— А это кто?
— Это «светик», Денис. Ну осветитель. Он ушел как раз за лампой. — Морозов нажал на клавишу «пауза». — Юпитер перегорел, а запасные кончились.
— Кто перегорел? — переспросил Грязнов.
— Осветительный прибор. — Вакасян махнул рукой. — Неважно.
Морозов опять нажал на «пуск». И опять изображение запрыгало по экрану. Снимал любитель, ездил камерой туда-сюда так, что ничего нельзя было толком разглядеть.
— Вот тут что? Отмотайте, — попросил Грязнов.
Кадры побежали назад. И опять двинулись вперед, на замедленной скорости, дергаясь, как в стробоскопе.
Они сидели в аппаратной телестудии — есть и такая на «Мосфильме». То и дело входили какие-то озабоченные люди, к чему Денис все никак не мог привыкнуть, что-то брали, о чем-то спрашивали и исчезали. Жизнь тут не останавливалась ни на минуту, казалось, что разобраться в этом кипящем вареве никогда не удастся. А вот Денису как раз и предстояло расхлебывать эту кашу.
— Лена Медведева... Ксюша... Это Галка, гримерша. — Вакасян тыкал пальцем в монитор, указывая на размытые фигуры. — А это у нас кто? Это у нас я.
Денис пристально вглядывался в экран монитора.
— Вот, вот Линьков. — Морозов опять нажал на «паузу». — Около шкафа.
— Ну и что? — Вакасян махнул рукой. — Это еще репетиция, до первого дубля.
— Да, правильно.
— Поехали дальше.
Грязнов наблюдал за Морозовым и Вакасяном. Вообще у него складывалось такое впечатление, что это они расследуют убийство, а Денис просто зашел посмотреть, как это делается.
— Так, вот это уже съемка. — Вакасян откинулся в кресле. — Смотрим...
Виктор Максимов долго метался по комнате, подходил к шкафу, снова отходил, потом что-то писал на клочке бумаги, у него ломался карандаш...
— Наигрывает, как собака! — взорвался вдруг Вакасян. — Нет, ну ты мне скажи, разве это хороший актер? Разве его можно сравнить с молодым Баталовым или даже с тем же Куравлевым? Да у него же только и всего, что мордашка конфетная. Разве не так?
— Михал Тиграныч, я не по этой части. — Грязнов виновато пожал плечами. — Разрешите мне...
— Да, конечно, извините, — Вакасян вздохнул. — Сергей Петрович, перемотайте.
Морозов отмотал немного назад. Актер, написав записку, наконец вынул пистолет. Приставил к груди, потом к виску, сунул в рот...
— Ну ведь просил же его не превращать это все в дурацкую трагедию, любовь любовью не играют!.. — Вакасян раздраженно хлопнул себя по колену. — Нет, блин, Макбета разыгрывает!
Когда актер наконец нажал на спусковой крючок, Грязнов даже вздрогнул, как будто ожидал выстрела.
«Стоп! Снято!» — закричал Вакасян, только не настоящий, сидящий рядом, а тот другой, на телевизионном экране.
«Печатать?»
— Это «хлопушка», помреж, — пояснил режиссер.
Дальше не было слышно, потому что камера опять принялась гулять по павильону и по лицам людей. Кто-то переговаривался, кто-то двигал осветительные приборы, отчего по полу плясали тени, операторша трепала за шиворот техника, который был крупнее ее раза в полтора.
«Не подходите к оружию, сколько можно просить!» — слышался голос Линькова.
Камера дернулась. И опять павильон заплясал, запрыгал. И опять пришлось смотреть на покадровом.
— Это Вадик, супер наш. Это Ксюша опять, бедная, замерзла в своем декольте, — начал снова перечислять Вакасян. — Это опять Лена. А чего она вообще-то здесь делает? Зачем приходила? — вдруг удивился он.
— Не знаю. — Морозов пожал плечами. — То ли к мужу, то ли к Варшавскому. У нее с Варшавским какие-то дела были.
Камеру вдруг положили набок, но забыли выключить. Была видна часть павильона с тем самым шкафом, в котором оружие. Теперь по комнате уже метался Кирилл, доказывая что-то то ли актеру, то ли режиссеру с продюсером, то ли самому себе. Деловито вжикая рулетками, передвигались ассистенты оператора, реквизиторы поправляли на столе пепельницы, костюмер на ходу что-то подшивал прямо на актере, помреж заполняла монтажные листы. Почему-то вдруг все заволокло дымом, потом дым рассеялся так же быстро, как и появился. Кирилл схватил пистолет и... прогремел выстрел.
— Давайте опять на покадровом. — Денис впился взглядом в экран.
Кирилл, теперь уже медленно, подошел к шкафу, поднес пистолет ко лбу, сказал что-то.
— Еще раз, — попросил Денис.
Медленно вынул пистолет, сказал, поднес ко лбу и...
— Что он сказал?
