– Слушай, ну какого черта?! – Игорь почти орал, что, кстати, было ему несвойственно.
– Виноват, – ответил Оболенский. Правда, виноватым он никак не выглядел. Не было в его лице заметно и тени раскаяния. Обычное, ставшее уже привычным равнодушное выражение.
После скандала на месте происшествия «важняк» успел съездить домой, переодеться и, несмотря на то, что мог отдыхать после командировки, вернулся в управление.
Игорь к тому времени уже успел получить свою порцию люлей за поведение подчиненного ему офицера. «Выскочка» Михайлов очень многим в управлении не нравился. Не за какие-то конкретные слова, действия, поступки, а, как в том анекдоте, – просто не нравился, и все. Вызывал раздражение. Независимостью, уверенностью в себе, удачливостью в работе, молодостью, здоровьем. Даже рост – и тот являлся раздражающим фактором. Так что желающих «проехаться» по молодому подполковнику нашлось более чем достаточно.
– Короче, так, – отвел взгляд Михайлов. – Мне – выговор. Тебя… Пока идет служебная проверка, отстранить от должности. Имей в виду – будут тянуть на увольнение по дискредитации.
– А чего он такого особенного отчебучил? – делано удивился присутствовавший при разговоре Андрей Лунев, заместитель областного прокурора по следствию, высокий и худой до болезненности мужчина.
– Не включайте дурака, коллега, – раздраженно отмахнулся Игорь. – Вы прекрасно знаете, в чем причина скандала! Наш знаменитейший депутат, любимейшая солдатская мать, рупор, блин, демократии – лежит, знаете ли, в больнице. С отбитыми… Короче, вам по пояс будет. И чем это все закончится – хрен его душу знает!
– А кто его просил лезть не в свое дело? – глядя куда-то в пространство, спросил Оболенский непонятно у кого. – Стоял бы себе смирнехонько в сторонке, блеял бы на камеру, никто бы его и не тронул. Кому он нужен-то?
– Так эти… Что нам по пояс… – Лунев из последних сил сдерживался, чтобы не захохотать в полный голос. – Ему вообще без надобности! Он же больше языком работает. Ему и голову можно отбить – хуже не будет.
– Ладно! – махнул рукой Михайлов. – Вам все хиханьки, а у меня… Короче, Максим, ты можешь ехать домой.
– Игорь, я должен работать по этому делу. – Оболенский говорил уверенно, убежденно. – Ни ты, ни эти… – похлопал он себя по плечу, – никто не отстранит меня от этого.
– Ага, – тяжело вздохнул Игорь. – Бунт на корабле. И что вы мне прикажете с вами делать, господин майор?
– Игорь, ты пойми, для наших Зинаида Григорьевна – всего лишь очередной труп, – неожиданно горячо заговорил Максим. – Один из многих. Для меня же – тетя Зина. Я с Витькой Малышевым в одном классе учился. Отец и мать тогда за границей работали, я у деда жил. Здесь, в Красногорске. Бабушка уже умерла к тому времени, так тетя Зина мне и мать, и бабушку заменила. Да и отца, по большому счету, тоже.
В кабинете Михайлова установилось неловкое молчание. Оболенский никогда не отличался склонностью к словоблудию. Да и в свою личную жизнь старался никого особо не посвящать. Даже Михайлова, с которым они дружили. И то, что он вдруг разговорился, чуть приоткрыл створки раковины, за которыми прятался все это время, уже говорило о многом.
– А почему бы и нет, – первым нарушил затянувшуюся паузу Лунев. – Отстранен – не значит уволен. А нам в этом деле толковый опер, которого по сторонам дергать не будут, очень даже пригодится.
– Но он ведь, получается, лицо, лично заинтересованное в исходе дела, – продолжал сомневаться Михайлов. – И по закону…
– Вот только не говорите мне про закон! – всплеснул руками Лунев. – Вы прекрасно знаете, коллега, как в нашей замечательной стране соблюдаются законы. Пусть не рисует в дело официальных документов – никто и знать не будет о его участии!
– Ладно, Максим, – решительно рубанул ладонью воздух Игорь. – Разрешить тебе работать официально, сам понимаешь, я не могу, не мной приказ подписывался. Но и запретить…
– Кто закреплен из следствия? – Оболенский развернулся к Луневу.
