Нетрадиционной медициной в наше время никого не удивишь. Скорее наоборот, удивление вызывают люди, так за всю жизнь ни разу и не попробовавшие полечить свои болячки у разного рода знахарей, ведунов, народных целителей и знатоков восточной медицины. Однако несмотря на громкие заявления и обширные обещания, большая часть подобного рода публики при ближайшем рассмотрении оказывается обыкновенными жуликами и шарлатанами. Правда, привлечь их к законной ответственности бывает крайне трудно. Кто докажет, что волшебный настой на семи травах и мышином помете от целителя международной квалификации бабки Матрены не оказал лечебного действия на остеохондроз клиента? Ах клиенту лучше не стало? Так, может, без бабкиного настоя он бы и вовсе помер! Ничего не докажешь – и этим обстоятельством, а также легковерностью российского народа мошенники благополучно и пользуются.
Правда, последнее время даже падкие на экзотику граждане нашей страны, успев пару раз обжечься на всяких жуликах, постепенно стали возвращаться в лоно традиционной медицины. Особенно те, кто побогаче – благо возможности у современных врачей при соответствующем финансировании очень и очень обширные. Но из всех правил бывают исключения.
Такое исключение и представлял собой кабинет иглотерапии «Мастер», расположенный в самом центре Магадана. Здесь действительно умели лечить, и никто из клиентов на Сизоку Токудзаки – владельца салона и одновременно главного мастера – никогда не жаловался. В общем-то, это и понятно – Сизоку научился своему искусству не в каком-нибудь поселке Большие Бодуны на трехмесячных курсах с выдачей свидетельства международного образца, а от отца, который, в свою очередь, унаследовал его от деда, и так далее, неизвестно на сколько поколений в глубь времен. Так что свидетельства у Токудзаки вообще никакого не было. Ни международного образца, ни какого другого. Но зато именно у него лечилась половина самых влиятельных и богатых людей Магадана – результат у старого мастера всегда был налицо и стоил потраченных на лечение денег.
Кабинет иглоукалывания выглядел очень изящно.
Оформлением «под Восток», как и нетрадиционной медициной, удивить кого-нибудь сейчас трудно, но над своим кабинетом Токудзаки поработал лично, не привлекая так называемых профессиональных оформителей. А потому была в его обстановке та самая неуловимая восточная изысканность, которую, как ни бьются, но все равно не могут воспроизвести западные дизайнеры. В дальнем углу кабинета стояли несколько растений в горшках, настоящий мини-садик. Расположены они были на первый взгляд совершенно беспорядочно, но если присмотреться, то весьма гармонично. Одно из растений, кстати сказать, было знаменитой сакурой, японской вишней. Той самой, цветение которой обитатели Страны восходящего солнца считают самым совершенным зрелищем на земле.
Рядом с деревьями негромко журчал маленький фонтанчик, струя воды, выходя изо рта серебряной рыбки, падала в каменную чашу. Стены кабинета покрывали легкие шелковые полотна, расписанные яркими красками, – росписи были сделаны вручную и привезены сюда из Японии. На полу лежали циновки – тоже настоящие, ручной работы, украшенные красивым геометрическим узором.
Единственным элементом, резко дисгармонировавшим со всей обстановкой кабинета, был клиент мастера Токудзаки. Это был толстый черноволосый мужчина лет сорока пяти, лежавший сейчас на покрытой тонким льняным покрывалом кушетке, стоявшей в центре кабинета. Спина его была покрыта жировыми складками, широкие и когда-то, наверное, довольно сильные плечи тоже основательно заплыли жиром, кожа была бледного, нездорового оттенка. Над поясницей лежащего покачивалось несколько десятков разноцветных игл, еще штук пятнадцать были воткнуты в спину вдоль позвоночника, образуя своеобразный гребень. Выглядело это довольно жутко, однако боли пациент не испытывал ни малейшей – Токудзаки знал, куда и как колоть. Сейчас старик-японец, в шелковом расписном кимоно, с заплетенными в косичку черными волосами, склонился над жирной шеей своего клиента.
– Акиро, подай синюю иглу, – с едва заметным акцентом приказал мастер невысокому юноше-японцу, стоявшему позади него с несколькими иголками наготове.
Юноша мгновенно исполнил приказ, и старик точным движением воткнул иглу лежащему на кушетке мужчине в основание шеи. Тот даже не шелохнулся – укола он просто не почувствовал.
– Красную иглу, Акиро, – скомандовал старик.
Ученик немедленно дал требуемое.
– Сизоку, а почему ты со своими всегда по-русски разговариваешь? – неожиданно спросил лежащий на кушетке мужик. Голос у него был уверенный и громкий, чувствовалось, что его обладатель привык командовать. – Вам же проще по-своему, наверное.
– Невежливо, Дмитрий-сан, разговаривать в чужой стране на языке, которого ее жители не понимают. Мы у вас в гостях, значит, должны говорить по-русски. Когда в нашу страну приезжают американцы, они всегда удивляются, почему наши люди, которые в Америке говорят по-английски, требуют переводчика. А причина как раз в этом – нужно всегда быть вежливым.
