С таким эскортом в виде вооружённых курсантов добрались до Ленинграда без проблем. А так обычные поезда и пассажиры частенько подвергаются нападению и грабежу.
Не успел я сойти с дежурного катера на свой пароход вместе с Бехтеревым и вещами, как вся команда опять встретила меня гулом одобрения. Понимаю. Осенняя ленинградская погода кого хочешь, доконает. Особенно ту половину моего экипажа, которая из южан.
Потоцкий с Андреем сразу отправились выяснять на счет груза и военных. А женщин я, на пару дней пока разместил в гостинице «Англетер». Бедную гостиницу после революции переименовали в «Интернационал», чем окончательно чуть её не разорили. Экономика показала кукиш революционерам. Пришлось в 1925 году вернуть ей бывшее название и гостиница начала потихоньку возрождаться. Правда не о каком пятизвёздочном отеле сейчас речь не идёт, но это всё ещё приличный отель в городе, пользующийся популярностью у богемы.
Связанно ли обратное переименование с убийством или самоубийством Есенина, большой вопрос. Одна из самых проблемных тем в восприятии Есенина – его отношение к евреям. Поэта не раз обвиняли в антисемитизме. Во время жизни Есенина в Москве на него было заведено тринадцать уголовных дел. В большинстве дел, кроме дебошей и драк, фигурировали нелицеприятные высказывания поэта о евреях. Провокации следовали одна за другой. Есенин не раз высказывал критические замечания в адрес Троцкого и даже ввел его в пьесу «Страна негодяев» под псевдонимом Чекистов. Травля Есенина шла с подачи Троцкого, который ясно понимал, что Есенин становится опасен.
Окончилась скандалом поездка Есенина и в Америку. На вечере, устроенном Мани Лейбом, Есенин читал «Страну Негодяев» и прочел вместо еврей «жид», чем возмутил кошерную публику. Несмотря на попытки Айседоры Дункан замять скандал, дело кончилось потасовкой и уже привычным обвинением Есенина в антисемитизме.
Своей непредсказуемостью и своей упрямой несговорчивостью поэт достал многих. По мере всё больше и большей популярности поэта у народа власти, скорее всего, посчитали, что нечего раскачивать и так «тонущую лодку» и решили вопрос кардинально.
С другой в «Англетере» было написано его последнее стихотворение: «До свиданья, друг мой, до свиданья…». Возможно, Есенин устал от борьбы со всем и вся и не возможности что-либо изменить…
Сам поэт конфликтовал не только с властью, но и со своими «братьями» писателями и поэтами. Так, Есенин не принимал стихи Пастернака. Поэты даже дрались. Самые острые отношения были у Есенина с Маяковским. Два талантливых поэта делили литературный пьедестал, постоянно вступали в полемику.
Это ещё раз доказывает, что сейчас в мире, а особенно в СССР происходили не только социальные конфликты, но и этнические и национальные. Причём люди прошедшие войну, подполье, эмиграцию и другие лишения хватались за оружие, не думая о последствиях. Решали всё быстро и кардинально, по принципу кто сильнее, тот и прав. Под девизом: пленных не брать. Только со сменой поколений в СССР конфликт несколько приутих к сороковым годам. Способствовали этому частично и репрессии проведённые Сталиным самых непримиримых фигур и надвигающиеся войны.
– У нас проблема – не успел я зайти в каюту, как обрадовал меня Одовский.
– Ну, давай – зло сказал я и проследил, как вахтенный поставил мои вещи около стола.
– У нас «заяц» на пароходе – вымолвил капитан, как только за вахтенным закрылась дверь.
– Большой? – вот только нелегалов мне и не хватает до полного счастья.
– Ещё какой. Некто Бори́с Гео́ргиевич Бажа́нов – вздыхает капитан.
– И как он попал на пароход? – да ещё на рейде. Они что тут все перепились, пока меня не было.
– Его ночью переправили к нам на лодке. Мы его пока спрятали в медотсеке – Одовский.
– На оружие проверили? – да что происходит. Никак понять не могу с этим «зайцем».
– Забрали наган – и кивает на мою полку, где я только сейчас обнаружил новую коробку.
– Так. Дай мне двадцать минут, и пойдём трясти этого зайца… – зло говорю я.
«Заяц» оказался похож на кролика Сеню из мультика или на украинского политика Яценюка. Такой же худой с редкими волосами с залысинами и круглые очки. Лишь крупноватый нос портил «портрет кролика Сени».
– Вы что не могли по-другому выехать из СССР? – уставился на него. Вот зачем мне этот геморрой?
