Я возвращаюсь к Клинту только в половине восьмого вечера. Уже вполне успокоившаяся, уверенная, как ни странно, в правильности своего поступка. По крайней мере все закономерно и объяснимо, а я не показала себя трусихой. У всех нас есть маленькие слабости, но правда в том, что этот день сделал меня сильнее, а спустя год я смогу гордиться достигнутым. Желательно еще получить хорошую характеристику. Над ней тоже придется поработать.
Полчаса назад Боуи встретил меня в приемной с контрактом в одной руке и ручкой – в другой. Мне было не по себе от мысли, что я отвлекаю его от дел, но он выглядел так, будто все помощники Эперхарта обязаны местом исключительно ему. Может, так и есть. Пожалуй, не принимай Боуи мер по вербовке новичков во вражеский стан, он бы исполнял обязанности всех одиннадцати – хотя нет, уже двенадцати – личных помощников в одиночку.
Все пять минут, что я провела в приемной, я испуганно косилась на дверь, из-под которой лился свет, но Эперхарт так и не явил свою грозную персону. Боуи тоже никак не комментировал мое поведение, явно заподозрив между мной и большим боссом тяжелый разговор, вылившийся в мое нежелание подписывать контракт. Но виду он не подал, за что ему огромное спасибо.
Клянусь, если бы не этот парень, я бы сейчас уже паковала чемоданы.
– Я подписала контракт, – сообщаю я с порога, не зная, радоваться или плакать. И не уверена, можно ли мне говорить даже об этом. Хотя ну смешно же. – И это последнее, что я могу тебе сказать, – шучу мрачно, стараясь поменьше обо всем думать. Я уже додумалась до одного разговора, вылившегося в предложение, к которому я оказалась морально не готова.
– А я уже знаю, – хитро улыбается Клинт. От его теплых глаз мне становится в тысячу раз легче, вот только…
– Откуда? – Я хмурю брови, предвосхищая очередную подлость.
И тут он достает из-за спины бутылку шампанского.
– Что это?
Сорвавшись с места, я подхожу ближе и выхватываю бутылку. Дорогое шампанское, хорошее. Попахивает проделками совершенно определенного человека. Впрочем, я на этом острове знаю только Эперхарта, Боуи и мистера Дейтса. Ах да, Карла еще, чуть не забыла.
– Когда доставили бутылку?
– Примерно час назад, – удивленно вскидывает брови Клинт. – А в чем дело?
Я закусываю губу, осознав, какой я была наивной. Боуи, значит, звонил мне. Боуи, черт его дери! Ну он у меня получит! Доверчивая, доверчивая девчонка. Эперхарт разводит меня как последнюю идиотку, и уже не впервые. Это по его приказу отдел кадров передал Боуи контракт и по его приказу Боуи мне позвонил. Розыгрыш. Все один сплошной розыгрыш. И мое назначение тоже. Чертов манипулятор! Выходит, предложение переспать действительно было проверкой, а согласись я (ну, в другой реальности, конечно же), он бы тотчас вышвырнул меня с острова лично? Отлично, надеюсь, теперь он в моей профпригодности не сомневается.
– Карточка была? – спрашиваю я, с трудом подавляя желание выбросить бутылку нераспечатанной.
Клинт уже не спрашивает, зачем я интересуюсь, он благоразумно молча передает мне карточку, подписанную острым, размашистым почерком: «С новым местом. Р. Эперхарт».
Этот гад не просто заставил меня подписать контракт – он заставил меня понять, благодаря кому я его все-таки подписала. Хотела, чтобы твои деловые качества оценили, Вэлли? Получай. Тебя обманом захомутали на целый год!
– Вэл, а что это за мешок? – уточняет Клинт, придирчиво рассматривая мой унисекс-костюм, соответствующий моде: мужского кроя пиджак и брюки в пол, как у Виктории Бэкхем. – Или в твоем контракте прописано и это тоже?
– В моем контракте прописано, что если я тебе об этом скажу, то отдам сумму, которую заработала бы за год, поэтому давай просто откроем эту чертову бутылку и включим фильм.
– Работа мечты оказалась не такой славной, как представлялось? – понимающе щурится Клинт, ловко снимая пробку.
– И не говори, – вздыхаю я, подставляя уже припасенный бокал. – Кино выбираешь ты!
– Идет, – легко соглашается он. На самом деле, это даже не вопрос, Клинт куда лучше моего разбирается в новинках. Да и не в новинках, если совсем честно.
– А ты чем занимался?
– Зарегистрировал хостинг для собственного сайта, отдал взнос за три месяца и теперь точно буду спешить, иначе деньги на ветер. Стимул такой. Потом позагорал на пляже, почитал статьи по работе…
– Я тебя ненавижу, – грустно хлюпаю я носом. Я бы тоже с удовольствием повалялась на пляже, а не вот это вот все. – И что такое хостинг?
– То, что ты, к счастью, никогда не узнаешь, Вэл, – сладко тянет он, наслаждаясь этой мыслью. – Я теперь тоже буду оберегать свои секреты. Для ровного счета.
Засмеявшись, кажется, впервые за этот день, я послушно тянусь к подставленным для поцелуя губам, а затем переодеваюсь под жадным взглядом жениха в его же футболку и веду его на диван смотреть очередное творение Гая Ричи. Я немного тушуюсь, когда Клинт начинает задирать футболку, поглаживая кожу над резинкой танга. Но потом вспоминаю, что мне совершенно нечего стыдиться, и позволяю ему делать со мной все, что он хочет. Сегодня его родное тепло многократно желаннее. Я бы никогда не променяла его на Эперхарта. Никогда!
***
На второй день я приезжаю на работу сильно раньше положенного (ибо в моем контракте появился пункт о неопоздании), но уже застаю на рабочем месте Боуи. Помимо воли с досадой замечаю, что его образ подобран так же вдумчиво, как и вчера. Должно быть, скоро я все же попытаюсь переодеть Клинта. Ему бы пошло такое… Стоп. Я же пришла сюда ругаться!
– Еще раз проделаешь со мной такой трюк, и я запишу тебя в стан высокомерных ученых. Неужели ты не догадывался, что Эперхарт даст мне понять, кто на самом деле «заставил» меня подписать контракт.
– Валери, – серьезно говорит Боуи, поднимая на меня глаза за стеклами очков. – Я не прочь подружиться с тобой, ты мне нравишься. Но еще я работаю на Эперхарта, и тут дружба отходит на второй план. Да и потом, я искренне считаю, что это отличное место, а ты прекрасно впишешься в коллектив.
– Отлично, я безмерно счастлива. Но мое обещание в силе!
Поймав слабую ответную улыбку Боуи (а он, к слову, совсем не улыбчивый тип, несмотря на все прочие положительные качества), я перехожу к рабочим вопросам. И выясняю, что хоть он и советовал мне расспросить его обо всем и даже больше, сделать это ой как непросто, учитывая его общую загруженность. Согласовывая со мной график посещения частей концерна, он ориентируется сразу по двум блокнотам, в одном из которых расписание дел Боуи, а в другом – Эперхарта.
