Глава 3
ОДЕССА, 26 марта 1926 года
Дощатый забор сколотили наспех. Плохо отесанные сучковатые бревна сбили кое-как, в разных местах скрепив то веревками, то гвоздями, то просто известкой, надеясь на ее крепость, но цель свою они выполняли – место было огорожено, и становилось понятно, что территория складов, бывший свободный проход к морю, больше не свободна. Территория занята, проход закрыт.
Справа по-прежнему находился песчаный пляж, редкие камни которого, так же, как и острые осколки ракушек и мидий, не могли отвадить отдыхающих. Море в этом месте просматривалось далеко за горизонтом, и этому не мешали очертания мысов. Пенная полоса прибоя, накрывавшая пляж, приносила с собой богатый урожай водорослей и медуз.
Работники складов в свободное время всегда сбегали к этому месту, даже зимой. Стоило хотя бы десять минут вдохнуть полной грудью терпкий соленый запах, как жизнь начиналась по-новому, даже в самые темные дни играя новыми красками. Море придавало сил. А потому рабочих на складах хватало всегда. Здесь не было такой текучести кадров, как, к примеру, на складах на железнодорожном узле, расположенном в нескольких километрах ниже.
Слева от пляжа и, собственно, от открытого залива находились склады пароходства – три больших и длинных дощатых барака, плавно переходящих один в другой. Случалось, они стояли пустые – если корабли не заходили в порт, какой груз мог храниться в них? Но во времена смуты, смены властей, уличных беспорядков и кровавых боев в складах хранилось оружие. Забитые под завязку винтовками, гранатами, патронами, даже медикаментами, склады тщательно охранялись конными отрядами при полном вооружении. И когда вдоль побережья гарцевала грозная вооруженная конница, грабить их боялись все бандиты, никто из них не решался взять склады пароходства, полные оружия, дело было слишком серьезным и опасным. А у одесских бандитов, плохо организованных и еще хуже вооруженных после гибели Японца, не хватало ни стволов, ни людей.
Потом смутные времена закончились, и склады опустели. Все оружие было использовано, власть захвачена. Что можно было хранить в огромных ангарах, когда в подкошенной войнами и обескровленной новой, наспех сколоченной большевиками стране свирепствовали голод и болезни?
Когда к власти пришли большевики и начали проводить строгую ревизию всего имущества, находящегося в городе, склады тоже были поставлены на учет. А вскоре они заполнились дровами и углем – тем, что было необходимо в период жестоких зимних морозов и чего так не хватало в Одессе.
Часть складов зимой даже растащили на дрова. И в ближнем к морю ангаре зияли похожие на крысиные норы длинные дыры – местные жители выламывали и выпиливали дрова так хитро, что получался какой-то просто художественный узор.
Потом оказалось, что склады – очень удобная вещь. Их можно было обустроить, разбить на секторы и заполнять самыми разными товарами, которые отлично сохранялись в сухих, удобных и хорошо проветриваемых помещениях.
Начался нэп, и в склады потекли грузы – контрабандные сигареты и пшеница, детали для сельхозмашин и сукно – все, что душе угодно, с легкостью доставлялось в одесский порт, а оттуда уже распространялось по всей стране.
Один из складов, перегороженный ячейками, как самые настоящие соты, специально сдавали в аренду нэпманам. И самые лучшие рестораны и магазины хранили там получаемый из-за границы товар.
И вдруг оказалось, что со складами существует большая проблема! Территория была не огорожена, склады никем не охранялись, а местные жители как ни в чем не бывало сновали мимо важных складских объектов на расположенный по соседству пляж, ничуть не смущаясь тем, что за дощатыми стенами хранятся ценные дорогостоящие товары, предназначенные для развития молодой советской экономики.
Как люди идейные, большевики пытались навести порядок во всем. Власть всегда придерживалась политики, что порядок нужно наводить везде – начиная от идей в мозгах и заканчивая мусором на улицах. И с той же старательностью, с которой забивались все щели в стенах и ремонтировались проблемные места, когда склады готовились к работе, большевики начали обеспечивать их охраной. Для этого территорию требовалось оградить забором и поставить вооруженных охранников, желательно по периметру, с обязательной смотровой вышкой, с часовым, позволяющим высматривать посягающих на советскую собственность и с суши, и с моря.
Вот и был спешно сколочен забор. И хоть внешне он выглядел неказистым, однако был достаточно высоким, прочным и выполнял свою функцию. Какое-то подобие вышки тоже соорудили. Но ее дважды повалил штормовой ветер, шутки с которым на открытом берегу моря были плохи. Поэтому от вышки со временем решили отказаться. А вот от вооруженной охраны – нет. Для охранников сколотили серьезную будку – нечто вроде пропускного пункта, где, как уже упоминалось, всегда дежурили несколько вооруженных солдат. И через эти своеобразные ворота проходили на службу работники складов.