– Я так сначала и хотел, через Среднею Азию. Но потом я увидел в документах название вашего парохода и его французскую принадлежность. Неужели вы откажите политическому беженцу от коммунистического режима? – начал на слабо проверять меня «заяц Сеня».
– Рассказывайте всё… иначе ты никуда не поедешь. Мне из-за тебя свой бизнес рушить, нет никакого желания. Да и переезд не бывает бесплатным, да еще такой. А если меня убедите – переглянулся я с Одовским.
Рассказ несколько меня обескуражил. Бажанов с 1923 года работал помощником Сталина по Политбюро. Сам Бажанов не принимал никаких ответственных государственных или политических решений. Тем не менее, их исполнение требовало высокой степени информированности обо всём, что происходит в высших эшелонах власти. Он видел и личное отношение членов Политбюро друг к другу, то есть был носителем информации, которая не вошла ни в какие официальные документы. Как сообщает нам Бажанов, разочаровавшись в идеях коммунизма, он решает бежать из СССР.
После общего рассказа я отклонился на стенку каюты. И что мне теперь с ним делать? Выдать властям? Нельзя. Ни экипаж, ни другие в Европе меня не поймут. Да и тут ещё не известно, как власти отнесутся. Стукачи у меня на пароходе явно есть, хотя я пытаюсь как можно больше шифроваться. Хорошо упаковываю образцы, ставлю замки и охрану, но всё это частности.
С другой стороны, если пока я числюсь просто контрабандист и торговец оружием, то сдача Бажанова сейчас, это всё равно, что подставить подпись, что я сотрудника ОГПУ. Оно мне надо? А с другой стороны в самом Политбюро, так «течёт» что выдача Бажанова ничего особо и не изменит. Вот только как быть со Сталиным? Явно обидится. Плюс в самом Питере тут всяких разных хватает. Кто же ему помог найти корабль на рейде и подвезти на шлюпке ночью. Нет уж, из роли контрабандиста выходить не будем.
– Мы сейчас не идём прямо во Францию. Поэтому вам придётся попутешествовать с нами. Из-за этого цена проезда до Франции в эквиваленте полторы тысячи долларов – принял я решение. Сдам Бажанова Жаку Лефебвруа, думаю, ему будет интересно. – Ну и мне консультации кое-какие окажите по руководству советов – хмыкаю я.
Бажанов отошёл в угол к своим вещам и стал там капаться. Я на всякий случай достал браунинг и направил на него.
– Тут двести пятьдесят золотых царских червонцев. Больше у меня нет – увидев пистолет, медленно протянул на руках бумажные цилиндры Бажанов…
Не успели мы стать к причалу, как к капитану явился знакомый бригадир красных бубончиков, да ещё и чуть поддатый. Понимаю, иностранных судов в порт приходят единицы, поэтому явно следили и ждали.
– Так Архипыч, если кого завтра увижу даже после с похмелья, это будет последняя твоя работа у меня. Курить бегать от парохода тоже подальше. Будет опасный груз. Наблюдателей поставлю. Одним штрафом не отделаетесь. Понял – вмешался я. Всё таки бригада действительно хорошая…а где искать тогда более-менее адекватных грузчиков?
Дальше всё закрутилось. Контроль перетаскивания груза с трюма в трюм. Согласовал с Олафом, куда будут грузить оружие и боеприпасы. Потом пиломатериалы. Я в основном взял разные доски и небольшой брус. Появился Потоцкий и с ним и Андреем ехали в Кресты. Познакомился с Шаровым. Николай Давидович долго «мялся» пока я не спросил напрямик, что он конкретно хочет. Присутствие Потоцкого с «убойными бумагами» его явно нервировало.
– Привезите нам следующий раз маузеры…и автомобили. Любые и побольше, но желательно однотипные – выдохнул он.
– Договорились. Вот только немецкие маузеры не обещаю. А вы настоящих вояк попридержите, мне ещё много нужно будет – а чего мне отказываться, если обычно мне золотыми червонцами за это платят. Придётся заскочить в Испанию и купить пистолеты. Заколебали просто с ними. Да и Потоцкий, как увидит у кого при мне пистолет Маузера, так демонстративно и вздыхает у меня на глазах. Артист блин.
В Крестах после двух часов перебора личных дел остановился на пехотном капитане Орешкове. Особо доказанной вины я в его деле не нашёл, скорее загребли на всякий случай. Кто-то упомянул фамилию в допросах о знакомстве с ним…
– Николай Денисович как вы относитесь чтобы побыть наёмником в Африке – делаю я неожиданное предложение для высокого и худого человека чуть старше меня.