– Так, – морщится он наконец, – перед самым обедом у меня небольшое оконце, можно будет посетить научный центр и коротко рассказать тебе об основных направлениях…
– Не трудись, Боуи, – вырастает в дверях высокая фигура Эперхарта.
Я почувствовала, как он подошел, секунд десять назад: каждой клеточке моего тела стало не по себе от его взгляда. И как бы я ни уговаривала себя, что виной моему ознобу включенный на полную мощность кондиционер, это отнюдь не так. Я бросаю на этого ужасного человека один-единственный взгляд и тотчас жалею об этом, натыкаясь на усмешку. И мне еще с ним работать.
– Сроки по гонконгскому заказу горят, но новостями меня никто не балует. Поэтому я решил проверить готовность лично. Захвачу с собой мисс Хадсон. Кто-нибудь из молодняка объяснит ей, что и где тут творится.
В этот момент я очень надеюсь, что бедные заикающиеся ученые так увлекут Эперхарта, что у него не останется никакого желания общаться со мной сверх допустимого минимума. Разве мультимиллионеры с собственным островом не должны быть до тошноты занятыми типами, без конца разговаривающими по телефону?
– И что вы стоите? – интересуется Эперхарт раздраженно.
Потому что думала, он хоть в свой кабинет наведается.
– Ты привыкнешь, – пожимает плечами Боуи, ничуть не стесняясь присутствия босса.
И снова я семеню по коридору рядом с Эперхартом, который – да, Алилуйя! – отдает по телефону короткие, рваные указания, перемежающиеся с приказом «короче». Он явно не выносит отступления от темы. Следует это запомнить и говорить только по делу. Тем более что это полностью вписывается в мою стратегию: как можно меньше Эперхарта. Вчера, поглядывая одним глазом в экран ноутбука Клинта, я вовсю утешалась тем, что едва ли буду видеть нашего СЕО каждый день. Следует перетерпеть первое время, и наше общение постепенно сузится до брифингов и отчетов.
– Еще вам следовало выпрямить волосы, стереть лак, а лучше и вовсе срезать под корень ногти и перебинтовать грудь.
Я закатываю глаза. Ожидала ядовитой ремарки по поводу своего бесполого внешнего вида, но не так же грубо. Я действительно стянула волосы на затылке и зализала их гелем, но пара непокорных прядей еще по пути сюда выскочила из прически, легкомысленно обрамляя ненакрашенное лицо. Но мой костюм-унисекс просто чудесен. Жаль, что длина брюк не позволила отказаться от каблуков. Впрочем, высокий рост – очень даже по-мужски, а ткань закрывает туфли почти целиком.
– Моя оплошность, завтра учту. Как видите, я уже встала на путь исправления. И… спасибо за шампанское, сэр. Хотя вы немного промахнулись со временем: его доставили до того, как я подписала контракт.
– Неужели? – спрашивает он с издевательским смешком, а я невольно моргаю, заметив у него на щеке глубокую ямочку. – Экая неловкость.
Эперхарт неожиданно хватает меня за локоть и оттаскивает от входа в сторону. Что?
– Мы разве не…
– Мы поедем на гольф-каре. Так быстрее.
Я в жизни столько раз не слышала слов «время» и «быстрее», сколько за последние два дня. Эперхарт влезает в небольшую машинку так, будто делает это по несколько раз в день, а я долго ерзаю на узком сиденье, стараясь устроиться поудобнее и отодвинуться от этого человека как можно дальше. Он наблюдает за моими попытками с насмешливым любопытством и, думаю, прекрасно понимает, что является тому причиной. Такое чувство, будто вчерашний тяжелый разговор только по мне до сих пор царапает. Эперхарт выруливает из небольшого углубления, которое, видимо, является своего рода гаражом, а я старательно отвожу взгляд от вздувшихся вен на тыльной стороне его ладони.
Предприятие-город. Здесь есть и огромные здания, и как будто даже квартальчики, и дороги, и переходы. Но нет машин в традиционном смысле: либо гольф-кары (коих, к слову, совсем не много), либо автомобили, используемые для отгрузки товаров. Тем не менее территория так велика, что еще вчера я недоумевала, как здесь люди все успевают. А оказывается, ответ прост: своеобразный транспорт все же имеется.
– Гольф-карами может пользоваться любой сотрудник компании, единственное условие – следить за аккумулятором. Не уходите, пока не загорится значок индукционной зарядки, – щелкает он ногтем по упомянутому табло. – Ну и желательно еще не брать последний кар, если ситуация не критическая, на случай, если вдруг кому-то нужнее. – Теперь, когда он перешел на исключительно деловой тон, мне стало намного спокойнее. – Наше предприятие занимается созданием практически всех элементов систем передачи сигнала с помощью лазерных лучей. То есть мы делаем лазеры, системы управления, телескопы, датчики, зеркала… все-все. С помощью лазерного излучения передается электроэнергия, информация, также оно используется в медицине, есть попытки использования излучения для вывода космического мусора с околоземной орбиты и даже запуска термоядерных реакций. В общем, спектр огромен, и эта отрасль расширяется безгранично. Для островных потребителей лазеры имеют особое значение. Наш уже снабжается электроэнергией и интернетом по беспроводным каналам, доказывая тем самым эффективность подхода. Он – наша главная реклама. Любой может приехать сюда и увидеть все собственными глазами. Передающие телескопы расположены высоко в горах. – В этот момент он указывает на прикрытую сизой дымкой макушку горы. – Теперь о том, что у нас здесь. Здание слева – производство оптики: зеркала, линзы. Напыление, полировка, шлифовка. Следующее слева – сборочный цех телескопов. За ними – тестовый полигон…
Он проводит ускоренную экскурсию по огромной территории концерна, и я невольно заряжаюсь его энтузиазмом, да и вообще позитивом. Идея стать даже маленьким винтиком в таком масштабном механизме – уже интересно! И сложно, это действительно сложно. Одними языковыми знаниями не спастись, что бы я там себе вчера ни напридумывала. Получается, надо двигаться вперед – к новым вершинам. И я не сомневаюсь, что у меня получится.
– Научный центр, – наконец, паркует гольфкар Эперхарт и все так же ловко выпрыгивает из кабинки. Я обнаруживаю, что мы вернулись практически к зданию администрации, то есть наш CEO действительно провел мне экскурсию по территории и брал машину только за этим. Мысль оказывается неожиданно приятной, и мне приходится себя одернуть.
В научном центре становится понятно, что Эперхарт визитами своих ученых не балует. Встречают его с суеверным ужасом на лицах. Меня бы на его фоне проигнорировали даже будь я полностью голой. Вокруг начальства собирается кружок жаждущих и страждущих что-то обсудить, а те, кто званием пониже, напротив, медленно расползаются по углам. Очевидно, взбучки Эперхарт устраивает такие, что мама дорогая. Наорал – и пропал?
