В портальный зал я прибежал последним, запыхавшийся, потный в новенькой парадной форме, с дурацкой круглой шапочкой в руке. И обнаружил там не только легата-наварха, командира «Гнева Гегемонии» в сопровождении свиты из полудюжины офицеров, но и Лиргану, и Равуду.
– Где тебя носит? – прорычал легат Надвиз, буравя меня злым взглядом.
– Виноват! – я вытянулся перед ним.
В другой ситуации мне бы досталось на орехи, но тут он только махнул.
– Кто линкор перед Гегемоном посрамит, того я сам, лично на куски порежу, – пообещал Надвиз.
И мы двинулись к порталу – цепочкой, один за другим.
Ныряя в голубое пламя, я задержал дыхание – раньше я проходил через него либо уже в знакомое место, либо вообще не понимал, что происходит, а тут мне предстоит попасть на другую планету, центр исполинской Гегемонии, для которой Земля не больше деревушки. Меня замутило, и я обнаружил себя в другом зале, намного больше, с высоким потолком и колоннами.
Отскочил в сторону, давая дорогу следующему, и огляделся.
Стен как таковых тут не было, за колоннами виднелась густая зелень деревьев, доносилось журчание воды, мягкий ветер нес запахи листвы и цветов. Колонны черного мрамора взлетали на высоту метров в двадцать, а с потолка свешивалось множество древних знамен, сине-золотых, красно-белых, густо-фиолетовых.
Я поймал злобный взгляд Равуды, и он красноречиво провел пальцем по горлу. Помечтай, помечтай, урод…
– Смирно! – приказала Лиргана, старшая по званию в нашей группе.
Вошедший в зал очень высокий кайтерит мог похвастаться светлыми волосами на голове. Увидев вытянутое, лошадиное лицо, узкие красные глаза и улыбку с температурой чуть повыше абсолютного нуля, я невольно поежился.
Принц Табгун, родственник Гегемона, полководец, консул и еще там кто-то.
– Вот они, наши героические герои, – лениво проговорил он, осматривая наш строй. – Именно на таких людях… – пауза, словно провал в речи, неожиданный, сбивающий с толку, – держится наша армия. Вольно… славным достается слава, и я рад приветствовать вас во Дворце Семидесяти Фонтанов.
Ого, это мы в резиденции правителя!
Табгун пошел вдоль строя, вглядываясь в лица, и я взмолился всем богам одновременно – только бы он не вспомнил меня, только бы он не вспомнил меня… Моления однако до адресатов не дошли – принц остановился рядом со мной и улыбка на его лице изменилась, в ее холоде появился некий личный оттенок.
По спине у меня побежала дрожь.
– Вот и ты, боец, – сказал Табгун почти угрожающе, и тут у меня затряслись ноги. – Радостно видеть, что ты… – снова пауза, – уцелел в передрягах кровавых сражений, развернувшихся на Бриа.
«И что ему от меня надо?» – подумал я с тоской.
Опять мне достанется на орехи от командиров, снова меня позовет к себе Геррат…
– Только вот помни, боец, что смерть порой… приходит от руки, которая выглядит дружеской, – принц сделал непонятное движение, словно повернулся внутри идеально сидевшей на нем формы, темно-синей, какую носят флотские, с многочисленными нашивками и аксельбантами, и у меня непонятно почему закружилась голова, захотелось упасть на колени перед ним, обнять ноги и зарыдать.
Это я что, словил солнечный удар?
– Еще увидимся, боец, – добавил Табгун тоном инквизитора, расстающегося с узником после пытки, и зашагал дальше.
Я сглотнул пересохшим горлом, и понял, что весь мокрый от пота.
– Следуйте за мной, – велел принц, закончив осмотр и не заговорив больше ни с кем, даже с Лирганой.
За дверью, через которую он явился, обнаружился другой зал – с таким же высоким потолком, без колонн, и со стеклянными стенами. Я увидел панораму раскинувшихся за ними садов – аккуратно подстриженные живые изгороди, свечки деревьев вроде кипарисов, струи многочисленных фонтанов, что взлетали и падали, оставляя водяную пыль, в которой играло солнце, танцевали крохотные радуги.
Кое-где из зарослей поднимались белоснежные округлые сооружения с остроконечными крышами.
