– Илюша, сынок, ты мне ничего такого не говорил. – Наполовину скрытые морщинами глаза Киры Сергеевны заблестели. – Ты даже не намекал, что собираешься жениться.
Илья замер посреди ее комнаты. Когда именно так у матери блестели глаза, жди какой-нибудь гадости. Либо слез, либо приступа бешенства. Она не часто, но срывалась. Все никак не могла забыть прежних привычек, когда руководила огромным заводом и в пух и прах разносила подчиненных. Он не был ее подчиненным, он был ее сыном. И приступов ее агрессии не боялся совершенно. Даже если в его сторону летели костыли или посуда. А вот ее слез он не переносил. Это было ужасно. Некрасиво. Отвратительно. Гадко.
Толстое лицо матери корчилось, морщилось. Слезы текли так обильно, что казалось, кто-то сверху поливает ей на голову из чайника. Глаз вовсе не было видно. И еще она при этом страшно выла. Причитала, как старая деревенская бабка. И еще становилась немощной, слабой. А она не должна была быть такой. Не имела права! Она была сильной, железной, волевой. Она была Кирой Сергеевной Андреевой! Не у одного мужика тряслись колени, когда она обходила завод. Ее боялись многие. И это ему всегда нравилось. С этим чувством он вырос таким – защищенным.
– Мам, я говорил тебе. Ты просто забыла, – соврал он.
Подошел к огромному креслу, в котором мать сидела с ноутбуком на коленях, наклонился, потрепал ее по щеке.
– Ты просто замоталась, забыла.
– Замоталась! – фыркнула она, покосившись на него недоверчиво. – Это раньше я могла замотаться. Когда была на своих ногах. Теперь-то что? Теперь все пущено на самотек. Все, Илюшенька.
– Мама, да ты и теперь все держишь в своих руках, – принялся он безбожно ей льстить, зная прекрасно, как ей это нравится. – Без тебя ничто не решается.
А вот это было правдой. Он до сих пор носил ей на подпись почти все приказы. До сих пор не мог принять самостоятельно ни единого решения, пока она не одобрит. И это его бесило, и еще как!
– Ладно, ладно. – Она поймала его за шею, наклонила ниже и припечаталась полными губами к его щеке. – Любимчик мой…
– Я тоже тебя люблю, мам. – Илья осторожно высвободился из материных пальцев, казавшихся стальными. – Так что, мам? Ты будешь готова к пяти? Я за тобой заеду, и мы поедем к ним.
– К пяти! – Ее лицо тут же затряслось. – Мало того, что ты женишься на неизвестной девушке, так еще и свататься приказываешь тащиться к ним в ночлежку.
– У них не ночлежка, а большая квартира в престижном районе. С хорошим ремонтом и мебелью. И вообще, мам… Ты сколько раз мне повторяла: не гонись за избалованными девушками. Не нужны они тебе. Говорила?
– Говорила, – нехотя согласилась она.
– Вот… А Лада как раз из таких, из неизбалованных.
– Лада! Имя-то какое чудное!
– Модное нынче, мам.
– Так это нынче. А она не сегодня родилась, Лада твоя. Ее сколько лет назад так назвали, а?
– Двадцать два года назад, мам.
Илья стоял возле огромного зеркала, встроенного в широкую дверцу шкафа, и наблюдал за реакцией матери.
– Ага… А тогда такие имена разве в моде были? – Она с сомнением качнула головой. Захлопнула крышку ноутбука. – Ладно, буду готова к пяти. Раз сын просит, буду готова. Ты Лизке прикажи, чтобы помогла мне.
Лизавета была ее личной сиделкой. И распоряжалась ею исключительно мать. Илья не только приказывать, просить ее не мог ни о чем. Лиза не подчинялась. Мать знала об этом прекрасно, но все равно сказала именно так.
Зачем? Илья стиснул зубы. Чтобы еще раз подчеркнуть, что не все он тут решает? И дома, и на заводе. Что она – Кира Сергеевна Андреева, даже сидя с костылями в домашнем кресле, способна вершить судьбу. А он был и останется маменькиным сыном. И всегда будет под ней.
– Хорошо, прикажу, – сказал он.
И тут же поймал в зеркале ее удовлетворенную ухмылку. Она знала, что Лиза его даже слушать не станет. Даже головы не повернет в его сторону.