– Ну… Возглавлять группу буду я, – ответил Андрей. – Дело громкое, резонансное. Скандальное – не без этого. Непосредственно расследовать будет Даша Шелест.
– Дарья Борисовна? – зачем-то уточнил Оболенский.
– Она самая, – подтвердил Лунев.
– Где она сейчас?
Лунев и Михайлов, не сговариваясь, глянули друг на друга и синхронно, в один голос, хмыкнули.
– Возьми да позвони, – насмешливо сказал Лунев. – Спроси. Номерок дать?
– Обойдусь, – несколько смутился Максим.
– Вот и ладушки, – в той же немного ернической манере продолжил Андрей. – Созвонитесь и договоритесь. Я думаю, что она сейчас в прокуратуре, дело изучает. Так что катитесь вы, господин майор, туда. А мы тут план совместных мероприятий будем набрасывать. Нам его к утру надо на подпись начальству представить.
– Хорошо. – Максим встал и направился к выходу.
– Только ты это, – крикнул вслед Михайлов, – держи нас в курсе своих наработок!
Оболенский, не оборачиваясь, коротко кивнул.
Старший следователь областной прокуратуры Даша Шелест действительно в этот вечер находилась в своем кабинете – изучала наскоро сшитое «районкой» уголовное дело. Попутно делала пометки для себя, какие мероприятия необходимо провести по этому делу в первую очередь.
Дело обещало быть сложным. Не потому, что убийство предельно наглое – бывало и не такое. Жертва. Жертва дерзкого, циничного преступления – человек, традиционно входящий в обойму «неприкасаемых». Происшествие наглядно показало тем, кто всегда считал себя в полной, абсолютной безопасности, что они – такие же, как и все остальные. Что разгул беспредельной преступности в стране в любой момент может коснуться и их. Осознание этого людьми, самоуверенно считающими себя «элитой» общества, вызовет панику. И уже с завтрашнего утра начнутся телефонные звонки…
Может быть, именно поэтому многоопытный и хитрый Лунев отдал это дело именно ей. Не потому, что следователем она была толковым и, несмотря на относительную молодость, опытным. Точнее, не только поэтому. Скорее всего, на любого другого следователя попытались бы давить. Общественным положением, чинами, деньгами… Просто «горлом». А вот «наезжать» на Дашу – это, знаете ли, может и себе дороже выйти. Почему?
Все дело в фамилии. Шелест. Ну, и в отчестве – Борисовна. Казалось бы, чего тут такого? Зря вы так… И фамилия, и отчество недвусмысленно указывали понимающим людям, что Дарья Борисовна Шелест – единственная и горячо любимая дочь Бориса Игоревича Шелеста, генерал-майора, начальника регионального управления Федеральной службы безопасности. Вот так-то.
Разумеется, любящий папаша, будучи человеком умным, далеко в дела дочери старался не забираться. Но это не значит, что он останется равнодушным, если вдруг какому-нибудь особо отчаянному ухарю придет в голову дикая мысль оказывать давление на следствие по этому делу. Не для того Борис Игоревич дочку растил, чтобы на нее кто попало тут гавкал… Так что Даша была, наверное, единственным человеком в прокуратуре области, кто мог не бояться вмешательства в процесс расследования посторонних личностей, какое бы положение они ни занимали.
Глаз следователя зацепился за какую-то недоработку. Чего-то в этих материалах не хватало. Чего-то такого, что было жизненно важно. Но что именно – Даша пока не могла ответить даже себе. Тяжело вздохнув, она опять открыла первую страницу. Все приходилось начинать сначала…
Послышался негромкий стук в дверь.
– Войдите! – крикнула она, оторвавшись от листов лежавшего перед ней дела.
– Разрешите, Дарья Борисовна? – Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель мог заглянуть нежданный визитер. Даша сразу узнала его, и, кстати, появление этого визитера особой радости молодому следователю не доставило – она недовольно сморщила носик, тяжело вздохнула, но тем не менее ответила:
– Конечно, Игорь Юрьевич…
В кабинет вошел мужчина. Высокий, стройный, подтянутый, лет тридцати пяти. Брюки и пиджак отглажены, туфли начищены, галстук, умело и со вкусом подобранный, повязан безукоризненно. Этакий мачо местного разлива, очень похожий лицом на молодого Делона. Подполковник Игорь Юрьевич Юрьев, один из подчиненных ее отца. Человек, постоянно оказывающий ей знаки внимания. Цветы, конфеты, томные взгляды и многозначительные намеки… Как секретарше какой-то. Все это в совокупности позволяло Даше считать Юрьева человеком неприятным и прилипчивым.