– Стоп! – рявкает он, прерывая поток просителей. – Это мисс Хадсон, новый ответственный за привлеченные контракты человек. Найдите кого-нибудь, кто ей здесь все покажет. А ко мне только господин Джанг, я здесь исключительно из-за гонконгского контракта, по которому мы, как я понял, срываем сроки.
После этих слов от кучки экспертов, собиравшихся терроризировать большого босса, отрывается один человек и, окинув пространство хищным взглядом, выцепляет молодого парня по имени Челси. Мне приходится гадать, имя это или фамилия, но спросить я не решаюсь. Судя по Боуи, здесь принято обращаться по фамилиям, и тем не менее сам Боуи называет меня Валери. С этим надо разобраться.
Поначалу Челси говорит коротко и даже неохотно, но я всячески стараюсь выглядеть максимально дружелюбной. Спустя десять минут моей практически непрекращающейся улыбки, согласного кивания и даже вопросов, парень начинает оттаивать и поглядывать на меня с интересом.
В этом здании собралось несколько групп, каждая из которых занимается собственной задачей. Сам Челси задействован в той, которая занимается моделированием и компенсацией атмосферных колебаний. Я запоминаю это, так как его помощь может понадобиться мне во время переговоров с арабскими заказчиками. Что-то подсказывает мне, что с этим парнем вполне можно договориться. По этой причине я даже немного рассказываю ему о нашей с Клинтом отнюдь не самой безоблачной дороге до острова (мы пару раз заблудились), и в итоге ухожу с телефонным номером Челси и фразой «В случае необходимости звони».
Когда мы возвращаемся в общий зал, выясняется, что Эперхарт даже близко не освободился, но его настроение сменилось на противоположное: теперь он едва ли не плюется огнем.
– Я не понимаю, если у нас уже были проблемы с полировкой зеркал, неужели нельзя было найти человека, который может с этим справиться? – рычит он на мужчин, втягивающих головы в плечи. Отчего-то это выглядит так, будто строгий учитель отчитывает первоклашек.
– Это сложно, сэр, мы находимся на изолированном острове, а каждого кандидата приходится не только собеседовать, но и проверять в деле. На такое требуется время. За последний месяц мы перебрали пятерых человек, но ни один нас не устроил. Никто из них не способен довести поверхность до требуемой длины волны, – вздохнув, берет на себя удар мужчина в очках с линзами толщиной с полпальца.
– Прекрасно. Допустим, это действительно так, но тогда скажите, мы что, единственные, кто занимается полировкой зеркал?! Почему невозможно было отправить напыленное зеркало на полировку в другое предприятие?
– Эм, – неловко переглядываются ученые, переминаясь с ноги на ногу.
– Ну же!
– Вы же понимаете, что этим вопросом занимался менеджер проекта. Согласно его отчету, все компании, способные отполировать зеркало такого большого диаметра, либо наши конкуренты, либо являются военным объектами. Нам не нужно объяснять вам, в чем причина отказа последних…
– Хватит! – рявкает Эперхарт, прикладывает пальцы к виску и с закрытыми глазами совершает несколько круговых движений. – Как я понимаю, об этой небольшой проблеме вам известно уже две недели как, но Гонзалес сообщил мне вчера, что вы собирались справиться своими силами, не «тревожа» меня. И ничего. А значит, вот как мы поступим: если еще через две недели у нас не будет зеркала с соответствующими параметрами, я заменю весь оптический отдел.
У бедняги ученого бледнеет даже оправа очков. А Эперхарт оборачивается ко мне так резко, что я механически отступаю на шаг и удостаиваюсь ироничной улыбки.
– Едем назад, мисс Хадсон.
На обратном пути я стараюсь лишний раз даже не смотреть на босса. Так твердит мне инстинкт самосохранения. Но, если честно, это мучительно. Мне очень хочется запечатлеть в памяти его именно таким: с металлическим взглядом и сжатыми в одну линию губами, чтобы больше никогда не думать о вчерашнем предложении, которое занозой сидит у меня в голове, мешая и работе, и личной жизни, и вообще адекватному восприятию ситуации.
– Идите за мной, – бросает он, едва нам стоит ступить в холл административного здания, и буквально тащит меня за локоть по путаным коридорам. Я едва замечаю, как в его руке мелькает карточка доступа: впечатление, будто двери перед ним сами раскрываются. – Это отдел менеджмента, здесь сидят люди, заключившие минимум один контракт, – поясняет он коротко, а затем громко зовет: – Гонзалес!
Парень, до этого расслабленно болтавший с красавицей по соседству, подпрыгивает в кресле и оборачивается. Я успеваю заметить, как глаза Эперхарта сужаются, превращаясь в две злые щелки.
– Да, босс.
– Перешли мне данные полировщика зеркал по гонконгскому контракту. Он уволен. И ты уволен тоже. Зайди в отдел кадров и рассчитайся до обеда.
Парень бледнеет лицом и даже будто бы меньше ростом становится. В точности как ученый несколько минут назад. И, наверное, как я. Потому что мне становится страшно. Очень и очень страшно!
– Но… – начинает он, но, еще раз глянув на Эперхарта, лишь сползает в кресле, бормоча снова: – Да, босс.
– Сибил, берешь на себя Гонконг.
Та самая красавица, с которой болтал Гонзалес и которая, как мне помнится по вчерашнему разговору, выбила внеурочный ЮАР, хмурится:
– На мне координация двух проектов уже сейчас. Я просто физически не успею.
– Пару минут назад ты не была занята.
После этой фразы Эперхарта доносится несколько придушенных смешков, явно свидетельствующих о том, что Сибил здесь недолюбливают. За успех или не только? Моя женская интуиция так и вопит, что острота начальственной реакции вызвана отнюдь не только косяком с полировкой зеркала. Я присматриваюсь к девушке повнимательнее и отмечаю, насколько она хороша. Черные шелковые блестящие волосы, полные губы, которые едва ли натуральные, острые скулы – вот они точно натуральные, такие из бесформенности не вылепить – и фигура из разряда «все как надо и где надо». Такую внешность из памяти не сотрешь.
– Вот что бывает с теми, кто думает о себе больше, чем представляет на самом деле, – говорит Эперхарт, едва покинув отдел менеджмента. – Теперь вы видели все самое главное и можете идти работать. Самолет Кайеда сядет в Дубае в районе трех часов дня. К вечеру я жду копию письма по горячим следам переговоров. Повторите ему перечень вопросов, ответы на которые я требовал во время вчерашней встречи. Напомните, что мы ждем результат к концу этой недели.
Я удивленно моргаю, но молчу.
– О чем вы так усердно думаете? – раздражается Эперхарт.
– На каком языке мне писать, сэр?
Чертыхнувшись, он закрывает глаза и, кажется, про себя досчитывает до десяти.
– Я так понимаю, английский вас не устраивает в силу квалификации, которой вы вчера гордо трясли у меня перед носом? Но все же напишите на английском, чтобы у меня не осталось сомнений в вашей способности связно изъясняться. Кайед отлично понимает по-нашему. Что-то еще?
Да, есть! Зачем тогда ему лингвист в роли личного помощника?!