– Немногие могут похвастаться, что видели то, что вы увидите сейчас, – сообщил Табгун через плечо. – Хотя все слышали об отвратительном бунте, случившемся двенадцать лет назад… И чтобы опираться на верность верных, мы показываем вам то, что сохранено. Узрите же!
Мы прошли через новую дверь, и оказались… посреди руин.
Мраморный пол взрыт, в нем трещины и выбоины, потолок обрушился, несколько колонн лежат, точно исполинские стволы. Всюду осколки стекла, куски блестящего металла, обрывки яркой ткани, у стен застыли шкафы с распахнутыми дверцами, искореженные, покосившиеся.
– Здесь некогда… располагалась главная сокровищница, – Табгун покачал головой. – Ворвавшиеся сюда мятежники, лишенные разума негодяи, похитили все, до чего дошли их руки, в том числе и несколько предметов из Сферы Чистоты, которая с тех пор не может похвастаться полнотой полноты.
Так, и Сияющий Обруч у нас из этой самой Сферы, и выходит, что кто-то из повстанцев его утянул, потом спрятал на «Гневе Гегемонии», а Диррг как-то об этом узнал и теперь ищет эту штуку… Но куда делся сам похититель… умер, не успев забрать имущество? Попади он в руки Службы надзора, мигом бы все рассказал.
– Тут закипел последний бой, где части, верные Гегемону, да правит он вечно, встали насмерть, – если Табгуна когда-нибудь лишат титулов, денег и привилегий, он сможет зарабатывать на жизнь как бродячий сказитель. – Многие расстались тогда с жизнью, почти все были ранены, но… не отступили ни на шаг, и благодаря этому цивилизация устояла.
«Интересно, а где ты сам был в тот день?» – подумал я.
– Дворец восстановили, но этот зал оставили нетронутым как память о верности, – принц сделал паузу, еще более длинную, чем обычно. – Надеюсь, вы ощутили дух места. Теперь за мной, награды ждут вас.
И мы потащились через анфиладу комнат, причудливо украшенных, набитых изящными вещами, которые я не в силах ни описать, ни назвать. Случился передоз новых впечатлений, комнате на третьей я устал восхищаться и открывать рот, и просто тащился за остальными, как баран на бойню.
Пару раз мы свернули, и очутились в очередном зале, по сравнению с которым увиденные ранее выглядели каморками.
– Ну ни хрена себе… – прошептала Лиргана: проняло даже ее.
Вместо крыши над головой скопление кучевых облаков, они даже движутся, но за пределы зала не выходят. Вдоль стен огромные, в три человеческих роста статуи – воины в бронезащите и с оружием, дамы в пышных платьях, благообразные пожилые мужчины со свитками в руках, многие по-кайтеритски безволосые, но не все; должно быть всякие деятели, кто вложился в создание и сохранение Гегемонии.
И трон, похожий на застывшую волну, сине-зеленый, с белой спинкой.
Зал был пустым в тот миг, когда мы вошли, но тут же начал заполняться – зашелестели роскошными халатами мужчины и женщины, сплошь кайтериты, холеные, надменные. Вокруг трона образовалась толпа, и на его вершине объявился согбенный старик – откуда он там взялся, я не понял, сдвинулось что-то, и в белоснежном кресле возник этот тип, дряхлый гриб в лиловой тунике.
– Приветствуйте великого Гегемона, Защитника Справедливости и Держателя Мира, Приносящего Первую Жертву, Говорящего с Истиной, Того, кто Поддерживает Пламя! – рявкнул здоровенный мужик, разряженный как петух, и все одновременно склонились в поясном поклоне.
Я чуть отстал, поскольку совсем не понимал, что делать.
Когда распрямился, белое кресло медленно ехало вниз по склону волны, а Табгуну несли подушку, на которой аккуратными рядами лежали медальки: золотые толстые кругляши разбрасывали искры, черные ленты с бантами змеились, точно щупальца.
– Сегодня награждены будут герои битвы на Бриа! – вновь подал голос здоровяк. – Планета сия населена непокорными дикарями, не желающими радостно встать под сень благостной руки цивилизации, упорствующими коснеть в невежестве, грязи и нищете! Доблестные воины Гегемонии несут им спасение, мир и благодать!
Я вспомнил бриан, их гордые лица, мирные поселки, и подумал, что пропаганда всюду и всегда одинакова.
– Героям первых сражений на Бриа сегодня будут вручены Медали Малого Солнца! – продолжал надрываться глашатай. – Тем, кто проявил храбрость и показал воинское умение!