Для них вольница закончилась. Если раньше трудившиеся на складе, пакующие или сортирующие товары рабочие могли в любую свободную минуту выбежать из помещения и даже прогуляться по пляжу, то теперь эта вольница закончилась.
Территорию складов в рабочее время покидать категорически запрещалось. Мало того – при выходе из помещения в конце рабочего дня всех сотрудников обыскивали солдаты, и это, понятно, никому не нравилось. Людей для работы на складах требовалось все больше. Но проблемой это не было – несмотря на то что нэп несколько улучшил подъем экономики, в стране по-прежнему свирепствовала безработица, а потому со складскими рабочими вопросов не было.
Часовые на складах пароходства сменялись по очереди. Дежурство было самым нелюбимым делом для солдат из военного гарнизона, особенно ночью: сидеть в будке приходилось безвылазно, а по ночам еще и скучно, так как рабочих не было и не было к кому придраться или кого обыскать.
Поэтому двое молоденьких солдат беззаботно играли в домино, забивая козла на потемневшем от времени столе, лишь поневоле прислушиваясь к завываниям ветра, гонявшего тучи песка по пляжу, – уж слишком он шумел. Штормило. Пенные валы накатывали на берег со свирепым ревом, вгрызаясь острыми клыками брызг в подмокший темный песок. Следы от этих клыков не пропадали – там, где они отметились, возникали ямки, похожие на долго не заживающие раны, кровоточащие, постепенно заполняющиеся морской водой. Ветер уныло выл над морской стихией. Пошел мелкий, противный дождь, но тут же перестал. Было похоже, что вот-вот начнется песчаная буря.
Это начало весны – март и апрель – в Одессе всегда славилось своими ветрами. Штормовые ветры свирепствовали с такой силой, что сворачивали все на своем пути – начиная от крыш домов и заканчивая пришвартованными рабочими лодками. Порывистый ветер сбивал людей с ног, рвал их одежду, а на побережье бесцеремонно забивал нос и глаза песком. Было очень тяжело появляться на улице в такую погоду. Рыбаки и моряки, зная это, никогда не выходили в море в этот период – любому, даже начинающему моряку было известно, что разбушевавшийся мартовский ветер намного опаснее штормового моря.
Так что солдаты, от скуки забивающие козла, с нетерпением поглядывали на прибитые к стене часы и прислушивались к завываниям ветра, плакавшего и стонавшего почти человеческими голосами. На заборе возле караулки была прибита керосиновая лампа. Раскачиваясь, она издавала надсадный скрип, навевая тоску. Солдаты ждали окончания смены.
– Два часа еще… – вздохнул тот, что постарше. – Сил нет тут сидеть!
– Может, наверх, к домам, за вином сгоняем? – оживился более молодой.
– Я тебе сгоняю! На губу захотел? – рявкнул старший. – Забыл, что два дня назад здесь было? Хорошо, если на губу, а то и к стенке пойдешь! Этих, что два дня назад пост оставили… – Он с опаской покосился в угол, как будто кто-то мог его подслушать.
– Та ну! И шо? – побледнел его товарищ.
– Того… К стенке! – шепотом закончил рассказ первый. Оба замолчали. Лампа снова издала громкий, совсем невыносимый звук, застонав с таким остервенением, что у обоих солдат аж свело скулы.
– Твою мать!.. – выругался старший. – Сбить ее, что ли?
– Да погоди ты! – Молодой вдруг стал вслушиваться в темноту. – То не лампа. Кричит кто-то!
– Да кто кричать будет в такое время, при буре? – не поверил товарищ. – В такую погоду собака хозяина из дома не выпустит, шо уж по побережью шляться…
– Наоборот, – машинально поправил второй, – хозяин собаку…
– Шо? Умника строишь, борзый, швицер? – обиделся напарник.
– Да погоди ты! Вот послушай. Кричат. Слышишь? Вот теперь…
Оба замерли. И действительно, сквозь шум ветра и скрип лампы отчетливо послышался женский крик.
– Матерь Божья! – машинально перекрестился тот, кто был моложе.
– Ты шо творишь? Вот я тебе руками помахаю! – шикнул на него товарищ. – Тебя чему на пролитпросвещении учили? Нет Бога! Нету! И не было никогда! Байка то, шоб пролетариат обманывать!
– Может, и нету… – вздохнул молоденький, – да только когда оно такое… так само…
Слова его прервал вновь раздавшийся крик, в этот раз прозвучавший ближе и отчетливее. В этом крике была такая невыразимая мука, что оба солдата впервые в жизни испытали настоящий страх. Да не тот легкий испуг, который хоть и холодит нервы, щекочет кожу, но позволяет почувствовать себя сильнее, а глубинный, первобытный ужас, пришедший из темных, далеких времен, ужас, от которого заканчивается воздух и стынет в жилах кровь.