– Нет, мистер Эперхарт.
В свое рабочее кресло я не сажусь, а оседаю. На часах половина двенадцатого, но чувство, будто я отработала двойную смену.
– Привет.
Около моего стола останавливается улыбчивая светловолосая девушка со стрижкой пикси. Я ее не знаю, но видела в кабинете. Она тоже из числа личных помощников.
– Я Элейн Гейз. Австрия. Идешь на ланч?
– Э-э, да.
Несмотря на то, что я слегка теряюсь от ее нехитрого предложения, оно мне очень по душе. Я еще не успела обзавестись знакомствами, а провести целый год в одиночестве – не слишком заманчивая перспектива. Я поднимаюсь так скоро, что ударяюсь коленом о стол и негромко чертыхаюсь, потирая ушибленное место.
– Не спеши.
– Ты первый человек, который мне это сказал, на всем острове.
Она начинает весело и очень искренне смеяться. Обычно чем теплее климат, тем ленивее жители. Но если вы так считаете, то точно не были на острове Эперхарта! Здесь все бегут, сшибая друг друга. Заразно, наверное.
– Я Валери Хадсон… Эмираты? – пытаюсь я перенять местную манеру представления.
– Точно. И я знаю. Боуи про тебя все уши прожужжал. Ты ему понравилась. – Тут она тушуется и исправляется: – Я не в том смысле. Просто понравилась.
– Я так и подумала, – улыбаюсь я, смягчая полный обоюдной неловкости момент. – Он ведь женат на своей работе.
Тут я немного теряюсь от собственной логики, потому что в этом смысле Эперхарт определенно женатее и тем не менее предложил мне переспать. Или в его случае пройдена точка невозврата и любые отношения, кроме рабочих (с примесью интима), уже невозможны в силу чрезмерной занятости? Да нет же, я все придумываю. Просто это была такая проверка. Иначе не смотрел бы он на меня как на пустое место. И если я буду думать по-другому, то в принципе не смогу с ним работать.
Господи, ну зачем я вообще гоняю эти мысли?!
Мы с Элейн, легко и весело переговариваясь, доходим до фуд-корта, расположенного на минус первом этаже, где уже собралась остальная часть обещанной компании. Возглавляет ее, конечно же, главный интриган всея предприятия: месье личный помощник. С ним рядом двое парней, один из которых что-то весело рассказывает, активно жестикулируя. Впрочем, никто отчего-то не улыбается. Подойдя ближе, я понимаю, что речь идет об эксцентричном увольнении Гонзалеса. Этот говорливый тип очевидец, а значит, из числа состоявшихся менеджеров. Вообще я независтливый человек, но тут настолько заразительная атмосфера, что укол тягостного восхищения настигает и меня.
– Но самая приятная часть, – слышу я, усаживаясь на стул рядом с Боуи и как раз напротив болтуна, – это кислая физиономия Сибил после того, как Рэперхарт спихнул на нее третий заключенный контракт. Будет ей урок: если уж спишь с боссом, то хоть не попадайся на флирте с другими менеджерами.
С этими словами он поднимает стакан с минералкой, ожидая, что все к нему присоединятся, но никто отчего-то не спешит. Наконец, Боуи тяжело вздыхает и единственным поддерживает словоохотливого парня.
Меня же буквально парализует от этих слов. Я не зря заподозрила между боссом и горячим менеджером сразу трех контрактов неделовые отношения. Мигом становится неуютно среди этих людей, а еще в здании и вообще на острове. И немножко хочется провалиться сквозь землю. Я не хочу думать о том, с кем спит Эперхарт и с кем мог бы спать. Настолько не хочется, что впору зажать уши и попросить всех замолчать. Я не готова к таким разговорам!
– Помяни мое слово, мы все об этом пожалеем, – заключает тем временем Боуи и ставит стакан обратно, так и не сделав глоток. – Гонконг и так висит на волоске. Как бы не пришлось ходить на работу в шлеме.
– А теперь для непосвященных, – кивает на меня Элейн. – Для тех, кто не знает, это Валери, Эмираты.
– Сочувствую, у Боуи от них каждую неделю была мигрень. Кайед просто придурок, – продолжает молоть языком болтун.
– Эй, Коннор, ты ее запугиваешь! – возмущается Элейн. – Кстати, наш язык-помело – это Коннор, Канада. А это Финли, он из отдела закупок. Самый полезный человек во всем балагане. Прости, Боуи, но это так.
– Если такая высокая оценка хоть чуть-чуть меня разгрузит за любой счет – я только за, – устало хмыкает парень.
– Не жалуйся, тебе это нравится, – напоминает Элейн.
– Короче, – вмешивается весельчак Коннор, молчавший целых десять секунд. – Еще несколько месяцев назад Сибил сидела вот на этом самом стуле, – показывает он на меня. – Вся такая милая и очаровательная, просто прелесть какая невинная. И тут ее контракт рекордно быстро выгорел. В этом было не так уж много ее заслуги: заказчик попался до крайности заинтересованный в Эперхарте, ей оставалось только документы вовремя подсовывать. Но что-то она сделала так, потому что очень скоро босс начал ей благоволить, и Сибил задрала нос. На нас стала смотреть как на неудачников, затем построила весь офис менеджеров, а в конце концов и вовсе подсуетилась, предложила Эперхарту вместо Кайеда побыстрее пропихнуть ЮАР под один симпатичный грант… Они вместе насели на тех товарищей, и, хотя контрактик-то плевый, на полгода работы максимум, теперь она явно допущена в начальственную постель. Весь офис наблюдает за тем, как она выходит по утрам из его машины. Хотя до этого босс вроде как с модельками всякими путался…
– Коннор, тебя слишком много, – морщится Финли. – На месте Валери я бы уже сбежал.
Я действительно сижу ни жива ни мертва. Эперхарт действительно спит со своими сотрудниками. В смысле, я, конечно, поняла, что у них с Сибил что-то особенное, но если это известно всему офису, значит, и в порядке вещей. А это прямое нарушение принятой в США деловой этики. Его вчерашнее предложение перестает быть таким уж нереалистичным.
– Ты у нас нежный. Хотя… – хохочет Коннор. – Видела бы ты свое лицо, Валери, когда Эперхарт уволил Гонзалеса. Спорю, ты мечтала сквозь землю провалиться.
– А ты бы не мечтал? – восклицаю я в сердцах. – Он только-только пообещал распрощаться со всем оптическим отделом, вышвырнул полировщика зеркал, а затем и менеджера. Да я чуть свой контракт не съела с испугу.
– Поздно, – неожиданно скалится Боуи. – Ты уже продала душу дьяволу. И Эперхарт не уволит оптиков. Не такой уж он монстр. Они ему нужны. И они, в отличие от полировщика и Гонзалеса, свою работу делали.
– Вы такие ужасные, – прочувствованно произносит Элейн. – Она только пришла, а вы уже взялись ее запугивать. Пойдем, Валери, возьмем еду, а то обеденный перерыв не резиновый.