Пустили изображение еще раз, прибавили звук. Сквозь шум услышали:
«Весело, понимаешь, ты уже все знаешь наперед, тебе уже все по фигу...»
— Еще раз, — попросил Грязнов.
Кирилл вынул пистолет, поднес ко лбу и...
— Ничего не понимаю. Он взял тот же пистолет, что и Виктор. Это что, фокус? Давайте с начала.
— С самого начала? — переспросил Морозов.
— Нет, с начала первого дубля.
Люди в убыстренном темпе побежали задом-наперед. Вскочил оживший Кирилл, сунул в шкаф пистолет, вприпрыжку заметались ассистенты оператора, пыхнуло дымом, Ксюша скинула толстовку...
И опять Виктор картинно метался по комнате, не находя себе места в душевных терзаниях, опять ломал карандаш... И опять вынул пистолет, приложил ко лбу...
Запиликал сотовый телефон. Грязнов с Вакасяном вздрогнули и принялись хлопать себя по карманам. Виктор на экране застыл в ожидании.
— Это мой, — Грязнов выудил трубку из кармана куртки. — Алло... Да, уже еду!
Он вскочил и бросился было к двери, но вернулся и нажал на кнопку пульта. Магнитофон выплюнул кассету.
— Это я заберу. — Денис затолкал ее в футляр.
— А что случилось? — словно забеспокоился Морозов.
— Линькова взяли. Вернее, не взяли — сам пришел. — Денис спрятал кассету в карман и выскочил из комнаты.
Левый глаз у Линькова заплыл так, что осталась только щелка. Треснувшая губа распухла, и он морщился от боли каждый раз, когда затягивался сигаретой.
— Не я это, честное слово, не я, гражданин следователь, — канючил он, шмыгая носом и размазывая по лицу сопли. — И патроны эти не мои.
Денис разглядывал физиономию парня с любопытством, смешанным с брезгливостью.
— Я и не заряжал его ничем, и перед съемками проверил. — Бычок плясал в трясущихся пальцах паренька.
— В сапоге твоем патроны нашли. — Следователь вынул из ящика стола прозрачный пакет с патронами и кинул на стол. — Вот эти. А пуля от одного из подобных в голове у Кирилла Медведева. Ну?
Линьков увидел патроны и вдруг разревелся чуть ли не в полный голос.
— С этих уже отпечатки сняли. — Следователь помахал перед его носом пакетом с патронами и кинул обратно в ящик. — Сейчас с остальных снимают. Если хоть на одном твой пальчик найдут...
— Нет там моих пальчиков, гражданин следователь! — перебил его Линьков. — Честное...
— Пионерское? Или комсомольское? — вставил Грязнов, заметив, что на рукаве куртки у этого Линькова грубыми стежками пришита эмблема РНЕ. — Или какое? Или, может, перекрестишься?
— Нет там моих пальцев! Я этого пакета даже в глаза не видел! Я даже не знаю, как он!..
— Кто это тебя так? — перебил следователь Линькова.
— Что?.. А-а, это Ильяс со своими хачиками. — Линьков осторожно потрогал разбитую губу.
— Сколько их было?
— Трое. Он и еще два...
— Ну рассказывай. Все по порядку рассказывай.
Денис достал диктофон, спросил у следователя:
— Вы не против, если я...
Тот кивнул.
— Записывайте, гражданин следователь, все записывайте, — затряс головой и Линьков.
— Тогда вперед. — Грязнов подмигнул Линькову.
— Зарабатываем баллы, — сказал следователь весело. — Расскажешь все — и свобода нас встретит радостно у входа.
— Я давно уже знал, что он пушки точит. Не знал, вернее, а догадывался. — Линьков раздавил в пепельнице окурок и тут же закурил другую сигарету. — И эти его черножопые все время там крутились. А однажды я его застал даже, когда он пушку втюхивал одному.
Зазвонил телефон, следователь, коротко переговорив, метнулся к двери:
— Денис, ты сам, ладно? Потом дашь послушать. — И ушел. Линьков с Грязновым остались один на один.
— Продолжай.
— Этих черножопых вообще гнать из Москвы надо, все беды от них.
— Ты не отвлекайся, не отвлекайся, — Денис нажал на «паузу», — и вообще, я сразу хочу предупредить, что я интернационалист. Помнишь такое слово?
Линьков осекся.
— Так Гарипов что, вкладыши в цеху делал для газовых пистолетов?
— Ну да.
— Тебя не привлекал к этому рукодельству?
— Да стану я с этим черно...
— ...Волосым.
— ...черноволосым связываться. — Линьков дернул плечами.
— А почему вчера побежал?
— Ага, докажи вам, что я не верблюд! Этот пакет он сам ко мне в сапог сунул. Наверняка. А я в эти сапоги год, может, не заглядывал. Нужды не было.
— Врешь. — Грязнов улыбнулся. — Один штрафной балл. Ты за пушку схватился, как только мы его из твоего шкафчика вынули. Значит, знал, что там. А минуту назад сказал, что в глаза этот пакет не видел.