– Вы шутите? – не весело усмехнулся он.
– Ну почему же. Есть же французский иностранный легион и мне нужны такие же военные наёмники. Что тут вас ждёт? В лучшем случае нищета, в худшем расстреляют – показываю на бутерброд с чаем.
– А там что, рай земной? – скривился капитан.
– Капитан покой нам только снится. Я даю вам шанс. Может ещё, и вернётесь на родину, но только через много лет. Сейчас вы тут только мешаете сегодняшней власти – уверенно говорю ему.
Слишком долго уговаривать капитана не пришлось. Не дурак, сам всё понимает. Дальше уже вместе с ним пересмотрели дела, и беседуя с каждым, отобрали личный состав. Оставил шестьдесят рублей для покупки еды заключённым. Уж очень все измождённые. Шаров обещал отконвоировать заключённых через день, тогда уже должна быть закончена погрузка парохода…
Наконец этот дурдом с погрузкой и размещением нового и старого личного состава и пассажиров закончился. Попрощался с Потоцким и Андреем, оставил Александру Александровичу значительную сумму советских денег и обговорил разные ситуации. Наконец корабль отвели от причала буксиры…
Идём по финским территориальным водам мимо острова Гогланда, тут проходит основной фарватер, и я вспоминаю, что помню о нём. Да война в 1941 году в моей истории за эти Внешние острова Финского залива эта ещё та «песня» Красного флота. Сам народный комиссар Кузнецов так об…ся с руководством флота, что дальше некуда. Ждали, ждали, а потом потеряли половину флота при «героическом прорыве» из Таллина в Ленинград под командованием вице-адмирала Трибуц. Потом останки балтийского флота простояли у стенки причалов всю войну.
В английском флоте командующих и за меньшее вешали. Флот, на который угробили кучу народных денег, абсолютно не оправдал возложенных на него надежд в Великой Отечественной войне ни на каком театре военных действий. Это лично моё мнение, кто бы, что мне не говорил. Придётся и тут вмешаться…
В это же время кабинет Менжинского на Лубянке.
В кабинете находилось шесть человек и трое из них читали документы, а трое других застыли в тревожном ожидании.
Сначала все услышали ругательство на грузинском, потом на русском языке, а потом Сталин зло бросил папку на стол.
– Как такое могло произойти? Вы куда смотрели? Мы напрягаем все силы, чтобы найти деньги на закупку рельсов и вагонов, а деньги уходят на дворцы – зло вымолвил Сталин и уставился на трех чекистов.
– Да в чём-то наш гость был прав – Киров и отложил папку, которую читал.
– Конечно, прав – поддержал Будённый – но нам стыдно это признать.
– Арестовать всех в наркомате путей сообщения вместе с Рудзутаком и Свердловым. В ВСНХ Пятакова, Оболенского и их подчинённых – озлобленный Сталин после «нынешних новостей» и второго покушения подряд на себя и свою команду, что называется «закусил удила». Ну, ещё бы. Начавшиеся допросы после ранения Будённого и «науськивания грека» вскрыли такую коррупционную сеть воровства казённых денег, что даже не верилось в реальность. Но пятнадцати и двадцати комнатные дворцы у Рудзутак, Розенгольц, Межлак, Карахан, Ягода и других говорили сами за себя[4]. Не у всех дома-дворцы были достроены, но сам факт наличия имел место.
– Вашего Благонравого тоже не забудьте. Без него такое безобразие было бы не возможно – Будённый чекистам.
– Тогда и Пахомова надо привлечь – сказал Прокофьев занимающий должность начальника экономического отдела ОГПУ и посмотрел на Сталина.
– С Енукидзе я сам на эту тему поговорю – не очень обрадовался будущему разговору Сталин.
– А кого на место Рудзутака? – занервничал Киров.
– Пока Андреева назначим, пусть разгребёт эти авгиевы конюшни. Хватит ему в секретарях штаны протирать – хотел стукнуть по столу кулаком Сталин, но передумал.
– Сейчас эти примчатся с манёвров и поднимут вой нашими действиями – напомнил Киров.
Совещание продолжалось ещё некоторое время. Договорились, что и сами Менжинский, Прокофьев и Ольский проведут проверку и у себя. Если что, но наберут и новых сотрудников. Все собравшиеся понимали, что наступает новый кровавый этап борьбы за власть. Но и экономическая ситуация в стране грозила полной катастрофой если не будут приняты неординарные решения…