Если честно, я рада передышке, потому что информации оказывается слишком много. Но если сбежать от парней вышло, то в случае с Элейн это не работает. Мы стоим в немаленькой очереди к кассе, а она продолжает разговор, думая, что таким образом меня успокаивает.
– Не слушай Коннора. Он неплохой парень, но все, что говорит, нужно делить на три. И еще он просто обожает сплетни. И совершенно не разбирается в женской психологии. – Я застываю с чашкой салата в руках, понимая, к чему Элейн об этом заговорила. – Я заметила, как ты напряглась после того, что он сказал про Сибил. Не бойся. Из-за нее по офису девочки много шептались о сексуальных домогательствах, но ничего такого ни с кем из нас не было. Это значит, что Сибил просто, – она наклоняется ближе к моему уху и шепчет: – похотливая стерва. А Эперхарт… не дурак же отказываться от того, что само настойчиво плывет в руки.
– Говоришь так, будто дело исключительно в упорстве.
Я говорю это, а у самой мысли мечутся с бешеной скоростью. Это что вообще такое получается? Все-таки он действительно мог мне предложить секс? На полном серьезе? А ведь только вчера я убедила себя, что это была всего-навсего проверка.
– Нет, наверное. Но она реально из кожи вон лезла. Это было видно, поверь.
У меня уже горят уши от этого разговора, но, будто мало, в фуд-корте становится немного тише, и я буквально кожей улавливаю изменения в атмосфере. Даже оборачиваться не нужно, чтобы знать, что – а точнее кого – я увижу, обернувшись. Время странным образом замедляется, как в кинокадре. Напряжения все больше. Тарелка в моей руке немного трясется, прежде чем я ставлю ее на поднос. Не сдержавшись, я все-таки поворачиваюсь в сторону, откуда чувствую это странное напряжение, и сквозь декоративные вертикальные панели вижу Эперхарта, который идет мимо нас, разговаривая по телефону. Мы на мгновение встречаемся взглядами, а затем он совершенно незаинтересованно отворачивается и продолжает свой путь.
– Хотя понять Сибил можно: он действительно хорош, – говорит Элейн, запуская мир на привычной скорости.
И хоть я вслух не признаю этого, не могу для себя не признать, что он убийственно хорош. И мне куда легче жилось бы с этим, не признайся он, что выбирал меня… глазами. Я должна поверить на сто процентов в то, что это неправда, иначе работать с ним будет попросту невыносимо.
Когда мы возвращаемся за столик, я пытаюсь увести тему как можно дальше от личной жизни Эперхарта, и у меня, к счастью, есть вопрос, с этим ничуть не связанный.
– Боуи, – обращаюсь я, заранее опасаясь, что вмешается Коннор. – В научном центре я слышала обрывок разговора. Что-то о конфронтации с военными.
Боуи тяжело вздыхает.
– Это больная тема. И та самая причина, по которой мы подписываем такой жесткий контракт о неразглашении. Военные. Они ненавидят Эперхарта за то, что тот продает оборудование за рубеж. Вот ты только представь, здесь разрабатываются в числе прочего системы передачи информации, абсолютно защищенные от прослушивания. И идут они отнюдь не в Америку. Разумеется, прессинг тот еще. Поэтому мы держим в секрете все: вплоть до имен людей.
– Бедный Клинт. – Меня аж передергивает. – Я надеялась, что хоть имена можно назвать.
– Клинт – твой парень? – тут же интересуется Коннор, но как-то без огонька.
Я многозначительно поднимаю руку с кольцом.
– Жених.
– И вы отложили свадьбу на год? Или собираетесь пожениться тут?
Это тоже больная тема, поэтому я опускаю глаза.
– Мы отложили свадьбу, потому что два месяца назад у меня умерла мама. Праздновать в таких обстоятельствах нам показалось кощунственным.
– Ох, соболезную.
Я чувствую на плече утешающее прикосновение ладошки Элейн. К ней с выражениями сочувствия присоединяются и другие. Даже молчун Финли, который вдруг выдает такое, от чего мне становится сильно не по себе:
– Держись за Клинта, Валери. Семьдесят процентов обитателей острова друг другу так или иначе коллеги, а служебные романы пусть и не порицаются, как в других местах, но встречают осуждение. Надо ли говорить, какой у всех…
– Не говори это слово, – хихикает Элейн.
– Недотрах, – шепчет, прикрывшись ладонью Коннор.
Тут взрываются хохотом все – даже Боуи. Кажется, на нас смотрит весь фуд-корт! Спорю, по цвету я красная как помидор. Но спорить невозможно: я два дня тут, и все неделовые разговоры сводятся к тому, кто с кем спит.
– Короче, приезжих разбирают как горячие пирожки! – заключает Финли.
– Так, – первым спохватывается Боуи. – Раз никто не прочь поболтать, предлагаю собраться вечером и напиться. За пополнение в нашей замечательной компании. – Он указывает на меня вилкой.
– А вечер, Боуи, у тебя во сколько? – подозрительно щурится Элейн. – Как обычно, в девять-десять?
– Нет, по случаю официального освобождения от Кайеда я уйду вовремя. Клянусь.
В этот момент он торжественно бьет себя в грудь открытой ладонью и кланяется, чем опять вызывает дружный смех. Я закусываю губу, осознавая, что если бы не чертова графа о конфиденциальности, то пригласила бы Клинта – и никаких проблем. А так получается, что я оставляю его одного уже во второй день.
В этот момент я ощущаю свербящее чувство чужого взгляда и оборачиваюсь. Через несколько опустевших столиков от нас сидит Сибил и смотрит. Не нужно долго думать, чтобы понять: ей очень непросто быть пусть и самой близкой к боссу фигурой, но ужасно одинокой. Похоже, ей не хватает ребят и компании. А еще, похоже, она думает, что я заняла ее место.
И это она еще не знает о вчерашнем предложении Эперхарта. Спорю, даже если оно шуточное, Сибил бы не оценила.
– Валери, идешь?
– Да, с удовольствием, – отвечаю я, утешая себя тем, что Клинт прекрасно понимал, на что подписывается, переезжая со мной ради моей работы на остров, где нет ни одной знакомой души. Мне это нужно.
Мы с мамой были по-настоящему близки. Я могла рассказать ей все. Потому, когда выяснилось, что многолетняя работа под палящим солнцем на месторождениях нефти привела к меланоме, я была раздавлена больше, чем она. По-моему, мама раньше врачей поняла, что родинка на ее спине не совсем обычная. Она довела очередной проект и обратилась к врачам. Опухоль проникла слишком глубоко, пустила метастазы. После постановки диагноза мама прожила еще три года, два из которых ей требовался постоянный уход. Только мамина мудрость и поддержка Клинта помогли мне не сломаться в это тяжелое время.