– Полуночничаете, Дарья Борисовна? – Юрьев прошел к столу, пододвинул поближе стул. – И не страшно вам одной, в пустом здании?
– На вахте – постовой, – мрачно проговорила Даша. – С пистолетом. Он кого попало не пропустит. А вы, простите, какими судьбами к нам?
– Ну как же! – удивился Юрьев. – Такое дело, можно сказать, политическое. Я закреплен вам в помощь от нашего управления.
«Закреплен! – раздраженно подумала Даша. – Напросился, скорее всего, когда узнал, кто назначен из следствия». Но вслух сказала совсем другое, нейтральное:
– Значит, поработаем вместе.
– С вами, Дарья Борисовна, – слегка подался вперед Юрьев, преданно глядя ей в глаза, – все, что угодно! Хоть на край света. Пешком.
– Ну, это уже крайности… – отвернулась Даша.
– Как знать, Дарья Борисовна, – несколько приосанился подполковник. – Знаете, ведь в жизни всякое бывает. И вполне может так случиться…
Что именно может случиться в жизни, Юрьев сказать не успел. Дверь кабинета широко распахнулась, и в него вошел Оболенский.
– Максим! – Помимо собственной воли, Даша потянулась ему навстречу. Заметивший это движение – не только заметивший, но и обративший на него внимание, – Юрьев ожег вновь прибывшего неприязненным взглядом.
– Добрый вечер… – Оперативник встал на пороге. – Надеюсь, я никому не помешал?
– Не говори ерунды! – небрежно отмахнулась Шелест. – Наоборот, очень хорошо, что пришел. Мне твоя помощь понадобится.
И то, что просьба о помощи была адресована не ему, а полицейскому оперативнику, Юрьев тоже отметил. Понимая, что сейчас он оказался в незавидной роли третьего лишнего, подполковник поднялся:
– Ладно… Пойду я. Дела, знаете ли…
– До свидания, – небрежно бросила Даша. А Максим вообще ничего не сказал. Просто посмотрел так, как, наверное, смотрел бы на раздавленного червяка.
«Скотина волосатая!» – подумал Юрьев об оперативнике, выходя за дверь.
– А этот что тут делает? – поинтересовался Оболенский, дождавшись, пока дверь кабинета за спиной Юрьева закроется. – Чего ему здесь нужно?
– Да вы, господин майор, никак ревнуете? – улыбнулась Даша.
– Ну, не то чтобы… – смутился Максим. – Просто не нравится мне эта слащавая свинья. Есть в нем что-то такое… неприятное…
– Тут ты не одинок, – тяжело вздохнула Даша. – Мне он тоже не нравится. Нудный и надоедливый. И никак не отвяжется…
– Можно поспособствовать… – как бы между прочим заметил Максим.
– Вот как раз этого и не надо, – встрепенулась Даша. – Тебе не надоело геройствовать? Что ты там, на месте происшествия, выкинул? Весь город гудит!
Максим, присаживаясь на освобожденное Юрьевым место, лишь плечами пожал – дескать, знать ничего не знаю.
– Давай-давай, рассказывай! – Даша фыркнула. – На тебя, кстати, девочка из района рапорт написала. «Вел себя неадекватно, вмешивался в работу следователя на месте происшествия, оскорблял…»
– Я думаю, она несколько преувеличивает, – осторожно заметил Оболенский.
– Между прочим, прокурор дал команду возбудить в отношении тебя уголовное дело. По факту покушения на представителя властных структур. Говорят, ты там этого депутата чуть не убил.
– Но не убил же… А остальное – ерунда.
– Ерунда не ерунда, а вот «закрыть» тебя, Максим, могут, – на это вполне серьезно произнесла Даша. – И что тогда мне делать?
– Жить, – развел руками Оболенский. – Просто жить. Так же, как жила до моего появления. Ты мне ничего не должна…
– Дурак! – в сердцах выкрикнула Даша. – Дурак бесчувственный! Как ты можешь!
