Столб пара вырвался из пола метрах в трех впереди нас, расплескался по потолку. Меня обдало жаром, а Диррг, которому досталось сильнее, выругался через стиснутые зубы. Невольно отступил на шаг, толкнув меня, и прибор в его руке, похожий на сдвоенную лопату, дрогнул.
Что это за штука, зачем она нужна – сержант-техник не объяснил, сказал только, что придумал и сконструировал ее сам.
По горячей зоне мы бродили уже час, видели многочисленные черные наросты вроде сталактитов и сталагмитов, обходили дыры в полу. Сородичи Котика с хрюканьем и писком удирали от нас, шумовые выбросы сотрясали стены, уши от них болели просто зверски, ядовитые запахи щекотали нос, но до настоящего яда дело, к счастью, пока не доходило, поэтому противогазы мы не надевали.
В горячей зоне, окружавшей исполинский двигатель линкора, было «уютно», как всегда.
– Что за ерундень? Сейчас настроим, – пробормотал Диррг, подтягивая к себе лопату: черенок у нее был обычный, разве что не деревянный, а вот пластиковых лезвий от него отходило две штуки, одно над другим, и покрывали их черную поверхность многочисленные волоски того же цвета.
– Как оно хоть работает? – спросил я.
Сержант-техник оглянулся на меня через плечо, в его прозрачных глазах я увидел сомнение – он явно не хотел раскрывать мне всего, и это было, честно говоря, обидно. Уговорил меня помогать, ссылаясь на свою болезнь, а в ответ на вопросы всякий раз уходил в глухую молчанку.
– Ловит определенное излучение, – сказал Диррг наконец. – Вот, на экране видно…
Венчал черенок небольшой экран, возникавший, если эту штуковину взять в руки: сплошная синева, по которой бегут слева направо белые полосы, то есть информации чуть больше, чем ноль.
– Появится красная точка – нужно идти в том направлении, – пояснил сержант. – Точка начнет увеличиваться, затем превратится в шарик… Предмет, который мы ищем, излучает в определенном диапазоне, его ни с чем нельзя спутать, такой вот он уникальный.
– А что это за предмет, чтоб я сдох? – раздражение в голосе я скрыть и не пытался.
– Это… – Диррг замер, глянул мне за спину. – Вперед, бегом! Противогаз!
У него было феноменальное чутье на опасности горячей зоны, поэтому я стартовал, не задумываясь. Сам сержант тоже побежал по коридору, тряся солидным брюшком и вскинув «лопату» на плечо.
За спиной мягко вздохнул великан, по стенам, между которых мы бежали, составленным из черно-белых и изумрудно-золотистых «микросхем», зазмеились тонкие трещины… Выхлоп, чтоб ему провалиться, и счастье, если пол не провалится под нашими ногами прямо сейчас!
Диррг споткнулся, но я подхватил соратника под локоть, перехватил его прибор. Оказался тот совсем легким, не больше килограмма, а рукоятка под пальцами вибрировала, точно живая.
Поворот, еще один, узкая лестница вниз, нас догнал второй вздох, не такой сильный, как первый, но пахнущий серой. Я мигом задохнулся, несмотря на надетый противогаз, перед глазами потемнело, в груди словно объявился бешеный кот, начавший драть ее изнутри когтями на многочисленных лапах.
Устоять! Устоять! Если упадешь, то ты труп!
Меня повело в сторону, я ударился о выступ стены, и резкая боль помогла очухаться. Новый вздох обошелся без боли, только с хрипами, я различил перед собой широкую спину Диррга, болтавшийся на ней рюкзак, и понял, что выключился на каких-то несколько мгновений.
– Давай! – бросил он через плечо. – Немного осталось!
Лестница кончилась, под ногами очутился пол очередного коридора, а справа – монолитная золотистая стена, за которой прятался собственно двигатель размером с деревню. Третья волна выхлопа толкнула сзади, но совсем мягко, и сердитый рокот затих вдалеке.
