Глава 6
Правой рукой Тучи во всей этой борьбе был Кагул. Он стал бессменным его заместителем и единственным человеком, которому Туча мог доверять.
Несмотря на то что Кагул был из новых воров и не знал прежних законов, у него был какой-то внутренний «костяк порядочности», который очень сильно выделял его из всех остальных бандитов. И Туча сумел это разглядеть.
Туча вообще неплохо разбирался в людях. В этом ему помогал большой жизненный опыт и знания, полученные в работе с Японцем. А потому он сразу разглядел, что как главарь Кагул имеет очень большой потенциал.
Кроме того, Туча не забыл роль Кагула в организации его побега из Александровского участка, когда тот помог Тане вызволить его, Тучу, из такой страшной беды, что свое заключение Туча до сих пор вспоминал с содроганием.
А потому он приблизил Кагула к себе и помог ему быстро собрать банду. Проблем с набором людей не было. Как главарь Кагул был азартен и справедлив, к тому же очень удачлив. Первые же его дела принесли ему успех. Все шло хорошо, банда разрасталась.
А потом на вилле у Тучи Кагул встретился с Таней. Она часто бывала в гостях у своего друга. После отъезда Мишки Няги и разрыва с Володей, над которым Туча посмеивался в очередной раз, Таня затосковала. Заниматься тем, что она делала раньше – быть новой «усыпальницей», – Таня больше не хотела. Ее стало тошнить от одной мысли о ресторанах. Кроме того, она возненавидела мужчин, обвиняя в своих бедах, и ей хотелось затравить их всех до смерти.
Всех – кроме Тучи. Он остался ее единственным другом, и, прекрасно понимая ее состояние, он сам сказал, что путь в рестораны лучше закрыть. Обдумав его слова, Таня согласилась с ним.
Но ей нужно было чем-то себя занять. Она маялась от тоски и безделья. Ее опасная, даже в чем-то зловещая натура требовала выхода. И в поисках этого выхода Таня проводила целые дни. Желая себя хоть чем-то занять, она ездила на виллу к Туче.
Тот жил по-прежнему роскошно, и никакие большевики не могли ему в этом помешать. Он пребывал на той же самой вилле в районе Фонтанских дач. Огромные панорамные окна дома выходили на море. И Тане очень нравилось смотреть, как в штормовые дни за ними бьется и неистово пытается все разрушить страшное море – точно такое же мятежное, как и ее душа.
Еще с детства она, как ни странно, очень любила штормовые дни. Шторм на море нравился ей больше, чем спокойная и тихая гладь. В отличие от очень многих людей, Таня никогда не боялась этой стихии, она просто наслаждалась ее мощью и неудержимой силой, бросающей могущественный вызов этому нелепому и жалкому миру, прогнившему насквозь…
Развалившись в мягком кресле, покрытом красным плюшем, Кагул излагал план налета на ломбард на углу Гаванной и Дерибасовской. Вот уже несколько дней подряд Таня встречала его у Тучи. Он нравился ей. Этот лихой бандит держался при ней подчеркнуто уважительно и даже немного робел в ее присутствии. А в первую их встречу, после большого промежутка времени, что они не виделись, даже поцеловал ей руку.
– По-старорежимному! Грандиозный шухер! – тут же съехидничал Туча, мимо которого просто не мог пройти такой момент.
А Тане было приятно. Вот уже давным-давно никто не целовал ее рук. Да и целовали их так редко, что память почти не сохранила воспоминаний об этом. Таня тут же потеплела к Кагулу, просто поражаясь тому, как такая мелочь может тронуть сердце женщины, пусть она даже бандитка и воровка.
С тех пор Кагул стал неотъемлемой частью обстановки виллы Тучи, чем-то вроде меблировки гостиной. И каждый раз приходя туда, Таня заставала его.
Кагул рассказывал о своих планах, обсуждая их с Тучей. А Таня тихонько раскладывала пасьянс.