— Ну знал. — Линьков опустил глаза. — Больно мне надо за него мотать.
— Ну сразу почему не донес, как узнал про патроны, я даже не спрашиваю. — Денис покачал головой. — Ты ведь не стукач, правда?
— Не стукач.
— Ладно, дальше давай.
— А чего — дальше... До вечера по чердакам прятался, а как стемнело, залез на «Мосфильм», в цех.
— На «Мосфильм»? — удивился Грязнов. — Зачем?!
— Ну это... — Линьков покраснел. — Бабки я там заныкал. Хотел взять, думал, в Таганрог к деду уехать... А там Гарипов со своими...
— В Таганроге? С какими своими?
— Не. В цеху. С хачиками.
— Так это они тебя так? — Денис кивнул на заплывший глаз Линькова.
— Нет, блин, споткнулся! — зло хмыкнул Линьков. — Ясное дело, они. Я вхожу, а их там три человека, гавкают что-то не по-нашему. Как меня увидели, так сразу и накинулись. Еле отбился. Взрывпакет схватил со стола, чеку выдернул и...
— И что?
— Да хрен его знает. — Линьков пожал плечами. — Ильяс сразу под стол полез, они за ним, а я выскочил и убежал. Как выскочил, так там рвануло маленько.
Вернулся следователь.
Денис пересказал ему только что услышанное, тот схватил телефонную трубку и набрал номер:
— Алло. На квартиру к Гарипову, срочно! И давай бригаду, на «Мосфильм» поедем... Ну, значит, сам собирайся...
Дверь пиротехнического цеха распахнулась, и помещение рассек луч света. И только потом оно осветилось полностью.
— Да, похоже был тут взрыв. — Грязнов огляделся.
— Вова, дуй за экспертами, — приказал следователь. — Антон, проследи, чтобы не мешали.
— Сделаем. — Здоровенный оперативник загородил широкой спиной вход.
Пол был усеян осколками битого стекла, какими-то тряпками. Грязнов присел над небольшой лужицей, вытекшей из-под большого стола. Окунул палец, и тот оказался в крови.
— Похоже, что не врет, — задумчиво сказал Денис.
Следователь тоже сунул палец в лужицу, вытер платком и вынул из кармана сотовый телефон:
— Алло, это я. Узнай мне все по травмам на вчерашний день. Ориентировочно на... во сколько стемнело у нас вчера?.. вот и напиши — после двадцати трех. Ищем Гарипова Ильяса или кого-нибудь, кто пострадал от взрыва... Да, это срочно... А я что могу поделать? Я людей тоже не делаю, но я их и не ем, между прочим...
На улице светило солнце. Грязнов закурил и присел на скамейку. Мимо то и дело проходили люди. И сразу можно было отличить тех, кто тут впервые, от тех, кто работает здесь долго. Пришедшие впервые с интересом и любопытством вглядывались в каждое лицо, надеясь узнать какого-нибудь знаменитого артиста. Старожилы же не замечали никого вокруг, передвигались исключительно трусцой, успевая при этом пить кофе из пластмассовых стаканчиков и громко разговаривать друг с другом.
Неожиданно Грязнов увидел вдалеке Успенскую, оператора из группы Вакасяна. Она быстрым шагом шла по дорожке, за ней еле поспевал высокий широкоплечий мужик, которого она лупила через каждые семь-восемь шагов. Останавливалась, разворачивалась и начинала лупить. Мужик прикрывался огромными ручищами, испуганно улыбался, как нашкодивший ребенок, и что-то пытался ей объяснить. Но она опять шла, вдруг разворачивалась и начинала лупить снова.
Грязнов двинулся им навстречу:
— Добрый день, Людмила Андреевна.
— Здравствуйте! — Успенская развернулась так, будто хотела врезать и ему. Но вовремя узнала.
— Я по поводу пленок хотел спросить. — Грязнов с интересом разглядывал здоровенного мужика, который, кажется, уже готов был расплакаться. Его он уже видел на площадке. — Как, не проявили еще?
— Какие пленки? — Успенская напряглась. — А, эти... Нет, пока не проявили. — И, развернувшись к мужику, неожиданно вежливо попросила его: — Коленька, сходи в павильон, проверь камеру.
— Что проверить? — то ли не расслышал, то ли не понял ее «Коленька».
— Камеру, — повторила она чуть ли не по слогам. — Проверь ка-ме-ру! Иди, Коленька.
И «Коленька» послушно ушел.
— А когда будут готовы? — поинтересовался Грязнов, проводив его взглядом.
— Не знаю. — Успенская пожала плечами. — Дня через три-четыре, а может, и позже.
— Позвоните мне, пожалуйста, когда напечатают. — Грязнов вынул из кармана визитную карточку и протянул ей: — Вот. Это рабочий, а это мобильный.
— Я позвоню, конечно, только вам зачем? — Женщина пожала плечами. — Там же нет ничего такого.