Удрали! А задержись секунд на десять, там бы и остались!
– Живы, – сержант остановился и согнулся, упершись широкими ладонями в колени. – Ухх… Уффф… Пффф…
Несколько минут мы просто дышали, приходя в себя.
– Давай выпьем, сам Гегемон велел, – Диррг с кряхтением потащил с плеча рюкзак, внутри булькнуло, и на свет явилась обтянутая тканью старинная фляга с металлическим стаканчиком вместо крышки.
– Дедушкин самогон? – спросил я, настороженно глядя на прозрачную жидкость.
Пахла она слабо и безобидно – травой, мхом, листьями.
– Он, – признался сержант. – Рецепту лет двести, еще до Гражданской реформы.
Когда-то шавваны были просто бесправными рабами кайтеритов, но потом создатели Гегемонии осознали, что себе дороже, и стали давать некоторым чешуйчатым гражданство – чтобы те сами справлялись с быдлом. Разделяй и властвуй – работает по всей вселенной.
Я осторожно пригубил.
Самогон оказался густым, сладковатым, а от изобилия вкуса я просто задохнулся. Мягкий огонь скользнул по горлу, и мне стало жарко, словно из тени я выбрался на солнцепек. Ощущение продлилось всего мгновение, а потом исчезло, и во рту остался привкус рябины, меда и лесных орехов.
– Закусывай, – Диррг протягивал мне пучок домашних колбасок, тонких, словно веревочки, с блестящими капельками жира, я сунул его в рот, ощутил волокнистую, мясистую плоть, крупицы соли и специй.
За колбасками явились пирожки – с фруктовым творогом, с мягкими орехами, что хрустели на зубах, источая кисловатый сок, с мелко нарубленным мясом, напоминавшим баранину, но более нежным, с чем-то вроде слабосоленой икры, хотя это могло быть что угодно, пыльца каких-нибудь растений или выделения гигантских молочнокислых лягушек. Проглотил я их – пирожков, не лягушек – наверное с дюжину, и запил еще одной стопкой самогона, который пошел как родной.
– Ну вот, так куда лучше, – сказал Диррг, который и сам отдал должное стряпне жены.
– Лучше-то лучше, – пробормотал я, сыто отдуваясь. – Но ты мне так и не ответил. Что мы ищем?
И вновь лицо сержанта навестили сомнения, он потер виски в мелкой чешуе, откашлялся.
– Уверен, что хочешь знать?
– Уверен, что не имею желания помогать, если не понимаю, чем занимаюсь! – произнес я это чуть резче, чем намеревался, и тут же пожалел: этот толстый парень не раз выручал меня, отнесся как к другу, когда я только появился на «Гневе Гегемонии», а я на него голос повышаю.
Диррг откашлялся, провел ладонью по белым волосам.
– Ты знаешь… ну, я говорил, что у меня со здоровьем не очень…
Он признался, что болен неизлечимо, только когда оказалось некуда деваться – симптомы говорили сами за себя.
– И врачи помочь не могут, ну…
– Да-да! – нетерпеливо перебил я его: видеть сильного, уверенного в себе сержанта таким вот мямлящим, почти заикающимся было неприятно. – Ты все это мне говорил! Не раз!
– Ну так вот на «Гневе Гегемонии» есть нечто, способное мою хворь вылечить, – продолжил Диррг чуть увереннее. – Я случайно узнал, еще когда в отставку ушел… Получилось так… И я нарочно сюда завербовался на сверхсрочную, чтобы эту штуку найти.
– Так какую штуку-то?
Сержант напомнил мне девчонку, с которой мы учились в институте и некоторое время встречались – она ужасно стеснялась слова «секс» и всех связанных с ним терминов, а когда нужно было эту тему обсудить, начинала заикаться и краснеть, использовала окольные выражения, дико нелепые и смешные.
– Это прибор, – выдавил он. – Очень древний. Который лечит все болезни.