И, словно стремясь закрепить это ощущение, мгновенно парализовавшее обоих, крик зазвучал в этот раз совсем близко, раздавшись с новой силой. И в нем было невероятное, непередаваемое отчаяние. Громкий, пронзительный, этот крик бил по воспаленным нервам охранников и выворачивал наизнанку душу, словно подчеркивая ощущение безысходности, беззащитности перед чем-то тайным и страшным.
– Призраки… – шепотом произнес тот, что помоложе, выронив из дрожащих пальцев косточку домино на стол. Она упала с резким звуком, от этого оба вздрогнули.
– Призраки… – повторил он. – Я слышал, в ненастье по берегу моря ходят…
– Какие еще призраки! – огрызнулся его старший товарищ, пытаясь сохранить видимость бесстрашия.
– Души умерших рыбаков… Те, кто в шторм утонул… – шепотом сказал молодой, – в ветер… когда шторм… нельзя в море выходить. А они вышли и не вернулись. Я знаю. Мне тятька рассказывал. Он моряком был.
– Выдумаешь… – тоже машинально понизив голос до шепота и пытаясь спрятать под стол дрожащие пальцы, отозвался старший. – Нету никаких призраков! Нету! Были, да все вышли! Как и Бога нету!
– А вот дудки! – как-то по-детски запротестовал молодой. – Еще как есть! Слышь – по берегу ходят! Недаром бывалые люди говорят: когда ненастье, буря или шторм, на берег моря нельзя выходить. Можно встретить тех, с кем лучше не встречаться… – От страха он повторял одно и то же, но, похоже, не замечал этого.
– Вот еще… – весь сжался старший.
– Точно тебе говорю! Бродят по берегу в шторм утонувшие души! Те, кто в такую же бурю в море пошел. Предупреждают живых. А кого встретят, с собой утащат. На морское дно…
– Да ну тебя! – выдохнул напарник. – От твоих рассказов и поседеть можно. Ветер это воет. Просто ветер. Шторм. – Было непонятно, кого он убеждает – товарища или себя.
– И ветер кричит? – встрепенулся молодой.
В этот раз крик прозвучал так близко и отчетливо, что оба подскочили с места.
– Ну какого черта всех остальных отсюда убрали, а нас двоих тут оставили! – в сердцах отозвался старший. – Раньше как хорошо было – вдоль всего забора по человеку расставили, и никакая контра не подберется. А теперь что? Мы тут двое первыми, да еще двое сзади, да человека три на складах будут. Это что, охрана для таких складов? Тут же что угодно быть может! И какого черта людей поубирали!
– Ты душу-то не трави, и без тебя тошно, – жалобно отозвался младший.
Крик приближался. Оба снова вскочили с места и теперь уж потянулись к винтовкам.
– А может… того? – Младший с надеждой посмотрел на товарища.
– Чего – того? – нахмурился тот.
– Пальнуть в темноту, а? Шоб оно так выть перестало?
– Больной совсем? А ну как там люди? Шо с нами сделают?
– Да какие там люди! Призраки колобродят! – дрожащим голосом отозвался младший солдат.
– А если призраки это, то им твои пули до одного места! Только пуще разозлишь, и за нами они сюда придут. Вот что… Надо сходить посмотреть.
– Я не пойду! – с ужасом замахал рукой молодой, сжимая в другой винтовку. – Ни за шо, вот те крест, хоть Бога и нету! Ни за шо! – Он начал креститься левой.
– А ну тихо! – насторожился старший. – Слушай…
Оба замолчали. Сквозь завывания ветра и скрип лампы уже отчетливо стал слышен женский крик, в котором можно было разобрать человеческие слова:
– Помогите!.. Ой, лишенько!.. Помогите!..
– А ну пошли! – решительно скомандовал старший и, вскинув винтовку на плечо, шагнул в темноту. Его товарищу не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.
На улице было страшно – ветер выл, швырял в лицо тучи песка, сбивал с ног… Старший закашлялся. Молодой, дрожащими руками выставив винтовку в темноту, хоть и срывающимся голосом, но зычно крикнул:
– Стой! Кто идет!
Лампу качнуло, и резкий сноп света упал на дорогу, ведущую от пляжа. По тропинке бежала женщина. Оба солдата разглядели это отчетливо. Женщина была одета как простая крестьянка – длинная юбка билась вокруг ног, мешая ходьбе, на плечи упал платок, растрепав длинные светлые волосы, которые ореолом вились вокруг ее головы, шевелясь, словно змеи на голове легендарной Медузы Горгоны.
– Помогите!.. Люди добрые!.. Есть здесь кто? На помощь! Ой, лишенько!.. – вопила женщина, стремительно приближаясь к солдатам.
