, их ждал архиепископ; его одеяние хлопало полами на ветру. При нем находились три других епископа и большое количество хорошо одетых джентльменов из Кента, которые проводили Анну в город. Архиепископ Кранмер оказался очень серьезным и ученым человеком со смуглым печальным лицом. Он вел себя довольно сдержанно, но, несмотря на это, Анна не могла отказать ему в вежливости. А когда прекрасный город Кентербери появился вдали и она, высунувшись из окна, чтобы полюбоваться на него, восхищенно ахнула, пораженная видом высоких шпилей собора, архиепископ, казалось, был этим очень доволен.

Когда они въезжали в городские ворота, уже наступали сумерки; на улицах зажгли факелы. Мэр и знатные горожане приветствовали Анну, раздался громкий треск пушечных выстрелов.

– Ваша доброта очень радует меня, – сказала она мэру по-английски и была тронута, когда Кранмер вышел вперед и преподнес ей чашу, полную золотых суверенов.

Люди собирались толпами, невзирая на непогоду, чтобы поглазеть, как Анна едет по городу, и она держала на лице улыбку, хотя вокруг свистел ветер и хлестал ледяной дождь. Сразу за городской стеной Кентербери архиепископ провел Анну через гейтхаус древнего монастыря Святого Августина, где она должна была переночевать.

Разумеется, теперь это уже не был монастырь. Вильгельм говорил ей, что король Генрих закрыл большинство английских святых обителей и забрал себе их сокровища. Но очевидно, эту сохранил для себя, превратив во дворец.

– Это самое удобное место для ночлега, – объяснил архиепископ, – так как находится прямо на дороге между Лондоном и Дувром. Дом заметно улучшили к приезду вашей милости. Работы только что закончены.

Крыло, предназначенное для новой королевы, располагалось под прямым углом к королевскому, было выстроено из кирпича и дерева и покрыто черепичной крышей. На пересечении крыльев, как объяснил Кранмер, когда-то находилась часовня настоятеля, а теперь – Королевская часовня.

– Это было одно из первых аббатств в Англии, – сказал Кранмер. – Его основал в шестом веке сам святой.

Анне подумалось, пережила ли религиозные реформы короля гробница Святого Августина? Но спрашивать не стала.

В большом покое, комнате просторной и великолепной, ее встретили сорок или пятьдесят фрейлин. Анна тепло поздоровалась с ними, теперь уже достаточно уверенная в себе, чтобы сделать это по-английски.

– Я так рада видеть подданных его величества, которые пришли встречать меня с такой любовью, что сразу забыла о дурной погоде.

Анна в изумлении осмотрела свои новые апартаменты. Камины имели каменные полки, стены были оштукатурены и побелены, а стрельчатые окна, разделенные узкими колоннами, остеклены витражами с изображениями ее геральдических знаков рядом со знаками короля. На стенах приемного зала и зала дежурной стражи нарисовали ее фамильные гербы. В комнатах пахло углем, который жгли в каминах, чтобы просушить штукатурку и краску.

Вечером архиепископ устроил пир в приемном зале короля, и когда вечер был в разгаре и кубки заново наполнили вином, хозяин торжества вдруг проявил неожиданное остроумие. Анна приятно проводила время и начала расслабляться.

– Все поют хвалы вашей милости, – сказал ей Кранмер. – Признаюсь, меня немного тревожило намерение короля жениться на леди, которая не говорит по-английски, но, увидев вашу милость воочию и услышав, как далеко вы продвинулись в овладении нашим языком, я перестал сомневаться. Вы вели себя безупречно.

– Благодарю вас, милорд.

Кранмер льстил ей, она это знала, потому что ее английский оставлял желать много лучшего, но все же почувствовала себя счастливой, как и полагалось невесте.

Осталось совсем немного, и она встретится лицом к лицу со своим супругом королем!

На следующий день Анна покинула Кентербери и поехала в маленькую деревушку Ситтингборн.

– Там мы не задержимся надолго, – сказал ей герцог Саффолк, когда они ехали по улице, застроенной милыми коттеджами. – Поблизости нет ни одного королевского дома, поэтому вашей милости придется устроиться в гостинице. Она превосходная, и многие короли и королевы в прошлом останавливались там по пути в Дувр или обратно.

Анне «Красный лев» очень приглянулся: низкий потолок с толстыми балками, выложенный кирпичом пол и добродушный хозяин, который всячески старался угодить важной гостье. Он подал ей отличный ужин, состоявший из сочного ростбифа и яблочного пирога, запитого двумя кружками местного эля, который Анна захотела попробовать, и он пришелся ей по вкусу. Бог знает, где заночевала ее свита и английский контингент. Наверное, их расквартировали по домам на много миль вокруг!