Она вскочила с места. Несколько секунд смотрела на сидящего Максима, потом резко развернулась и отошла к окну. Понимая, что несколько перегнул палку, Оболенский тоже встал. Обойдя стол, приблизился к Даше сзади, положил ей руки на плечи, приобнял… – Она сначала попыталась стряхнуть его руки, но после нескольких безуспешных попыток успокоилась. А Максим тихо шептал ей, почти касаясь губами ушка:
– Поверь, если я поступил именно так, значит, иначе поступить просто не мог. Не было у меня такой возможности. Есть такие долги, какие мы отдаем всю жизнь. И не стоим за ценой.
– Кто она тебе? – так же тихо спросила Даша.
– Она… – Максим на мгновение задумался. – Просто хороший человек. Очень хороший. А какие она пекла пирожки! Ум-м…
– Ты так хорошо ее знал?
– Я дружил с ее сыном, еще в школе. Прозвучит, конечно, несколько напыщенно, но только ее тепла и заботы хватало нам обоим. Она была душевно щедрым и очень добрым человеком. Знаешь, даже страшно вот так говорить – была…
– И что ты будешь делать? Тебя ведь отстранили…
– Это ровным счетом ничего не меняет, – спокойно ответил Максим. – Не им решать, что мне делать, а что не делать.
Юрьев шел по пустому гулкому коридору областной прокуратуры.
Подполковник был недоволен собой, собственным поведением. Что ни говори и как это ни выглядело бы со стороны, он облажался. Не нашел нужных слов, чтобы поставить зарвавшегося мента на место. Спасовал на глазах женщины, которую он… Нет, слово «любил» здесь неуместно. Никаких особо нежных чувств к Даше Юрьев не испытывал. Не самый худший аналитик, он в первую очередь руководствовался целесообразностью.
В конце концов потихонечку приближается к сорокалетнему рубежу, надо бы подумать и о семье, иначе у некоторых коллег начинают возникать сомнения… Даша Шелест – наиболее интересная и достойная для него партия. Дело не во внешней красоте и в хорошем характере. Хотя, конечно, и это имеет некоторое значение. Но – не главное.
Даша прекрасно образована и воспитана, скромна, что является в какой-то степени гарантией того, что, оказавшись замужем, не пустится во все тяжкие, не будет выставлять супруга на посмешище, а наоборот, будет его дополнять. Женитьба на Даше позволила бы ему войти в тот круг, в котором его самого, несмотря на все чины и регалии, никогда не примут как равного.
Да и папаша… Уже почти год по управлению ходили туманные слухи о том, что генерала Шелеста ждет перевод в центральный аппарат службы, в Москву. Юрьев, имеющий некоторые контакты в столице, аккуратно проверил эту информацию. Действительно, у местного генерала в штаб-квартире Федеральной службы безопасности была очень солидная «лапа» – генерал-лейтенант Волгин, начальник одного из ведущих управлений. Поговаривали, что Волгин и Шелест вместе служили еще в Афганистане. И сейчас решался вопрос о переводе Шелеста на должность первого заместителя Волгина.
Так что и с этой стороны у Даши все в полном порядке, не безродная какая-нибудь девка, а из хорошей семьи. И тестюшка наверняка мог бы помочь зятю в продвижении по службе. И даже если не поможет прямо… Дочка-то у него одна, и странно сомневаться в том, что он заберет ее с собой в столицу, чтобы поближе была. Ну, а за дочкой – и зятя. Юрьев молод, уже подполковник, послужной список безупречен. В центральном аппарате глядишь – и сам со временем в генералы выйдет.
Поэтому, начиная осаду Дашиного сердца, Юрьев прекрасно знал, чего конкретно хочет. И вроде бы не было никаких предпосылок к тому, что Даша предпочтет ему, блестящему, перспективному старшему офицеру, кого-то другого. Игорь Юрьевич просто не видел такой кандидатуры.
Однако появился этот косматый Оболенский, и все планы пошли прахом. Полицейский оперативник не понравился Юрьеву с первого взгляда. Было в нем что-то такое, чего подполковник никогда не находил в себе. Врожденная, заложенная не одним поколением предков интеллигентность. Юрьев, родившийся и выросший в деревне, попавший в Службу после армии по анкетным данным, много лет старательно изничтожал в себе крестьянина, учился носить костюмы и завязывать галстуки, пользоваться носовым платком и столовыми приборами, поддерживать непринужденный «светский» разговор. Подполковник старательно и трудно растил в себе интеллигента. Оболенскому же не было нужды тратить на это время. Он просто был таким, каким старался стать Юрьев. Разве это не повод относиться к сопернику с неприязнью?