Мой взгляд упал на Равуду, и меня перекосило от злости – этот урод стрелял в своих, насиловал пленниц, а его произвели в «герои»? Да чтоб я сдох, нахрен эту награду! Вот только никто меня не спросит.
Гегемон встал из кресла, Табгун подал ему одну из медалей.
– Трибун Лиргана! – объявил глашатай, и кружок из золота закачался на груди, которую я не так давно тискал.
А потом хозяйка этой самой груди… дальнейшее вспоминать не хотелось.
– Трибун Явайни!
Этот принадлежал к народу, которого я не знал даже названия – очень длинные пальцы на висящих до колен руках, узкие плечи, огромная голова без ушей, иссиня-черная кожа и прозрачные, точно вода глаза.
– Центурион Иргис!
Ну этот шавван, все понятно…
Гегемон подходил ближе и ближе, а я думал, насколько плохо он выглядит – дрожащие руки, согнутая шея, неуверенные движения, мутный взгляд, шаркающая походка. Жить ему явно недолго, а это значит – близка драка за трон, и драка безжалостная, как принято в этих случаях.
Интересно, сын у правителя есть?
Надо будет у Пиры спросить, она у нас фанатеет от правящей семьи, все о них знает.
– Десятник Егорандреев! – объявил глашатай, и я вздрогнул, распрямился.
От Гегемона просто смердело гнилой плотью, и я брезгливо вздрогнул, когда его пальцы коснулись моей груди.
– Да светит тебе солнце, – прошамкал он, подняв на меня алые глаза.
– Служу Гегемонии – ответил я и вздрогнул повторно, на этот раз от удивления – мой взгляд, рыскавший в толпе у подножия трона, наткнулся на женщину с роскошными светлыми волосами.
Круглое лицо, смуглая кожа – она могла быть сестрой Юли, или скорее матерью! Только вот смотрела она с наивностью маленького ребенка, открыв рот, а по подбородку сбегала струйка слюны.
Слабоумная? Но кто пустил ее сюда?
И какое удивительное сходство, а ведь одна родилась тут, в Столице Гегемонии, другая на Земле!
Я отвел взгляд, обнаружил, что выдача медалей закончена, и правитель зашаркал обратно к трону. Табгун же остался рядом с нами, а точнее – рядом с Равудой, и эти двое о чем-то шептались, вполне доверительно, будто старые друзья, и на лице моего смертельного врага красовалась довольная улыбка.
Как бы я хотел ее стереть… но сегодня не получится.
В огромном шатре было тесно и жарко, ни никто из набившихся внутрь бойцов и не думал уходить.
На сцене у задней стенки шатра танцевали, извиваясь, три гибкие женщины. Блестела кожа, словно покрытая лаком, ползли по ней узоры – пятна со шкуры леопарда, полоски зебры, серебристая чешуя, огненные языки. Волосы женщин то отрастали до пят, то становились короткими, лица текли, словно отражения, и еще они испускали… что-то… совершенно не знаю, как назвать – запах, эманацию, радиацию.
Глядя на них, я ощущал, что все трое обнимают меня, ласкают нежными руками, лижут шершавыми язычками. Я понимал, что это иллюзия, но победить ее не мог, гениталии мои наполнялись кровью, я дрожал, сердце лупило все чаще и чаще, по лицу и спине тек раскаленный пот.
Стоявший рядом Макс вывесил язык и дышал, как пес на жаре, сзади, судя по размеренному сопению, кто-то вовсю баловался рукоблудием.
– Вапще… – прошептал Макс, и я закрыл глаза, поскольку понял, что не могу больше смотреть, что сам схвачу себя за яйца, чтобы только не мучиться.
Но не помогло – под закрытыми веками извивались те же три фигуры, истома накатывала волнами, я качался на них, точно плотик в кильватере парохода, из глаз моих текли слезы. Вспомнить весь секс, который только случился в моей жизни – ничего подобного я никогда не испытывал.
– Аааа… Оооо… Ух-ух… Ой… – доносилось со всех сторон.
Когда мы только покупали билеты на «эротическое шоу трансморфов», я думал, что будет полная ерунда… Сейчас же я ничуть не жалел о потраченных деньгах, и мечтал, чтобы это никогда не закончилось…
А потом наваждение сгинуло, я обнаружил, что стою как дурак, с эрекцией, и пялюсь на пустую сцену.