Теперь определенно не помешает вспомнить, как это – жить для себя. Последние полгода маминой жизни я даже не виделась с друзьями, а после смерти – тем более. Я и со свадьбой спешила, чтобы мама знала: я не одна в этом мире. Мне казалось, ее должно утешить, что я остаюсь не одна, но нет. Она была верна себе до последнего, повторяя, что Клинт – не мое. На вопрос «Почему?» она всегда лишь загадочно улыбалась и отвечала: «Ты для него не горишь». Я недовольно сопела, но не спрашивала, что это значит. А для отца, который бросил маму с ребенком, она, значит, горела? Не лучше ли довериться человеку, который будет о тебе заботиться?
Вернувшись на свое рабочее место после воспоминаний о маме, я вынуждена какое-то время собирать себя по кусочкам. Поэтому на письмо Кайеду уходит больше времени, чем я рассчитывала. Приходится несколько раз дергать Боуи с сопутствующими вопросами и дожидаться пояснений. В итоге Эперхарт пишет мне гневное послание в офисном чате сразу после того, как я нажимаю кнопку «отправить письмо». Остается только скрипнуть зубами. Что ж, я сама во всем виновата.
Я ухожу из офиса ужасно недовольная собой.
За этот вечер я пришла к выводу, что остров, несмотря на нетуристическую направленность, такой же яркий и броский, как его владелец. Когда я вошла в бар, куда мы с ребятами доехали на такси, оставив машины около ворот компании по причине запланированного пьянства, даже глазам своим не поверила. Современный лофт-дизайн, приглушенный свет, мигающий неон и потрясающее музыкальное сопровождение. Я совсем не ожидала встретить на острове ничего подобного.
– Я здесь уже четыре месяца, – говорит Элейн, поднимая стопку. – Если в течение месяца я так и не получу контракт, Эперхарт меня вышлет отсюда в обернутом пленкой чемодане. Помяните мое слово!
– Пф, нашла о чем переживать! – отмахивается Коннор. – Тяжелее на постоянке. Вот я тут уже три года. И если бы не заграничные командировки, уже поехал бы крышей.
– Пять лет, слабак. Пять! Я уже не представляю, как жить в других условиях, – отмахивается Боуи и опрокидывает в рот целую стопку. Не стесняясь морщится. – На самом деле все не так уж плохо. Мой секрет в таких вот пьянках, игровых вечерах и субботних барбекю.
– И клетчатых серо-сиреневых рубашках, – поддевает его Элейн.
Боуи многозначительно приподнимает бровь. Мол, что ты имеешь против моих потрясных рубашек? С трудом оторвавшись от ребят, я вопросительно смотрю на молчуна Финли, который единственный не назвал время пребывания на острове. В ответ он просто поднимает брови, прикидываясь дурачком.
– Твоя очередь, – говорю я.
– Четыре с половиной. Мне нормально, – в своей манере отвечает он.
– Ровесник, – хлопает его по плечу Боуи, неведомым образом слышащий все, что происходит за столиком, несмотря на трескотню Элейн с Коннором, а еще грохочущую музыку.
На вид между парнями лет семь разницы. Видимо, этот термин здесь означает человека, приехавшего на остров в тот же год. У меня создается впечатление, будто я попала в совершенно особенную, но дружелюбно настроенную культурную группу.
– Я танцевать, – сообщает Элейн. – Кто со мной? Валери?
– Я пока пас.
Меня не смущает то, что я не лучший танцор на свете, просто на таких каблуках это почти нереально, а если их снять, я запутаюсь в бесконечно длинных брюках. Нет, может, еще пара шотов, и я плюну на все и подверну их, а завтра утром буду с несчастным видом их гладить, но пока к таким подвигам не готова.
Неожиданно Финли залпом допивает свое пиво и присоединяется к Элейн, которая ничуть не расстраивается его компании, как будто на большее – читай Боуи – и не надеялась. Я с открытым ртом смотрю, как изумительно движется этот парень, привлекая всеобщее внимание.
– Финли всегда найдет чем удивить, так что лучше… не удивляйся. Прости за каламбур, – сообщает Боуи, явно по-отечески гордый ребятами из компании. В этот момент Коннор извиняется и, сославшись на необходимость позвонить, вылезает из-за столика. Проводив его взглядом, Боуи снова оборачивается ко мне. – По поводу письма Кайеду: следи за ответом. Эперхарт обязательно спросит об этом рано утром, надеясь застать тебя врасплох. И если ты полезешь в телефон проверять почту, начнет язвить по поводу забытой разницы в часовых поясах. Набирай баллы как можно быстрее.
– Серьезно? Спасибо.
– Не благодари, – пожимает он плечами, будто это само собой разумеющееся. – Я и так тебя как будто подставил с этими арабами. Они по-настоящему мутные. Босс считает, что они тянут, выбирая из двух предложений лучшее. Или ждут скидку. Но, чувствую, еще чуть-чуть, и нарвутся: Эперхарт уже в бешенстве, и неспроста. В конце концов, «Айслекс» лучший.
– Боуи, а как ты оказался главным личным помощником? Тоже был менеджером проектов или нет?
Почему-то меня интригуют его отношения с начальником.
– Хочешь услышать мою историю? – спрашивает он как будто бы удивленно. Неужели это не обычное дело? – Она довольно скучная. Я с отличием окончил физический факультет, но прекрасно понимал, что никогда не захочу работать по специальности. Пока писал диплом, много мотался по конференциям. Так вышел на Эперхарта, подошел и попросил его визитку. Вот так нагло. И еще наглее написал ему письмо, где честно признался, что я кое-что понимаю в его теме, но работать по специальности не собираюсь, зато предложил помощь в вопросах менеджмента. Вроде как с моими знаниями я должен быстро въехать в тему, а у него как раз отвалился с одного из проектов очередной Гонзалес. И как-то покатило. Все так быстро и легко разрулилось, что Эперхарт сразу предложил мне повышение. Но, справедливости ради, у меня никогда не было проблем с общением, в том числе и с ним. Думаю, это сыграло свою роль.
В этом месте мне сразу вспоминаются слова босса о том, что мне будет очень сложно с ним сработаться, и становится как-то не по себе. Выходит, Боуи выручила именно его коммуникабельность. Интересно, что это должно значить для меня?
Я не испытываю иллюзий на свой счет. Я с двух до двенадцати лет жила и училась в Дубае. В английской школе, где мультинациональность делила нас на едва ли не враждующие группы. А потом я переехала и поняла, что мало смыслю в американской культуре, несмотря на свою национальность. Мне потребовалось время, чтобы найти друзей. Только к университету я научилась ладить с людьми, нашла друзей… которые все разбежались, едва моя мама заболела. В последнее время моей компанией были приятели Клинта. И, собственно, он сам. В общем, именно в области коммуникабельности у меня имеется пробел размером с пропасть.
Это причина, по которой мне так важен вечер в кругу коллег. И еще это причина, по которой мне важно, чтобы меня уважали за профессионализм. Своего рода подушка безопасности, благодаря которой мелкие шероховатости характера – надеюсь, все же мелкие, – будут менее заметны.
Остаток вечера проходит так же легко и непринужденно, и, возвращаясь домой, я отказываюсь брать машину. Бреду по береговой линии босиком, немного путаясь в своих ногах после текилы, и я практически абсолютно счастлива, несмотря на сложности, которые ждут меня впереди. Сегодня кажется, что я со всем справлюсь. Все смогу!