Пользуясь служебным положением, Юрьев просмотрел в кадрах УВД личное дело майора Оболенского. Из военных в милицию, а потом и в полицию пришел уже капитаном, майора получил в положенные сроки…
Насторожил один момент – специальность, указанная в дипломе о высшем образовании. «Переводчик-референт», значилось в документе об окончании Среднесибирского общевойскового. Юрьев был немало наслышан о том, какими именно «переводами» занимаются выпускники спецфакультета. А в Чечне, где Юрьев был в трехмесячной командировке, довелось и пересекаться с этими самыми «переводчиками», наблюдать их «работу». Общее впечатление – не люди. Звери. Хотя, опять же, в личном общении – милейшие ребята, которых даже после самой ударной дозы спиртного невозможно вывести из себя.
В то же время сам Оболенский в восприятии Юрьева никоим образом не ассоциировался с теми, «чеченскими» знакомцами. Субтильный интеллигент, сноб, высокомерно поглядывающий на этот мир из-за непроницаемых стекол солнцезащитных очков, которые не снимал ни зимой, ни летом.
Так что Юрьев не просто не любил – он тихо ненавидел Оболенского. И, как это ни странно, побаивался. Неизвестное всегда страшит. А этот мент и был из разряда того самого, неизвестного…
Однако подполковник не терял надежды. Глядишь, этот высокомерный космач допустит ошибку… Точнее, уже допустил. Посадят его, как пить дать посадят! В этой стране все прощается только депутатам, а вот сами депутаты – никому.
Разумеется, Даша будет горевать. Какое-то время. Главное – в это время оказаться рядом, подставить плечо, помочь, посочувствовать. А там, глядишь, и все сложится. Только не спешить, не «зажигать», как говорят в том мире, к которому намного ближе Максим Оболенский…
– …Основные версии происшедшего две. – Даша на ходу рассказывала Максиму о своих наработках по делу. – Первая связана с жилищным вопросом. Зинаида Григорьевна только что оформила сделку по продаже квартиры. И если она не успела получить все деньги… Сам знаешь, как это бывает.
Максим только кивнул в ответ. Знает. Приватизация, в лихорадочном темпе проведенная господами-демократами, породила новые виды преступности. Один из них, получивший наибольшее распространение, – аферы в жилищной сфере. Все просто – забери чужую квартиру и продай. Вот и старались. Причем преступников, действующих в этой области, не останавливали ни возраст, ни социальное положение жертвы. Главное – нажива, а морально-этические нормы… Они остались где-то в дореформенном прошлом.
– …Вторая версия – месть, – увлеченно продолжала Даша. – Но там все сложнее. Насколько я понимаю, Зинаида Григорьевна в суде проработала не один год и даже не одно десятилетие. Причем имела репутацию судьи жесткого и принципиального. Так что в этой сфере врагов у нее может быть великое множество.
– Думаешь, Мария Ефимовна поможет нам с этим разобраться? – спросил Оболенский.
– А кто еще? – Даша даже удивилась. – Они ведь вместе чуть ли не с детства! Судья – и ее секретарь. Дружили… Кому, как не ей, знать?
– Тоже верно, – согласился Максим.
Секретаря Малышевой и единственного очевидца преступления – Марию Ефимовну Лукину – вчера не допросили. И не потому, что девочка из «районки» непрофессионально сработала и упустила этот момент. Происшествие повергло пожилую женщину в шок. Скакнуло давление, прихватило сердце… Лукину увезла реанимационная бригада «Скорой». Разговаривать с ней разрешили только сегодня, да и то в присутствии и под контролем врача.
– Вот! – Максим указал на дверь, украшенную табличкой «Ординаторская». – Нам, наверное, сюда.
Первой вошла Даша. В небольшом кабинете за одним из нескольких столов сидела молодая, вряд ли намного старше следователя, женщина в белом халате.
– Здравствуйте, – обратилась к ней следователь.
– Здравствуйте. – Врач придирчиво осмотрела вошедших, после чего спросила, обращаясь к Даше: – Вы Шелест?
– Да, – ответила девушка и полезла было в карман за удостоверением, но врач остановила ее жестом.
– Не надо… Я и так вижу, откуда вы. – Сегодня Даша надела форму, которая, кстати, была ей очень к лицу. – А… молодой человек?