– То есть что же, если, например, в Японии тебя какой-нибудь американец по-своему спросит, как ему в гостиницу пройти, ты не ответишь? Так, что ли? – с удивлением в голосе спросил названный Дмитрием мужик.
– Конечно, не отвечу, Дмитрий-сан. Если он хочет говорить и понимать, пусть учит язык страны, в которую приехал.
– А если у тебя русский то же самое спросит? Не ответишь?
– Конечно, нет. Какая разница – русский язык или английский? В Японии должен быть только один язык – японский. Акиро, сиреневую иглу. – Эту иглу японец воткнул уже не в шею, а в основание головы своего пациента.
– Странный вы народ, – протянул лежащий.
– Любой чужой народ кажется странным, Дмитрий-сан. Я прожил в России тридцать лет, но так и не понял вас.
На самом деле Токудзаки даже немного преуменьшал. Он прожил в России, вернее сначала в Советском Союзе, а потом в России, не тридцать, а все тридцать пять лет. В сорок пятом году его, молодого офицера Квантунской армии, в Маньчжурии взяли в плен советские солдаты. До пятьдесят третьего года в качестве военнопленного Токудзаки сидел на Колыме и в Хабаровском крае, пройдя добрый десяток разных зон. Как раз тогда он выучил русский язык, а поскольку сидел с блатными, то и по фене ботать научился. А когда после смерти Сталина его освободили, то выяснилось, что ехать японцу некуда. Его родные погибли при атомном взрыве в Нагасаки, а официальные власти признали Сизоку Токудзаки мертвым еще лет пять назад. Японец остался в Советском Союзе, на Колыме. Правда, уже не в качестве зэка, а вольнонаемным. Работал водителем, фельдшером, перепробовал еще несколько профессий. Но в конце семидесятых годов все-таки сумел вернуться на родину. Ценой огромных усилий ему удалось восстановить японское гражданство, и до начала девяностых годов он жил в Японии. А в девяносто втором почему-то решил вернуться в Магадан и заняться врачебным бизнесом. Дела у него очень быстро пошли в гору, и уже года через три он стал хорошо известным и уважаемым в городе человеком.
Да и неудивительно – у Сизоку лечились и крупные чиновники, и бизнесмены, и криминальные авторитеты – хороший доктор нужен всем. Соответственно, связями и возможностями Токудзаки обладал колоссальными. Известный факт – в прошлом году к нему на лечение попытался записаться вице-спикер областной думы, а японец ему отказал – времени-де не хватает, не могу старых клиентов обижать. Ну, а раз уж старик мог позволить себе отказать такой шишке, то, видимо, уже имел в запасе кого покруче.
Одним из таких старых клиентов и был Дмитрий Родионович Лопатников – тот самый толстяк, который лежал сейчас перед японцем. У него уже давно болела спина, позвоночник.
Средства позволяли, и Лопатников перепробовал все, что можно, но до Токудзаки помочь ему никто не мог. А иглоукалывание японца хоть и не могло излечить болезнь до конца, но хотя бы здорово ее облегчало.
– Ох, отпускает помаленьку, – с облегченным вздохом сказал Лопатников. – Что бы я без тебя делал, Сизоку-сан?
Японец слегка улыбнулся – этот клиент добавлял к его имени уважительную приставку «сан» нечасто, хотя прекрасно знал, что обращаться по-другому не очень вежливо.
– Проклятая зона, – проговорил Лопатников. – Вот ведь правду говорят: что зэки, что охрана – все равно сидят. Правда, зэки-то хоть знают за что. А я вот, спрашивается, за какие преступления полжизни в тундре просидел, этих уголовников охраняя? Радикулит этот опять же – все оттуда. И это я еще, считай, дешево отделался, как-никак начальником лагеря был, жил прилично. А простые охранники?
Токудзаки снова усмехнулся. Он слышал все эти разговоры уже не один раз. И про неблагодарную работу начальника лагеря, и про тяжелую жизнь рядовых охранников, и про нажитый там Лопатниковым радикулит. Все это, конечно, правильно, но вот не провел бы этот толстяк лет тридцать на своей работе, так откуда бы у него сейчас деньги взялись? А деньги у него есть, и немалые. На одно лечение в его кабинете сколько уходит.
– А почему вы хоть теперь-то в Магадан не переберетесь, Дмитрий-сан? Все-таки поближе к цивилизации. Или вообще на материк махнуть можно… – Японец знал, что Лопатников живет где-то в полудиком поселке, рядом с золотым прииском, и в город приезжает только по делам или когда спину совсем сильно скрутит.
– Хватит и того, что мой брат цивилизованно живет, – ответил Лопатин. – А почему я в город не перебираюсь, ты и сам понимаешь. Золото… Я бы давно бросил свой прииск, да и дочери надо бы приличное образование дать, а это только в большом городе сделать можно… Но веришь – не могу. Сам понимаешь, как прииск затягивает! Я теперь без него жизни себе не представляю. Можно было бы, конечно, его на брата оставить, но ведь не сумеет он там как надо дела делать.
– Брат не родной? Сводный? – зачем-то уточнил Токудзаки, втыкая очередную иголку.