– Круто! – воскликнул Макс. – Ха-ха! Как сказала императрица Екатерина Вторая – развратом тешиться нам любо, и в честь чего раскатим губы! Уф! Тебе понравилось?
Я только кивнул и двинулся к выходу из шатра.
Ярмарка, как и в прошлый раз, раскинулась на все стрельбище, заняла его от стенки до стенки: шатры, палатки, навесы, и везде что-то продают выходцы из десятков планет. Снаружи мне стало полегче, свежий воздух охладил лицо, одурение ушло из тела и рассудка.
– Тут есть один закуток, где наливают разное, – затараторил Макс. – Пойдем?
Дю-Жхе с энтузиазмом кивнул, а я отказался – пить не хотелось совсем.
Они ушли, а я отправился бродить по ярмарке, но задержался у первого же прилавка с книгами, торговал которыми старый кайтерит, морщинистый, сутулый.
– Что угодно? – спросил он. – Дайте я сам угадаю… Хороший продавец все видит… Должен знать, что ищет разумный… Вы в поиске знаний… Глубоких, настоящих, о многом…
Я хмыкнул – ну какие знания, мне бы выжить и домой вернуться.
– Вот, есть уникальная вещь, – а кайтерит уже протягивал книжку в переплете из коричневой кожи. – Живая Энциклопедия: все обо всем в одном маленьком томе… Честно… Целая Гегемония сведений в крохотном объеме.
Я взял книжку, гладкую и приятную на ощупь – а что, неплохой будет сувенир. Текст на языке, который никто на Земле не сможет прочитать, ну кроме меня, поскольку у меня есть переводчик.
– Почем? – спросил я.
– Десять долларов, – понятно, что старик-кайтерит назвал сумму в других единицах, и переводчик в голове мгновенно все пересчитал.
Я решил, что сумма невелика, и стал обладателем маленькой, но увесистой книги. Повернулся, чтобы уйти, и мигом забыл о покупке, когда у соседнего прилавка, где торговали женскими побрякушками, заметил Етайхо.
Я захотел поговорить с гирванкой, едва ее увидел, но случая до сего дня не было.
– Выбираешь? – спросил я.
Девушка посмотрела на меня и стеснительно кивнула, положила на место сережки в виде серебристых улиток, в центре завитка у каждой – крохотная алая капелька.
– Слушай, такая ботва… – я не очень знал, как начать беседу. – Прежний десятник…
– Йухиро, я знаю, – Етайхо кивнула. – Твой родич Макс мне рассказал. Он погиб. Очень жаль.
– Да, точно… – кто бы сомневался, что московская хипстота растреплет все на свете. – Но когда он был жив, он говорил необычные вещи… Насчет меня…
Мне достался еще один взгляд, на этот раз удивленный, и девушка поправила выбившуюся из прически прядь цвета медной проволоки.
– Что я должен спасти мир… – я сам понял, что это прозвучало глупо, и разозлился. – Как-то это связано с вашей религией. Чтоб я сдох… ты не можешь сказать, что это значит?
Етайхо шмыгнула носом, совсем по-человечески.
– Я простая девушка, – сказала она. – Всю жизнь работала в поле. Ничего не знаю. Жрецы все понимают, мы лишь хотим покинуть Колесо Воплощений и молимся Надзирающим о памяти.
Она говорила монотонно и равнодушно, и вид у нее был испуганный и робкий.
– А кто может помочь?
– Ничего не знаю. Кто-то из жрецов.
К злости на себя добавилось раздражение – похоже, мне не повезло, Етайхо и правда ничего не знает, да и просто дура.
– А кто-нибудь из них есть на «Гневе Гегемонии»? Тут немало ваших.
– Ничего не знаю.
Мне только и осталось, что пожать плечами и отправиться восвояси.
Пробираясь через толпу, я заметил Молчуна, альбиноса-игву, одного из приспешников Равуды. Вскоре стало ясно, что он идет за мной, а рядом с ним топает бюдрака в два раза меня шире, с тупой и сонной физиономией.
На прошлой ярмарке я ухитрился попасть в их ловушку, но теперь не дамся.
В толпе напасть они не рискнут, попробуют заманить в какой-нибудь закуток между палатками, который не видят камеры.
– Ну что же, поиграем, – прошипел я, убирая книгу в рюкзак.