— Ну если нет, значит, нет. Но вы все равно позвоните, хорошо?
— Конечно, раз это так важно! — Она опять дернула плечами и, кивнув, быстро зашагала ко входу в корпус.
Мимо, тихо шурша колесами, проплыла машина Варшавского. На заднем сиденье лежал траурный венок. А вслед за машиной ехал милицейский «уазик».
— Взрыв был примерно грамм на сто в тротиловом эквиваленте, — сказал эксперт, парень в толстенных очках, в которых глаза казались непропорционально большими. В резиновых перчатках он что-то очищал кисточкой и оклеивал пленками. И, буквально его толкая, двое дюжих оперов пытались ломами вскрыть огромный железный шкаф, вмонтированный в стену.
— Но кроме того, имеются вон там и вон там пулевые отверстия, — эксперт ткнул пальцем в стену, — стреляли от двери.
— Нашли что-нибудь кроме этого? — Грязнов вертел в руке три гильзы.
— Нет. Пока ничего. Вот сейчас шкаф взломаем и...
В этот момент дверь шкафа со скрежетом распахнулась и один из оперов, потеряв равновесие, полетел на пол...
Когда отхохотали и отчистились, начали настоящий обыск.
— Два газовых пистолета с распиленными стволами, третий — нетронутый. — Эксперт, как фокусник, помахивал оружием перед глазами понятых. — Коробка с боевыми патронами к пистолету системы «макаров», три коробки с газовыми патронами к пистолету той же марки.
Грязнов тем временем внимательно рассматривал следы от выстрелов на стене.
— Как думаете, откуда стреляли? — спросил он у эксперта.
— Ну, судя по всему, вон оттуда. — Парень кивнул на дверь. — Гильзы нашли вон там на полу, так что если предположить, что это именно те, то стреляли как раз от двери.
— А как давно?
— Не позднее вчерашнего вечера. Если судить по запаху гильзы. К завтрашнему утру скажем точнее.
— Нашли Гарипова! — крикнул кто-то.
Грязнов умоляюще посмотрел на следователя, и тот благосклонно кивнул.
Они долго шли быстрыми шагами по длинным и гулким кафельным коридорам больницы. Денис, следователь, двое оперов и длинноногая, с пышным бюстом медсестра в белом халатике, который совсем ничего не прикрывал, а даже скорее наоборот.
— Привезли вчера около половины первого ночи, — бормотала она, стараясь шагать рядом с Денисом, которому казалось, что она явно симпатизирует ему. — Привезли на серой «ауди», машина осталась стоять на стоянке.
— Сколько форм одного слова. — Денис улыбнулся. — «Осталась стоять на стоянке». Богат великий русскому языка!..
— Вова, проверь, — приказал следователь.
— Есть. — Оперативник развернулся и так же быстро зашагал в обратном направлении.
— Кто привез? — Денис галантно подхватил медсестру под ручку. — Документы проверили? С кем они разговаривали?
— Со мной. Я тогда только заступила. — Девица свернула в очередной коридор, увлекая за собой Грязнова. — Ввалилось двое черно...
— Кавказцев?
— Ну да, кавказцев... Сказали, что на улице подобрали раненого и привезли. Ключи от его машины бросили и ушли. Я даже спросить ничего не успела.
— Как они выглядели, описать сможете?
— Ну-у... постараюсь. — Девушка пожала плечами и остановилась у одной из дверей: — Вот его палата.
— И последний вопрос.
— Какой?
Грязнов улыбнулся и многозначительно подмигнул.
— В смысле? — не поняла медсестра. — А-а... — догадалась наконец. — Нет, спасибо, у меня уже есть бойфренд.
— Сами не знаете, что теряете. — Грязнов вздохнул и открыл дверь.
Гарипов лежал на кровати, весь перебинтованный и обвешанный капельницами. Рядом тихонько пикал монитор.
— Он что, без сознания? — тихо спросил Грязнов, глядя на красное от ожогов лицо.
— Ну скажем так — он в полуобморочном состоянии. Потерял слишком много крови, думали, что вообще вряд ли выживет.
— Так что ж вы сразу не сказали? — следователь удивленно посмотрел на медсестру.
— Но вы же не спрашивали, — невинно улыбнулась та.
— Когда его можно будет допросить?
— Не раньше чем через день-два. Пока врач не разрешит.
— Понятно. — Денис снял со спинки кровати историю болезни. — А когда он будет в состоянии передвигаться?
— Это вообще не скоро. — Девушка тоже перестала улыбаться и теперь говорила серьезно. — Два пулевых ранения — одно в грудь, второе в руку. Лицо обожжено. И потом, он слишком слаб. Ничего определенно сказать не могу.
— Понятно. — Грязнов повесил планшет с историей болезни на место.
— Никого к нему не пускать, не давать ни с кем разговаривать, никаких посетителей, никаких звонков, — приказал следователь.
