Специя
28 сентября 1940 года
7 часов 20 минут
Ту-ту, отчалили.
Эта морская зверюга длиной 73 метра и шириной 7 метров оснащена дизельным мотором в 3000 лошадиных сил для движения по поверхности и двумя электрическими двигателями по 1300 лошадиных сил каждый для плавания под водой. На ее вооружении два 100-миллиметровых артиллерийских орудия, два 13-миллиметровых двуствольных пулемета, восемь торпедных аппаратов крупного 533-миллиметрового калибра. Кроме того, боеприпасы: 12 торпед, 600 артиллерийских снарядов и 6000 патронов для пулеметов. А также форштевень, обшитый сталью по распоряжению командира, потому что, как он сказал, «никогда не знаешь, на современной войне могут понадобиться старинные методы боя, тараны».
Курс 180 градусов. По правому борту мы оставляем Пальмарию, Тино и Тинетто, куда в увольнительную мы ходили ловить осьминогов голыми руками под предводительством моториста Стýмпо, который промышляет ловлей кораллов и может нырнуть на тридцатиметровую глубину. Осьминогов, по правде сказать, ловил только он, мы лишь за ним наблюдали. Стумпо научил нас, как отличить осьминога-самца от осьминога-самки: ты ловишь осьминога и если сразу за ним вылавливаешь следующего, это значит, что первый – самка, которая привлекла самца. А если приплывает сразу много, значит, ты поймал самца, которого заебали тетки.
Эта морская зверюга названа в честь «бесстрашного и доблестного» командира Альфредо Каппеллини, который взлетел в воздух со всем экипажем 20 июля 1866 года в битве при Лиссе; он наотрез отказался покидать пробитый австро-венгерскими залпами свой броненосец «Палестро». Пожар бушует, с ближайших итальянских кораблей спускают шлюпки, чтобы эвакуировать экипаж до того, как пламя успеет добраться до крюйт-камеры с запасами пороха и зарядов, но несговорчивый командир не уступает, продолжает бороться с огнем, рискуя лишиться жизни, пока пламя не добирается до склада боеприпасов, и – бум! – он лишается ее. Вместе с ним погибли 231 (из 250) член экипажа, но зато Альфредо Каппеллини в одночасье стал героем войны…
Пройдя четыре мили от залива, мы взяли стабильный курс 225 градусов. Сальваторе входит с каюту. Делает мне знак следовать за ним. Я иду. Он вскрывает запечатанный сургучом конверт. Сверху написано: «БОЕВОЙ ПРИКАЗ № 98». Вытаскивает листок. Разворачивает его. Читает. Складывает. Вкладывает обратно в конверт. Мне не показывает. Требует, чтобы я сидел с ним в каюте, только я, и больше никто, но приказ прочитать не дает. «Сверхсекретно».
Он шутил. Но я никогда не знаю, когда он шутит, а когда говорит всерьез.
Все знают, что мы друзья, Сальваторе сказал об этом однозначно Фратернáле и другим офицерам и, черт побери, сказал это в знак уважения ко мне по-венециански: «Mi e Marcon sémo grandi amissi, – сказал он, – ansi, sémo fradèi»[6].
«Поэтому, – продолжил он по-итальянски, – никаких кривотолков, поскольку я буду разговаривать с ним больше, чем командир обычно разговаривает со старпомом, и больше, чем со всеми вами».
Впрочем, от их ревности меня защищает лицо. Невозможно ревновать к человеку с такой внешностью. Кожа на моем лице – это целая история, и когда Сальваторе целует меня в щеку и говорит: «Мы с Марконом воюем против всех», она становится историей нашей дружбы. Или даже больше того.
Мы с Сальваторе сдружились в военном госпитале в Специи, где оказались после ранений, полученных порознь, он на своем гидроплане, я – при взрыве ацетилена, хотя все думают, что мы пострадали вместе, но мы никого не разубеждаем.
Да, мы с ним побратались. Но он – капитан третьего ранга и командир подводной лодки. А я всего лишь главный корабельный старшина, старший рулевой и старший помощник, и никогда не знаю, когда он шутит, а когда говорит всерьез.
Он пошутил, не дав мне ознакомиться с приказом. Когда я развернулся, собираясь уйти, слегка обиженный, если по правде, он передал мне листки.
Засада, было написано там, как и можно было предвидеть. Для чего на войне нужна подводная лодка, как не появляться внезапно из воды и подбивать корабли противника? В Атлантике, было написано там, то, чего я боялся. Гибралтар. Теоретически мог быть и не он, а Средиземное или Красное море, где не столь опасно. Но такими командирами, как Сальваторе, не разбрасываются и не посылают туда, где не слишком опасно. Таких, как он, посылают туда, где опасность – наивысшая, а пройти Гибралтар – задание почти неисполнимое. Я сказал ему об этом в шутку, потому что он понимает лучше, когда я шучу: «Ты поэтому решил позвать меня в это путешествие?»
Потом я перешел с ним на венецианский, потому что он любит, когда я разговариваю с ним на родном языке, и сказал ему, что, по-моему, это равносильно тому, что пройти между Марко и Тодаро. Я думал, он знает эту венецианскую побасёнку. Но он, который знает все, ее не знал. Не знал о двух мраморных столбах, увенчанных статуями святых покровителей Венеции при въезде на площадь Сан-Марко. Не знал, что когда-то между ними, во времена дожей, стояла плаха, где рубили головы, и поэтому пройти между ними считается у венецианцев дурной приметой. Он не знал даже о святом Тодаро, которого зовут так же, как и его, и что он был покровителем Венеции до того, как им стал святой Марко. Он не знал решительно ничего.
Я-то считал, что он знает все, и меня даже смутило его невежество, как будто я увидел его нагишом. «Я же из Кьоджи, – виновато сказал он, – из Соттомарины»[7]. После чего взял себя в руки и перевел разговор на известные ему, но не мне, темы, поскольку командир среди нас – он. И рассказал мне, что «Каппеллини» уже бывал в Гибралтаре под командованием Мази, которому не удалось пересечь пролив, но на пути назад он на десять дней встал на прикол в Сеуте, пользуясь ложным нейтралитетом испанцев, и с высокой точки за портом изучил систему британской обороны пролива. Там есть возможность пройти, сказал он мне, и показал проход на навигационной карте. «Dabòn, el xé un po» un co’o de botilia, ma «l ghe xé»[8].
Он перечислил мне подводные лодки, которым за последний месяц удалось пройти через пролив: «Маласпи`на», «Барбари`го», «Дáндоло», «Маркони», «Финци», «Баньоли`ни» и два дня назад «Леонардо да Винчи» под командованием Кальфы. Всего семь.
«По-твоему, мы с тобой такие долбоебы, что не сумеем пройти?»
Это и есть прекрасное в Сальваторе Тодаро: с ним чувствуешь себя уверенно, когда он уверен в себе.
«Самая современная лодка в армаде, – добавил он, – доверенная лучшему старпому Итальянского Королевского флота, мы что с тобой, два долбоеба, что ли, которым слабó пройти?»
9 часов 35 минут
Погружение.