– Оперативник. Из милиции. То есть из полиции…
Врач только головой покачала. Было заметно, что она изрядно удивлена. Оно и правильно. Обыватель – а врач такой же обыватель, как и представители многих других профессий, – привык к другим ментам. К тем, чьи имена знает вся страна. Дукалис, Соловец, этот… Как его? Мухомор, короче. Вот. Коротко подстриженные, прилично одетые, и лица такие… Одухотворенные… А этот – черные джинсы, черная рубашка, короткая куртка из тончайшей кожи все того же универсального цвета. Легкая, но тем не менее заметная небритость. Солнцезащитные очки с зеркальными стеклами, закрывающие почти половину лица. И – длинные волосы, собранные на затылке в «конский хвост». Рокер не рокер, панк не панк… Но на мента никак не тянет. На полицейского – тем более.
Однако вслух врач свои сомнения в отношении личности Оболенского высказывать не стала. Ограничилась нейтральным:
– А его присутствие обязательно? – И коротко кивнула, принимая уверенное Дашино «да!». – Вот халаты, набросьте… – И, пока они облачались в халаты, начала инструктировать: – Постарайтесь недолго. И избегайте острых вопросов. Она до сих пор в стрессовом состоянии. Если я увижу, что ей стало хуже, ваш допрос будет немедленно прекращен.
Следуя за врачом, прошли в палату. Там стояли две койки, но одна, у окна, пустовала, а на второй, ближе к двери, лежала Мария Ефимовна.
– Здравствуйте, Мария Ефимовна, – поздоровалась Даша. – Я старший следователь областной прокуратуры Дарья Шелест. Мне необходимо задать вам несколько вопросов…
В глазах пожилой женщины заметался страх. Она беспокойно закрутила головой, жалобно глядя на врача. Та молча стояла в стороне.
– …Вы работали с Зинаидой Григорьевной Малышевой. Даже дружили. Скажите…
– Зина! – Глаза женщины наполнились слезами, губы задрожали. – Господи, Зина! Кровь!..
– Всё! – шагнула вперед врач. – Я запрещаю!
– Молчать! – резко приказал Максим.
Врач от неожиданности тут же замолчала. А Оболенский шагнул вперед, взял ладонь Марии Ефимовны в свои руки, осторожно, почти ласково разогнул судорожно сжавшиеся пальцы.
– Успокойтесь… Все в прошлом… Вам ничего не грозит… – Он говорил простые, обыденные слова, практически ничего не значащие. Но вот тембр голоса… Слова произносились ровно, размеренно, в определенном ритме. В какой-то момент и врач, и Даша с удивлением обнаружили, что им легко и спокойно, что они полностью уверены в своей безопасности, что все житейские проблемы отошли куда-то на задний план и кажутся несущественными… Да и больная успокоилась, расслабилась, чуть прикрыла глаза. Максим, продолжая что-то монотонно говорить и поглаживать ладонь женщины, чуть толкнул своим коленом Дашу:
– Спрашивай…
…Когда все закончилось, врач, которая за все время так и не представилась, придержала в коридоре Максима за рукав:
– Вы медик?
– Не совсем, – честно ответил Оболенский. – Я полицейский.
– А откуда тогда?… – Врач не закончила фразы. Однако Максим прекрасно понял, что она хотела спросить.
– Ничего особенного. Человек пережил сильнейший стресс. И организм его сейчас нуждается не столько в лекарственных препаратах, сколько в простом человеческом участии. Вот и всё.
– Ну-ну… – недоверчиво пробормотала врач, но только с вопросами больше не лезла. Хотя все то время, что Максим и Даша переодевались, с сомнением косилась в сторону оперативника.
Уже в лифте Даша, благо они оказались там вдвоем, зажала Максима в угол:
– Оболенский, признавайся – кто ты?
– Человек, – ответил Максим. – Обычный человек. Может быть, не самый лучший на этой земле.
– Чем больше я тебя узнаю, – задумчиво произнесла она, – тем больше мне начинает казаться, что от обычного человека в тебе не очень-то и много.
– Ладно, уговорила. Только смотри, чтобы никому! – решительно сказал Максим, чуть понизив голос. – Я…
Даша даже дыхание затаила, только кивнула, соглашаясь хранить тайну.
– …Черт! У-у-у! – Завывая, Оболенский изобразил пальцами рога.
– Ты – идиот! – обиженно надув губы, огрызнулась девушка. – Причем конченый…