— Как скажете. — Девушка поправила на Гарипове одеяло. — Вернее, как прикажете...
— Взрывпакет? — Следователь навис над перепуганным Линьковым, который порывался подняться со стула, но никак не мог. — Ты говоришь, взрывпакет? А два пулевых ранения?
— Какие еще ранения?
— Пу-ле-вые! — прокричал следователь Линькову в самое ухо два раза подряд. — Пу-ле-вые! Откуда?
— А я почем знаю?
— По рублю с полтиной! Где пушка? Я спрашиваю, пушку куда девал?
— В пруд выкинул! — не выдержал Линьков и опять разревелся. — Не виноват я, правда, не виноват.
— Сейчас как... — замахнулся следователь, но Денис остановил его движением руки.
— Так что же, получается, у тебя это все само собой вышло? — Денис достал сигарету. — Мы, конечно, проверили тебя. Двадцатилетний радикально настроенный парубок, состоящий в полуармейской организации профашистского толка...
— Неправда, мы не фашисты! Мы...
— Бабушек через дорогу переводите, конечно! — Денис сурово посмотрел на него. — Так вот, состоя в фашистской организации, ты устроился в пиротехнический цех и сделал себе пушку, так? Давай лучше сразу колись. К тебе поедем, весь дом перевернем. Вот мать обрадуется! Мать у тебя есть?
— Ну мой это был, мой! Сделал себе года два назад.
— С целью?
— Да по банкам я стрелял. В смысле по стеклянным банкам. Выезжал за город и по банкам стрелял.
— Еще оружие есть? — спросил следователь.
Линьков замолчал и опустил голову.
— Уснул, гитлерюгенд? Есть или нет?
— Шмайссер дома на чердаке.
— Боевой?
— Да, боевой.
— А из него по чему стрелять? По посольствам?
Линьков промолчал.
— Ну вот видишь. — Денис хлопнул его по плечу. — Когда сознался, и самому легче стало. Ведь стало?
— Ну...
Денис жестом показал следователю, что парень, дескать, сдался.
— Рассказывай, как на самом деле было, — тут же вступил следователь.
Линьков закурил новую сигарету.
— Я пушку не в цеху держал, а дома, на чердаке. Пока матери не было, забрался и достал. Ваши приехали уже, но они ж в квартиру ломились, а я тихонько по крыше в соседний подъезд перебрался и ушел. Потом, когда на «Мосфильм» пришел, а эти меня дубасить в цеху начали, я пушку выхватил и пальнул несколько раз. Ильяс на пол упал. Остальные двое сначала тоже отскочили, но у меня заклинило.
Денис внимательно слушал.
— Эти двое сначала шуганулись, но как сообразили, что пушку заело, опять на меня поперли. Тогда я взрывпакет, за которым и пришел, кинул в них.
— Дальше мы знаем. Смотри, Линьков. Завтра-послезавтра Гарипов оклемается, и мы его тоже допросим. Вот здорово было бы, если бы он то же самое сказал, как думаешь? А то про бабки какие-то байки рассказываешь...
— Не знаю, чего он вам наговорит. — Линьков сердито пожал плечами. — Я в туалет хочу.
— Сейчас пойдешь. Только еще на один вопрос ответь. Ты Максимова грохнуть хотел или Медведева?
— Никого я не хотел грохать, гражданин следователь... Я и сам не знаю, как это все приключилось.
— Но как-то ведь приключилось. — Грязнов вздохнул. — Ты же за оружие отвечаешь. Вот давай и расскажи, как это могло произойти.
Линьков молча сидел и разглядывал свои длинные грязные ногти.
— Ты говоришь, что от шкафа не отходил, что все время был рядом, так?
— Ну да, так.
— А вот теперь вспомни, кто к оружию кроме тебя вообще на площадке прикасался?
— Никто. Только я и Максимов. А там вообще другой пистолет был.
— Только ты и Максимов... И куда же тогда этот другой пистолет пропал?
— Максимов... — Лена Медведева медленно перебирала бахрому кружевного траурного платка, который ей абсолютно не шел. — Это он отдельный венок прислал и оркестр заказал. Даже тут не выпендриться не мог.
— Ну почему, может, он от всей души?
— Ну да, ну да... — Лена покачала головой. — Максимов — и от всей души!..
Она то и дело кивала людям, которые медленно подплывали к ней, брали за локоток, смотрели печально в глаза и так же медленно отплывали.
— Соболезную... Соболезную... Соболезную...
Они стояли на автобусной площадке возле крематория. Рядом находились еще три подобных группы.
— У них там авария какая-то по дороге случилась. Теперь вот ждем. — Лена посмотрела на часы и огляделась. Почти вся съемочная группа была здесь. Вакасян, как самый главный, что-то деловито медленно рассказывал, остальные слушали. Заметив Дениса Грязнова, Вакасян почему-то подмигнул ему. Денис кивнул в ответ.
— Со священником так глупо получилось. — Лена вздохнула.