– Ты сейчас куда, сынок?
Мать положила ноутбук на низкий столик рядом с креслом, потянулась за костылями.
– На завод, мам.
– А что так поздно? – Она неодобрительно покосилась на часы. – Почти десять. Я, бывало, в начале восьмого уже по территории шла. Сейчас вот не могу.
Она ловко вцепилась в костыли, встала, отказавшись от его помощи, и медленно двинулась к двери.
– Идем, провожу тебя, Илюшенька, к выходу.
Кабинет матери был слева от просторного холла. Первая дверь. Окна выходили на три стороны. Она должна была все контролировать, не выходя из комнаты. Как садовник стрижет кусты, как метет дорожки, как раскладывает дрова в каменном очаге для барбекю. Как горничная развешивает белье, как и о чем разговаривает с садовником. Как охрана перемещается по периметру.
Она должна была контролировать все.
– Все, мам, я поехал. – Илья наклонился к матери, опиравшейся на костыли и еле стоявшей возле входной двери. – Ты иди к себе, отдохни.
– Я только и делаю, что отдыхаю, – вздохнула она. – Поезжай, поезжай, милый. Да, и хотела тебе сказать.
Илья уже приоткрыл дверь и толкался в нее углом кожаного портфеля.
– Первый и последний раз ты едешь на завод в такое время, – жестким, почти забытым голосом проговорила мать. Повернулась и пошла прочь, приволакивая ноги. Но успела сказать напоследок: – Иначе поставлю конкурсного управляющего.
От дома до машины он не шел, не бежал, он летел, стискивая зубы от бешенства.
Сука! Старая немощная сука! Чтоб тебя…
Вот придумать наказание для властной матери у него не выходило. Равно, как и не выходило проклинать ее. Обозвать ее он еще мог, про себя, беззвучно, но дальше этого заступить не мог.
Что он без нее в конечном итоге? Ноль? Какое-то время еще продержится, а потом все – конец. И с заводом не справится, и с конкурентами. И потекут тогда заработанные матерью денежки со счетов. И в одно прекрасное время закончатся.
А этого Илья боялся больше всего. Нищеты, банкротства, позора. Он еще помнил рассказы матери, которыми она делилась с ним в его далеком детстве, о том, как она выбиралась с самого дна жизни, как строила свою империю. Как ходила месяцами в одной юбке и жрала «бомжей».
Бр-рр! Он так не хотел. Он так не мог. Он этого боялся. И под матерью ходить устал, и без нее остаться боялся. Хотя бы еще немного, но пусть побудет рядом.
И именно поэтому его выбор пал на Ладу. Именно поэтому он выбрал ее в жены. Она была не такая, как все. Она была необыкновенной. Загадочной. Она была маленькой, милой, нежной, но в то же время в ней чувствовалась невероятная скрытая сила. Прямо как в его матери. Может, этим она привлекла его? Черт его знает!
А еще она отлично училась в институте. На экономическом факультете. И уже пару раз давала ему дельные советы по ведению бизнеса. Он ими воспользовался и снискал похвалу матери. Она подумала, что он сам до этого допер. А он, если честно, был в этом не очень. Мог, конечно, на совещаниях щеки надувать и даже отчитывать подчиненных за ненадлежащее исполнение ими своих обязанностей, но…
Но сам он почти ничего в бизнесе не стоил. И он об этом прекрасно знал. И искренне надеялся, что знает об этом только он один.
И это была еще одна причина, по которой он ставил на Ладу. Она должна была стать его соратником, помощницей, советчиком. Она, а не мать! Она должна будет помогать ему в бизнесе и не выбиваться вперед. Да она и не станет. Она для этого слишком скромна. Слишком искренна и чиста.
Он сел за руль и тут же набрал ее.
– Алло, – ответила она тут же. – Илюша? Ты чего так рано?
– А ты спишь?
– Нет конечно. У меня уже одна пара прошла. Сейчас перемена. Просто ты никогда не звонил мне раньше конца рабочего дня. Ссылался на занятость.
– Я еще не на заводе, – признался он. – Имел разговор с матушкой.
– И как она? Как отреагировала на твое предложение посетить наш дом?
– Все нормально. Мы будем сегодня. В пять я за ней заеду. И к шести будем у вас.