После ужина Анна пригласила доктора Уоттона присоединиться к ней в гостиной и предложила ему эля, который тот с благодарностью принял, сказав:

– Вашей милости приятно будет узнать, что король официально встретится с вами через четыре дня в Блэкхите.

Сердце Анны заколотилось от радостного предвкушения. Скоро она увидит его, этого прекрасного мужчину с портрета. Она будет считать часы до этого момента…

Вечером, оставшись в уютной спальне под крышей дома, где стояла резная деревянная кровать с балдахином, Анна изучала свое отражение в зеркале. Понравится ли королю то, что он увидит? Предпочитает он более миниатюрных женщин или ему нравятся пышнотелые? Она едва ли была такой – за последние недели потеряла много веса и боялась, что теперь стала скорее худой, чем стройной. Дорожные неудобства и плохая погода тоже не помогли делу. Нос, казалось, стал длиннее, подбородок заострился. О, к черту все это! Она была почти замужем, и теперь уже ничего не изменить. Король видел ее портрет и был очарован.

В канун Нового года Анна отправилась из Ситтингборна в Рочестер. В двух милях от города, на Рейнхэмском холме, ее встретил герцог Норфолк, солдафон с лицом непробиваемым, как стена, и резкими манерами. За его спиной низко кланялись, стоя под ледяным дождем, два других лорда, несколько рядов всадников и большая группа джентльменов в промокших бархатных костюмах.

– Ваша милость, король поручил мне приветствовать вас и проводить в ваш дом, – пролаял герцог. – Вы проведете там две ночи, это даст вашей милости возможность отдохнуть, а в день Нового года для вас будет устроен праздник и вечером пир. – Голос его звучал недовольно.

Проезжая через толпу рочестерских горожан, жавшихся друг к другу из-за непогоды, Анна раздвинула шторы на окнах и махала людям рукой, не страшась ледяного ветра. Наконец ей помогли выйти из кареты около собора монастыря, который каким-то чудом не был закрыт королем, и проводили во дворец епископа. В нем никто не жил, – объяснил Кранмер. Последний приходской священник, обитавший здесь, увы, совершил измену и был по справедливости наказан.

В главном зале Анну ждала с приветствиями какая-то дама. Это была леди Браун. Поднимаясь из реверанса, она посмотрела на Анну тяжелым взглядом, в котором, казалось, сквозила неприязнь. Анна удивилась, – может, она допустила какую-то оплошность в одежде или в правилах вежливости, – но леди Браун вела себя если и холодно, то вполне корректно, и сообщила, что ее назначили помогать в надзоре за новыми фрейлинами, которые присоединятся к ним в Дартфорде, где будет совершена последняя остановка перед Гринвичем. Анне показалось странным, что эта женщина проявляла такую недоброжелательность к своей королеве. «Вероятно, – милостиво подумала она, – леди Браун сама этого не замечает. Ну ничего, матушка Лёве с ней разберется». Та тоже будет отвечать за фрейлин, и Анна не сомневалась, кто в скором времени получит первенство.

Епископский дворец оказался красивым старым домом, хорошо меблированным, хотя и выглядел заброшенным, словно его сохранили в прежнем виде в память о несчастном последнем обитателе. Как бы то ни было, а в спальне стояла роскошная кровать с красивыми занавесками, которая затмевала все остальное.

– Это одна из лучших кроватей его величества, – сообщила леди Браун. – Он приказал, чтобы ее привезли сюда для вас.

– Как он добр, – сказала Анна, снова тронутая заботливостью короля.

Часть спальни, очевидно, служила кабинетом, здесь стояли стол и книжные стеллажи, сейчас совершенно пустые. Покойный епископ, вероятно, был человеком большой учености, потому что в доме имелось еще два отдельных кабинета и две галереи, уставленные шкафами, полными книг; к некоторым были приделаны цепочки, как в публичной библиотеке. Комнаты Анны тянулись вдоль трехстороннего двора, позади которого находился сад. В свое время этот дворец, вероятно, был прекрасен, но время это, судя по всему, давно прошло.

– Здесь холодно, – сказала Анна, дрожа в своей накидке.

В очаге весело потрескивал огонь, окна были завешены плотными шторами. Тем не менее ночью постельное белье казалось ей сырым. Сюзанна, лежавшая на соломенном тюфяке в ногах постели Анны, почувствовала то же самое.

– Это особенность места, мадам, – тихо проговорила она в темноте. – Море близко, и берег болотистый.