В тот день был шторм. Таня сидела на своем обычном месте, за столиком возле панорамного окна, и не отрывала взгляда от бушующего моря, наслаждаясь его свирепостью. Нетронутая колода карт застыла в ее руке.
Кагул собирался грабить ломбард субботним вечером, когда он будет закрыт. Пройти со стороны Дерибасовской и Гаванной, оттуда зайти через служебный вход и тем же способом выбраться обратно. Нападение планировалось в восемь вечера.
Тут Таня не выдержала. Услышав такую чушь, она даже оторвалась от своего любимого моря и повернулась к мужчинам.
– Туча! Ну ты хоть слово скажи! – воскликнула вдруг она, бестактно вмешавшись в разговор. – Суббота, Дерибасовская, восемь вечера! Да в это время там демонстрация, настоящая толпа! Разве можно так глупо рисковать на глазах у всех? Давно прошли времена Японца. К тому же в этом доме не только ломбард расположен, но и другие серьезные конторы. А потому рядом со входом в Горсад, со стороны решетки, особенно в это время, будет торчать вооруженный милиционер!
– А ведь за дело! – хмыкнул Туча. – Суббота, у вечер-то такой гембель, шо увидят, где ходют четверо с пушками! Тю! Всем вам будет за вырви ноги!
– Ну, а когда ломбард брать, раз не вечером? – насторожился Кагул.
– И с Гаванной заходить нельзя, надо со стороны Горсада, – так же решительно продолжила Таня. – Там вход в парадные, в жилые квартиры, есть. Можно на чердак – а оттуда, через слуховое окно, добраться уже до ломбарда.
– Ты до Алмазной ушами заслушай, – серьезно сказал Туча. – Она дело говорит! Опыт. Та ще шкура, таких швицеров бомбила та обувала, шо и в твоих подметках не покажутся! Так шо за уши заслухай!
– И четверо мужчин – тоже нельзя, – Таня вдруг поняла, что страшно нравится себе самой. Она продолжала: – Четверо мужчин сразу привлекут внимание. Люди насторожатся. Особенно если те войдут все вместе. По-другому надо! Например, семейная пара и двое носильщиков, которые вносят и выносят вещи. И утро! Обязательно утро, лучше восемь утра. Тогда на Дерибасовской и в Горсаду совсем не много гуляющих. Можно пройти незамеченными.
– Хорошо, допустим… – задумался Кагул. – Восемь утра – согласен. А где семейную пару взять? Женщина – она ж тот еще гембель! И простую торговку с Привоза не возьмешь. Где ж сыскать?
– А я на что? – улыбнулась Таня, наконец высказав то, ради чего и затеяла весь этот разговор. – Скучно мне жить стало. Я за милую душу пойду!
– Тю! Ну наше вам здрасьте! – всплеснул руками Туча. – Напялила до пятки шкарпетки, да в пламя! Алмазная, ты такой гембель, шо хуже геморроя! Шо ты до шухера все лезешь и лезешь, бо черт пятки щекочет! У тебя дочь растет. Живи да не болей! Так нет, она мине делает вырванные годы за куриные гланды! Угомонися, ангина!
– Скучно мне жить стало, Туча, – с тоской снова произнесла Таня и вдруг вспомнила, что уже говорила ему эту фразу, и не один раз, все повторялось. – Жить, как все, я не могу. Так уж карта выпала, Туча. Моя всегда крапленая. Что уж тут поделаешь. Да и не могу я иначе, ты знаешь. Просто не могу никак.
Туча нахмурился, и Таня поняла, что он понял все правильно. Он всегда понимал все правильно – по душе ее и по глазам.
– Ох стервозная ты баба, Алмазная… Шо тот швицер в заднице! – тяжело вздохнул Туча и повернулся к Кагулу. – А до риску шо?
– А риску не будет, если одного человека с подводой – фургоном на шухере оставить, – снова вмешалась Таня, не дав Кагулу и рта раскрыть. – Двое носильщиков и мы – за семейную пару. Ну кто милицию звать станет, когда люди в квартиру грузят или выносят какие-то свои вещи? Кто б позвал? Ты б позвал?