Память моя сделала стойку – кто-то говорил мне о подобном устройстве, кто-то на линкоре, хотя это было давно… Из памяти всплыл резкий запах лекарств, стеллаж с пузырьками и коробочками, стол и сидящий за ним немолодой шавван… точно, врач с татуировкой!
И он еще название упомянул!
– Этот… Обруч Света? Сфера Очищения?
Диррг вытаращил глаза:
– Сияющий Обруч из Сферы Чистоты… а ты откуда о них знаешь?
– Слышал, – буркнул я. – Но это же император… то есть гегемонские сокровища. Откуда они здесь взялись?
Сержант пожал плечами.
– А что это вообще такое и как оно работает? Как выглядит?
Если эта фиговина и правда лечит все болезни, и воспользоваться ей могут не только кайтериты, под которых ее изготовили, а шавваны, то наверняка она сработает и на человеке, а точнее – на одной маленькой девочке по имени Саша. Осталось найти ее, подождать, пока Диррг не справится со своей хворью, а потом вежливо попросить.
– Тонкий золотой обруч – как лента. Если надеть на голову, то он светится, – описание вышло так себе. – А всего там семнадцать предметов, их создали еще до Чужацких войн, когда Гегемония была на вершине могущества… Первым был Трон Великолепия… очищает мозг, улучшает память, на нем лучше и быстрее думается… Ну и там остальные…
Ясно, что сержант и знал не особенно много, и желанием рассказывать не горел. Только вот и мне больше информации не было нужно – теперь я понимал, ради чего наша охота, и сам был готов облазить исполинский космолет, чтобы только найти эту побрякушку.
– Чего мы ждем? – я вскочил на ноги. – Давай еще по одной, и за дело.
К выпивке я равнодушен, но дедушкин самогон оказался и правда на диво хорош.
Встретившее меня в оружейке существо напоминало бесформенного динозавра в зеленой чешуе или очень уродливую пластиковую елочку, произведенную сидящими на опиуме китайцами. Из-под чешуйчатого плаща, скрывавшего существо целиком, струилась дикая помесь запахов – бензин, соленые огурцы, раскаленный песок.
– Пррроххходи, человввек, – прошелестело оно.
На одном из столов свивала кольца живая система связи: толстый удав без головы, из маслянистого бока которого на длинном и жестком отростке торчала архаичного вида телефонная трубка.
– Не спеши, зеленый, – буркнул я. – Чего ваша аппаратура во мне не работает?
И я выразительно постучал себя указательным пальцем по лбу, где-то за которым прятался встроенный «смартфон» для связи с домом – тиззгха установили его туда в обмен на некую услугу, которую я им пообещал. Оказавшись на «Гневе Гегемонии» я тут же попытался активировать эту штуку, чтобы поговорить с Юлей, и у меня ничего не вышло.
И после установки она начала функционировать не сразу, но там хоть было ясно – почему.
– Когддда будддет нужжжда, она включиттттся, – сообщил чешуйчатый плащ.
– А может ты заливаешь? Может она попросту сломалась, и я вам ничего не должен?
Когда я спросил у Юли, как для нее выглядели мои «звонки», совершенные прямо из головы, то она ответила – все как обычно, смартфон подавал сигнал, на экране появлялось мое имя на фоне смешной фоточки, где я держу Сашку, а она тянет ко мне ручонки; разве что при попытке перезвонить ничего не получалось, связь всегда обрывалась на первом же гудке.
Тиззгха зашелестел, как тысяча осин, одеяние его раздулось, полы взметнулись, обнажив нечто черное, извивающееся. В лицо мне ударила волна горячего воздуха, я невольно закрылся ладонью, а когда убрал ее, то передо мной стояли два нелюдя – второй был повыше и потемнее, и будто сутулился под чешуей.
– Человввек, – проклекотал он. – Сссделка в сссиле!
– А оборудование не работает.
– Всякий раз, когда ты пробуждаешь ее ото спячки, она ест плоть твоего мозга. Хочешь ли ты израсходовать его целиком?
Вот это номер, о таком меня никто не предупреждал!