Анна свернулась в клубок под одеялом и спросила:

– Что случилось с епископом Рочестера?

Сюзанна заколебалась.

– С Фишером? Ему отрубили голову, мадам, за отказ признать короля главой Церкви и одобрить брак его милости с королевой Анной. Епископа казнили примерно в то же время, что и сэра Томаса Мора, пять лет назад.

Анна много слышала о Море от отца и Вильгельма, потому что тот был большим другом Эразма и уважаемым во всем мире ученым. Она, как и вся Европа, была потрясена известием о его ужасной кончине.

– Они не хотели признавать Анну Болейн королевой, – пробормотала Анна, – и тем не менее не прошло и года, как король и ей тоже отрубил голову. Как поворачивается колесо Судьбы.

Господи, не допусти, чтобы оно и для меня повернулось в ту же сторону!

Она вздохнула:

– Это не похоже на канун Нового года. В Клеве сейчас пируют и слушают музыку.

Тихий ужин с двумя герцогами и Кранмером прошел немного напряженно. Трое мужчин: один спокойный и ученый, другой грубый и туповатый, третий высокомерный и неприветливый – не составляли душевной компании.

– Здесь мы тоже так делаем, мадам, – отвечала Сюзанна. – Но так как вы прибыли поздно и погода ужасная, это нелегко было организовать. Праздник будет завтра.

– Трудно поверить, что наступит тысяча пятьсот сороковой год, – сказала Анна. – Будем надеяться, он принесет нам счастье.

К вечеру в день Нового года дождь вдруг прекратился, и под окном Анны устроили травлю быка. Она смотрела сквозь зеленоватое стекло, за спиной у нее толкались камеристки. Центральная часть двора была обведена веревками, многие люди из свиты Анны стояли за кордоном или у других окон, предвкушая грядущую битву. Анна заметила, что зрители передают друг другу деньги. Наверное, они делали ставки на победителя.

Украшенного разноцветными лентами быка провели по арене и прицепили цепью с железным кольцом к крепкому шесту в центре площадки.

– У собаки цель – вцепиться быку в нос и не отпускать, – объяснила Сюзанна. – Нос – самая уязвимая часть тела у быка. Бык, конечно, будет пытаться сбросить с себя собаку. Многие псы погибают.

– Это популярная забава в Англии? – спросила Анна, которой было жаль и быка, и собаку, огромного мастифа, которого привели во двор под громкие крики. Пес выглядел разъяренным, из пасти у него текла слюна.

– Да, мадам.

Тут как раз паж объявил о приходе сэра Энтони Брауна, супруга леди Браун. Высокий мужчина с ястребиным носом и тяжелыми веками вошел в комнату и поклонился. Казалось, он на мгновение растерялся, когда поднялся из поклона и посмотрел на Анну. «Что со мной не так?» – в смятении подумала она.

Тем не менее сэр Энтони повел себя учтиво, в отличие от своей жены.

– Ваша милость, скоро прибудет джентльмен из Тайного совета его величества с новогодним подарком от короля.

– Это большая милость со стороны его величества, – сказала Анна и улыбнулась.

Сэр Энтони ушел, и она вернулась к окну. Собака кружила вокруг привязанного к шесту быка, готовясь к прыжку. Когда скачок был совершен, раздался коллективный вздох стоявших у окон зрителей. Однако бык боднул пса и отшвырнул его в сторону. Пес поднялся, окровавленный, но не напуганный, и снова стал готовиться к броску.

– Мадам, – шепнула на ухо Анне Сюзанна, – тут несколько джентльменов, которые хотят повидаться с вами.

Анна неохотно оторвала взгляд от забавы, повернулась и увидела восьмерых кланявшихся ей мужчин в одинаковых глянцевитых крапчатых куртках с капюшонами. Что это за шутка? И почему она ощутила, что эти люди взволнованы? Отчего у Сюзанны такой ошарашенный вид?

Один из джентльменов, высокий полный мужчина с редеющими рыжими волосами, красными щеками, римским носом и чопорным тонкогубым ртом, напряженно всматривался в нее. Вдруг он без предупреждения шагнул вперед и, к ужасу Анны, обнял ее и поцеловал. Она разозлилась. Как смеет этот наглец так фамильярничать с ней?! Король узнает об этом!

Отшатнувшись от кислого, тошнотворного запаха пота и еще чего похуже, Анна изумилась, обнаружив, что остальные джентльмены не находят в поведении своего сотоварища ничего предосудительного и широко улыбаются. Она сердито взглянула на своего обидчика, но тот отвернулся и как раз забирал у одного из своих приятелей небольшой ларец из слоновой кости.