— А что такое?
— Никак нельзя его убедить, что это был несчастный случай, а не самоубийство. Бред какой-то.
— И что, поэтому отпевать отказался? — удивился Денис.
Лена опустила голову.
На площадку вкатил новый автобус, из которого вышли отставшие по дороге знакомые и друзья покойного Кирилла Медведева.
— Сколько их! Я при жизни никого и в глаза не видела, — покачала головой Лена и повернулась к Денису. Но того уже не было.
Дверь отворилась, и Денис тихо вошел в храм. Несколько старушек деловито переставляли свечки, какая-то мамаша на ухо рассказывала своему чаду про святых, показывая пальцем то на одну икону, то на другую.
— Скажите, а батюшка где? — шепотом спросил Денис у одной из старушек.
— А зачем тебе батюшка? — Та смерила его настороженным взглядом.
— Мне лично вам рассказать или можно все же сначала поговорить с ним?
— В алтаре он. — Старушка показала пальцем на небольшую дверь.
Батюшка, небольшого роста мужчина лет пятидесяти, сидел на лавке и зашнуровывал ботинки, когда в дверь тихо постучали.
— Добрый день. — Грязнов приотворил дверь и заглянул в алтарь.
— И вам добрый. — Батюшка разогнулся и встал. — Вы ко мне?
— Да, к вам. — Денис вошел и закрыл за собой дверь. — Мы тут хороним одного человека, но мне сказали, что его почему-то нельзя отпевать. Вы не могли бы...
— Это тот писатель, который покончил с собой? — Батюшка насупился. — Нет, не могу. Церковь не отпевает самоубийц.
— Дело в том, что это был несчастный случай. Он совсем не собирался, просто пистолет, который...
— А вы, собственно, кто? Вы его родственник?
— Нет, я... я веду это дело. — Денис вынул из кармана удостоверение частного сыщика и протянул священнику.
— А-а, так, значит, это был несчастный случай? — обрадовался священник. — Ну тогда совсем другое...
— Во всяком случае, никак не самоубийство.
— Но если у вас нет твердых доказательств, то почему вы убеждены, что...
— А почему вы убеждены, что беседуете с Богом? У вас тоже есть твердые доказательства, что он охотно отвечает на все ваши вопросы? Вы же хотите, чтобы люди верили вам. Так как насчет того, чтобы самому разок поверить людям?
И он с силой захлопнул дверь.
Батюшка догнал его, когда Денис выходил из церковной ограды.
— Погодите, я быстренько соберусь. Три минуты...
Когда Денис вернулся в крематорий и сказал, что можно везти тело в церковь, где их ждут через полчаса, Лена подошла к нему и сжала его руку.
— Спасибо. Пойдем, надо еще документы оформить, урну выбрать. Мы успеем?
— Успеем.
— Мне с вами можно? — поинтересовался вынырнувший словно из-под земли Варшавский.
— Конечно.
Они медленно двинулись по направлению, которое указывала стрелка.
— Вот эта восемьсот, эти по триста, от этой до этой по сто пятьдесят, а эти по двести. — Женщина тыкала пальцем в урны, стройными рядами стоящие на полках шкафа. — Эти пластиковые, это никелированный цинк, а эти из мрамора. Если купите две, то можем сделать скидку на тридцать процентов.
— А зачем нам две? — удивился Варшавский.
— Ну как... — Женщина пожала плечами. — Если второй супруг захочет быть погребенным в такой же урне, что и первый, то...
— Второй супруг туда пока не собирается. — Варшавский вынул из кармана бумажник. — Ну, Лен, какую хочешь?
Лена пожала плечами:
— Да какая разница?
— Ну эти дольше хранятся, эти легче и прочнее, эти сохраняют герметичность сто лет.
Денис рассматривал ряды урн. И вдруг вспомнил про точно такие же ряды пистолетов в шкафу на «Мосфильме».
— Сто лет? — Варшавский улыбнулся. — То есть через девяносто пять я могу прийти, да, и...
— Марик, перестань. — Лена строго посмотрела на него.
— Извини. — Продюсер ткнул в одну из урн. — Вот эту дайте.
— С вас две девятьсот пятьдесят, — сказала женщина.
— Вы же сказали, восемьсот.
— Простите, их просто перепутали. — Продавщица мигом поменяла две соседние урны местами.
Перед глазами Дениса снова мелькнули ряды пистолетных рукояток на полке шкафа...
— Лена, я на поминки подъеду, ты не против? — прошептал он ей на ухо и тихонько вышел.
Застонав тормозами, машина остановилась перед подъездом детективного агентства «Глория». Грязнов выскочил из нее и, пробежав через холл, стремительно вошел в свой кабинет.
— Вы чего не на поминках? — удивился Самохин, входя за ним следом.
— А ты чего не дома? — Денис открыл свой сейф и вынул видеокассету. — Нашел чего-нибудь?
— Двух тараканов. Оба при попытке к бегству были убиты.