– И за сколько сеансов эта ваша фигня мой мозг сожрет?
Тиззгха повыше наклонился ко мне, под плащом обозначилось движение, будто там зашевелилось сразу несколько рук.
– Мать Кладки не врет. Сделка заключена. Сейчас опасности нет, но риск есть. Придет время – мы напомним о себе. Все ли ясно тебе, человек? Так?
Мать Кладки? Это что, передо мной птица или ящерица женского пола? Сюрприз!
– Ничего не ясно, но ладно. А имя у тебя есть? Надо знать, с кем я договорился.
Тиззгха запыхтели, заперхали в унисон, и я сообразил, что они смеются.
– Ты не выговоришь его, человек. Но попробуй…
Я услышал нечто вроде «Тир-Тир-Вага-Хуммаа», но между знакомыми звуками прятались странные, чуждые, царапавшие слух, даже не понять – гласные или согласные.
– Очень приятно, – сказал я.
– Не думаю. Сделка в силе! – вновь непонятно откуда ударил порыв ветра, и две зеленых конических фигуры слились в одну, мгновение она выглядела толстой и высокой, а потом стала обычной.
А я отправился к столу, и взялся за теплую, вибрирующую телефонную трубку.
– Привет, – сказала Юля чуть устало. – Рада тебя слышать. Как ты там?
– Нормально, – бодро отрапортовал я, стараясь не думать о том, что уже наставил супруге рога, получил по морде, оказался в лапках у шантажистов и под надзором особистов. – Дело такое, работаем…
– Командировка, – проворчала она. – Все знают, чем мужики там занимаются. Расскажи хоть подробно…
– Ну… – осторожно начал я. – Гоняю молодых, а то набрали тут по объявлениям. Один из самой Америки, прикинь… Держит ав…
Слово «автомат» договорить мне не дали – в ухе раздался громогласный треск, и живая трубка напряглась, дернулась в ладони, как рыба на крючке.
– Не все можжно говорррить, человвек, – напомнил тиззгха.
– Да знаю я… Юля, ты здесь?
– Тут. Эх, ты…
Как бы мне хотелось обнять ее, прижать к себе, услышать эти слова не с помощью живой аппаратуры, а лично, но ничего не поделаешь, должен тянуть лямку тут, среди существ, лишь похожих на людей.
– А так у меня все хорошо, здоров, кормежка отличная.
Непонятно как, но за проведенное дома время я ухитрился так и не рассказать, где был и чем занимался. Ну и жена у меня умница – быстро сообразила, что эта тема меня совсем не радует, и перестала ее касаться.
Сейчас промолчать еще проще, но хоть что-то надо же говорить!
– Как вы там? – спросил я. – Как мама, как Сашка?
С мамой все оказалось неплохо – нездоровье у нее прошло, так что несколько дней назад она к ним даже в гости заявилась, хотя обычно этого не делала, мы сами к ней ездили.
– На работе завал, как обычно, – сообщила Юля. – Нельзя же так с нами обходиться!
Она врач, работает в больнице, и бумажками всякими их мучают неимоверно, на больных времени не остается.
– Сашка же… – жена замолчала, и сердце мое оборвалось.
– Что? Что?
Я примерно знал, что скажет Юля, понимал, что это неизбежно, и все равно боялся это все услышать.
– Не очень хорошо… боли снова, уколы приходится делать… На процедуры ее вожу.
Я заскрежетал зубами, накатило желание выдрать трубку с корнем, швырнуть в стену. Я готов пойти на край вселенной, сделать что угодно, продать себя в рабство, лишь бы вылечить дочь, но прекратить ее мучения прямо сейчас я не смогу, и это чудовищно, мерзостно, отвратительно.
Лучше бы я сам страдал!
– Ладно хоть деньги перевели твои работодатели, – сообщила Юля. – Гегемония… – тут в ее голосе прозвучала неприязнь – и понятно, как жена может относиться к конторе, забравшей у нее мужа? – Чтоб она развалилась на куски и сгинула, а ты поскорее вернулся.