– Вот-вот. То-то и оно, что сводный. Совсем на меня не похож. Такой раздолбай! Никакой коммерческой жилки, и в людях разбираться совсем не умеет. К тому же трусоват. Его на прииск поставить, так тамошние мои кадры им крутить будут как захотят! – В голосе Лопатникова звучала искренняя досада. Видимо, японец попал в больное место, напомнив о том, о чем он сам уже давно думал.
– Можно ведь не только на брата оставить прииск, – рассудительно заметил японец. – Найдите какого-нибудь дельного управляющего…
– Да? Чтобы он там все разворовал? – вскинулся Лопатников. – Не верю я никому настолько, чтобы прииск доверить. Вот и приходится самому уродоваться…
Лопатников еще некоторое время спускал пар, Токудзаки мирно поддакивал, начав уже вынимать иголки. Сеанс иглотерапии был закончен. Теперь Лопатникову осталось только немного полежать на кушетке, полностью расслабившись, – так требовала методика Токудзаки.
Когда истекло отмеренное специальными песочными часами время, Лопатников поднялся с кушетки и принялся одеваться. Закончив с этим, он сунул руку в карман пиджака и вытащил небольшой, но очень весомый мешочек с золотым песком и протянул его старому японцу. Тот с поклоном принял плату – то, что клиент платит золотом, совершенно не удивило и не смутило его, на Колыме это самая обычная валюта, используемая для большей части не совсем легальных операций.
– Это за месяц, Сизоку-сан, – сказал Лопатников.
– Хорошо, хорошо, спасибо. – Японец снова поклонился.
– Тебе спасибо. Что бы я без этих твоих иголок делал – ума не приложу, – ответил Лопатников и продолжил со смешком: – Да, оказывается, сесть на иглу это не так уж и плохо! Одного только никак не пойму – как у тебя это все-таки выходит? Ведь ни таблеток ты мне не даешь, и иголки эти у тебя ничем не смазаны, а как действует! Мне так быстро боли даже в Москве не снимали, в каком-то специальном институте, за офигенные бабки!
Японец снова вежливо улыбнулся – раскрывать секреты своего ремесла перед клиентом он, разумеется, не собирался.
Впрочем, Лопатников на это и не рассчитывал. Шутливые расспросы об иглоукалывании просто уже стали для него привычкой.
Лопатников уже совсем собрался уходить, но в этот момент по его лицу пробежала какая-то тень, словно он неожиданно вспомнил о чем-то важном. И точно – он тут же снова полез в карман и вытащил еще один мешочек, как две капли воды похожий на тот, что он только что отдал Токудзаки, но другого цвета и полегче.
– Слушай, мои люди тут недавно вот это нашли, – сказал Лопатников, возясь с завязками мешочка. – Посмотри, может, скажешь, что это такое? – Он протянул старику кусок породы с небольшим вкраплением металла серо-стального цвета.
Японец взял породу, повертел в руках, недоуменно поднял глаза на своего клиента:
– Почему вы у меня спрашиваете, Дмитрий-сан? Я ведь всего лишь врач, откуда мне такие вещи знать?
– Не прибедняйся. Уж ты-то сможешь узнать. Кусок этот я тебе оставлю, поинтересуйся у кого-нибудь, у тебя знакомых полно…
Лицо старого японца посерьезнело, он еще раз повернул кусок породы в руках, прищурился, и на мгновение его лицо прояснилось, словно он узнал металл. Но это выражение исчезло раньше, чем Лопатников успел его заметить, и его сменила все та же вежливая восточная улыбка, словно намертво приклеенная к лицу японца.
– Не знаю, Дмитрий-сан. И сам не знаю, и спросить мне особенно не у кого. А почему бы вам к геологам с этим не обратиться? Это же по их части.
– Ну, ты же сам понимаешь, – с легким недовольством в голосе ответил Лопатников. – Бизнес у меня не то чтобы незаконный… Просто всем платить надо, никаких денег на это не напасешься. А если это какой-то ценный минерал, то все платы придется увеличивать. Лицензии всякие оформлять, ментам платить, в комитет по полезным ископаемым платить, а найдется кто-нибудь с кошельком потолще, так еще и отбить месторождение могут. Опасно это и сложно. А потом, даже если через все это пройти, придется налоги платить, а ты знаешь, сколько у нас за это дерут. Никакого золота не хватит! Хотя… Я тут уже кой-кого по своим каналам напряг. Насчет быстрой экспертизы.
– А я тогда зачем, Дмитрий-сан? Вам эксперты все и расскажут.
– Важная информация обязательно должна быть из двух независимых источников, – обронил Лопатников. – Проверка – дело важное, сколько раз уже я в этом убеждался.
– Это мудрое решение, Дмитрий-сан, – кивнул японец, – но я не очень подхожу в качестве такого источника…
– Это мне самому виднее, какой источник меня устраивает, а какой нет, – перебил его Лопатников. – Ты уж постарайся, а я тебя, если что, не обижу.
– Хорошо, Дмитрий-сан, – сдался наконец японец, – я сделаю что смогу.
– Вот и славно, – кивнул Лопатников и двинулся к выходу из кабинета.