– Вэл, ты сто раз уже извинилась за пропущенный ужин. Перестань, – закатывает глаза Клинт.
Когда я пришла вчера домой и обнаружила накрытый стол с погашенными свечами, мне стало ужасно неловко. Но Клинт настаивает, что все в порядке, и от этого я люблю его еще больше. Разделить личную жизнь и работу оказалось ужасно тяжело. Я привыкла, что в последние годы этот человек стал неотъемлемой частью моей жизни, а теперь я вынуждена его вычеркивать из планов и разговоров. Это просто ужасно.
– Обещаю, мы все выходные проведем вместе на пляже. Будем купаться, загорать и пить вино. И займемся сексом на песке.
Говорю я, вдевая ноги в туфли и страдальчески морща лицо. Я была ужасно пьяна вчера, когда гуляла по набережной, иначе не пойму, как допустила такие мозоли. Благо похмелье не очень заметное.
– Ни за что, – хохочет Клинт. – Даже не думай.
– Ты по своему опыту? – спрашиваю я, забывая вдеть в туфлю вторую ногу.
– Ну-у-у… – тянет Клинт – и все становится понятно.
Он не скрывает, что до меня был тем еще ловеласом. Мы не меньше дюжины раз встречали его обиженных бывших. И потому то, что он выбрал меня, еще более приятно. Но я так и не поняла, чем именно его так крепко зацепила. Сомневаюсь, что дело в безупречном арабском.
– Знаешь что? – спрашиваю я, обиженно подбоченясь. – Тогда ты просто обязан придумать место, в котором я стану у тебя первой. Это будет как минимум честно.
– Договорились.
Глаза Клинта загораются знакомым огнем, от которого по моей коже бегут мурашки, а щеки становятся пунцовыми. По правде говоря, я никогда не жалела, что не была у него первой или даже второй, потому что помню свое чувство неловкости и полное непонимание, что делать с чужим телом и собственным непонятным предвкушением… чего-то. Вообще не представляю, как люди лишаются девственности друг с другом. Если только не с первой попытки…
По-моему, Клинт в этом хорош. Мне с ним хорошо. И вообще, Бекка как-то раз шепнула Дорри, а Дорри Кларе, а Клара – мне: «Эх и повезло тебе, Вэлли».
– И, Вэл, – говорит Клинт, приближаясь ко мне и вдумчиво целуя на прощание. – Ты помнишь, что мы приехали сюда для того, чтобы ты отдохнула от тяжелых событий? Не вздумай терзаться чувством вины. Один год – не так уж много, а тем более один ужин.
– Боже мой, я выбрала лучшего мужчину на Земле.
Я порывисто прижимаюсь к нему всем телом и целую так запальчиво, что останавливают меня от дальнейшего раздевания только вспыхнувшие в мозгу цифры неустойки по контракту. У Клинта и вовсе нет такой проблемы, и из его объятий приходится вырываться, при том что он уже пытается стянуть с меня блузку. Поездки в такси недостаточно, чтобы прийти в чувство. И на работу я прихожу возбужденная, взвинченная и проклинающая Эперхарта.
И его же встречаю ровно у ворот «Айслекса». Мне даже в голову не приходит усомниться, кому принадлежит эта резкая, остроугольная ламборджини с медленно плывущей вверх дверью. Я стараюсь прошмыгнуть в ворота предприятия побыстрее, чтобы не встречаться с Эперхартом – глупое, детское желание, – но попытки разбиваются о приветствие.
– Доброе утро, мисс Хадсон. – Его пропуск ложится прямо поверх моего, регистрируя двойное прибытие на территорию компании. – Какие новости от Кайеда?
Сдается мне, Боуи живет в голове у своего начальника и сам все там переставляет для себя удобным образом.
– Доброе утро, сэр. Кайед говорит, что к концу недели эксперты определятся по срокам. Им нужно собрать установку, элементы которой в данный момент задействованы под другие нужды. И дал мне контакт человека, с которым надлежит вести дальнейшую переписку. Видимо, вести переговоры лично он намерен только с вами.
Какое счастье, что я не забыла заглянуть в телефон сегодня утром.
– Напишите еще раз именно Кайеду. Спросите у него также контакт человека, ответственного за эксперимент. Продублируйте ему письмо. Если к концу недели вестей так и не будет, я подключусь к переговорам снова. И узнайте, с кем еще эти арабы жеманятся, выбивая скидку.
– Простите, мистер Эперхарт, но каким образом?
Он бросает на меня снисходительный взгляд.
– На первый раз прощаю. Поднимите еще раз техническое задание, передайте в наш аналитический отдел, и они предоставят вам список наших конкурентов, также удовлетворяющих требованиям арабов. Не забудьте сказать аналитикам, что это экстренно, для меня, а то результат получите уже после того, как Кайед подпишет контракт. Вероятно, не с нами. Явитесь ко мне уже со списком.
При входе в административное здание мы также синхронно тянемся к терминалу приложить карточки и выходит неловкий момент, когда он пропускает меня, а я – его. Мы встречаемся глазами, и легкость, с которой я разговаривала с этим человеком в последние минуты, покидает меня бесследно. Хуже того, я вдруг замечаю желтое пятно в радужке его левого глаза. Только одно: другая равномерно голубая. Спешно отвернувшись, я тянусь к терминалу и прикусываю губу от досады, потому что на этот раз Эперхарт успевает быстрее: моя карточка лежит поверх его. Остается лишь отдернуть руку.
Пересекая холл, я стараюсь не оборачиваться в сторону босса. Только у лифтов замечаю, что он полностью увлечен собственным мобильником, будто меня не существует вовсе. Когда раздается звяканье и двери открываются, Эперхарт, все так же уткнувшись в свой телефон, шагает внутрь, я – за ним. Но когда я оборачиваюсь, обнаруживаю, что больше никто не следует моему примеру. Остальные сотрудники, точно так же пришедшие ко времени, стоят и ждут следующего лифта. У них на лицах не меньший шок, чем у меня.
– Могли бы предупредить, что предпочитаете ездить на лифте в одиночестве. Сэр, – выдаю я, не сдержавшись. Спорю, лицо у меня опять пунцовое.
Губы Эперхарта кривятся в язвительной улыбке. Мобильный пропадает в кармане.
– Не имею отношения к роспуску подобных сплетен, но кто же откажется доехать до нужного этажа без остановок на каждом.
Раздается звонок лифта, и двери раскрываются намного раньше начальственных офисов. После того как он вчера дошел до собственной приемной и развернулся, чтобы поехать в научный центр, я уже не удивляюсь.
Однако уже после того, как он выходит из кабины и двери схлопываются, Эперхарт неожиданно передумывает и просовывает в щель руку. Металлические створки, жалобно звякнув, раскрываются снова, являя мне подозрительное начальственное лицо.