– Пусть сначала всю сумму отдадут, а потом разваливаются! – поспешно вмешался я. – Давай, у меня тут время к концу подходит.
Сегодня и так расщедрились, выделили на разговор пятнадцать минут вместо десяти.
Мы попрощались, живая трубка бессильно обмякла в моих руках, и я затопал к двери, опустив голову. После операции, на которую я заработал на этом же самом линкоре, мы решили, что все – худшее позади, и как же быстро стало ясно, что мы ошиблись, крайне жестоко ошиблись.
И правда что ли найти этот Сияющий Обруч?
Ага, предмет с человеческую голову на «Гневе Гегемонии», настоящем летающем городе… Ага, предмет, которого на корабле может вообще не быть, ведь то, что Диррг где-то что-то подслушал, ничего не доказывает, и что тут вообще делает элемент Сферы Чистоты?.. Ага, предмет, сила которого может быть вообще преувеличена, и который может не подействовать на человека… пусть он даже лечит похожих на нас кайтеритов, ну и что?
Как в сказке – пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.
В общем из оружейки я вышел в полном помрачении, даже не заметил начальника штаба манипула и не отдал ему честь. В результате меня поставили по стойке смирно и пропесочили по всем правилам армейской мозговой гигиены, разве что без вантуза и моющих средств.
А войдя в казарму, я обнаружил на своей койке плоский сверток из темной ткани.
– Это еще что? – спросил я.
– Только что принесли, ха-ха, – отозвался Макс, на правах опытного бойца поменявшийся местами так, чтобы обитать рядом со мной. – Незнакомый техник, вапще. Прилетел, точно в задницу ужаленный, бросил и удрал, ха-ха.
Я осторожно коснулся свертка, тот зашелестел, под темной тканью обнаружилась светло-зеленая, цвета пехотной формы: отглаженные штаны, рубашка, это что, парадная форма? На груди оказался не только герб корабля, но и знаки различия, которых на полевой обычно не бывает, ведь по браслету видно, кто перед тобой, где служит, и чем знаменит.
А здесь все красивым и аккуратным шитьем черного цвета без торчащих ниток: третья когорта, второй манипул, шестая центурия, десятник.
– Это что, мне теперь такое положено? – спросил я озадаченно.
– Конечно, – согласился Макс, и с разных сторон его поддержали ехидными смешками. – Клево, будешь на парады ходить, девчонки в тебя будут влюбляться сотнями… Тысячами!
– Однажды Первый Охотник нашел перо попугая, – Дю-Жхе, как обычно, заговорил неожиданно, и все замолчали, услышав его глуховатый голос. – А тогда он еще не видел птиц. Он решил, что это украшение, посланное ему с небес, и воткнул его себе в волосы, прямо за ухо.
Байки ферини поднимали мне настроение, почти всегда, но только не сейчас – слишком уж плохие новости получил я из дома.
Я только вздохнул, вспомнив, как мы ходили с Сашкой в зоопарк три месяца назад, и она с открытым ртом смотрела на попугаев. Отложил в сторону рубашку, и обнаружил в свертке еще один, неожиданный предмет – шапочку вроде фески, только без кисточки, того же светло-зеленого цвета.
– …и сказал Огненный Попугай Охотнику… – Дю-Жхе неожиданно замолк, хлопнула дверь, и в казарме объявился центурион Гага.
– Ты что тут стоишь?! – рявкнул он. – Сообщение было!
– Никак нет! – я поднял руку с браслетом – любая техника время от времени глючит, что земная, что инопланетная.
– Поговори мне! – центурион запыхтел. – Быстро в парадку и к второму порталу! Лучших бойцов отправляют в Столицу, награждать! Сам Гегемон!
– За что? – недоуменно спросил я.
– За операции на Бриа! – судя по физиономии, Гага меня бы не наградил, а наказал. – Быстро одевайся! Бегом!
Я торопливо принялся стягивать с себя майку.