— Посадят тебя за превышение необходимой обороны. — Денис запер сейф и вернулся в холл.
— Ну зачем?! — хором взвыли агенты-помощники, когда он нажал на кнопку выброса кассеты и вместо извивающейся в пароксизме страсти тетки, на немецком языке кричащей что-то двум парням, которые стегали ее плетками, на экране появился бодро шагающий по кочкам Винни-Пух.
— Вы ведь женатые люди, — Грязнов сунул в видик свою кассету, — а смотрите какую-то порнуху.
— Поэтому и смотрим! — захохотали агенты.
— Ну хоть новую купите. Эта же тетка старше, чем ваши мамы. Так, ребята, перекурите пока, можете отчеты написать, а мне для работы видик нужен. И вообще, у вас что, дел нет?! — громыхнул он.
Помощники нехотя потянулись из холла...
Вообще-то в агентстве работало мало народа, но иногда Грязнову приходилось нанимать агентов-топтунов, которые помогали раскручивать какую-нибудь ситуацию, которая требовала наружного наблюдения. Только что агентство закончило одно такое дело, а теперь началась большая операция по отслеживанию жены некоего высокопоставленного чиновника, который подозревал ее, нет, не в измене, а в том, что она вместо него берет взятки.
Денис сунул кассету, нажал перемотку и «пуск».
На экране Максимов щелкнул пистолетом.
«Стоп! Снято!» — закричал Вакасян.
«Печатать?» — спросила помреж.
Грязнов снова нажал на перемотку, и все побежало назад. До того самого момента, как Максимов взялся за ручку пистолета. Грязнов нажал на «паузу».
Вынув в четвертый по счету раз пистолет, Максимов принялся приставлять его к разным частям тела. Но при ускоренном просмотре его психологические и душевные муки выглядели как ужимки и прыжки забавной обезьянки...
«Стоп! Снято!» — прокричал Вакасян в очередной раз.
— Печатать? — пробормотал Грязнов, когда изображение снова побежало вперед. До того самого момента, как Максимов положил пистолет в оружейный шкаф. Положил он его на то же самое место.
— Ничего не понимаю. — Денис снова и снова отматывал пленку — Максимов возвращал пистолет на то же самое место. И потом, после толчеи, Кирилл вынимал тот же пистолет, который до этого был в руках у Виктора.
Грязнов остановил движение, и изображение замерло на облаке неизвестно откуда взявшегося дыма. Тогда он нажал на кнопку покадрового показа.
Облако дыма, дергаясь, постепенно испарилось.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. — Грязнов пересчитал пистолеты на верхней полке шкафа.
Снова нажал на кнопку, и облако дыма проползло назад.
— Раз, два, три... Шесть. — Денис нервно сглотнул. — Шесть.
Он опять запустил пленку. После того как дым рассеялся, пистолетов оказалось семь. А перед тем как появился дым, их было шесть.
— Вот оно... — Грязнов прокрутил немного назад. — Вот оно!
Рядом с оружейным шкафом стоял Максимов и что-то вынимал из кармана. Но тут весь кадр затянуло дымом. А когда дым рассеялся, Виктора Максимова возле шкафа уже не было.
— Так это ты, что ли? — Грязнов в очередной раз запустил пленку. — Что ты делал возле оружейного шкафа?..
После отпевания гроб снова отвезли в крематорий, где уже было пусто. Кто-то подсказал, что гроб надо переставить на тележку у входа.
Все как-то сами собой выстроились в два ряда и за тележкой чинно вошли в мрачноватый зал.
Варшавский что-то сказал распорядительнице, та нашла нужную бумажку, нажала кнопку, заиграла музыка.
— Уважаемые братья и сестры, — поставленным голосом нараспев заговорила распорядительница, — сегодня мы провожаем в последний путь Кирилла Медведева, молодого талантливого драматурга, любящего мужа, заботливого отца, преданного товарища. Все мы глубоко скорбим о его безвременной, трагической кончине и...
Все, кроме Лены, с интересом оглядывались, почти не слушая монотонную тираду женщины. Только вдруг громко всхлипнул Виктор Максимов.
— ...И пусть послужит всем нам уроком эта трагическая случайность, которая остановила творческий полет талантливого художника, которых так мало осталось в наше время! — ораторствовал Вакасян. — Мы все должны помнить, сколь скоротечно наше земное существование, как внезапно оно может прерваться. На месте Кирилла мог оказаться каждый из нас.
Фотограф снимал с разных точек гроб и скорбящих.
— На его месте должен был оказаться я! — воскликнул вдруг в полный голос Максимов, и обильные слезы хлынули из его глаз...
— А теперь родные и близкие подходят и прощаются с покойным, — скомандовала распорядительница.
— ...Он собой заслонил меня от смерти. От моей смерти, друзья! — надрывно восклицал Максимов, размахивая руками и абсолютно потеряв контроль над собой. — Как мне теперь с этим жить? Как жить мне теперь с этим?