– Мисс Хадсон, не знаю, чем именно вы покорили Боуи настолько, что он взялся помогать вам, но имейте в виду, что он тот еще гаденыш. Сами не заметите, как подставит.
– Я уже в курсе. После того, как вы разыграли меня с контрактом, – выдавливаю я наигранную улыбку.
– Не обольщайтесь, мои мотивы куда прозрачнее. А у него есть собственное видение того, как все должно быть в этом офисе.
– И зачем же вы тогда его терпите, сэр? – удивляюсь я.
– Островная жизнь довольно скучна, а Боуи меня развлекает. Скоро поймете. Не вы, так ваш жених – точно.
Створки закрываются снова, и на этот раз Эперхарт убирает руку, позволяя мне остаться наедине с собой. Признаться, после такого разговора я тяжело опираюсь спиной о стену, благодарная сплетникам за этот момент одиночества.
Мой телефон звякает, извещая о новом сообщении. Я открываю окошко и читаю такое, от чего щеки начинают алеть. Клинт говорит, что собирается меня любить в эти выходные: на паруснике в открытом океане. Разыгравшееся воображение работает против меня: чтобы дать себе время успокоиться, приходится идти за еще одним стаканом кофе.
Остальная часть недели проходит как-то более гладко и незаметно, и, собирая в субботу сумку, я весело пикируюсь с Клинтом на тему того, стоит ли принимать душ перед походом на пляж. Я мечтала об этом дне с самого приезда! С собой у меня одежда на все случаи жизни, еда (ведь я не планирую вставать с песка до позднего вечера) и три разных солнцезащитных крема. Я уже говорила, от чего умерла моя мама, и до жути боюсь появления новых родинок.
За неделю на острове Клинт, который по своей природе легко загорает, уже сейчас выглядит просто космически. И когда он выходит из ванной с уложенными волосами и в одних лишь пляжных шортах, у меня помимо воли загораются щеки. Мгновение он смотрит на меня с улыбкой, а потом с особенной интонацией произносит:
– Иди сюда.
– Мы разве не спешим на пляж? – спрашиваю я, когда его руки уже обвивают мою талию.
– С каких пор ты стала такой торопыжкой?
Я бы ему ответила, но это опять против контракта. Впрочем, Клинт прав: у нас целых два дня впереди и спешить абсолютно некуда. Он целует и старательно меня распаляет. Так бывает всегда. Мне требуется больше времени, чем ему. И когда я слышу тяжелое, рваное дыхание Клинта, мной зачастую завладевает странное чувство. Это что-то мне недоступное, темное, безумное. То, что сводит сильных и всезнающих мужчин с ума. Я боюсь его – этого чувства, – но немного и завидую. Я бы хотела разок понять, что это и каково. Осознать, по какой причине Клинт тянется и тянется ко мне, желая касаться всюду, быть во мне. Не подумайте, мне нравится секс, но совсем не так, как ему. Но я читала статистику: большинство женщин не в состоянии объять силу мужского желания. Это нормально. Так задумала природа. Женщинам это не нужно.
Но все же было бы неплохо понять – возможно, тогда я бы не так боялась, когда он входит сзади. А то порой мне кажется, что он делает это исключительно для того, чтобы я не видела в его глазах то самое темное безумие, от которого у меня по коже бегут мурашки.
– Ты даже не представляешь, что со мной делаешь, – хрипло шепчет он мне в ухо.
Толкает на стул так, что я вынуждена опереться о него коленом, а затем прижимает меня к стене, заставляя прогнуться в спине. Тянет бедра назад и… все. Мне больно от такого напористого проникновения, и приходится закусить губу и зажмуриться. Щекой я прижимаюсь к шероховатой поверхности. Сперва трение причиняет дискомфорт, но я не прошу Клинта сделать паузу. Скоро все равно станет легче. Хотя сзади я не люблю и никогда не полюблю. В небольшом зеркальце на стене я случайно ловлю наше отражение. Клинта с запрокинутой головой, закрытыми глазами, выступившими венами на шее. Возможно, мне бы это понравилось больше, не пытайся он это от меня скрывать.
Наконец, по телу Клинта проходит судорога, и моей шеи касаются неожиданно прохладные губы.
– Нет? – спрашивает он без надежды на успех.
Я отрицательно качаю головой. Иногда, очень редко, я испытываю оргазм. Но только не в такой позе, и он это прекрасно знает. Сегодня Клинт ради меня не старался. Наверное, это тоже нормально. Только иногда мне кажется, что еще чуть-чуть, и он прилепит мне на лоб нашивку: «Безнадежна», и я лишусь тех редких случаев, когда мне еще доступна высшая форма удовольствия в постели. По крайней мере, на острове этого со мной пока не случалось. Только в первый день было близко. Но я не успела.
Вы точно непунктуальны, мисс Хадсон.
– Пойдем на пляж.
Я старательно улыбаюсь, тяну его за руку к выходу. Через полчаса веселого щебетания мне удается отключиться от проблем. Все нормально. Все так живут. Искать мистическое совершенство не в моих правилах. Ведь все остальное в Клинте идеально.
Мои планы на день, конечно же, утопичны. На пляже мы проводим всего полтора часа, перемежая купание с загаром. Все это время Клинт по-доброму подшучивает надо мной из-за пристрастия к крему для загара, хоть и знает причину, по которой я тщательно мажусь им после каждого захода в воду. Когда солнце достигает зенита, мы покидаем пляж и отправляемся в город в поисках местечка, где можно перекусить.
– Ты так и не ответила по поводу парусника, – говорит Клинт, стоит нам усесться за столик и сделать заказ.
Он скользит пальцем по чувствительной точке на моей ладони, и я краснею. Мне кажется, что люди в кафе смотрят на нас и прекрасно знают, о чем мы говорим. Я оглядываюсь и замечаю, как мужчина за соседним столиком отворачивается, будто пойманный за подглядыванием.
– По-моему, здесь не лучшее место для таких разговоров, – говорю я, смущенно опуская глаза.
– А я, между прочим, не сказал ничего криминального. Здесь все ходят под парусом так или иначе. И смотрит он совсем не поэтому. Просто ты красивая. Мне все завидуют.
Я смущенно улыбаюсь, а Клинт продолжает гладить мою ладонь, попадая по всем известным ему чувствительным местечкам. Внезапно на меня накатывает обида: лучше бы он так соблазнял меня сегодня утром, вместо того чтобы просто прижать к стене. Я забираю у него руку и прячу ее под стол.
– Что такое? – тут же улавливает смену моего настроения Клинт.
– Я не смогу тебе объяснить.
– Утром ты расстроилась. Я не сдержался. Извини меня. – Я качаю головой, смягчая свою реакцию улыбкой. – И ты обязана дать мне шанс все исправить.
– Хорошо, я согласна, – тут же иду я на попятную.
Остаток дня мы с Клинтом гуляем по улочкам, изучаем город – сплошь двух- или трехэтажные здания с сильным налетом южной ленцы, – фотографируемся, едим мороженое и, конечно же, возвращаемся на пляж поплавать на закате.
А воскресенье рушит наши планы проливным дождем.