Я свернул в очередной проход, миновал перекресток, где толпа собралась вокруг фокусника. Когда преследователи скрылись из виду, повернул еще раз, чтобы пробраться к стене и уйти одним из технических проходов – палубой ниже, и там в казарму.
Пользоваться проходами меня научил Диррг, и вообще благодаря сержанту я узнал об устройстве линкора больше, чем знали некоторые офицеры.
– Какоой приятный дееень, – заявил Равуда, преграждая мне путь. – Иди сюда.
Я отшатнулся, но он уже сцапал меня за плечо, и мигом позже рядом оказались Молчун и бюдрака. Последний сжал лапищу на моем запястье, и я понял, что хватка у этого увальня с пушистой рожей железная.
– Оборзели? – прошипел я. – Нападение на старшего по званию!
– Хы? – Молчун осклабился, и пшикнул мне в лицо чем-то сладким из маленького баллончика.
Перед глазами все помутилось, я на миг потерялся, потом осознал, что меня куда-то ведут, а я послушно переставляю ноги.
– Бываааает, выпил на ярмарке, за ногами не уследил. О да-да… Мне ли не знать… – шептал мне в ухо голос Равуды. – Товарищи пытались отвести в казарму, но не уследили… Убежал. А тут как раз люк в канализационную систему, открытый… какая неудача, ой-ой-ой…
С одной стороны тянулась стена огромного зала, серые металлические пластины, с другой – тыльная часть палаток. Я хотел закричать, но сил хватало только на то, чтобы дышать и идти туда, куда меня практически тащат.
А затем под ногами оказалось пусто, и я полетел вниз, в смрадную темноту. Зацепился спиной, потом ударился подошвами с такой силой, что лязгнули зубы, и меня швырнуло в сторону. Под спиной чавкнуло, затылком приложился о стенку, и показалось, что череп мой треснул, как яйцо от удара ложкой.
Удивительно, но сознания я не потерял, может быть от той отравы, которой меня одурманили.
– Б… б… блин… – пропыхтел я, ощупывая голову.
Нет, цела, и даже крови нет, только свежая шишка, башка трещит конечно, и болит подвернутая лодыжка, но в целом жить можно.
– Прощай, волосатый, – сказал сверху Равуда, и раздался металлический скрежет: мерзавцы закрыли люк.
Света было мало, но глаза привыкли, и я огляделся – узкая и высокая камера, ведущий к люку колодец, в торцах забранные решетками громадные трубы. Отстойник, фильтрационная камера, одна из многих, где скапливается и уничтожается всякий мусор, который прямо сейчас воняет и чавкает у меня под ногами.
А для этого используется система измельчения, которую включают два раза в сутки, в полночь и в полдень.
– Твою мать, – я похолодел.
Если я не уберусь отсюда за пятнадцать минут, то меня измельчит вместе с той дрянью, в которой я стою. До люка не добраться, лестница поднята, нужно пролезть в одну из труб, сломать или снять решетки.
Я метнулся к ближайшей, дернул изо всех сил… держится, черт!
Хлопнув себя по лбу, я поспешно содрал с плеч рюкзак и принялся рыться в карманах. Набор отверток мне подарил Диррг, и поскольку я время от времени ремонтировал снарягу, то таскал его с собой постоянно.
Нифига не видно, какие тут шурупы… ага, крест… вот эта подойдет.
Потные руки соскальзывали даже с пупырчатой лихорадки, я пыхтел и задыхался, ржавый толстый шуруп шел с трудом. Я не знал, сколько времени у меня осталось, и все ждал, когда пол затрясется мелкой дрожью, когда с тихим шорохом включится измельчитель.
Первый есть… второй… третий…
Негромкое жужжание коснулось моего слуха, когда остался последний, восьмой. Ухватив решетку обеими руками, я потянул, налег изо все сих, не обращая внимания на боль в ногах. Раздался металлический скрежет, и я прыгнул вперед, в трубу, где основательно приземлился на локти.
За моей спиной мусор с шуршанием и чмоканьем превращался в сырую грязь, которую смоет вода. Я лежал на животе и тяжело дышал, я не знал пока, как выберусь из канализационного лабиринта, устройство которого представлял не очень хорошо.
Ясно было одно – проклятый Равуда ничего не забыл и ничего не простил, и от планов убить меня вовсе не отказался.