– Мы пару стволов возьмем – на всякий случай, – сказал Кагул, не сводя с Тани восторженного взгляда, – да перья за голенищем… Выдержим и шухер, коли шо.
– Не понадобится, – решительно сказала Таня, – ломбард в десять утра открывается. Я знаю.
И тут же покраснела, поняв, что выдала себя с головой. В самые тяжелые моменты жизни она не раз ходила в этот ломбард и закладывала какие-то мелочи – драгоценные колечки, серебряную посуду. И не всегда выкупала их назад… Жить с ломбарда было унизительно. Таня никому не признавалась в том, что таким способом пыталась выжить. Вся душа ее просто переворачивалась от соприкосновения с нищетой. А ломбард и был символом этой страшной, пугающей, подстерегающей ее нищеты, от которой столько лет она пыталась уйти.
Но мужчины не поняли ее смущения. Они не понимали таких жестоких, рвущих женскую душу мелочей. И у Тани немного отлегло от сердца.
Туча с Кагулом внесли еще некоторые коррективы в ее план, но в целом он был принят на ура. В ломбард было решено идти в восемь утра в субботу.
Случилось так, что в четверг жена одного крупного и известного комиссара проигралась в карты в одном подпольном игорном доме в дебрях Косвенной. Это был дважды скандал. Во-первых, потому что проигрыш был очень крупный. В отчаянии от такой жуткой суммы жена комиссара напилась и устроила в заведении дебош, причем такой, что ее еле выставили. А во-вторых, она ни за что не могла признаться мужу в таком крупном проигрыше. В последний раз он прямо заявил, что ему легче прострелить ей голову, чем выплачивать эти бесконечные карточные долги. Причем его никто не посадит. А потому жена страшно боялась признаться супругу и тем более озвучить сумму.
Поэтому, протрезвев утром, она придумала следующую комбинацию. В домашнем сейфе мужа лежала тиара с гранатами и бериллами, отобранная при обыске какой-то еврейской семьи. Муж собирался продать эту ценность за границу и тайно искал покупателя. Учитывая его служебное положение, это было не так просто сделать, поэтому дело продвигалось медленно, а тиара спокойно лежала себе в сейфе, куда комиссар и не заглядывал.
План был до комичности прост: женщина решила заложить тиару в ломбард, расплатиться с долгом, а потом, распродав кое-какие свои драгоценности и одолжив денег по родственникам и друзьям, выкупить ее обратно. В общем, думала она, если все устроить как надо, муж ничего и не заметит.
Процесс одалживания и распродажи для выплаты долга не подходил, потому что он требовал времени, хотя бы двух недель. А долг требовали оплатить сразу, в течение одного-двух дней. За такое короткое время необходимую сумму можно было получить только в ломбарде. И, нисколько больше не сомневаясь, жена комиссара отнесла в ломбард тиару.
Сданное сокровище не оформили: в ломбардах всегда проводились левые сделки – за определенный процент. А поскольку эту женщину там знали как постоянную клиентку – она обращалась туда не раз, – деньги ей одолжили без проблем. И без документов.
Все это произошло в четверг. А в субботу в восемь утра тиара уже оказалась в руках Кагула и Тани, которые и сами обомлели, заглянув в сейф. Никто даже не предполагал, что в ломбарде может находиться подобная драгоценность! Тиара была помещена в чистую холщовую тряпицу, спешно найденную Кагулом для такого случая, и унесена из ломбарда на Дерибасовской в дебри Молдаванки, где Туча, Кагул и еще несколько серьезных людей в авторитете в полном изумлении склонились над ней.
Что произошло с женой комиссара и как она выкрутилась из жуткой ситуации, история умалчивает. А вот авторитет Кагула вознесся до таких невиданных небес, что затмил репутацию всех существующих главарей банд.