– А ну тихо, тетка! – рявкнул старший. – Ты кто такая? Что произошло?
– Задавило!.. Там… на дороге! Человека телегой задавило!..
– Кого задавило, где? – заморгал молодой.
– Так мужа моего!.. Телегой задавило!.. Сорвало телегу-то с привязи, да на мужа мого! Осью к земле придавило! Кровушки-то, кровушки сколько… Ой, люди добрые!.. Ой, помогите!
Женщина упала на колени и стала пытаться поцеловать солдатам руки. Старший ухватил ее за плечи и резко поднял вверх:
– Тихо, тетка! Чем помочь-то?
– Так телегу отодвинуть, поднять с него, шоб не умер он там! Ой, люди добрые, Христом-Богом молю!.. Не дайте помереть мужу… Детки наши, детки-то как будут? Ой, не дай Господи, лихо-то какое! – кричала не умолкая женщина.
– Сходи, что ли… – нерешительно сказал старший.
– Да не справится он один, сопливый совсем! – услышала его женщина. – Телега-то большая! Оба, оба вас надо, оба вы за быстро поднимете!
– Как оба? Пост оставить? Да ты что, тетка! – рассердился старший.
– Да нету же ж тут никого, кто ж в такую ночь придет! Нету, и охранять нечего. Помрет! Ведь помрет он! Совсем помрет, ой, лишенько… – Вытянув руки вперед, женщина упала лицом на землю и закачалась.
– Давай сходим! Умрет ведь человек. А так поможем, и назад быстро. Никто и не узнает, – вопросительно посмотрел на напарника молодой.
– Где телега, далеко? – вздохнул тот.
– Да тута она, за поворотом! Совсем близко…
– Ладно, веди. Пять минут, и всё.
Тетка с легкостью, удивительной для ее возраста, поднялась и вцепилась в него: – Пошли, пошли…
Она повела солдат за собой на проселочную дорогу, которая пролегала рядом с холмом и огибала пляж. Так, втроем, они повернули в сторону. А дальше… Солдаты так и не поняли, как это произошло. Вдруг совсем близко появились всадники. Они высыпались из-за поворота и мгновенно окружили солдат так быстро, что те даже не успели схватиться за винтовки. Женщина замолчала и отошла, совсем не боясь гарцующих коней.
– Вот что, ребята, – вперед выехал молодой темноволосый человек, – крови нам не нужно. Зла вам никто не сделает. Вы винтовки отдайте…
Тут только часовые разглядели, что всадники целятся на них из темноты, поэтому оружие отдали беспрекословно. Им связали руки и ноги и оставили лежать на дороге. Женщина лихо вскочила за спину темноволосого, и с шумом и гиком всадники унеслись прочь.
Вход в склады был свободен. Караулку никто больше не охранял, и всадники – вооруженные бандиты – беспрепятственно проникли на территорию. Не ожидавшие нападения часовые на задней стороне склада были разоружены очень быстро – всадники окружили будку, в которой они находились, несколько человек ворвались внутрь. Солдаты не успели оказать никакого сопротивления. Их связали – как и тех, на дороге, – и оставили внутри.
Однако без перестрелки все же не обошлось. Она началась возле дверей входа. Бандиты с шумом выбили двери тараном, составленным из двух бревен, лежащих во дворе. На этот шум выскочили трое охранников, которые открыли стрельбу. Однако они были в невыгодном положении – ничего не видя, солдаты палили наугад, в темноту, не понимая, кто их окружает и сколько врагов. Вскоре у них закончились патроны. Бандиты ворвались внутрь склада, связали солдат и оставили лежать во дворе.
Затем они принялись набивать мешки товарами и забрасывать их на спину лошадей. Чего только на складе не было – даже продукты и лекарства! Но бандиты брали только то, что стоило дорого, но унести было легко.
Им несказанно повезло: в задней части склада, который брали в аренду нэпманы, стояли несколько ящиков с ювелирными изделиями из золота и серебра – партия продукции Одесского ювелирного завода ждала отправки в Европу.
Трое бандитов принялись лихо срывать замки и пересыпать драгоценности в холщовые сумки. Внезапно раздался скрип открываемой двери. Они обернулись – в склад осторожно вошла женщина.
– Я же обещал тебе – никакой крови, – улыбнулся ей темноволосый. – Кто еще бы так взял склад, шоб никого не замочить?
– Я, – тихо сказала женщина. – Склад взяла я.
Темноволосый не стал спорить.
– Во, гляди, бриллианты… Хочешь кольцо с брюликом? Посмотри какое!
– Нет, – женщина буквально отшатнулась от него.
– Да почему? – искренне удивился темноволосый.
– Ненавижу золото, – четко произнесла женщина и, развернувшись, быстро пошла прочь…