– Отлично. Я уже сделала заказ в любимом ресторане твоей мамы. Как договаривались.
– Могла бы и сама приготовить. Ей бы понравилось, – соврал он в который раз за утро. И тут же добавил правду: – Ты прекрасно готовишь.
– Спасибо. – Она тихо рассмеялась. – Но лучше не рисковать. Не так ли?
– Ну да, ну да. – Он улыбнулся, поняв, что она все поняла отлично. За это он тоже очень ее ценил. – Я люблю тебя, Лада.
– Я тоже люблю тебя, Илья. До вечера?
– До вечера. Кстати, – он медленно катился по дорожке от гаража до ворот, – как я твоему отцу? Ничего он? Смирился?
– Да, конечно.
– Просто он вчера, мне показалось, был несколько…
– Он просто боится одинокой старости, милый, – перебила его Лада. Послышался оглушительный звонок. – Все, мне пора. Пара начинается. До вечера.
– До вечера, – произнес он, хотя она уже его не слышала. Убрал телефон и добавил едва слышно: – Боится одинокой старости он – старый хрыч.
Надо бы, надо бы пробить этого мужика. Что-то было в нем нехорошее. Что именно, Илья не мог сказать. И смотрел отец Лады на него нормально вроде бы. Никакой злобы во взгляде. Никаких откровенных наскоков. Но что-то было. Что-то нехорошее…
Он снова полез за телефоном в карман пиджака, ткнул в цифру один.
– Гарик, привет, это я.
– Вижу, – ответил ему заспанный недовольный голос. – Что-то случилось?
Гарик помолчал и добавил нехотя:
– Босс…
Конечно, Илья не был его боссом. Гарик с первых дней работал на его мать. Выполнял поручения особой важности. И стаж его насчитывал уже более двадцати лет. Что это были за поручения, Илья мог только догадываться. Но суть в том, что догадываться-то ему как раз и не хотелось. Он втайне подозревал, что руки Гарика могут быть запачканы кровью.
С некоторых пор, с тех самых, как мать уселась дома, Гарику было поручено выполнять поручения Ильи. Илья особо его не напрягал, и Гарик заскучал. И даже начал закладывать за воротник. Крепко! С последствиями от похмельного синдрома. То сердечко прихватит, то желудок. Сегодняшнее утро, видимо, выдалось суровым, раз у Гарика такой голос.
– Ничего не случилось.
– Тогда что звонишь? – и Гарик снова добавил недовольно, хрипло: – Босс.
– Надо человечка одного пробить.
Илья мысленно попросил у Лады прощения. Он не мог дать точного определения чувству, которое было разбужено вчерашним его визитом в ее дом. Но чувство в душе поселилось. И не давало покоя. И с этим необходимо было что-то делать.
– И только?
– Да.
– Что за человек?
Гарик шумно зевнул и цыкнул на кого-то. Животных в его доме не было. Серьезных отношений он не заводил. Значит, он ночевал с проституткой. Снова.
Илья забеспокоился. Он не желал, чтобы его разговору с Гариком был хоть какой-то свидетель. Поэтому он спросил с недовольством в голосе:
– Ты не один, что ли?
– Уже один. Так что за человек?
– Пантелеев Иван Митрофанович, – продиктовал Илья. – На вид за шестьдесят. Но точного возраста не знаю. Худой, но сильный.
– Ты зачем мне это все рассказываешь, босс? – вдруг хихикнул Гарик. – Я его и так срисую. Ты мне адрес слей, если есть. Если нет, и так найду.
– А вот найди, – разозлился Илья и отключил телефон. И добавил, стукнув по рулю: – Скотина!
Никто, никто не воспринимает его всерьез, а ему уже двадцать восемь лет. Он уже четыре года руководит заводом. И столько же лет Гарик выполняет его поручения. Да, нечасто он его просит. Да, по большей части поручения пустяковые. Но уважение-то к боссу надо проявлять, а то хихикает, как…
Сейчас еще и матери позвонит. И все ей расскажет. Ну, сволочь, если так сделает, он его уволит на хрен! И не будет он числиться начальником службы безопасности с зарплатой в семьдесят процентов от его личной зарплаты.
Разбаловала его мать. Ох и разбаловала.