Но эта высота не вскружила Кагулу голову. Его большим достоинством было то, что он всегда умел мыслить рационально. Кагул прекрасно понимал, что успех этот – чистая случайность, и его необходимо закрепить. Кроме того, большая доля в этом успехе принадлежит именно Тане, которая помогла провернуть все без сучка и задоринки. Поняв, что она приносит ему удачу, Кагул решил все время работать с ней. Так для Тани началась старая новая жизнь, всколыхнувшая застоявшееся болото ее дней, полных тоски об ушедшем. А Кагул постепенно занял очень значительное и серьезное место в ее жизни.
Поначалу Таня даже не думала о нем как о мужчине. Она воспринимала его нейтрально, как еще одного представителя из криминального мира, а их она уже перевидала на своем бурном веку. Тане больше не хотелось никаких любовных увлечений, никаких новых романов. И она сама поражалась спокойствию своего тела. Ей даже стало казаться, что она больше никогда уже не будет испытывать страсть.
Исчезновение из ее жизни Володи и Мишки Няги, можно сказать, оставило в ее душе сквозную рану – навылет. И Таня к ней привыкла – ей казалось, что эта рана никогда не заживет, хотя безусловно, она перестала кровоточить. Рана себе и рана. Жить можно.
Но общаться с Кагулом Тане было легко и приятно. Он понимал ее с полуслова и всегда, когда было надо, оказывался рядом, очень мягко, ненавязчиво ухаживал за ней, проявляя небольшие, но приятные знаки внимания.
Кагул приглашал ее в дорогие рестораны, и ей было невероятно приятно посещать рестораны не по работе, не в поисках очередного клиента, а просто так. Дела у них шли блестяще, и он мог позволить себе угостить Таню лучшими напитками и блюдами. Она всегда любила разнообразие, узнавать что-то новое, и у нее был прекрасный вкус. Кагул дарил ей какие-то мелочи – духи, конфеты – и делал это так ненавязчиво, что просто нельзя было отказаться. Таня поражалась тому, откуда столько такта и воспитания у простого вора, и с какой легкостью он чувствует ее израненную душу.
Однажды она возвращалась домой, в Каретный переулок, где по-прежнему жила с Оксаной и Наташей, и увидела Кагула, который стоял на лестничной клетке у слухового окна. Он держал в руках огромную куклу – творение советской промышленности. Неказистое лицо игрушки было раскрашено бесхитростно – так, как раньше раскрашивали игрушки на сельских ярмарках. Смущаясь, Кагул протянул ей куклу:
– Это дочке твоей!
Никогда и никто из ее мужчин, даже Володя, ничего не дарил и не приносил Наташе. Таня была покорена! Она пригласила Кагула в квартиру. Оксана с Наташей как раз были на прогулке. И он стал ее любовником.
Оставшись один раз на ночь, Кагул остался совсем. Таня чувствовала, что он ее действительно любит. И была признательна ему за то, что он не требует от нее ярких проявлений любви. Их отношения стали прочными и вдруг начали напоминать настоящую супружескую жизнь, а налеты придавали тот самый дикий азарт, которого всегда не хватает в обыкновенной семейной жизни. Словом, Тане не на что было жаловаться.
Кагул относился к ней хорошо, любил ее, проявлял заботу и никогда не изменял. Она даже начала считать, что ей наконец немного повезло в жизни. Так было до того дня, как, уставившись в стекло автомобиля после налета на финдиректора Агояна, Таня вдруг стала понимать, что падает в страшную, безграничную пропасть, и никогда больше не сможет подняться, вернуться назад…
Жена Агояна медленно повернулась к раскрытой дверце сейфа.
– Мама, – снова заплакал мальчик, – мама, не смотри так!
На мертвом, умершем при жизни лице женщины больше не было никаких эмоций – только застывший белый гипс.
Она подошла к сейфу, не обращая никакого внимания на ребенка. Мальчик продолжал плакать, прижимая к лицу грязные кулачки. Медведь со стуком вывалился из его рук на пол. Обернувшись, женщина машинально подняла его с пола, сунула, не глядя, в руки мальчика, а затем снова повернулась к сейфу. Протянула руку внутрь.