— С этим теперь жить мне как... — тихо пробормотал Вакасян, с тоской глядя на истерику актера.
Несколько раз вспыхнул блиц фотоаппарата.
— Снимаем с покойного крестик, икону, венчик, закрываем гроб, — скомандовала распорядительница.
Кто-то послушно выполнил ее распоряжение.
— Переставляем гроб на постамент, — сказала распорядительница.
— Выведите его кто-нибудь во двор, а то прямо неприлично получается. — Вакасян толкнул в бок операторшу. Та в свою очередь толкнула в бок ассистента Колю, и уже тот, взяв Виктора под локоть, вывел его из зала.
— Боже мой, боже мой, я ведь до сих пор жив только благодаря тому, что этот парень... Этот человек... — Максимов не переставал причитать. — Я ведь сам сказал ему: покажи. Как мне жить теперь с этим? Жить с этим как мне теперь?.. Он меня заменил! Он меня заменил, понимаешь? — Максимов оттолкнул ассистента и побежал к выходу. — Нет, я так больше не могу. Так и знайте — Виктор Максимов таких подарков от судьбы не принимает!
— ...А теперь родные и близкие могут поставить поминальные свечи. Они будут гореть все время кремации. Прошу, свечи по рублю, по три и по пять, — льющимся голосом рассказывала массовик-затейник. — И пусть в вашей памяти Кирилл... — она сверилась со шпаргалкой, — Кирилл Медведев останется навсегда. Подходите, не стесняйтесь, родные и близкие.
Гроб медленно уплыл вниз, люк закрылся.
Люди потянулись к распорядительнице за свечами.
Запиликал чей-то сотовый телефон.
— Простите, это мой. — Вакасян вынул из кармана трубку и тихонько вышел из зала.
— Алло.
— Это Грязнов. — Денис вынул из магнитофона кассету. — Скажите, а Максимов еще там?
— Максимов? — Михаил Тигранович огляделся по сторонам. — Был где-то здесь. Коля, а где Максимов? — спросил он у проходящего мимо ассистента, который выводил Виктора из зала.
— Домой уехал.
— Как — домой, почему? — удивился Вакасян.
В ответ ассистент только покрутил пальцем у виска.
— Понятно, — кивнул Вакасян. — Слышишь, домой он уехал. Истерику тут закатил и домой свалил.
— Домой? А когда?
— Минут двадцать назад.
— А где он живет? Адрес можете сказать?
— Академика Пилюгина, шесть, корпус три. Квартира пятьсот сорок семь, телефон дать?
— Диктуйте!
— Сто тридцать один две девятки сорок.
— ...Две девятки сорок. Спасибо, Михал Тиграныч!
Вакасян вернулся в зал, когда все завершилось.
— Обряд кремации закончен. Всего вам доброго, господа, крепкого здоровья и долгих лет жизни. — Массовик-затейник нажала на кнопку, и монотонная завывающая музыка смолкла...
Выйдя из похоронного зала, все, не торопясь, погружались в автобус с надписью на борту «Мосфильм».
Лену придерживал под руку Варшавский.
— А печально, грустно, а, да? Ничего, Лен, что я корреспондента позвал, ничего? Все-таки Кирилл — фигура известная.
Из трубки доносились длинные гудки. Денис набрал номер еще раз. И опять никто не ответил. Бросив трубку, Грязнов посмотрел на часы, спросил Самохина:
— Где это, академика Пилюгина?
— Юго-Запад. По Ленинскому проспекту до бывшего посольства ГДР. Знаете?
До Пилюгина доехал за полчаса. Остановил машину на углу и опустил боковое стекло.
— Мальчик, где тут дом шесть, корпус три?
— К Максимову, что ли? — почему-то сразу догадался мальчик.
Дверь лифта с грохотом открылась, и Грязнов вышел на лестничную площадку. Вся стена была исписана признаниями в любви Максимову. «Витенька, возьми меня! Маша», «Витенька, ты мое серце. Костик», «Витя, ты Бог!», «Витя, ты моя жизнь», «Витя, позвони мне, 123-45-67. Элька». Мальчик был не такой уж догадливый. Видно, в этом районе только Максимов и был знаменит.
Под дверью лежало несколько букетов цветов. Грязнов нажал на кнопку звонка, и заиграла какая-то музыка.
— Входите, открыто, — раздался изнутри голос Максимова.
Грязнов открыл дверь и шагнул в прихожую, которая вся была оклеена постерами с фотографиями хозяина.
— Здравствуйте, Виктор, это Денис Грязнов. Можно? Я по поводу...
— Да-да, можно, — раздался голос Максимова откуда-то из комнаты. — Проходите. Можете не разуваться.
Денис хорошенько вытер ноги и открыл дверь в комнату.
Максимов стоял на табуретке. На шее у него была петля из телефонного провода.
Как только Денис открыл дверь, Виктор оттолкнул табуретку и повис, дрыгая ногами.